Летняя сказка

Когда ещё в средней школе тебя заклеймили лузером, а тактичность покинула уже после первой шутки про чужую мать, радостно махая ручкой на прощание, шансы на адекватное общение с женским полом, – как минимум в пубертатный период –, резко падают, равняясь формой с круглым числом – «0». Поэтому когда Беверли стала очередной неудачницей – новым членом клуба, любой контакт с ней был своеобразным продвижением в мостике отношений. Несмотря на некое смущение среди остальных парней, Тозиер скованно себя не ощущал. Особенно с Бев, которую прилюдно обзывают шлёндрой и обливают ведром с мусором; вы правда думаете, что Ричи будет мямлить возле неё? Конечно, когда общаешься с любой симпатичной девочкой, в ряды которых входила Марш, чувствуешь себя немного не в своей тарелке и подростковые гормоны дают о себе знать, но о боги, балабол насколько плевать хотел на эти все любовные интрижки, что забыл о своей мимолётной симпатии к рыжей уже через час после её возникновения. Наверное, трудновато играть в аркадные игры и думать о её ярких волосах одновременно – а совмещать с шутками о Соне Каспбрак так вообще невообразимо сложно. Поэтому когда в столовой к их столику вдруг начала подседать Рейлис – без прозвища, с опрятной одеждой и благополучной семьёй, начинаешь мельком задумываться, что говоришь, и когда говоришь. Ей, вечно скучающей, морщащей нос на банановый коктейль и сонно зевающей, понравиться стало первой целью Ричи. Ох, да у них даже имена на «Р»! Что это, как не судьба? Особого интереса Мартин к Тозиеру не проявляла. Посмеяться с ним? Хорошо. Поболтать о предстоящем тесте с физики? Ладно. Выбрать его, вместе Эдди? Аэ-э, извини мальчик, не дорос. …А ведь сначала Ричи и не замечал того, как часто они сидят ближе всего в компании. Как она мечтательно заправляет прядь волос за ухо, оголяя бледную, лебединую шею с точечками-родинками. Как Каспбрак начинает много смеяться в её окружении. Боже, вот же дерьмо. Больно и обидно; Тозиер же помнит, как Рейлис делала ему комплимент насчёт его новых очков – менее толстых, за которыми ему видно в разы хуже, но выглядит он в разы лучше. Как она трепала его волосы и опиралась головой о его плечо. Так почему же он не заслужил быть любимым? Почему она всё равно смотрит на Эдди так, как хотел бы Ричи, чтобы она смотрела на него? И почему он начинает радоваться, когда Каспбрак болеет и она садиться возле него, а не ищёт глазами астматика? Дерьмо. Дерьмо-дерьмо-дерьмо. — Эй, Рей, а я даже мог выбрать тебя, а не мамку Эдди, – шутит Тозиер, когда Мартин крутится возле них в новом атласном платье кофейного цвета, под цвет её карих глаз. — Правда? О чёрт, а я хотела тебя своим свёкром, – подшучивает Рейлис в ответ, даже не понимая, как сильно Ричи хочется кричать от безысходности в такие моменты. А ведь она не глупая – очкарик почти уверен, что она знает о его чувствах. И от этого ни разу не легче. Обида в груди только усиливается, дерёт кожу и рассыпается неприятными язвами, что не заживут. Останутся мелкими шрамами на всю жизнь, напоминанием о чёртовой первой любви. А потом Ричи нарочно просиживает штаны вечерами на детской площадке возле её дома: качается на качелях, скрипучих и ржавых, рассказывает малышне истории о победе над злым клоуном и освобождение принцессы от большого дракона. Придумывает, дополняет, избавляет самого себя от вечных раздумий о её смоляных волосах и карих глазах. И так всегда. Чего ждёт? Ответа сам не даст. Может, если бы заметил, как Эдди провожает Мартин к порогу её дома, а та в благодарность целует его в щёку – ушёл бы, засунув руки в карманы и спрятав глубже голову в капюшоне. Но не заметил. Ни разу И ждал – ждал чего-то особенного. Ждал до того момента, пока одним вечером женский голос не позвал его сзади: — Машинка Рич! – приветливо кричит Рей, не забывая о собственноручно выдуманным прозвищем для балабола, что пошло от привычки остальных неудачников шуточно затыкать его, используя родное «бип-бип». — Чух-чух, Рей, – спокойно произносит парень, используя эту деталь вместо приветствия. Единственная мелочь, что делала их отношения особенными. Единственная мелочь, и та была особенна только Тозиеру. — Почему ты тут? – улыбается Мартин, что рада видеть друга, с которым не виделась последнюю неделю точно, – разгоняешь детей с площадки? Шуточно произносит та, подсаживаясь на соседние качели. — Да, знаешь, я им рассказываю о жутких легендах вон того дома, – кивает Ричи на жилье Рейлис, – знаешь, говорят, там живет ведьма, которая превратила двух лягушек себе в братья. Мартин удивлённо охает, после чего закатывает глаза и фыркает, отворачиваясь. Она всегда так делает – строит из себя обиженную, хотя улыбается и втихаря хихикает. А ещё крутит волосы на карандаш в школе. Проскальзывает в щель открытых после незнакомцев дверей, не прикасаясь к поручню, грызет шапочку ручки и тщательно следит за своими короткими ноготками с вечно обрезаной кутикулой и чёрным покрытием. Начал ли он специально подмечать такие мелочи, черпая для себя что-то новое? А может, не думая об этом, он случайно наблюдал и вдруг запоминал? Ричи был необыкновенно тихим, настолько, насколько это вообще возможно. Ну, это же… Ричи! Ричи Тозиер, без какого-либо чувства такта, с отстойным юмором и никогда не закрывающимся ртом. Тот, кто громче всех ругается, проигрывая к видео-игре сопернику. Так почему это он обрекает бедную Рейлис думать о теме разговора и поддерживать односторонний диалог, учитывая, что он, – готова поклясться Мартин, – её даже не слушает. — Ты что, заболел? – не выдерживая очередной паузы, которую ей бы пришлось заполнять самостоятельно, брюнетка отпихивается ногами от земли, держа в ладонях железные поручни. — Чего? – переспрашивает Тозиер, вырываясь со своего транса. Рейлис останавливается, тормозя качели ногами в старых изношенных кедах. Она хмурится, строя бровки домиком и повторяет слово в слово; но Ричи не слышит вновь. Красивая. До перемешанных мыслей, бабочек в животе, адреналина от американских горках: с этим несчастным крысиным хвостиком, растянутой футболке, неровно подстриженной чёлке набок, что ровняет самостоятельно каждый месяц возле школьного зеркала, с этим идеальным, так сильно выбивающимся на фоне общего беспорядка, чёрным гель лаком на ногтях. До жути красивая. — Ты заболел? Мелькает её саркастичный голос в закоулках сознания, и остатки здравого смысла вдруг уже кажутся крошками на кровати с под овсяного печенья – чем-то таким же незначительным и мелочным. Ричи подпрыгивает на ноги, приседая напротив качели с сидящей на ней Рей и ставит свой подбородок на её тощие колени в синяках, последствиях девичьей дезориентации. — Я болен тобой, Рей, – улыбается Тозиер так, как улыбается только Эдди; слишком искренне и понимающе, так, будто он готов обцеловать каждый синяк на её голых ногах и заклеить пластырем с животным. Так, как улыбается не он. То, что свойственно не ему. Улыбка Ричи – вещь на любителя. Никогда не знаешь что в его кудрявой макушке и тем более причину его вечного смеха. Улыбка Ричи совсем не похожа на улыбку Эдди. Вечно болезненного Эдди. Эдди, что судорожно ищет ингалятор в карманах шорт и скептически закатывает глаза. Эдди, чья улыбка всегда искренняя. Чью улыбку Рейлис Мартин представляет перед сном. Эдди. Не Ричи. — Боже, шутить ты никогда не научишься, – нервно хихикает девушка, бегая глазами по площадке в поисках чего-либо, только бы не смотреть в такие родные, и одновременно незнакомые глаза. Её пальцы крепче сжимают крашеные ручки качели, из-за чего костяшки натягиваются и белеют. Ричи, заметив это, смеётся себе под нос. Такая Рей – ему не в новинку. Хотя этого выражения он ещё не видел до этого, сердце испытывает колючее дежавю, что заставляет его кровоточить и обливаться теплой кровью. — Ты такого плохого обо мне мнения, Рей-Рей! – насмешливо пускает парень, из-за чего брюнетка на секунду возвращает взор карих глаз к нему, не опуская острый подборок. Пожалуйста, скажи, что шутишь. Рейлис хочется подпрыгнуть и позорно убежать к своему дому, запереться в комнате лицом вниз к подушке. Хочется забыть и о Ричи Тозиера, и о детской площадкой под родными окнами, и о ассоциациями к его улыбке. И она правда желает быть близко к нему, но не хочет переходить поставленной общественными принципами рамки. Не хочет быть к нему настолько близко: чувствовать его тёплое дыхание на ногах кажется чем-то слишком болючим, обжигающим. Хочется, чтобы он дал ей возможность не думать, забыть. — Ричи, давай глянем тот фильм в субботу, о котором ты говорил? – «Тот занудский фильм», на который ей вдруг захотелось больше всего на свете, – возьмем этот твой ягодный попкорн и… и… Голос Мартин трясётся, ей хочется расплакаться на месте. Ричи был ей нужен, но не в том плане, в котором она была нужна ему. — Хорошо, – щипает Тозиер её коленку, заставляя девушку вздрогнуть, – знаешь, ты начала говорить о попкорне, и мне внезапно захотелось ещё и сладкой ваты! Ну, там, малиновой или клубничной… Начал трепаться брюнет, из-за чего Лис подозрительно косится, но со временем, облегченно вздыхает. Он дал ей эту возможность. Дал возможность, чтобы не думать и забыть; перестал просить что-либо в ответ, и через десять лет, когда ему на почту придёт приглашение на свадьбу со вставленной фотографией счастливых Рей и Эда, он попросит ту же возможность – забыть. Не прийти. Сослаться на болезнь, боль в горле, температуру чуть выше 36,9. И пока Каспбрак будет унывать за свадебным столом, что главный балабол не пришёл, только Рейлис будет понимать, в чём причина. И вспоминая всё же состоявшийся поход в кино и холодный подборок на коленках, она даст ему то же самое – то, в чём нуждались они оба. Она – тогда, он – сейчас.