Fix you

      Ненавижу утро – единственная мысль, которая проносится в голове когда будильник вибрирует возле уха в шесть тридцать и ни минутой позже. Иногда так хочется, чтобы телефоны могли опаздывать на пару минут. Переворачиваюсь на спину и понимаю, что уже не одна. Наверное, он приехал поздно ночью, когда я уже успела отключиться. Как всегда тихо проник в квартиру, разделся, не включая свет, и разбросал одежду по комнате, в надежде попасть в кресло или на стул. Вообще, мы спали под разными одеялами, хотя чаще всего в конце концов оказывались под одним. Похоже, сегодня ночью он просто в очередной раз позаботился обо мне и даже не стал пытаться подобраться поближе, а просто уснул рядом, натянув маску для глаз, хотя я научилась наглухо зашторивать окна, когда он начал оставаться у меня. Мне хотелось надеяться только на то, что он чувствовал себя достаточно уютно просто находясь рядом, слыша мое дыхание и ощущая тепло моего тела. Потому что в моем-то случае все было именно так.       Выскользнув из-под одеяла, ухожу на кухню варить кофе. Крепкий, ароматный и в турке. Мне не хочется покупать кофе-машину, потому что просто привыкла варить его самостоятельно еще дома, а еще я терпеть не могу дикий шум, который бы разносился по всей кухне и мог разбудить даже мертвого. К тому же хотелось, чтобы хотя бы это осталось в моей жизни неизменным, пусть и в десятке тысяч километров и сотен часов вдали от прошлой жизни. Встать пришлось быстро, потому что застрять, разглядывая «незнакомца» в кровати еще бог знает сколько времени было проще простого. Если бы не очередное собеседование, которое снова вынет из меня душу, именно этим бы я и занялась. Обычно, просыпаясь рядом с ним после расставания, я принималась искать хоть какие-то изменения на хорошо знакомом лице, в подтверждение своих собственных ощущений, как будто он уезжал на целую вечность. Но на самом деле проходило несколько дней, поэтому что могло быть не так? Он возвращался все тем же любимым мужчиной и приносил с собой эту дурацкую стабильность, которой, как оказалось, мне не хватало.       Залив ложку заранее смолотого кофе водой, стою у плиты и жду, пока все это закипит, не в силах сдержать глупую улыбку. Он стал частью меня черт знает сколько месяцев назад. Я перестала считать после того, как поняла, что это все неизбежно движется вперед, как огромный тяжелый поезд, который сносит на пути все мои страхи и сомнения. Но неподдельное счастье до сих пор пробирало каждый сантиметр того, что принято называть душой, когда его образ возникал где-то рядом или хотя бы просто в голове. Чтобы немного угомонить растревоженное сердце и желудок, завязавшийся в узел от мыслей о нереальности происходящего, решаю помыть посуду, лежавшую в раковине со вчерашнего одинокого вечера: пара вилок, стаканов и тарелок, много времени не займет, как раз, чтобы кофе успел приготовиться.       Вставив наушники, как делала это всегда, и включив негромкую музыку, принимаюсь за дело. Но мыльные руки все больше не скользят по тарелкам, а взмывают в воздух, помогая телу двигаться в такт музыке, а глаза предательски закрываются в попытке отстраниться от настоящего. Ненавижу утро. И провожу его обычно в абсолютной тишине, злобно думая о предстоящем дне. Но почему-то не сегодня. Сегодня хочется танцевать. Может быть, потому что первым делом я увидела его широкую спину на своих простынях. Может быть, потому что удалось зарыться носом в его волосы на несколько секунд, чтобы не потревожить и без того беспокойный сон. Может быть, потому что удалось провести губами по коже на открытом плече, ведь ему было лень искать пижаму, всегда лежащую в шкафу напротив. Все эти короткие моменты, ставшие уже воспоминаниями, вызывают у меня приступы необъяснимого торжества и заставляют чувствовать невероятный прилив сил.       Замечаю, что на поверхности воды в турке появляются пузырьки и, бросив все, делаю шаг в сторону, чтобы выключить плитку. Не могу перестать улыбаться. И плавно двигаться в одном ритме с песней, переступая с ноги на ногу и запрокидывая голову, прямо с дымящимся железом в руках. Наконец, отвлекшись от музыки, замечаю что что-то вокруг изменилось. Оборачиваюсь, чтобы проверить, и обнаруживаю его за столом. Сонный, растрепанный. Даже, кажется, немного отекший от позднего перелета. Держит свою тяжелую из-за недавнего сна голову рукой, опираясь локтем о стол и поскребывая пальцами по поседевшей отросшей щетине. Все так же без одежды или даже пижамы, хотя дома совсем не жарко. "Можешь не останавливаться, я мешать не хотел", хриплым сонным голосом говорит он. И чуть откашлявшись продолжает, "просто непривычно видеть тебя такой довольной в это время". Улыбаясь, снимаю наушники и переключаюсь на колонку. Делаю тише, чтобы не било по мозгам и не разбудило соседей. Хотя кто в Нью-Йорке спит в это время? "Кофе?", интересуюсь я, взглядом указывая на турку в своих руках. После покорного кивка, заполняю кружку крепким напитком прямо перед ним. "Нет, не уходи", притянув за руку, усаживает к себе на колени. "Ты не чистил зубы", ухмыляюсь я, пока его рука неспешно движется по спине снизу вверх прямо до шеи и обратно. "Как же, сделал это еще в аэропорту", не вижу в глазах своего мужчины ни намека на отступление. Мотаю головой, "Нет-нет, это не считается". "Как хочешь", еле слышно выдыхает он прежде чем прильнуть губами к моей шее, уткнувшись острым носом в нежную кожу и не торопясь проведя по ней несколько неровных дорожек. Хорошо, что на мне теплая плотная пижама, как раз для холодных ночей, потому что не уверена, что устояла бы перед таким напором, когда его рука скользит от колена вверх, в опасной близости от слишком чувствительной зоны. Такая горячая и такая желанная все эти последние дни, она просто не может остаться без ответа. Из меня вырывается сладкий выдох в сопровождении с томным стоном. "Боже мой", предательски произносит рот, который как будто живет совсем отдельно от моего разума.       Пока я пытаюсь вдохнуть поглубже, чтобы прийти в себя и наконец-то начать собираться, он даже не пытается остановиться и проводит пальцами по моей голове. Странное ощущение. Непривычно, потому что пару дней назад я избавилась от всех своих крашенных волос, оставив всего парочку сантиметров и он, как будто специально, гладит против шерсти, а мои глаза снова закрываются от удовольствия. Смиренно жду его реакции, потому что не осмелилась рассказать все по телефону и ощущаю себя нашкодившим ребенком. Подняв ресницы, замечаю, как он разглядывает новую меня. Понимаю, что до чертиков люблю наблюдать за ним и обнаруживать неподдельный интерес и желание. Даже сейчас, когда ему больше нечего убирать мне за ухо. Но ведь с другой стороны, ему больше ничего не мешает целовать меня в шею. Он видит каждый сантиметр кожи за ухом, а это то самое место, которое он так любит. Чувствую, как его широкая рука двигается по тому, что осталось от волос, заставляя тело покрыться мурашками. Облокотившись на стол и склонив голову чуть на бок, терпеливо жду его вердикта. И кажется, что проходит несколько минут, прежде чем он замирает, его теплый, все еще наполненный сном, взгляд останавливается на моем лице и он говорит четко, размеренно, "You. Are. Gorgeous".       Если бы только существовал способ сказать ему, как я скучаю. И как мне не хватает его глаз – единственное место, в котором собственное отражение кажется мне прекрасным. Ну, может быть, еще в его огромных очках. "Теперь твои волосы чуть ли не длиннее моих", подмечаю я, пропуская его примятые подушкой кудряшки сквозь пальцы, "это было внезапное решение, просто спустилась на улицу и зашла в первый попавшийся салон. А через пару часов позвонили из компании по поводу работы. Вот уж они удивятся, увидев это, а не то, что на фото". "Они в тебя влюбятся", ответил он, сделав глоток и передав кружку мне. Обожаю делить с ним диалоги, кофе, еду, жилплощадь и кровать.       В квартире немного темно, потому что зачем включать освещение, когда и так через полчаса солнце заглянет в окна. Если бы еще не этот внезапный собачий холод в конце весны. Обвиваю его плечи одной рукой, потому что кажется, будто он замерзает. Прижимаюсь к прохладной коже и недовольно качаю головой, "Тебе нужно что-то надеть, скоро начнешь дрожать". Ответом мне становится только невнятное мычание и крепкое объятие. "Okay, sleepy beauty, посиди минутку". Высвободившись из цепких лап, возвращаюсь из комнаты с пижамой и носками в руках. Сажусь перед ним на пол и натягиваю сначала один, потом второй. Не сдерживаюсь и целую в колено, которое оказалось прямо перед носом. Помогаю со штанами, заставив его встать и чуть нависнуть надо мной. Он в этот момент точно большой ребенок позволяет мне о себе позаботиться. Только губы, которые периодически как будто бессознательно останавливаются то на моем животе, то на лице, то на запястье, выдают в нем сейчас взрослого и сильно задерживают весь процесс. Застегнув курточку пижамы, усаживаю его обратно. "My sweet boy", тихо говорю я и нежно провожу рукой от затылка, по уху к лицу. Понимаю, что такими темпами я опоздаю, но не могу остановиться. Этот большой, сильный и нежный человек вызывает настолько широкий спектр эмоций, что мне иногда страшно, от мыслей о своих собственных возможных способностях.       Когда на часах уже половина девятого, а на столе заканчивается третья кружка кофе, я сижу напротив него, закинув ноги ему на колени, и в свете утреннего солнца подкрашиваю ресницы перед маленьким зеркалом, которое держу одной рукой. Он перестал клевать носом, но сонно-уютного вида так и не потерял. После нескольких попыток отправить его в кровать, я сдаюсь и принимаю ситуацию как есть. Он держит мои ноги в руках, как будто они могут куда-то деться. Двигаю ими в ритм тихой музыке, чуть напевая и неизменно фальшивя. Его снова потеплевшие пальцы скользят по голени, чуть сжимая кожу в легком массаже. "Ты хочешь, чтобы я так и не добралась до офиса", протягиваю я, шутливо подстраиваясь под ритм песни. Продолжать свои дела становится просто невыносимо, потому что его руки не прекращают своих нежных движений. Я снова чуть вскидываю подбородок, в блаженстве прикрывая глаза. "Если ты не остановишься, мне придется докрашивать второй глаз в метро", простонала я, "пожалуйста, иди спать!". Он только усмехается, обхватывает ноги руками и кладет на них голову. Его щетина колет бедро, кожа на котором и без того слишком восприимчивая. "Во сколько тебе нужно быть на месте?", мычит он. "К десяти. Час на дорогу". Берет мое запястье в руку, смотрит на часы, которые я успела нацепить, чтобы периодически на них поглядывать и держать себя в тонусе, "У нас есть еще пять минут. А если взять с собой тушь, то все семь". "Уговорил, выбираю второй вариант".       Ровно в девять стою у зеркала, рассматривая результат своих стараний. Больше всего нравятся ажурные колготки, хорошо подходящие к черному приталенному платью ниже колена и закрытым туфлям на небольшом каблуке. Наверное, из-за них у интервьюеров могут возникнуть лишние вопросы, но мне слишком нравилось то, что получилось. Когда он подходит, вижу, что наша разница в росте стала еще меньше и я даже могу поцеловать его в нос не сильно стараясь. "Какой в этом смысл, если меня все равно не возьмут", выдыхаю я, складывая руки на груди. "Уверен, когда-нибудь мы и это поймем", говорит он, положив широкую ладонь мне на шею. Снова не могу сдержать улыбку. И знаю, что я сейчас не буду уныло плестись по улице, как делаю это, когда мое утро начинается без него. Не буду идти, буду лететь, подгоняемая необъятной любовью к этому человеку, который останется спать в моей квартире, у меня в кровати и откроет мою дверь, когда настанет время возвращаться. Он согреет меня после холодной улицы, съест со мной еду из ресторанчика внизу, внимательно выслушает очередной рассказ о том, как я облажалась (или нет?), подождет, пока я разгребу накопившиеся за утро заказы, выберет фильм, сделает попкорн и позволит мне вновь закинуть на себя ноги. Вот о чем я буду мечтать, пока буду ехать в переполненном вагоне метро и сидеть в ожидании, пока меня позовут. Да, именно об этом. О своем свете в окошке.