Верлибр: Птички Юга

Прошло уже больше двадцати минут, и я нервно поглядывала на смарт-часы. Создавалось ощущение, что мне душно и нечем дышать, несмотря на то, что в кабинете доктора Обельфорта атмосфера была максимально комфортной. — Как обстоят дела у Стара? — пожилой мужчина, сидящий напротив меня, мягко улыбнулся, привлекая внимание. Видимо, этим отвлеченным вопросом он пытался разрядить обстановку, но, если честно, получилось хреново. — Морнингстару одиннадцать лет, доктор. Как Вы думаете, как у него дела? — я подняла взгляд от своих рук, и натянуто улыбнулась, изо всех сил стараясь не грубить человеку, который мне ничего плохого не сделал. Более того, профессор Обельфорт был хорошим другом моего отца, и нашим несменным семейным психотерапевтом, вот уже... восемь лет? Заметив, что он проигнорировал сарказм и всё еще ждет моего ответа, я сдалась и шумно выдохнула, укладывая ладони на подлокотники. — Всё довольно неплохо, спасибо, что спросили. Терапия его глаукомы весьма успешна, а «лишай» на локтях — оказался всего лишь старческими изменения в эпидермисе. Так что… — поджав губы, я хлопнула ладонями по подлокотникам, будто поставив точку в монологе о домашнем любимце, — а у Вас как неделька проходит? — Хатсу, милая, ты же знаешь правило: я отвечаю на личные вопросы только на встречах вне этого кабинета, и на званых ужинах, — он усмехнулся, снимая очки, и откладывая свой планшет на кофейный столик, — эти полтора часа — только для тебя и твоего… — Мгм. Для него самого, — хмыкнув, я не сдержалась и скрестила руки на груди, будто защищаясь. Я была так зла на папу сейчас, что готова была уже ему звонить и кричать в трубку, как истеричка. Как, КАК черт подери, он мог забыть о сеансе, если мы ходим на терапию каждый, сука, месяц?! Я очень надеюсь, что причина, по которой я вынуждена сидеть здесь и краснеть перед врачом, заключается в том, что он, как минимум, попал в аварию, и от его лобового стекла совершенно ничего не осталось. Нет, я ни в коем случае не желаю папуле смерти (я его, черт, люблю больше всех на свете), но поступать со мной вот так… — Хатсу, дорогая, — заметив тень раздумий на моем лице, мужчина заговорил максимально участливо, — скажи мне, твой отец… он часто так поступает? — Как? Забывает о сеансах у психиатра, которые ему положены в качестве поддерживающей терапии, из-за посттравматического синдрома? — уставившись глаза в глаза, я нахмурилась, стараясь контролировать голос и не повышать его, — Вы и сами должны знать ответ. Вы же его психиатр. — Этот ответ я знаю. Но вопрос был в другом, — чуть склонив голову на бок, он перестал улыбаться, будто изучая мою реакцию, — как часто, за последний год, он стал оставлять тебя наедине с твоими переживаниями? И вообще — одну? — Боюсь, ответ Вы не хотите знать. Следующий вопрос, пожалуйста, — отведя взгляд, я снова поджала губы, чувствуя, как обида накрывает меня жгучей волной, а к горлу подступают слёзы. Я всегда ненавидела этот момент: доктор Обельфорт был слишком хорош, и точно знал, куда надавить, чтобы нарыв разорвало. Но, еще три года назад, я дала себе обещание: не плакать на его сеансах, чего бы мне это ни стоило. Пусть это и портило всю суть терапии, хах. Шмыгнув носом, я шумно вдохнула воздух и сжала зубы. — Знаете, доктор Обельфорт… Уже почти полчаса прошло. Не думаю, что он… — Чертовски извиняюсь за опоздание! — видимо, минуя секретаря, будто безумный Восточный ветер, папа влетел в кабинет, моментально создавая вокруг себя ажиотаж, — Рудольф, мои искренние извинения, еще раз. На одной из операций кое-что пошло не так, и мне пришлось собственноручно вмешаться. Ну, ты понимаешь, — широко, обворожительно улыбаясь, он пожал руку терапевту и, дождавшись его приветственной улыбки, тут же подлетел ко мне, на ходу расстегивая пуговичку на своем идеально скроенном, приталенном пиджаке-блейзере, оттенка красного вина. Окинув его одежду взглядом, я едва сдержалась от того, чтобы ни поморщиться, но, всё же, не отодвинулась, когда он оказался прямо передо мной. — Моя малышка, — он склонился к моей голове, чуть приобнимая за шею, прижимая мое лицо к своей груди и касаясь губами темечка, — прости-прости-прости, я не думал, что… — Не оправдывайся, — мой голос звучал приглушенно, из-под его объятий, и слова были слышны, кажется, только ему, — но, в следующий раз, я не буду тебя вот так дожидаться. — Справедливо, — зависнув еще на мгновение в той же позе, он, наконец, шумно вдохнул (кажется, запах моих волос, лол), и отпустил захват, тут же легко присаживаясь рядом, на диван, — итак, о чем вы уже успели?.. Не особенно вслушиваясь в его начавшийся разговор с психотерапевтом, я чуть склонила голову на бок, скользя взглядом по силуэту папы: моя реакция на его сегодняшний выбор аутфита была неспроста. Бесстыже дорогие слипоны «Zilli», вышедшие лимиткой в начале года, графитовые чиносы с подворотами, хлопковая футболка с V-образным вырезом — нейтрального белого цвета, и этот чертов винный пиджак от «Gucci». Сейчас, от папули пахло хорошим вином, но также — не свойственным ему парфюмом (будто вовсе не парфюмом, а какой-то отдушкой) и, черт подери, влажными салфетками с заправки. Не нужно было быть психологом, чтобы понять: Уолтер Колдбоунс опоздал на ежемесячный сеанс психотерапии не потому, что перешивал за стажерами чью-то сиську, а потому, что нюхал кокс и трахался с кем-то, в туалете на заправке. Но я все еще надеюсь, что не там, а, хотя бы, в машине. А еще — что не в нашей. — Пиздец, — тихо выдохнув, я сощурилась, замечая на его шее свежий засос, прямо под челюстью. Услышав мой шепот, он повернул ко мне голову, привычно — мягко улыбаясь, и вопросительно приподнимая бровь. — Говорю, нос перепудрил — вытри. Немного осталось — под самым кончиком, — я дернула верхней губой и произнесла слова низким шепотом, не без удовольствия наблюдая, как поменялся его взгляд. Хмыкнув, я перевела взгляд на врача, но, все же, краем глаза заметила, как папуля достал платок и быстрым жестом смахнул остатки белого порошка с лица. Больше за этот сеанс, мы с ним взглядами не пересекались. В машину я села спиной веред, всё еще отказываясь идти на диалог. Я молча наблюдала, как дверца нашего «МакЛарена» неспешно опускается вниз и, когда, наконец, она захлопнулась, я шумно выдохнула, демонстративно резко разворачиваясь лицом к лобовому стеклу. — Прости. — уже сидевший за рулем папа, на выдохе произнес слово, но нотки грусти в его голосе меня сейчас мало затронули. Выглядел он, как побитая собака, точно зная, что виноват. — Просто скажи мне, что это было не в нашей машине. Иначе, я выйду прямо сейчас, и больше не сяду в нее, ровно до того момента, пока ты ни проведешь полную чистку салона, с дезинфекцией, и заменой обивки, — я старалась говорить, как можно более вкрадчиво и спокойно, но мой голос то и дело подрагивал, от едва сдерживаемого праведного гнева. Помедлив, я перевела взгляд на зеркало заднего вида, уставившись на его лицо через стекло. — Я… что? Боги, нет! Крошка, это вовсе не… черт, — качнув головой, он слегка ударил ладонями по рулю, — машина чиста, он даже в неё не садился. — Ну, и на том спасибо, — снова выдохнув, я надула губы и скрестила руки на груди, усаживаясь удобней, — ты хоть предохранялся? — Мы что, правда будем это обсуждать, принцесса? — наконец, предел его лояльности затрещал по швам, и он резко перевел взгляд на меня. Но я стойко выдержала этот пронзительный взгляд. В конце концов, в этом салоне сейчас находился не один Динкси. И - папа сдался. — Да. Как и всегда. Твой старик, конечно, идиот, но не настолько. — Настолько, — хмыкнув, я цокнула языком и отвернулась к окну, — это надо было блять придумать! Мало того, что ты в принципе опоздал на сеанс, который проходит всего раз в месяц, так еще и по какой причине — «долбил» и трахался в туалете на заправке! Кто хоть счастливчик, на этот раз? — Ну, — он снова отвёл взгляд и заметно стушевался, — я не знаю, помнишь ли ты, но в «Глори и Амелла», был один официант… — ТОТ РЫЖИЙ?! — я практически подпрыгнула на месте, резко разворачиваясь в его сторону, — Рябой? Ты совсем что ли?! Где твое чувство прекрасного, которое ты так упорно во мне взращивал? — Брось, принцесса. У него… весьма милая улыбка, — кажется, он сам не верил в то, что сделал и о чем говорит, потому что усмешка невольно сорвалась с его губ, — ну, правда, давай не будем… — Милая улыбка и крепкий большой член, я тебя поняла, папуля, — я физически почувствовала, как коронная ухмылка натягивает мои губы, хоть я вовсе и не собиралась давить на него так сильно. По крайней мере — изначально, — ну почему, поче-е-ему-у-у именно «Глори и Амелла»?! У них же лучший рибай в этом городе! За что ты так со мной, а? Я же теперь на порог к ним ступить не смогу, в страхе узреть там это рыжее недоразумение. — Ну, по поводу этого можешь быть спокойна, — кашлянув, он поправил зеркало заднего вида и, взглянув в него, провел рукой по волосам, — там он больше не работает. Завтра — он отправляется в Лос-Анджелес. — А, ну ясно всё. Очередной покоритель «холмов», — язвительно скривив нос, я нервно стянула с себя ботинки, тут же закидывая ноги на приборную панель, — хотя, я знаю парочку студий, которые его с руками оторвут. Ты, кстати, тоже наверняка видел с десяток их… фильмов, — ухмыльнувшись, я снова отвернулась к окну, прижавшись лбом к холодному стеклу. Кажется, я уже немного выпустила пар, но злиться все еще продолжала. Еще пару минут мы просто сидели в машине, не двигаясь со стоянки. Наконец, папа первый прервал молчание. — Хатсу, — я вздрогнула и покосилась в его сторону, потому что по имени он меня называл ну очень редко, — малыш мой. Посмотри на меня, пожалуйста, — я услышала, как он возится со своей стороны и, в следующее мгновение, его пальцы коснулись моего подбородка, вынуждая повернуть лицо. — Что? — нарочито хмурясь, я старалась не поднимать на него взгляд, боясь растаять под гнетом этих щенячьих глаз, и простить ему уже, черт, все на свете, — Даже не старайся, я не… — Я тебя очень сильно люблю, — его губы коснулись моей щеки под скулой, в теплом, мягком поцелуе, и голос прозвучал приглушенным шепотом, прямо на ухо, — я правда готов отдать всё за то, чтобы ты была счастлива. Но… знаешь, я не умею быть хорошим отцом, кажется. И никогда не смогу стать для тебя таким, как… — Не нужно, — горький ком вновь подкатил к горлу, и я закрыла глаза, с силой сжав кулак, чувствуя, как ногти впиваются мне в ладонь, — я раз за разом повторяю, что тебе НЕ НУЖНО быть, как Он. Ты должен быть собой. Но, — шумно выдохнув и через силу — открыв глаза, я запустила пальцы в его волосы, чуть отодвигая его голову от себя, чтобы, наконец, встретиться взглядом, — ты должен быть со мной. Быть мне папой, который мне нужен. Быть рядом, а не убегать, даже, если больно. Даже — без Него, — на этот раз — я не сдержалась, и мой голос сел, а по щекам — скатилась пара крупных слезинок, — несмотря ни на что, мы всегда были вместе. И всегда будем. Да? — Да, — было заметно, как ему сложно сдерживаться, но его глаза оставались сухими, пусть и полными скорби. Я улыбнулась — кажется, впервые за неделю, не симулируя чувства, — какая же ты у меня уже взрослая, принцесса, — наконец, выдохнув, он встряхнул головой и, помедлив, поцеловал меня в переносицу. — Всё еще недостаточно, папуля, — ухмыльнувшись, я отодвинулась от него, тут же протягивая руку к бардачку, чтобы достать салфетки и не позволить моему макияжу окончательно растечься. — Вас понял, мадмуазель, — подмигнув мне, он, наконец, напялил солнцезащитные очки, и повернул ключ зажигания. Кинув взгляд назад, он неспешно вырулил со стоянки, — чем я могу отблагодарить Ваше Высочество за ее снисходительность? — О, даже не пытайся меня подкупить, — закончив с макияжем, я перевела взгляд на дорогу, — впрочем… что ты думаешь о том, чтобы прошвырнуться по «Миднайт-Моллу»? Кажется, мой организм испытывает ярую нехватку траты папулиных денежек, — состроив максимально дурацкое лицо, я втянула щеки, изображая «губки-бантики», и похлопала ресницами, глядя вверх. — Отличная идея, сокровище моё. Отличная идея, — довольно ухмыльнувшись, он окинул меня коротким взглядом и покачал головой. Впрочем, настолько эффективные сеансы у доктора Обельфорта, были настоящей редкостью для нашей семьи. Ночью мне приснился странный сон: моя тень отделилась от тела, и ускользнула куда-то вверх по стене, под самый потолок. В плену сна, я неспешно брела за ней, не сводя взгляда; мы вместе спустились вниз, в холл на первом этаже, затем дальше — на кухню, из нее — в оранжерею и, наконец, вышли на задний двор. А там, вместо раскидистого фруктового сада, в конце осени расцветающего пряной хурмой и ароматными яблоками, стояло одно единственное дерево, застилающее своей кроной всё звездное небо. Это был точно такой же дуб, как у нас во дворе школы, во дворике за столовой. Моя тень вильнула вбок и, на мгновение затрепетав, резко подлетела к кроне дерева, сливаясь с ней, и полностью исчезая. Это действие меня немного напугало, ведь... как я смогу жить без своей тени? Собравшись с духом, я подошла к дубу и, помедлив, протянула к нему руку: его кора казалось теплой и бархатистой на ощупь, будто разгоряченная кожа, а ствол — пульсировал, как бьющее сердце. Подумать — это жутко, но, почему-то, мне было совершенно не страшно. Еще один шаг — и я уже обнажена, касаюсь дерева всем телом, погружаюсь в него, жажду раствориться в нем без остатка. И оно принимает меня, ласково опутывая корнями мои ноги, укрывая тело корой, переплетая волосы с кроной. Вздох, еще один — и моё сердце замирает, в кровь — больше не бежит по венам. Я исчезаю. Полностью и без остатка — отдаюсь ему. Я жадно, звучно вдохнула, и резко распахнула глаза, уставившись невидящим взглядом в одну точку прямо перед собой. Солнце уже встало, а значит — времени было больше семи, но… если я проспала, то почему меня до сих пор никто не будил? — Ну привет, Снорлакс, — до зубного скрежета родной голос прозвучал прямо над ухом, и я еще пару раз моргнула и сощурилась, чтобы сконцентрировать зрение, — наконец, выспалась? — Чт… — всё еще щурясь, я приподнялась на локте, окидывая комнату и собеседника непонимающим взглядом, — почему я в папиной комнате, и что ТЫ здесь забыл? — Вот тебе и спасибо за спасение. Понимаю, — Мор демонстративно громко захлопнул книгу, и откинул ее рядом с собой, на одеяло. Присмотревшись, я хмыкнула: «Основы хирургической техники по Кирку». Кажется, он даже не смотрел, что берет с полки и, тем более, сейчас ее не читал. — И от чего это, интересно, ты меня спасал? — привычно ухмыляясь, я потянулась и встряхнула растрепавшимися волосами, но тут же ойкнула, напрягаясь всем телом: от напряжения мышц, кровь разогналась по телу, и я ощутила, будто что-то колкое касается моих коленей и стоп, — Что за?.. — стянув с себя одеяло, я широко распахнула глаза от удивления: мои колени были заклеены крупными хирургическими пластырями, а стопы — перевязаны бинтом, — Мор, какого хрена? — Это ты мне скажи, — лежа поверх одеяла, в домашней одежде, он повернулся на бок, подпирая рукой голову, и устремляя на меня вопросительный взгляд, — я нашел тебя ночью на заднем дворе, бродящей вокруг сада, с закатанными, как у одержимой, глазами, — театрально поежившись, он продолжил, — а когда я тебя попытался остановить, ты завыла, как бешеная пума, и со всей дури грохнулась на колени, прямо об гравийку. Короче, я отнес тебя в дом и разбудил па, чтобы он что-то с этим сделал, потому что знаешь, это было реально стрёмно. Даже круче, чем когда-либо до. — Блять, — накрыв лицо ладонью, я неспешно провела ей вниз, тихо выдыхая стон, — я совершенно ничего не помню. Мы домой приехали в одиннадцатом часу, я легла спать — и всё, темнота. А ты вообще, что здесь делал посреди ночи? Опять просрал комендантский час, и в общагу тебя не пустили из принципа? — Так точно, всё, как по учебнику, сестрёнка, — цокнув языком, он помедлил, а затем — протянул ко мне руку, и коснулся пальцами волос, — но я рад, что оказался здесь. Па сказал, что у вас вчера был сеанс у Руди? Это все из-за него, как думаешь? — Профессору Обельфорту шестьдесят два года, Мортимер. Не думаю, что стоит назвать его «Руди», имей уважение, — закатив глаза я, всё же, сдалась, и решила полежать еще немного, раз уж сегодня я была признана «жертвой обстоятельств». — Ой, да не будь ханжой, — заметив, как я ненавязчиво подбираюсь под его бок, Мор усмехнулся и, завалившись на спину, благородно поставил мне плечо, чтобы я смогла удобно улечься на нем, уткнувшись носом в грудь. Приобняв меня за плечи, он потянул одеяло выше, чтобы накрыть мою спину, — слушай, если ты хочешь поговорить, или если мне нужно поговорить о чем-то с па, ты только скажи, я… — Всё хорошо, Мор, — смяв пальцами ткань его поло, я шумно выдохнула, устраивая голову удобней и прикрывая глаза, — тут нечего обсуждать, правда. Мы просто… вчера мы немного говорили о Нем. Это было нужно нам обоим. Но, — облизав губы, я разжала захват на его рубашке, теперь просто укладывая расслабленную ладонь на грудь, — видимо, это как-то повлияло на меня, и чертова парасомния снова дала о себе знать. Я физически ощутила, как брат сжал челюсти и нахмурился, но — ничего не сказал. В прошлый раз, он практически не застал мои снохождения: нам едва исполнилось десять лет, когда это происходило, и приступы довольно быстро закончились. Почему и как — я не помню, но, вероятно, это было следствием какой-то терапии. Кажется, я задремала, и прошло еще с десяток минут: мы лежали всё также в обнимку, и Мор гладил меня по голове, будто ищущего утешения ребенка. Этот момент напомнил мне о тех днях, когда папа проходил последний год интенсивной терапии в психиатрии, и ему уже не обязательно было пребывать в стенах клиники. Поэтому, он забрал меня у бабушки с дедушкой, и вернул в наш особняк в Филадельфии, где нанял мне моего первого детского психолога, двух нянек и гувернантку, чтобы я никогда не оставалась одна. Даже, когда он остается на ночь в клинике. Даже, когда бьется в истерике, громя зал с бассейном, бильярдом и джакузи, на нулевом этаже. Даже, когда смотрит на меня стеклянными, невидящими глазами, и уходит к себе в кабинет на сутки, игнорируя моё существование. «У тебя Его глаза и взгляд, принцесса. Они причиняют мне дикую боль» — кажется, эти слова я никогда не забуду, как бы ни старалась. Я — источник боли своего папы. Я — причина, по которой ему нужна, и дальше — будет нужна терапия. Я — дитя самого сердца клана Сакаи. И когда он смотрит на меня — то видит любовь всей своей жизни, и его душа разрывается на части. Он любит меня больше всего на свете. И ненавидит, наверняка, точно также. Всхлипнув, я проснулась второй раз за утро. Подняв взгляд, я окинула им Мора: кажется, он тоже задремал, и его умиротворенное лицо сейчас выглядело еще красивей, чем обычно. Хотя, казалось бы, куда еще красивее-то. — Тук-тук, сонное царство, — на пороге комнаты возник папа, и я перевела на него расслабленный взгляд: он перешагнул порог комнаты, держа в руке дымящуюся кружку кофе. На нем был уютный, «курительный» халат с бархатной отделкой, накинутый поверх пижамного костюма, и выглядело это так, будто он сошел с экрана фильма тридцатых годов, — девочка моя, как ты? Я чуть с ума ни сошел от волнения, когда Мортимер разбудил меня, и показал, в каком ты состоянии. — Мм, папуль. Всё хорошо, — сонно щурясь, я шумно выдохнула и отлипла от брата, который проснулся, как только я перестала греть его бок, — немного пощипывает, но в целом — ничего. — Я рад это слышать, принцесса, — подойдя к кровати, он сел на край: заметив подошедшего папу, Мор подобрал ноги, освобождая ему место, и привстал, теперь опираясь спиной об изголовье, — давайте позавтракаем, и я обработаю тебе ссадины. На стопах — мелочи, но коленями ты знатно приложилась. — Да уж, тут моя вина. Должен был догадаться, что, отойдя от транса, ты обмякнешь, — под взглядом папы, Мор стушевался и почесал затылок, — прости, па. Недоглядел. — Ты дурной что ли? — Опешив от его слов, я развернулась к брату, легко толкнув его в бок, — Твоей вины нет совершенно ни в чем, не неси ерунды. Если бы не ты, я бы там так и кружила до утра, стерев стопы в мясо. Папуль, ну скажи ему! — Она права, Мортимер, — сделав небольшой глоток из своей кружки, он положил свободную руку на колено брата, мягко похлопывая, — и лично я тебе очень благодарен за помощь. — Да, бросьте, — Мор явно засмущался и отвел взгляд, невольно улыбаясь, — зачем еще нужны братья, как ни для того, чтобы вытаскивать своих шкодливых сестрёнок из передряг, м? — Что ты сейчас сказал?! Ну, ты у меня получишь, братец! — моментально включившись, я в резко подалась вперед, наваливаясь на Мора и наводя суету, с целью или защекотать его до смерти, или — укусить побольнее, — А ведь я еще тебя благодарила! — Понятно, — окинув взглядом копошащуюся и визжащую кучу из своих детей, папа покачал головой и, усмехнувшись, встал с кровати, направляясь к двери, — в общем, как будете готовы — спускайтесь вниз, Малиша приготовила нам на завтрак кое-что вкусненькое. В школу я явилась только к третьему уроку, благополучно пропустив тренировку. Если быть точной — папа вообще не собирался меня сегодня отпускать из дома, и уже успел получить у Директора отгул, но я настояла, что поеду, а Мор — пообещал за мной присматривать. Разумеется, он наврал: как только мы зашли в здание школы, он поцеловал меня в лоб и моментально ретировался. Но, не сказать, что мне очень хотелось провести весь день под его бдительным присмотром. — Мисс Колдбоунс, — едва я подумала, что неплохо было бы выпить мерзкого столовского кофе, и найти девчонок, как за моей спиной прозвучал голос человека, которого я, совершенно точно, не хотела бы видеть ближайшие пару недель. А лучше - вообще никогда, — я думал, на Вас сегодня выписан отгул. В сахарном королевстве изменились планы? Шумно выдохнув, я развернулась на каблуках, отчаянно пытаясь не зарычать: теперь я стояла лицом к лицу к нарушителю моего спокойствия и, если честно, я не испытывала радости от этой встречи. Честно сказать, инспектора Герберта Блэкхорса, кажется, ненавидела вся школа. Очень сомневаюсь, что можно было бы найти хотя бы одного человека, помимо, разумеется, вездесущей мисс Рид, который бы считал, что инспектор — ничего себе такой человек. Для него, совершенно точно, не было ни единого авторитета в школе, а Директора, кажется, он считал кем-то вроде местного паяца. Подчиняясь только власти Штата, он действовал от лица социальной службы, поэтому, все и вся были в ужасе, как только его внимание на кого-то обращалось. И, второй день подряд, этой чести была удостоена я. На продленке в среду, произошло то, чего никто не ожидал: Джону разбили лицо, прямо посреди толпы его дружков. Прямым ударом, не терпящим компромиссов. Фелис Новерли, «метр с кепкой», запустила в него мяч с такой силой, что он вполне мог получить сотрясение. Но — обошлось, и пострадали только нос, губа и правый глаз. Кровищи было — тьма, Карен верещала, как дура, и мне правда хотелось ее придушить. Джон и Мор ржали до заикания, но, кажется, больше от шока — первому достались все шишки, но братцу тоже влетело: от удара, Джон резко откинулся головой назад, и вписался затылком в лицо Мора, рассекая ему бровь. Минуты две, я просто стояла с открытым ртом, не веря в то, что произошло. Никто, просто никто в этой школе, кроме самых приближенных, никогда не смел бы дать отпор издевкам Джона. Но вот она стояла позади меня — новенькая, которая смогла. Разумеется, пока тренер суетился с аптечкой, силясь остановить кровь, гейзером льющуюся из носа Джона, пацаны из команды успели не только позвать из медкабинета доктора Росса, но и привлечь внимание ангела смерти этой школы. Так мы, всей гурьбой, и угодили «на ковер» к инспектору по воспитательной части. Джон, как и тренер, не стали выдвигать никаких обвинений и претензий. Джон признал, что перегнул палку, а тренер настаивал, что подобные стычки в нашем возрасте — норма и часть становления характера. Правда, их слова слабо впечатляли Блэкхорса. Он жаждал крови, а, точней, отстранения Фелис от занятий не менее, чем на месяц, и отмены права внеурочных репетиций для всей нашей чир-группы. Благо, в разборки вмешался Директор, который, каким-то чудом, умудрился всё уладить. Джон, Мор и Фелис отделались выговором, без занесения в личное дело, но Новерли была приписана к группе отработки Блэкхорса, на две недели, теперь находясь под особым вниманием. Чему-чему, а ей бы я точно не стала завидовать. — Инспектор Блэкхорс, — подняв взгляд, я спокойно посмотрела на мужчину, совершенно не выражая никаких эмоций, — рада видеть. — Ой, да брось, Колдбоунс, — он сделал шаг вперед, нависая надо мной, как грозовая туча, и до нарушения личного пространства оставалось не больше сантиметра, — мы оба знаем, что это совсем не так. И, знаешь, я вовсе тебя не виню. Зная вашу с отцом историю, в том числе — и психиатрический анамнез, вряд ли можно ожидать от тебя спокойного, покладистого поведения образцовой ученицы. — Что-то мне подсказывает, что Вам такое нравится, инспектор, — не сдержавшись, я скривила губы в ухмылке, опуская взгляд на его губы, — заводит, правда? Когда ученицы игнорируют Ваши приказы. — Приказы? Сильно сказано, для простых школьных правил поведения, мисс, — не дрогнув ни единым мускулом, он просто пропустил мимо ушей мои нарочито вульгарные колкости, ядовито усмехаясь в ответ, — но, не скрою, Вы правы. Обладать властью — всегда очень будоражит. Вы же и сами знаете это чувство, верно? — он потянулся к моим волосам, но остановился на середине пути, сделав пасс рукой, будто бы так и задумывалось. Кажется, в этот момент я запаниковала, не совсем понимая, как реагировать: закричать, двинуть ему лбом в нос, или спросить, в чем, собственно, дело. — Инспектор, Вы не могли бы… — Мисс Колдбоунс? Вот Вы где. А я Вас повсюду ищу, — голос, прозвучавший за моей спиной, заставил меня ошарашенно повернуться в сторону его источника: в нашу сторону бодрым шагом направлялся профессор астрофизики, коротко, сдержанно улыбаясь, — я думал, что мы договорились о консультации по вашей статье, после ланча, — поравнявшись с нами, если можно было так сказать — мужчина был как минимум на пол головы выше Блэкхорста, а я — и вовсе дышала ему в грудь, — профессор окинул меня беглым взглядом, тут же переключаясь на инспектора, — heer Блэкхорс. Рад встрече. — Взаимно, взаимно, — задержав на нем взгляд, инспектор снова посмотрел на меня, затем — вернулся к профессору, — так значит, вот в ком... точней, в чем причина явления мисс Колдбоунс в школу сегодня. Занятие по астрофизике, — ухмыльнувшись, он чуть склонил голову на бок, нарочито растягивая слова — в своей привычной манере, вновь смотря на меня, — похвальная и неожиданная прыть, что и сказать. — Да, кхм, — нахмурившись, профессор сделал небольшой шаг вперед, отчего мне пришлось отступить, внезапно оказываясь чуть позади его плеча, отгороженной от пристального внимания Блэкхорса, — heer инспектор, не хотел бы прерывать ваш разговор, но у нас не так много времени до начала следующего урока. — Разумеется, — встретившись взглядом с профессором, Блэкхорс, внезапно, расплылся в широкой, но от того — даже более жуткой улыбке, разводя руки в стороны, — только посмотрите, какой сегодня славный день! Ни облачка на небе. Еще и пятница, — задержав на мне долгий, изучающий взгляд, он хмыкнул, наконец, отступая и освобождая пространство, — что ни говорите, но я рад, что Вы, мисс Колдбоунс, все же, пришли сегодня. Знания — это будущее, помните об этом. — Разумеется, — не сдержавшись, я передразнила его интонацию, едва выдавив из себя последнюю фразу, и шумно выдохнула, тихо заскулив, когда инспектор, наконец, развернулся к нам спиной и отошел на достаточное расстояние. «Боги, как же ты заебал, сил моих нет» — невольно отойдя к стене, я прижалась к ней спиной, поднимая лицо к потолку и закрывая глаза. Сердце бешено колотилось, и я едва могла дышать, стараясь его успокоить. — Юная мисс? — теплый баритон прозвучал совсем рядом, казалось, что, если я протяну руку, то смогу дотронуться до его носителя, — Вы в порядке? — О, профессор ван дер Мойлен, — качнув головой, я открыла глаза и посмотрела на мужчину, — Вы даже себе не можете представить, насколько — нет. Он замер, поджав губы и, кажется, даже не дыша: видимо, раздумывал, как было бы правильно поступить в данной ситуации. — Может быть, — наконец, мужчина заговорил, — нам стоит пройти к Директору, и доложить ему о подобном поведении со стороны инспектора? Не знаю, что за конфликт между вами зародился, но, in de naam van de goden, это же было явное превышение полномочий, если не сказать — харассмент. Что он вообще… — Профессор, — чуть склонив голову, я посмотрела на мужчину расслабленным взглядом, — я правда благодарна Вам за заботу, и за то, что Вы спасли меня от этого… разговора, — хмыкнув, я облизала губы и продолжила, — но… Вы здесь новенький, и еще не всё понимаете во внутренней кухне. Так что, поверьте на слово: Директор, совершенно точно, ничего с этим сделать не сможет. А подобные обвинения в сторону инспектора и его работы, еще и на Вас лично проблемы навлекут. — Проблемы? На меня? Onzin, — кажется, профессор был не на шутку заведен ситуацией, потому что в его речи все чаще проскакивал родной язык, который я совершенно не понимала, — такое поведение со стороны персонала школы — неприемлемо. Ученики должны чувствовать, что они находятся под опекой социальных служб, а не под их гнётом и самоуправством, — я не могла отвести взгляд от его лица и того, как желваки гневно играли под скулами. Наконец, он заметил мой взгляд и то, как я слегка улыбаюсь, в ответ на его слова. — Рыцарство нынче редкость, профессор, — покачав головой, я, наконец, дождалась его неуверенной улыбки, — значит, статья, да? Если честно — я совру, если скажу, что делала хоть бы домашнее задание по Вашему предмету, на сегодняшнее занятие. — Чт..? Боги, мисс Колдбоунс, ну Вы, конечно… — наконец, выдохнув и коротко рассмеявшись, он покачал головой, тут же глянув на часы и кивнув мне в сторону коридора, — что ж… тогда, могу предложить помощь в подготовке к уроку. А Вы — поможете мне разобрать вещи в лаборантской, для практического занятия. Раз уж у нас обоих, как оказалось, есть время. «Я знаю парочку фильмов, которые начинались точно также, профессор», — оторвавшись от стены, я коротко улыбнулась и одобрительно кивнула мужчине, который тут же прошел вперед. Разумеется, я не стала уточнять, что у меня по расписанию вовсе не свободное время, и сейчас должен быть урок французского… который, впрочем, я и без того знаю лучше всех на курсе, так что, потеря будет не велика. — Хатсу? — я зависла на одной ноге, балансируя на миниатюрной стремянке, в попытке вытереть кусок формулы, находящийся очень высоко. Голос Фелис заставил меня повернуть голову, и я пошатнулась, взмахнув руками. — Oh goden, юная мисс! — крепкие руки моментально подхватили меня за плечи, удерживая от падения, — Давайте обойдемся без сотрясений в этом кабинете, прошу Вас, — я посмотрела на профессора, который мягко улыбался мне, убирая руки с моих плеч, — я закончу. Можете идти готовиться к уроку. — О, нет, мне тут осталось всего ничего… — я кивнула Фелис и снова развернулась к доске, но тут же подавилась вдохом: не дожидаясь, когда я слезу со стремянки, он сделал небольшой шаг вперед, и его тело оказалось практически вплотную к моему: крепкий торс, обтянутый рубашкой, коснулся моей спины, а в ноздри ударил терпкий запах одеколона и крепкого кофе, который мы только что допили в лаборантской. Я четко ощущала, как его тяжелое дыхание обжигает мою раскрасневшуюся шею и кончики ушей, которые, наверняка, горели пунцовым. Я приоткрыла рот, будто бы желая что-то сказать, но только и смогла, что шумно вдохнуть, как рыбка, выброшенная на берег, тут же невольно поджимая губы и опуская взгляд в пол. Воздуха резко стало не хватать, как и пространства в целом, кабинет вмиг стал узким и крошечным, скукожившись до размера этой самой школьной доски. — Мисс Колдбоунс? -… — Кхм. Юная мисс, — его голос прозвучал прямо над моим ухом, обжигая горячим дыханием, — Вы не могли бы?.. «Отсосать тебе прямо сейчас, в лаборантской, надеюсь?» Я мотнула головой и скосила взгляд, понимая, что он протянул руку за губкой, в которую я вцепилась пальцами, как в спасательный круг, и, всего лишь, хочет закончить подготовку доски. — Ох, простите, профессор, — моментально вспыхнув густым румянцем от неловкости ситуации, я отдала ему губку и быстро соскочила со стремянки, спешно обходя мужчину, стараясь не смотреть ему в глаза. Класс уже начинал потихоньку наполняться людьми, и кое кто с интересом посматривал на сценку, разворачивавшуюся за кафедрой. — И давно Вы дружите? — Фелис, успевшая разложить на своей парте тетради и учебник, села, подперев голову рукой, устремляя на меня вопросительный взгляд, — Помнится, ты характеризовала его предмет, как «душный и унылый». Кажется, эта характеристика не относится к самому профессору, м? — Не понимаю, о чем ты, — отмахнувшись, я достала тетрадь и посмотрела на Фелис, — о какой дружбе речь? Он — наш учитель, и такие вещи, знаешь ли, немного противозаконны, — закатив глаза, я потянулась в сумочку за бальзамом для губ, чтобы освежиться, — на меня в коридоре насел хренов Херберт, а наш профессор изобразил благородного рыцаря, и спас меня от жуткого дракона. Вот я и помогла ему разобрать коробки в лаборантской, для сегодняшней практики, — я повернулась в сторону двери, когда прозвенел звонок на урок, окидывая взглядом профессора, закрывшего ее и направляющегося к кафедре. — Я думала, ты сегодня не придешь. Не видела тебя на ланче, — перейдя на шепот, Фелис открыла учебник, следуя словам преподавателя, и снова посмотрела на меня, — думала, что, после инцидента с Джоном, ты больше не станешь со мной… ну, знаешь. Общаться. — Бред! Из-за Джона, Пф, да, брось, — ответив на красноречивый взгляд профессора, слышащего, как мы переговариваемся через ряд, — сногсшибательной улыбкой, я кивнула и показала жест «рот на замочек». Он ухмыльнулся и покачал головой, отходя к доске, продолжая свою вступительную речь, — слушай, Новерли… ты сегодня что делаешь после уроков? Пятница же, может, затусим? Есть у меня одна идейка. — Отрабатываю еще один урок у Блэкхорса, — она заговорила еще тише, видимо, опасаясь гнева профессора, — а после, я собиралась… — Отлично, — я перебила Фелис на полуслове, но сделала это довольно громко, так что, на этот раз — профессор повернулся в мою сторону и чуть спустил очки к кончику носа, сверля меня прямым взглядом. — Мисс Колдбоунс, — устало выдохнув, он покачал головой и отложил планшет, — выходите к доске. Иначе вы с мисс Новерли докажете новую теорию за нашей спиной, и все лавры пройдут мимо вашего покорного слуги, — по классу прокатился забавляющийся смешок, и я фыркнула, косясь на одноклассников, — я серьезно. Давайте, чем быстрей мы закончим с разбором домашнего задания, тем быстрей начнем новую тему. — Я зайду за тобой после отработки, — обреченно выдохнув, я нехотя встала с места и, проходя мимо парты Фелис, слегка провела ногтями по внешней стороне ее запястья. Остановившись у доски, я взглянула на профессора: он смотрел спокойным взглядом, чуть улыбаясь, и протягивал мне маркер. Что ж, видимо, настало время показать на деле, что я усвоила из его слов, за последний час. Интересно, он очень удивится, поняв, что ответ — совершенно ничего?..