Цзян Чэна разбудила матушка. Стояла глубокая ночь, и коридор, по которому они торопливо шли, словно опустел. Путь им освещало дрожащее пламя факела.
— Матушка, куда мы идем? Зачем ты меня разбудила? — немного сонно спросил Ваньин. Он едва поспевал за резвыми шагами матери.
— Скоро узнаешь, — ответила она, поджав губы.
Юноша замолк и следовал за матерью, гадая, почему она сама пришла разбудить его, к тому же в столь позднее время. Он испытывал смутную тревогу, предчувствуя, что последующие события не придутся ему по нраву.
Наконец они дошли до небольшой тайной комнаты. Цзян Чэн знал о ней — вдовствующая королева частенько проводила там собрания со своими приближёнными. Войдя, он увидел стоящего у стола советника Фэня. В руках он держал клочок пергамента.
— Что ты здесь делаешь?! — вмиг в пылком юноше вновь пробудился гнев: лишь день назад этот бесстыжий человек говорил ему сдаться и собственноручно вручить своё наследие врагам.
— Ваше Величество, я…
— Как ты смеешь попадаться мне на глаза после этого? — с яростью вопросил король.
— Ваньин! — грубо отдернула его мать. — Немедленно сядь и выслушай!
Столь несдержанное поведение матери заставило Цзян Чэна мигом умолкнуть, тревожно опустившись на стул.
Вдовствующая королева и советник переглянулись, прежде чем женщина передала сыну свиток. Со странным предчувствием молодой король раскрыл его. Но прочитанное превзошло даже самые худшие ожидания. С каждым словом он чувствовал себя так, будто внутри грудной клетке разрастался огонь.
Словно не веря, он перечитал послание снова. И снова. Но смысл написанного не менялся.
— Что это? — спросил он и удивился тому, как спокойно прозвучал его голос.
— Ваньин, послушай меня…
— Я спросил, что это! — взорвался король, в ярости смяв пергамент. — Не смей говорить мне, что намерена отправить это нашим врагам!
Глядя в глаза своей матери, Цзян Чэн не мог найти ответы: он видел лишь святую уверенность в себя и своё мнение. Он видел её ответную ярость: никогда сын не смел разговаривать подобным образом с матерью. Но он больше не мальчик, он —
король.
— Не стану, — гордо сказала она. Не успел Ваньин осмыслить сказанного, как его мать, словно решив добить его, не менее горделиво, произнесла: — Я уже сделала это. И уже получила согласие.
Вмиг короля обуяло столько эмоций, что он не мог распознать ни одной, кроме гнева.
— Ты… — хрипло выдавил он, смотря на мать в безмолвном удивлении.
Она бесстрашно встретила его взгляд. Её тонкие губы были поджаты, а подбородок поднят высоко.
— Как ты могла? — чувство предательства охватило его, заставляя сердце сжиматься в тиски. — Как ты могла?! — взорвался он, в два шага подлетев к ней.
— Кто дал тебе право?! — негодующе прокричал он. Он стоял так близко к ней, что глядя ей в глаза, видел, как они сужались в не меньшем гневе.
— С каких пор я должна спрашивать чьего-либо позволения? Я — королева этой страны и
я имею право, — особенно выделив последние слова, прошипела Юй Цзыюань.
— Я король! — проорал Ваньин в ярости. — Ты не имела права делать что-либо за моей спиной! Ты…
Раздался звук пощечины, и юноша замолк. Удар не ощущался, но он чувствовал, как от разрывающих эмоций кипит кровь, приливая к голове. Он и не замечал, как сильно сжал кулаки, словно опасаясь поднять руку на мать.
— Немедленно успокойся! — сказала непреклонная Юй Цзыюань , чьим характером обладал и сам юный король. — Я сделала это ради нашей страны. Ради нашего наследия, ради своих детей. Ради тебя.
Её последние слова особенно больно кольнули сердце.
— Ради своих детей? — сипло произнёс он. — Ради своих детей ты готова выдать их замуж за врагов? Ради меня ты готова лишить меня трона, короны? Всего, что оставил мне отец?!
Упоминание покойного мужа вмиг ужесточило женщину.
— Твой отец оставил тебе войну, в которой ты не победишь, — и каждое её слово делало всё больнее: вновь неверие в его силы, вновь сомнения в его победе.
— Это не так. Мы победим, — убежденно прохрипел он. — Как только Вэй Усянь освободит Юнпин и главную дорогу, оставшаяся часть армии зажмёт Ланей, они окажутся в ловушке с двух сторон. Затем мы…
— Мы проиграли, Ваньин, неужели ты не понимаешь?! — отчаянно прокричала мама, и это отчаяние в ее голосе, словно разом, лишило его каких-либо сил. — Я сделала это ради нашей семьи. Страной будет править сын Янли, твоей сестры. А ты станешь консортом всей Империи! Неужели это хуже, чем лишиться головы?!
— Мы не проиграем… — слабо возразил он. Казалось, что не осталось сил даже говорить.
— Скажи ему, — потребовала Юй Цзыюань, повернувшись к молчавшему доселе советнику.
— Мои соболезнования, мой король, — печально вздохнул советник, — Юнпин пал.
***
Император вглядывался в огни города, осаждённого его армией. Вдали стражники несли службу на высоких каменных стенах в ожидании его действий. Что же он прикажет? Напасть сегодня? Завтра? Или через недели?
Власть опьяняла, одно лишь осознание того, как много значит твоё слово, заставляло кровь кипеть. Но иногда тяжесть короны чрезмерно давила.
Последние дни к нему пришло понимание того, что власть не равна победе. Имея власть над своими поданными, ты не имеешь власти над судьбой. С тех пор, как они достигли столицы и осадили её, они жили лишь в ожидании новостей от их кузена, что повёл часть армии на Юнпин. Лишь одна победа имела такую большую значимость. Порой сотни проигранных битв не приводят к поражению, но одна победа — и ты пируешь на костях врагов.
Сердце сжималось в ожидании, тревоге и тоске.
Тихие шаги отвлекли его от мрачных мыслей. Обернувшись, он вмиг посветлел.
— Ванцзи, — слегка улыбнулся он.
— Брат, — кивнули в ответ.
Молчаливое присутствие родного брата даровало больше поддержки, чем сотни слов сотен людей. Даже в самые тёмные времена, семья — то, что даёт тебе силы, веру в будущее. Особенно твоя кровь, твой брат — тот, с кем ты рос и в ком никогда не сомневался.
Их спокойствие прервали торопливые шаги: к ним изо всех сил бежал юноша. Грудь его вздымалась от сильного бега, с ног до головы он был покрыт кровью, а глаза его были обезумевшие.
С тревогой переглянувшись, братья поспешили навстречу к гонцу.
— Мой император, — упал на колени в поклоне юноша. Голова его склонилась к грязи, и каждое слово было произнесено с болью и трудом: — Мой Император, мы пали… — горестно сказал гонец и заплакал. — Наша армия пала…. Всё пылало! В один миг… Юньменцы… Они идут.
***
Через пару часов напряжённого совета посланнику Юньмэн, до этого сидевшему под стражей, было велено передать письмо своему королю.
«Его Превосходительство император Лань Сичень принимает ваше предложение.
Отныне Юньмэн Цзян — часть Империи Лань, а Король Ваньин — будущий Супруг-Консорт Империи.
Да прослужит наш союз долго!»
***
Это был первый день весны — день, когда жизнь Цзян Чэна была разрушена.
Войско Ланей вошло в город победителями: их воины громко воспевали гимн своей страны, пока сам Император Лань и его брат шествовали по главной дороге верхом на белоснежных конях. Их доспехи сияли на солнце, а нежный ветер развевал их белые плащи — в своей красоте они выглядели воинственными небожителями, несущими свет.
Но в дом Цзян Чэна они принесли лишь тьму.
Жители города, спрятавшись в домах, украдкой наблюдали за процессией из окон. Цзян Чэн мог лишь смотреть за тем, как приближались к дворцу захватчики. Его мутный взгляд безвольно следил за словно белым пятном, неспешно надвигающимся к нему.
В его народе белый — цвет траура и печали: люди носили его, когда теряли близких, когда горе омывало их, раня сердца.
Народ Ланей с гордостью облачался в белый — для них он был цветом достоинства и чистоты, благородства и чести.
Сегодня утром вся его семья покрылась в белый: их печальные и серьёзные лица словно клинком резали его нутро.
Минуло семь дней с тех пор, как отец погиб. Семь дней с тех пор, как на голову наследника вознесли корону.
Не успел окончиться их прежний траур, как был начат новый. Цзян Чэн не знал, скорбел ли он больше о своем отце или о короне, которую держал сейчас в руках, не имея права надеть.
Гнев, страх, разочарование, тревога, вина — чувства съедали его заживо, и в тот миг, когда Император Лань остановился перед дворцом, Цзян понял: остались лишь двадцать ступеней до того, как все его мечты, надежды, счастье — то, чем он жил, навсегда исчезнет.
Смех брата, звучавший в каждом углу;
Нежные улыбки и ласковые объятия сестры;
Мудрые наставления отца и суровый взгляд матери;
Аромат лотосов и яркое солнце, никогда не покидающее Пристань;
Обучения мастерству меча, учения наставников;
Его наследие, его корона, его семья и дом.
Все, что когда-либо было ему дорого, отныне не принадлежит ему.
Ибо, опустившись перед
ним на колени, он вручает ему свою жизнь.
— Корона Ваша, мой император.
