***
Барти пришлось вспоминать былое не только в части писем под вуалью. Но в этот раз он не воровал ингредиенты у Снейпа: Северус сам сделал ему отменное оборотное, качественное и длительного действия. Барти мотался на континент, в Голландию и в Бельгию, и лишь оттуда перебирался, уже под оборотным, во Францию. Слишком опасно было поручать дело хоть кому бы то ни было. О существе его действий знали трое: сам он, Темный Лорд и Снейп. О том, что именно будет делаться, знал только Барти. Волосы – вот что было сложным. Поручить собирать волосы было нельзя никому. Их надо было добывать на континенте. Мелькнула шальная мысль о Хагриде: после поражения его видели бежавшим куда-то на север, но особенно не преследовали. Жаль, что его хижина сгорела и ее нельзя обыскать: вот там бы он нашел достаточно волос, сколь бы тошнотворно это не было. Может быть, ему бы повезло бы еще больше и он откопал бы в рухляди Хагрида сентиментальный медальон от мадам Максим с локоном её волос. Барти тогда взвыл от пронзительного восторга, представив себя в теле великанши, пробирающимся в Шармбатон и обличающего реальную великаншу в захвате власти. Это было бы остро. Но, увы, максимум, чем он сейчас располагал – возможностью пошататься под чужой неприметной, но смутно знакомой, а потому не вызывающей настороженности у французов личиной в магическом квартале Парижа, отираясь в обеденное время около столиков самого респектабельного ресторанчика площади Звездочета. Колдографии умеренных и активных сторонников союза с Британией шпионы поставляли ему постоянно, как и колдографии самых ярых сторонников войны с островом. По расчётам Снейпов получалось, что численно тех и других приблизительно поровну. Необходимо было перекрестно распространить информацию. Барти пользовался своей памятью, выслеживая нужных ему волшебников. А дальше следовало всякий раз что-то новое. Луайлю он слил сведения, зайдя за ним в туалет и, уходя первым, якобы случайно выронил записку из кармана, где был загнут угол и виднелось «Тёмн…». Партия войны захватила наживку. Умеренному Дюгри показалось, что он сорвал джек-пот, услышав за углом ресторанного зальчика захлебывающийся от торопливости немного знакомый голос, принадлежавший, скорее всего, Сезарану – чванливому аристократу, мечтавшему о едином чистокровном правлении во всем мире и до недавнего времени фрондировавшего этим. А сторонники Волдеморта во Франции узнали о переговорах почти по официальной линии: волосы Драко – единственное, чем свободно располагал Барти, навестив комнаты наследника Малфоев во время его возвращения в Мэнор. Блондин доверительно сообщил знакомому своего троюродного кузена, что его приглашают на важную встречу и поинтересовался, безопасно ли это, с его точки зрения. Оставалось последнее – уведомить тех, кто сейчас окопался в Шармбатоне. То, что Драко попадется в их руки, было допустимым, хотя и не лучшим развитием событий. Но обязательным условием раскола внутри французов было четкое знание каждой из групп о том, что Драко находится не у них. И что удерживающая группа его не отдаст. Драко должен был стать камнем, брошенным в засеянное зубами дракона поле. Поэтому пленение должно было состояться не тайно, и, что еще более важно, Драко не следовало бы попасть к самым слабым игрокам. Это можно было регулировать только одним образом – указать дату встречи на побережье с тактической разбежкой. Первыми могли бы прибыть министерские, обычно бесполезные в боевых искусствах, за ними – умеренные; разница между временем, указанным для них составляла десять минут; самые слабые получили сведения о встрече в три часа пополудни, через пять минут после умеренных, а последними – сторонники войны, которым было назначено на половину четвертого и которые единственные из французов могли прибыть раньше, чтобы разведать обстановку. С таким временным раскладом шансы умеренных перехватить Драко первыми повышались. С окопавшимися не складывалось несколько недель. Дважды Барти мотался на континент впустую, выблевывая из себя после портала в Британию остатки оборотного. И тут поймали этого репортера, Рудольфа ван Гоука. Те несколько дней, что он сидел в Азкабане, Крауч использовал максимально. Досье на журналиста было отличным: Голландия, учеба, там же – начало журналистской работы. Это было крайне подходяще. Потом бодрая троица рванула осваивать Британию, посчитав, что на острове не хватает свободной прессы. Ну, конечно. Под империо Руди рассказал Краучу о тех своих знакомых в Голландии, которые могли пригодиться Барти. В том же состоянии он беспрекословно отдал свои волосы, вернее – сам Барти велел, чтобы он их вырвал. Это было забавно. Дальше понеслось, как в калейдоскопе. Пришлось мотаться по всем этим затопленным низинам, беспрерывно есть селедку и искать нужных знакомых ван Гоука. Увозить их в безлюдные места, что само по себе в Голландии было делом трудным, а потом ещё огревать их заклятьем забвения. Но усилия дали плоды. Михель ван Ремке расшибся в лепешку, чтобы помочь старому товарищу выйти на тех, кто держал связь с окопавшимся Шармбатоном. Он же и привез «Руди» к ним. Барти стоило огромных усилий оттащить Михеля за какой-то сарай, якобы прощаясь, чтобы там, таясь и надеясь на безмятежность голландцев, ждавших его возле лодки, прицельно вытянуть из его памяти лишь нужные воспоминания, не задев личности. Потом «Рудольф» вернулся к ожидавшим, взволнованный и собранный, и еще раз уточнил, точно ли он сможет встретиться с французами из Шармбатона. «Понимаете», – говорил он вибрирующим голосом, изображая жажду справедливости и страх одновременно, – «я рискую головой, никто не должен знать, что я прибыл в Голландию, не говоря уже о дальнейшем. Никто, кроме двух моих друзей, которым я верю как самим себе». Его заверили, что канал связи надежен и там его ждут. Три часа изматывающего качания в лодке и они оказались прямо у Хеллевутслёйса, где их ждал портал в Понторсон. Перед перемещением Барти заявил, что ему необходимо отдышаться, и выхлебал страховочную порцию оборотного. После него перемещение в пространстве было особенно мерзким: внутренности как будто любовно проглаживались раскаленным утюгом. Даже от круциатуса Лорда Барти не отхватывал таких ощущений. В сером от сдавливающих улицы домов, да еще и прикрытом сверху туманом городке они оказались в безлюдной части, прямо под мостом, на стороне парка. Встреча была главным аккордом всей комбинации, разыгрываемой Краучем. Представителей Шармбатона было трое: вейла от мадам Максим, тут же ставшая чаровницею улыбаться «Руди», и, пожалуй, слегка опешившая через пару минут от отсутствия какого-либо эффекта со стороны светловолосого молодого парня; еще один, судя по особой манере значимо молчать явно представлял ядро Министерства, переместившееся в Шармбатон, а вот третий переговорщик стал для Крауча полным сюрпризом. Он не мог просчитать, что Филипп де Рэ, представитель яростного рода, внезапно окажется в Шармбатоне. Де Рэ всегда были против всех, ведя постоянно войну то с одними, то с другими, подчиняясь только им понятной траектории. Менее всего Крауч мог предполагать, что Филипп примкнет к мадам Максим: ни в одном из донесений не было даже намека на это. Или страх перед английским вторжением все-таки был так силен, что гнал в замок в зыбучих песках даже таких отчаянных индивидуалистов как де Рэ, заставляя их примыкать к сильным и искать союза? Это было неутешительным сигналом: расколы, на которые ставил Барти, могли не состояться. Но выбора не было. И Барти начал рассказ. От имени журналиста он поведал, что О’Райли, как ему удалось доподлинно установить, была убита потому, что случайно узнала о конкретных планах захвата Франции, а Волдеморт сознательно уничтожал всех не посвященных, но прикоснувшихся к тайне. Что ему это стало известно, когда он стал работать над статьями против Снейпа и школьники, ненавидя своего директора, засыпали их газету сведениями о том, что творилось в Хогвартсе. Со всеми информаторами, повествовал Рудольф версию, которая согласовывалась с опубликованным в «Выразимцах», он тут же вышел на связь, побывав в школе с официального разрешения британского министерства и использовав этот повод себе во благо. Одна из девочек, подруга Глен, во время этой встречи тайно передала ему бумаги Глен. Опасаясь преследования, «Рудольф» тут же перебрал бумаги и самые незначительные вернул подруге, велев положить их обратно. – Согласитесь, это было здраво, ПСы явно должны были рыскать в её вещах и отсутствие всяких бумаг выглядело бы подозрительно. Мне повезло, что я успел попасть в Хогвартс на следующее утро после её смерти. Министерский кивнул молча, де Рэ и вейла стояли с непроницаемыми лицами. Набирая обороты куража, Барти от имени ван Гоука рассказал о разборе этих бумаг и, наконец, на глазах публики произвел почти маггловский фокус: схватил одну из пуговиц на блейзере, повертел, раскручивая, обнаружил перед смотрящими полость внутри пуговицы, внутри которой была какая-то мятая бумажная горошина, подкинул её в воздухе и направил на нее волшебную палочку. Горошина развернулась в достаточно большой пергамент и повисла в воздухе. – Я рисковал жизнью, – с напряжением и бравадой, явно рассчитывая на благодарность, заявил «журналист». – Мы все рискуем, – де Рэ, не церемонясь, выхватил пергамент первым, чтобы пробежать его глазами, чиркнув по носу «Рудольфа» обшлагом военного сюртука. Почерк Глен Барти копировал дотошно. Девчушка писала подруге, что зовет ее скорее возвращаться в Британию, потому что скоро их ждет кампания на континенте, где можно прославиться и получить личное богатство, не зависимое от денег семьи. И еще, – это не так опасно, как кажется, потому что красавчик Драко (ну, ты же не будешь притворяться, что не помнишь, с кем целовалась в прошлый Самайн?), так вот, красавчик Драко сейчас во Франции, но мы с ним виделись вчера и он сказал, что одна из французских групп уже почти договорилась с Волдемортом о переходе на их сторону. Де Рэ сощурил глаза, прикидывая. Игнорируя журналиста, будто его и не было, сунул пергамент перед глазами министерского чиновника, чей взор по мере чтения становился все более непроницаемым. Вейла, вытянув и изогнув шею, пыталась увидеть весь текст и, наконец, не выдержав, выхватила пергамент для себя. Через пару секунд она возмущенно спросила «ван Гоука»: – Вам известно, кто это? Барти обреченно развел руками: – Откуда? Вы же понимаете, что и эта информация – невероятное сокровище, по абсолютному везению ставшая известной мне, а теперь – и вам? «Журналист» мягко намекал на свои заслуги. Де Рэ пожевал щеки. – Так, это надо проверить. Мы сможем? Он смотрел на министерского. – Положим, – растянул первые слова чиновник, – впрочем, конечно, не всё. – Понятно, – обрубил де Рэ. – За всё я бы дорого дал. Даже из своих. – Я готов ждать, – Барти брал нужную планку меркантильности. О деньгах при переговорах не вспоминалось, но сейчас, передав пергамент, Крауч изображал некоторое волнение от того, что его труды не останутся незамеченными. – Вы можете остаться здесь? – Министерский был любезен. – На сколько? – Дня на три. Барти улыбнулся своей интуиции. Оборотного у него было с собой на пять дней. – Да, конечно, только вряд ли больше, сами понимаете, дела. Парламентеры покивали. И даже поселили Барти в гостинице для волшебников, расположенной прямо на побережье напротив Мон-Сен- Мишеля: должно быть, это был их форпост перед замком. Через три дня, по тем крохам, что у них были, они смогли убедить себя в «достоверности» источника и отпустил журналиста с вознаграждением, которое не сильно оттянуло карман Крауча. *** Барти снова опустил глаза на письмо. Дасти сообщал, что сначала появился кто-то один и Драко начал с ним учтивый разговор, как вдруг появилось еще двое. Малфой застыл, а прибывшие вступили в перепалку с первым. Тут же снова раздался треск и появился еще один, шумный и высокий, и почти прыгнув за спину Драко, перехватил его за шею локтем, защищаясь им как щитом. Но тут же ему пришлось вертеться, потому что Драко стал отчаянно отбиваться, а за плечами высокого возникло еще двое, с опешившими лицами. И почти тут же, в месиво уже летящих клубков заклятий, аппарировали еще двое. Тут началась совсем активная свалка, как вдруг высокий, все-таки умудрившийся не отпустить Малфоя, исчез. Барти перечитал еще раз. Если бы это был не его Дасти, за такое сообщение он бы снес голову. Ладно, все остальное расскажет шпион, не даром же он сейчас пьет чай. И Барти, предвкушая и волнуясь, потянул вуаль деловой части письма вверх. Как только комок снятого текста повис в воздухе, перед ним обнажились самые важные строки. «Я скучаю по тебе! Каждый день думаю о том, что делаешь ты и вспоминаю наши дни. Знаешь, я готов больше никогда не ездить на гастроли, лишь бы не расставаться с тобой». Барти сглотнул и закрыл глаза. Счастье. Даже в этой разлуке была невероятная сладость, какой раньше он никогда не испытывал. *** Он всё-таки еще помедлил, чтобы успокоиться и выйти к лазутчику с совершенно безучастным лицом. – Докладывайте. Барти произнес это в спину сидевшему молодому мужчине, но тот как будто ждал этих слов и проворно вскочил, отставив чашку. – Спасибо, сэр. Очень вкусный чай, давно не пил. Лягушатники, знаете, все больше кофе. Барти опустился в кресло и жестом показал, что его посетитель тоже может присесть. – Ну Вы же не собираетесь мне живоописывать Ваши страдания на континенте из-за отсутствия нормального чая? – Простите, сэр! – последовало моментальное извинение и вдруг лазутчик перешел на совершенно не свойственную ему ранее военную манеру: – Разрешите приступить к докладу? Барти кивнул. Молодец, растет, учится. – Сэр, главная новость заключается в том, что похищен Драко Малфой. Скорее всего, похищен не с целью убийства, хотя наверняка сказать нельзя. Очевидно только то, что он не в руках Министерства – ни той части, которая окопалась в Шармбатоне, ни той, что сейчас находится в Париже. – Основание вывода? – прервал Барти. – Газеты, сэр. Открытые источники молчат. Если бы Малфой был в их руках, эту информацию использовали. Также мы не заметили активных перемещений в Понторсоне, что было бы неизбежно независимо от того, какая из министерских групп захватила Малфоя. Барти неопределенно скривился. – Открытые источники – вещь хорошая, но информацию могут придерживать. Отсутствие перемещений в Понторсоне – очень косвенный признак, в конце концов, у них может быть каминная сеть или прямые порталы. – Нет, сэр. Позвольте заметить, это исключено. Ранее я доносил это как слух, но сейчас пара министерских клерков сообщили мне, что Шармбатон уже месяца три назад отрезал все прямые пути перемещения из-за опасений внезапных захватов. Поэтому все оказываются в Понторсоне. Крауч склонил голову набок. – Почему Вы доверяете этим клеркам? – Кальвадос, сэр. Кальвадос после красного вина. Мало кто удержится. Оба парня были хилыми, поэтому точно говорили правду. Барти одобряюще улыбнулся информатору. Парень явно набирал форму. – Продолжайте. – Мы следили за парижским домом, где жил Малфой, но его родственники почти перестали показываться. Оттуда никакой информации. – Дальше. – Газета умеренных «Вечерний горн» обвинила противников Волдеморта в попытке разжигания войны. Барти вцепился взглядом в своего визави. – На что ссылаются? – Пишут, что они намеренно обостряют отношения, совершая необдуманные поступки, череда которых точно приведет к войне. Этих поступков, не называют, конечно. Но несколько редакционных статей подряд заканчивается призывом одуматься и действовать в интересах всех волшебников Франции, а не исходя из приоритетов своей группировки. – Любопытно. А у этих своя газета есть? – Нет, сэр. Но на прошлой неделе они выпустили два анонимных памфлета, точнее, подписанных псевдонимом: «Куражный цыпленок». Первый памфлет явно был ответом на редакционную статью в «Горне». Вот. Шпион вытащил из-за обшлага дорожной мантии и разгладил на столе перед Барти небольшой кусок дешевого пергамента: «Пусть молод я и мало сил, С любым готов сейчас сразиться, Во имя Франции моей, Я стану за отчизну биться. Да, я цыпленок – я не лев, Таких как я – не очень много, Но мы сплотимся как один, За нашу общую свободу. И горько, что в моей стране, Таких отчаянных столь мало, А остальные – каплуны, Что жаждут превратиться в стадо!». – Пафосно, но малоинформативно. – Соглашусь, сэр. Но второй памфлет в контексте всех этих сообщений, а также молчания официальных министерских газет куда информативнее. Барти протянул руку за вторым куском пергамента. – Надеюсь, этот в прозе, или их продолжало штормить дурными стихами? – В прозе, сэр, – c облегчением, что начальство шутит, заулыбался лазутчик, передавая второй пергамент. Да, в совокупности со всем остальным второй памфлет был очень информативным: «Мы, истинные патриоты Франции, уже много лет наблюдаем неспособность Министерства объединить силы для борьбы с островной экспансией. Предлагаем отбросить всякие мелкие несогласия и слить свои силы в единый кулак. Оглянитесь вокруг! Кто способен возглавить Францию? Министерство? Мадам Максим? Туалье (это был лидер крыла умеренных)? Арканшон (лидер пробританской партии)? Нет, никто из них не способен сплотить волшебников и повести решительный бой! Волшебники, времени осталось мало! Объединяйтесь под нашим крылом! Куражный цыпленок». Барти отложил памфлет на стол. Встал, прошел к столу и достал шкатулку с галлеонами. Открыл, подумав пару секунд, потом захлопнул крышку и подозвал информатора к себе. – Отличная работа на этом этапе. Это Вам на ближайшие расходы. Отправляйтесь в Тиффож. Я думаю, именно туда следует ждать прибытия многих волшебников и, возможно, именно там сейчас находится Драко Малфой. По той информации, что была на руках у Барти, Филипп де Рэ начал самостоятельную игру, перехватив Малфоя у посланцев из Шармбатона и переметнувшись к партии войны. Скорее всего, те дали ему возможность принимать самостоятельные решения. Косвенно это также говорило о том, что за время пребывания в нутре Шармбатона де Рэ скептически оценил шансы крепости выстоять натиск и перспективы Министерства и мадам Максим победить в схватке с Темным Лордом.***
Помня простую истину, самое дорогое он прятал на видном месте, чтобы лучше скрыть. И это не сработало. Люциус потерял единственное настоящее сокровище. Он тряс его запястье мелкими, странными движениями, будто стремясь передать дрожь своих рук его рукам. Таким Малфой не был даже после того, как Лорд освободил его из Азкабана. Он позвал его в Мэнор – одного его, как подчеркнул эльф, и Снейпа неприятно задело это. Только теперь он внутренне согласился, что это было оправданной мерой. – Северус. Северус, ты слышишь? Донесение. Мои родственники не могут найти Драко. Они взяли его. Они убьют его, им же нечего терять. Северус, мы должны что-то… немедленно. Снейп не вынимал руки, но смотрел мимо. – Уверен, ты понимаешь. У тебя же будет сын. В ход пошел запрещенный приём. Так быстро. У Люциуса глаза стали другими, голубые радужки поблекли и потеряли естественную им надменность. – Люциус, я думаю. Cлова Малфоя заметались быстрее: – А вот мне Нарцисса уже ребенка, скорее всего, не принесет. Прагматизм подхода не шокировал Снейпа. Он с согласием во всем своём виде кивнул. – Люциус, не нужно настраиваться на это. На то, что ты потеряешь сына. Он гораздо полезнее им в качестве заложника, нежели жертвенного животного. Убив его, французы приблизят намерение Темного Лорда, которое пока неопределенно, несмотря на всю его подготовку. – Если надо, теперь я сам буду в авангарде. – Люциус, ни ты, ни я не знали, чем обернётся. Не нужно совершать очевидных поступков теперь. – Да. Поэтому я и сомневался, являться ли на тот призыв на кладбище. Ты же меня понимаешь, ты смог приспособиться тоже и тоже раздумывал до последнего. Снейп дернул руку из хватки слишком резко, чтобы Малфой не обратил внимания: подняв взгляд, он встретился с мертвыми глазами Снейпа. Они не отражали чужих эмоций, а только поглощали их, преломляя и интерпретируя уже внутри. – Я говорю о действиях Драко во Франции. А ты о чём? Люциус толкнул бы его слегка кулаком в руку и прищурился бы, как всегда, когда говорил с деканом своего сына и со своим неродовитым младшим приятелем – напоминание, намеренно отмеченное панибратством, о том кто в их дружбе действительно значим. Но по отношению к мужчине, сидящим с ним рядом теперь, он этого сделать уже не мог. Некстати вспомнилось, как Сивый делился с другими, на Астрономической башне отсутствовавшими, какое удовольствие было на его лице, когда он увидел загнанного в угол директора. Тогда Малфой-старший полагал, что Северус был человеком разума, а не безоговорочной верности, и что убийство Дамблдора – способ скорее вернуть верность Тёмному Лорду, а не подтвердить вечное следование за ним. Теперь он так не думал. Он попытался отыграть: – Северус, я хотел только сказать, если бы Тёмный Лорд не нашёл способа вернуться, если бы Хвост не подвернулся ему, мы с тобой остались бы на плаву. – Тёмный Лорд нашёл бы способ. Я не хочу слышать твоих домыслов, Люциус. Ты не знаешь ничего ровным счётом о том, что происходило. Так не заставляй меня вспоминать обо всём, к чему это приводило. – Нет, подожди. Если бы все мы оказались в Азкабане, было бы лучше Тёмному Лорду? Я подкинул дневник девчонке! – Убил Василиска и потерял мощный артефакт. Ты разбил пророчество, Люциус. Ты едва не потерял сына, который тогда старался исправить твою оплошность. И старается до сих пор. Я не хочу сказать, что лучше бы ты оказался в Азкабане. Но лучше бы думал о последствиях того, что ты делаешь или говоришь. Теперь давай говорить по существу. Малфой раздраженно молчал. Именно его невезение сделало Снейпа правой рукой Тёмного Лорда, не более, но именно Снейп сидел в его доме и поучал его, как младенца. Люциус с трудом взял себя в руки – в основном потому, что заметил, насколько внимательно всматривается в его лицо Северус. – Неразумно тебе отправляться во Францию, Люциус, и сейчас, и вообще. Гораздо эффективнее ты действуешь из тыла. К тому же, Лорду здесь потребуется серьезная помощь. Мы должны контролировать не только кампанию, – этим будем заняты мы с Барти, Барти стратегически, и я на месте, тактически, – но и не забывать о Великобритании. Барти сказал, у тебя есть какое-то соображение, о котором ты пока предпочитаешь не распространяться. Малфой сделал попытку изобразить улыбку. – Займись лучше этим. К тому же за Хогвартсом нужно будет снова приглядеть. И что до ребёнка, я говорю вне зависимости от того, что будет с Драко, не такие уж Вы оба немощные. Мы с Барти сделаем всё, чтобы твой сын вернулся. Но если ты сейчас бросишься во Францию, это скорее навредит, чем поможет. Нарцисса поймёт. – Что я должна понять? – умение держать лицо при посторонних, казалось, давно ставшее её натурой, раскололось о страшное известие и теперь были видны дрожание рук, красные глаза, нервные интонации голоса. Половину часа назад она безмятежно колдовала над цветами из оранжерей, которые должны были украшать в букетах их дом, добиваясь идеального перехода от серебристых оттенков к белым. Люциус распахнул дверь её личной гостиной, чуть качнулся с пятки на носок на пороге, будто бы раздумывая, войти или нет. Она подняла на него голову, улыбаясь, и тут же сердце схватило что-то тревожное в морщинке на переносице мужа. Дальше был дурной сон. Люциус подошел, положил ей руку на плечо, сказал, что из Франции, от родственников, пришло письмо. Драко исчез и не появлялся двое суток и известий о нём у них не было никаких. Нарцисса зажала сама себе рот и закричала. Это было то, чего она так боялась каждую минуту с тех пор, как её Драко поручили эту миссию. Умом она понимала, что это ничуть не легче, чем прошлое личное задание Темного Лорда. И вот. – Люциус! Но он, развернувшись, ушел, сказав, что его, вероятно, ждет Снейп, так как, получив письмо от родни, он тут же уведомил Барти и Снейпа, попросив последнего прибыть в Мэнор. Дверь закрылась. Некоторое время Нарцисса смотрела на неё молча, а потом бросилась вон, к Белле. Сестры не было в поместье, как и Темного Лорда. Она осознала, что плачет, лишь увидев свое отражение в зеркале в тупиковой комнате анфилады, куда она зачем-то ушла, узнав от слуг, что сестры в доме нет. Нарцисса посмотрела в зеркало, не замечая своего отражения вновь, сосредоточилась и поняла, что надо идти разговаривать с мужем. Что она должна понять? Её взгляд вспарывал обоих, ища в них признаки сговора, попытку спрятать от неё самое страшное. Северус отрешенно-спокоен, впрочем, как и полтора года назад, когда сидел в кресле, покрытый бисером пота по желтому лбу, а Беллатриса хлопала его по спине с задорным смехом, и сам Тёмный Лорд улыбался без всякой подоплеки за улыбкой, и Драко, всё ещё сотрясаемый произошедшим на его глазах, подал Снейпу столовое полотенце, чтобы утереть лицо. – Здравствуй, Нарцисса. – он начал первым. – Понять, что Люциусу лично нельзя сейчас покидать Британии, чтобы разыскать Драко. Это не приведет ни к чему, кроме риска для жизни обоих, едва по ту сторону канала узнают об этой вылазке. Она не заметила приветствия, обращенного к ней, оглушенная отпускавшим её ужасом, снова сменявшимся надеждой. И сосредоточилась на том, что услышала. – Да, Люциус, тебя они тоже захватят, но и Драко не выпустят. Им надо предложить меня! Это не было спонтанным решением. Там, у зеркала, Нарциссе пришла в голову эта спасительная для её мальчика идея. Северус вздрогнул, будто слова шлёпнули его. – Это будет публичный аукцион? – с отрезвляющим ядом спросил Снейп. – Что за патетическая чушь лезет в твою голову? Нарцисса непонимающе прищурилась. Почему это её идея – чушь? И почему Люциус молчит? Она перевела взгляд на него и кивнула. – Но ты же согласен со мной? Люциус покачал головой. – Нет. Ты останешься в поместье. Как и я. Северус прав, они только того и ждут. Снейп поднялся на ноги. – Лучше не высказывай то же Тёмному Лорду и предупреди о том же сестру. Ему это не понравится. Он не слышал их дальнейшего разговора, разве что то, что происходил он на повышенных тонах. Столько плохих и столько хороших событий были связаны с Мэнором. Северус, прежде чем аппарировать в Хогсмид, обернулся на поместье. У Крауча получилось всё, что он планировал. Главным в этой мысли была вовсе не радость за удачливого Крауча, а то, что всё получилось именно у Барти. Его, Барти, руками. В конце концов, им нужен был повод для вторжения, и то, что этим поводом стал Драко, было в общем раскладе случаем судьбы. И справедливой закономерностью для него лично. Отсроченная месть согревала, как рюмка ледяной полынной настойки, и придавала такую же, как туйон, эйфорию. В том, что пойманного пленника в любом случае ждут не птифуры и не бархатные подушки, сомнений у Снейпа не было. Едва равновесие после аппарации восстановилось, Снейп уставился на башенку часов на Верхней улице, куда прибыл – до закрытия магазина Уизли оставалось не более десяти минут. Если бы Джордж не был трудолюбив и не осознавал отчётливо важность репутации, Северус всерьез поспешил бы, но сейчас он позволил себе не просто пройтись, но даже зайти в чайную, чтобы попросить себе горячий напиток навынос. В холодное время года её летучие стаканчики пользовались бешеной популярностью, а сейчас, в финале ноября, когда ветер менялся и гнал промозглый воздух Черного озера сюда, к двери, выстроилась целая очередь. Снейп встал в её конец, прикидывая, как быстро эльфы, что разливали чай, обслужат его. Едва от окошка, приоткрытого для подачи ароматного чая с веточками трав, отвернулся, удерживая стакан, егерь, и громко поздоровался с директором, показывая всем видом, как праведно проводит вечер, очередь пропустила его, тем более, что состояла преимущественно из младших учеников, которым был заказан путь в «Три метлы» – Розмерта всё ещё умела отличать платежеспособных посетителей от желавших поглазеть или приобрести среди ровесников статус и в такой пятничный вечер, как сегодня, без стеснения выпроваживала последних. Северус устроился напротив двери «Всевозможных вредилок Уизли», подпирая стену чьего-то дома, и отпил горячий чай. Как только Джордж проводил последнего посетителя, Снейп пересек улочку и зашёл, тесня парня обратно, в пропахшее конфетными запахами пространство. – Директор! Чем обязан? – Джордж наблюдал, как Снейп опускает засов на двери и переворачивает табличку «Открыто». – Хочу снова пригласить Вас на работу. Сейчас, когда будущее Ваших родителей, братьев и сестры определенно, Вам нет больше необходимости прозябать в лавке. – Но наша лавка мне нравится. – у Джорджа даже голос от волнения сел, будто Снейп собирался разгромить лавку, а не стоял с парящим ещё чаем, оглядывая свод потолка. – Сможете оставить её, если захотите. Я хочу предложить Вам место, которое занимала прежде Ваш декан. – Декана Гриффиндора?! – Рад, что новое время не отсекло все Ваши амбиции. Конечно, нет. Господин Ташев вполне устраивает меня. К тому же, Вы недоучка. Этот жест, характерный для всех Уизли, воплотился и в нём – уголки губ поползли вниз, из этой гримасы явствовало задетое самолюбие. – Лучше так, чем под руководством миссис Амбридж. Я умею побольше многих. – Я заметил. И ещё Вы умеете считать. Я хочу предложить Вам место моего подручного. Формально Вы будете занимать должность завхоза. Нет, не улыбайтесь. Джорджу стоило больших трудов не пошутить на эту тему. – Реально – моё место в периоды моего отсутствия, на какое-то время при страховке кого-то из Пожирателей, но не Долорес. В остальное время будете заниматься благополучием замка и его учеников, тем более, топография Хогвартса известна Вам после лета досконально, если можно так выразиться, с фундамента. Жалованье очень хорошее, мистер Уизли, но и без его учета на Вашем месте я не пренебрегал бы этой должностью. Разрушенный на сегодня приток иностранных студентов, возможно, новые дисциплины, о которых Вы сможете поговорить с профессором Ташевым. Снейп умолк и сделал ещё глоток. Он хотел ответа сейчас, и по его виду было ясно, что второй раз это предложение он не озвучит. Уизли разглядывал врага Ордена, который умиротворенно пил чай, и быстро раскладывал доводы в пользу и против его предложения. – Как Гермиона, профессор? Взгляд, утонувший в стакане, снова вернулся к нему. – В порядке, Джордж. Мисс Грейнджер в порядке. – Я давно не видел её, знаю только, что она беременна, и это повод, наверное, поздравить Вас. И её. – Джордж от неловкости слов готов был сам себя ударить. Судя по взгляду, Снейп – тоже. – Мистер Уизли, если Вам нужно подумать, одолжите делать это молча. – Извините. Я согласен, директор, помогать с Хогвартсом. Похоже, среди всех должностей моя будет связана с политикой в меньшей степени. – Она будет связана с финансами. Но в части политической… – Северус прищурился, – Я попрошу Вас лично приглядывать за новоиспеченными Пожирателями Смерти. Пока что Ваша задача заключается в том, чтобы подыскать управляющего сюда, а затем прибыть в замок. Я представлю Вас преподавателям и старостам, и, конечно, ученикам перед Рождественскими каникулами, а пока введу в курс дела.