Fix you

      Вечернюю сонную тишину нарушало не так много звуков: приглушенный голос из телевизора, монотонное сопение собаки где-то рядом и равномерные звуки двигателей и колес проезжающих мимо машин. Часы на телефоне показывали практически полночь, а я как всегда не могла уснуть, бессмысленно ворочаясь на смятых простынях уже черт знает сколько. Очередная попытка наладить режим очевидно провалилась с оглушительным треском. Собственные мысли бывают чертовски утомительными, так почему бы не заглушить их чужими и в дело вступает ютьюб. Но и там все было не так просто, так что после долгого бессмысленного тыканья по роликам я включила то, что видела уже миллион раз в надежде, что это заставит меня отключиться. В моем распоряжении, как обычно бывало в его отсутствие, оказались обе подушки и оба одеяла, но не сложно догадаться, какими пользовалась я, до смешного религиозно не меняя наволочку до следующего его появления. Мне все казалось, что вот этот уголок еще пахнет им и придвигала его поближе, меняя стороны подушки каждую ночь в поисках его "кусочков". Одержимая я принадлежала секте имени его и как любая сумасшедшая не видела в этом ничего плохого.       Макс растянулся рядом на спине, по-человечески положив голову на вторую подушку и вытянувшись в струнку. Из-за этого сопение то и дело переходило в храп и мне приходилось периодически его подталкивать, чтобы он вел себя потише. Но когда в дверь постучали, о тишине пришлось забыть. Наверное, хриплый лай разбудил всю округу, но хуже всего то, что это напугало меня до смерти. Стук в дверь и днем-то нельзя назвать приятным опытом, потому что во взрослой жизни за ним обычно не следует ничего хорошего. Но практически ночью такие вещи совсем лишают возможности мыслить рационально. Бульдог лаял не успокаиваясь, а я на цыпочках пробралась к двери, слава богу там был глазок. Но едва "выглянув" наружу, я выпалила, "А ты что тут делаешь?!", сняла с двери цепочку, провернула замки и распахнула дверь, не понимая, какое чувство переливалось из меня сильнее – щенячья радость или удивление. Он стоял на пороге, в своей дурацкой кепке, очках и куртке, накинутой на футболку и как будто не торопился заходить, пытаясь изобразить что-то вроде самодовольного выражения лица, слегка задрав подбородок и ухмыляясь одним уголком губ. "Ну что, у меня получилось тебя удивить?", проговорил он немного сквозь зубы. В отличие от Макса, тут же кинувшегося ему на встречу и как обычно уперевшись в его колени своими толстыми лапками, я стояла в слегка уже вытянутых майке и шортах и потирала переносицу под очками, пытаясь скрыть свое довольное лицо и раскрасневшиеся от счастья щеки. "У меня еще кое-что для тебя есть", сказал он и только сейчас я заметила, что все это время его руки были спрятаны за спиной.       Эта фраза "у меня кое-что для тебя есть" стала уже привычной. Когда мы только узнавали друг друга, я обмолвилась, что у меня напряженные отношения с подарками. Это было сказано вскользь, в разговоре, который и к нему-то не имел отношения, просто какая-то очередная история из жизни, но его пугающая способность слушать сделала свое дело. Наверное поэтому он никогда и не дарил мне подарки, но периодически приносил "кое-что". А я ему "что-то". Последним "чем-то" оказалось маленькое мандариновое дерево в горшке. Мы тогда договорились сходить уже наконец в музей, посмотреть на кости динозавров, от которых у меня в прямом смысле сносило крышу, как какому-нибудь пятикласснику. "Если бы меня попросили выбрать себе тотемное животное", говорила ему я, пока мы смотрели на огромного Тирекса, "Я бы выбрала Диплодока. Он большой, неповоротливый, с маленьким мозгом". "Кого?", ему пришлось обернуться ко мне всем телом, потому что в его руках был средних размеров горшок с деревом. По пути в музей я наткнулась на витрину с комнатными растениями и просто не смогла пройти мимо оранжевых мандаринок, подмигнувших мне прямо из зеленых зарослей. А еще я попросила дружелюбную сотрудницу магазина помочь мне упаковать чуть ли не каждый плод, каждую веточку, ствол и, собственно, сам горшок, прелестника в крафтовую бумагу, видела что-то подобное в каком-то фильме. Мне казалось это дико забавной идеей. Пока мы не начали. После получаса мучений, тонны скомканной, порванной, изрезанной бумаги, нас хватило только на горшок и ствол, а все остальное было накрыто аккуратным куполом крафта. Когда я с опозданием прибежала на место встречи, изо всех сил пытаясь спрятать подарок за спиной, он тут же спросил, "Что там у тебя?", кивая мне за плечо. "Что-то", едва могла проговорить я, растягивая рот в улыбке. Мы назвали его Хави. "Не понимаю, почему мандариновое дерево?", спросил он уже в музее. "Не знаю.. Мне кажется, ты пахнешь мандаринами. И оно такое же теплое, как и ты".       Так что когда он сказал про свое "кое-что", я ждала какого-нибудь подвоха. Все-таки я поставила его в крайне неудобное положение, когда он таскался с деревом в руках словно с младенцем по музею до момента, пока не додумался сплавить его в гардероб. Естественно, Хави жил у меня, но за его "здоровьем" следил он, каждый раз, вычитав что-нибудь в интернете, давая мне по телефону новые указания, касательно ухода. Меня забавляла его ответственность и я все думала, на сколько его хватит. И как скоро несчастный малыш загнется от наших стараний. Не переставая ухмыляться, он уже опустил подбородок и, глядя несколько исподлобья, вытащил руки из-за спины. Я увидела пакет и стаканы с логотипом Макдональдса, и с наигранным негодованием помотала головой, закатив глаза, "Ты видел, который час?". Пока он, уже наученный, снимал обувь и куртку, я взяла у него пакет и чуть не захлебнулась слюной от запаха горячей картошки-фри. Молочные коктейли он объяснил тем, что уже и правда поздно, а в коле слишком много кофеина. Конечно, зато ударная доза сахара в талом мороженном – это в самый раз перед сном. Как только все это оказалось на кухонном столе, он обнял меня, заставив обхватить его широкие плечи, скрытые одной плотной черной футболкой. Немного потеревшись колючей щекой о ключицу и шею, повел голову вверх и заставил наши губы наконец уже встретиться. Нельзя было назвать его приезд полной неожиданностью. Я просто не ждала его сегодня. В последнем своем сообщении он написал, что едет на какую-то вечеринку и доберется до меня только завтра, обещая не задерживаться, чтобы приехать пораньше. И прикрепил еще какую-то дурацкую фотку, как будто посылая мне воздушный поцелуй, но из-за темноты внутри машины, которая как раз и везла его, было видно только блики от телефона в его очках и размытые черты. Но даже это убогое фото заставило меня растянуться в глупой улыбке и отчаянно прижать телефон к груди, хорошо хоть не к губам. В общем-то, я была уверена, что это все, что светит мне этим вечером и, пожелав ему хорошенько повеселиться, старалась больше не заглядывать в экран и не выискивать уведомления о новом сообщении. Так что этот поздний поцелуй на кухне стал благословением. Ментоловая жвачка не смогла перебить привкус алкоголя и сигарет, поэтому стало понятно, откуда это немного игривое настроение в такой час после определенно длинного дня. Еще пару раз ласково клюнув меня в губы, он снова спустился к шее и остался там, где она плавно переходила в плечо и начиналась широкая лямка майки. "Как же хорошо", услышала я оттуда, и эти слова волной прокатились по всему телу, заставив оторваться от пола пятки и еще теснее прижаться к нему. "Ты такая теплая", снова раздался его голос. "А ты такой пьяный", с легким смешком проговорила я ему в ухо и провела пальцами по еще недавно старательно уложенному затылку. Но на самом деле, он не был пьян. Просто наконец-то расслабился.       Мы могли бы долго простоять вот так, поглаживая друг друга, целуя и вдыхая, но снизу послышался недовольный скулеж и нетерпеливое цоканье от перебирания лапками по полу. Порадовав пса его лакомствами, мы принялись за свои. Он ничего не ел, только не спеша потягивал свой клубничный коктейль. Наши стулья были практически напротив друг друга, так что я уперлась ногами в сиденье между его ног, а он не смог оставить это без внимания и пальцами свободной руки мягко поглаживал обнаженную кожу. Вскоре от чизбургера и картошки остались одни воспоминания, а мы всё смотрели друг на друга и не произносили ни слова. Для меня это была своего рода медитация, потому что его взгляд и теплые касания вытесняли любые мысли и голове наконец-то становилось легко. В эти минуты я понимала, что значит "ни о чем не думать" и просто растворялась в моментах бесконечного спокойствия. К тому же, это очень помогало в рабочие дни, когда он, на мое счастье, оказывался рядом. Сидя в разных углах, занятые каждый своим делом, мы терялись во времени. И когда становилось невозможно игнорировать усталость, я хватала со стола наушники и, нервно повернувшись на стуле, утыкалась взглядом в него. Напряжение медленно скатывалось с моих плеч, пока я, подперев рукой тяжелую голову, смотрела, как он то ли сидит, то ли лежит на диване и что-то сосредоточенно читает. Лохматый, босой, с душкой от очков в зубах, он даже не замечал, как я протираю на нем дыру взглядом из другого угла комнаты. Несмотря на крошечный размер квартиры и вечное ощущение, что он сюда не вмещается со своим огромным добрым сердцем и как атлант подпирает плечами потолок, его присутствие уже казалось неотъемлемой частью незамысловатого интерьера. Он стал моим морем, один взгляд на которое успокаивал и возвращал в реальность. Как-то я просидела так добрых полчаса, о чем мне сказал плейлист, начавшийся заново. Тогда я взяла в руки телефон и написала ему, "Ты, наверное, даже не представляешь, как с тобой хорошо", перед тем как снова вернуться к работе. А минут через десять пришел ответ, "Не представляю. Покажи". Нет смысла говорить, что крышка ноутбука была закрыта в тот же момент.       Макс уже порядком устал от наших ночных посиделок и улегся спать, но не где-нибудь, а прямо у него на ступне. Просто пришел, потоптался и устроился толстым брюшком на большой и теплой ноге, как будто тех двух лежанок в пяти секундах ходьбы не существовало. И я понимала, что нам нужно бы сделать то же самое, но как же хотелось оттянуть завтра и продлить сегодня хотя бы на пять минуточек. Но он осторожно взял мои ноги под коленями, спустил их на пол и встал сам. Сделав шаг свободной ногой, чтобы ненадолго продлить сон пса, он наклонился и накрыл мои щеки своими широкими ладонями. Одна из них оказалась приятно прохладной и немного влажной, но я не успела как следует это прочувствовать, потому что он снова поцеловал меня, так что я просто переключилась на совсем другие ощущения, обхватив широкие запястья, чувствуя под подушечками пальцев пульс любимого человека. "Я рад, что не стал ждать утра", услышала я тихий голос и улыбнулась в его очередной поцелуй.       Я ждала его в комнате, сидя на разложенном диване под какое-то очередное видео, лениво поглаживая пристроившегося рядом пса. Говорят, что мужчину нужно искать такого, с которым ты можешь быть слабой. Но мне повезло найти того, с кем я чувствовала себя сильнее, чем когда-либо в своей жизни. Перебирая в голове все эти дни без него, я удивлялась тому, сколько всего смогла, вместо того, чтобы убиваться по упущенному. Но больше всего я наслаждалась любовью. К себе. Которая появилась под его чуткими руками, от его теплых слов и бесконечного терпения. Которая останется со мной даже если наши пути разойдутся. Из душа он вышел совсем сонный и, лениво спросив, "Что смотришь?", забрался под одеяло, повернулся спиной и сел между моих ног, откинулся всем своим массивным телом, придавив меня к подушке и спинке дивана, и сложил мокрую голову мне на ключицу. Пришлось подогнуть ноги, чтобы стало удобнее, и он тут же обхватил еще горячей и мягкой рукой мое бедро. Его борода слегка покалывала, а скорее даже щекотала, нежную кожу руки, которую я перекинула через его плечо и оставила на груди, устроив его голове уютную "подушку". Скользя пальцами по коже, я мысленно благодарила его, что он не воспользовался футболкой, которая ждала его в ванной. Теперь казалось, что майка на мне тоже лишняя, потому что не было удовольствия большего, чем чувствовать его как можно большим количеством клеток. От взъерошенных волос шел его запах, густой, тягучий, но мне все казалось, что так пахнет апельсиновый пирог, который только вытащили из духовки. Легкий и теплый аромат цитрусовых. Не знаю, почему. Наверное, это чувствовала только я. Может, любимый человек всегда пахнет тем, что вы любите? А может, я себя в этом просто убедила. Короткими ногтями провела от виска до макушки, но подросшие упрямые кудряшки вернулись на свои места и легли так, как им хотелось. Не поцеловать их было бы слишком сложным испытанием, так что я уткнулась губами в случайное место и легонько впилась пальцами в кожу на его груди. Он был таким податливым и сладким, что хотелось разлить цистерну нежности в нашей кровати и утонуть уже в ней, не думая вообще ни о чем, кроме его рук. В комнате горела небольшая лампа, и своим желтым, практически солнечным, светом плавила толстую свечу в стеклянном стакане. Казалось, что наступил рассвет, но только в нашей комнате, пока весь остальной город спал. Когда я прижалась щекой к его виску, он неожиданно спросил, "Как твои дела?". И мысленно осмотревшись вокруг, подумав о городе, в котором я была, о квартире, в которой жила и комнате, в которой изо дня в день испытывала томительное счастье, я поняла, что наконец-то дожила до того дня, когда хотелось ответить, "Все отлично".