Падение

Тлеющие огоньки костра не грели: пускай днём солнце согревало землю, ночью холод пробирал до дрожи. Не отпускающая тревога особо изводила, когда опускалась темнота. Кругом царила тишина, нарушали её лишь потрескивание пламени и едва слышимые шаги стражников на посту. Вглядываясь в тьму, они молчаливо несли свою службу, защищая сон спящих. Вэй Ину спать в столь позднее время мешали мысли: нескончаемым роем они беспокоили его, не давая отдохнуть после напряженного дня. — Господин Вэй, — рядом аккуратно сел юноша, прислонившись своим плечом к его. — И тебе не спится? — спросил Вэй, чувствуя тепло, исходящее от друга. На душе оно ощущалось тоже. — Завтра мы доберемся до Юнпина, — с беспокойством сказал юноша. Его тёмные, почти чёрные глаза выражали сильную взволнованность. — Не волнуйся, — похлопал по плечу Вэй Ин друга. — Я не позволю нам проиграть. — Я… Я волнуюсь за вас, Господин Вэй, — робко произнёс юноша. Вэй Усянь вновь отвёл взгляд на тлеющие огоньки. Он не переставал раздумывать над их главной целью с тех пор, как покинул столицу. Когда он, упав на колени, упрашивал короля позволить выдвинуться в поход, он имел лишь наброски и хаотичные мысли. Но с каждым донесением разведчиков наброски становилось полноценным планом, а с каждый пройденным шагом хаотичные мысли упорядочились и превратилось в решимость. План его был гениален и до безумия рискован. Он был новаторским — и он был жесток и кровав. Это не могло не беспокоить его. Но его воины верили ему. Они доверили ему свои жизни, позволили распоряжаться ими ради победы. И это давило, душило, перемалывало изнутри. Что могло быть хуже, чем быть ответственным за чужую жизнь? Что могло быть хуже, чем есть за одним костром с людьми, которых завтра отправляешь на верную смерть? Их противник превосходил их во всём. Их было вдвое больше. Они не устали, проведя несколько дней подряд в беспрерывной дороге. Они удобно и давно обосновалась на месте, установив сторожевые башни, осадочные и метательные машины. Лани забрали себе оружие, лошадей и припасы их армии, которые проиграли им до того, и держали пленных в своём лагере. Что было у них? Что было у Вэй Усяня? Ничего, кроме ума, находчивости и веры его людей. Он свято верил, что этого достаточно, но теперь, когда до битвы оставались считанные часы, он задавался вопросом: прав ли он? Не обрёк ли он свою семью, свой народ на погибель? Не станет ли его самоуверенность смертным приговором? Из раза за разом пред глазами возникал образ умирающего короля. Он добро улыбнулся ему, и его большая теплая ладонь погладила его по голове. — А-Ин, позаботься об А-Чэне и А-Ли, — сказал он. — Я сделаю это, дядя. Готовность и твёрдость, которые звучали в его голосе, убедили короля. Взгляд его смягчился. — Я верю в тебя, А-Ин, ты справишься. И теперь слова человека, что заменил ему отца, словно цепь на шее, — не снять, пока не выполнишь клятву. Он дал обещание, и оно тяготило душу. Он взглянул на юношу рядом: его милый, добрый друг, который не был обязан идти с ним, но терпеливо сопровождал его, поддерживая добрым словом. Даже война не сломила в нём мягкость и сердечность. Неужели этому застенчивому парню придется убивать и умирать? Почему? Только потому, что кому-то захотелось больше власти? Больше богатства? Эта несправедливость заставляла кровь кипеть в ярости. Хотелось громить, крушить, хотелось кричать. Почему люди должны гибнуть из-за чужой жадности? Его воротило от этого. От того, что ему приходилось жить в таком мире. В своих мечтах он строил новый мир — мир, где из чужой прихоти матери не лишаются детей, а дети — отцов. — Господин Вэй, я знаю, что вы справитесь, — словно набравшись смелости, смущено сказал ему его друг. — Вы самый… Вы самый храбрый и умный человек, к-которого я когда-либо встречал. Вэй Ин почувствовал прилив сил и искренне улыбнулся. Решимость вновь наполняла его. Он знал, что делает. В конце концов, он всегда достигал того, чего хотел. И на этот раз не будет иначе. — Спасибо тебе, А-Нин, — поблагодарил он друга, подняв глаза к небу: там, во тьме ночи, ярко светила луна.

***

Лань Фэй был первым и единственным племянником ныне покойного императора Лань. Его отец был не только братом правителя, но и его верной правой рукой. Лань Цижэнь имел неоспоримый авторитет в империи, и более того, когда император ушел в затворничество, именно он управлял страной и растил наследников. Лань Фэй был поздним, но от того не менее желанным ребёнком. Однако рождение дитя омрачилось гибелью его матери: та была слишком слаба и не пережила роды. В то же время его отцу пришлось взять бразды правление в свои руки, как и воспитание своих племянников, ставших сиротами при живых родителей. Его отец справлялся со своими обязанностями с присущей Ланям четкостью. Вот только на родного сына у него времени не хватило. Лань Фэй рос во дворце в окружении служанок и детей дворян. Его двоюродные братья были намного старше его, и проводили время за учебой. Отец был занят. Мальчик рос, большее время предоставленный себе. Закончив утренние занятия, до самого отбоя он занимал себя сам. И потому, думалось ему, он отличался от своей семьи. Идеальных, холодных, словно вылепленных из нефрита статуй Ланей. Однако, как и все представители его королевского семейства, он был на редкость хорош собой и умён. За что бы ни брался — всё у него получалось. Не так совершенно, как у его братьев, но достаточно, чтобы когда началась война, ему было доверено звание генерала. Он нёс свой титул с гордостью, ведь его победы следовали одна за другой. Потому он не удивился, когда его назначили главным в походе на Юнпин. Впервые ему вверили столь значимую миссию. Он был полон решимости не подвести свою семью. Добраться до Юнпина было нелегко: в пути им препятствовали тщательно спланированные засады, ловушки и бесконечные бои. Юнменьцы знатно потрепали их. Однако он победил в битве, разгромив противников. Лань Фэй при всём желании не смог бы описать гордость, которую испытывал, когда сделал это. Прославленный, умудрённый опытом генерал Юньмэн Цзян пал под натиском королевского юноши — разве не заслуживал этот подвиг восхваления? Он обосновал свой лагерь под стенами города, и начал планировать осаду. Однако разведчики донесли, что к ним приближается войско. Лань Фэй был уверен в своём успехе: их было в два раза больше, их местоположение было выгодным. Но на следующий день разведчики, которые должны были донести ему новые вести, не явились. Как не появились они на следующий день, так и на следующий. Вдруг они оказались в неведении того, где их враг. Когда он доберётся до них? Когда нападёт? «Сегодня», — пронеслась мысль, когда мир вокруг вдруг наполнился криками и лязгом стали. Он рубил мечом направо и налево, ощущая кровь везде: её запах, вкус. Кровь текла, и люди умирали. Мимо скакали горящие лошади, сбивая с пути воинов, те — заживо варились в своих доспехах. Всё пылало. Огонь был везде. Крики агонии, страха, стоны, полные мучений, запах жжёной плоти. Невыносимый жар. Он не мог дышать. И тогда в пламени Лань Фэй увидел его. Он возник из пламени верхом на вороном коне, и плащ его, такой же чёрный, развивался позади. Он был покрыт кровью, и та стекала с его окровавленного меча. Его глаза, серебристые как сталь, смотрели на него. Лань Фэй ощутил, как замерло его сердце, и шум вокруг словно утих. Он понял, что проиграл.

***

Миг, когда Вэй Ин осознал, что всё закончилось, ознаменовался первыми лучами рассвета. Яркое, тёплое солнце осветило землю. И всё, что он видел, — мёртвые тела. Он сглотнул вязкую слюню, ощущая вкус крови. — Мы победили! — закричал кто-то надломленно. Вэй Ин обернулся и увидел юношу. Он помнил его: пару дней назад они вместе обедали, сидя у костра. — Мы победили, — снова сказал тот и заплакал. Там, где должна была быть его рука, был лишь обрубок. Вэй Ина затошнило. Он хотел плакать. Он хотел рыдать, хотел забыть, что видел сейчас. Вокруг звучало так много голосов: кто-то радовался победе, и он слышал их радостные возгласы; кто-то кричал и стонал от боли; так много сильных мужчин вокруг плакали. Мимо проходили его воины: они тушили пламя там, где оно ещё горело. Осматривались в поисках выживших. Помогали тем, кто уже не мог встать сам. Вэй зажмурился так сильно, как только мог. Но даже с закрытыми глазами он видел это: пламя и кровь. — Г-господин Вэй, — услышал он, — В-вы в порядке? Верный друг стоял рядом с ним: он был покрыт сажей и кровью. Глаза его были печальны. Вэй Ин хотел бы чувствовать вкус победы, но всё, что он ощущал, — горечь. — А ты, А-Нин? — спросил он и, получив в ответ кивок, принялся помогать остальным. Помогая и своим воинам, и вражеским, он ни на миг не останавливался. Впереди его ждало много работы: нужно было подсчитать количество жертв, похоронить умерших, посмотреть, что из провизии, оборудования уцелело. Уже устанавливали палатки для раненных, где трудились лекари. — Генерал Вэй, — окликнули его, когда он помогал перенести одного раненого на носилки, — мы нашли генерала Ланей. Войско было под его предводительством. Вэй Ин дождался, пока его не заменит другой человек, и отправился вслед за окликнувшим. На земле сидел мужчина. Он был связан по рукам и ногам, и лицо его было невозможно разглядеть из-за крови и грязи. Но его карие глаза смотрели на него с огнём: он пылал вызовом и яростью. Ни что в нём не впечатлило Вэй Усяня. — Так это был ты, — усмехнулся мужчина. Голос его звучал юно, и Вэй подумал, что, должно быть, он был не старше него самого. Они все — вчерашние дети на чужой войне, начатой взрослыми. — Если ты о том, кто одолел тебя и твое войско, то да, — спокойно ответил Вэй Ин, — Это был я. Юноша напротив не сводил с него взгляда. Прежний Вэй Усянь, быть может, нашёл бы в себе силы усмехнуться в ответ, сказать что-то остроумное. Но сейчас, когда его руки стягивала засохшая кровь тех, кого он убил, и тех, кого он пытался защитить, у него не было сил вымолить и слова. — Следите за ним, — бросил он. Вражеский генерал остался сидеть на обгоревшей земле: грязный и побежденный. Но взгляд от Вэй Ина так и не отвёл. Солнце поднялось, и день только наступил. На поле свершённой битвы царила тьма.