Fix you

      Мне нравилось жить на третьем этаже. В принципе. Большую часть времени. Но тот день был такой дурацкий, изматывающий и бесконечный, что узкая лестница с высокими ступеньками казалась пыткой. Но эту мелочь затмевало одно большое, теплое и лохматое обстоятельство, скорее всего прячущееся от осеннего холода где-то у меня под одеялом. По крайней мере, я так предполагала, слушая его тихий голос в наушниках пока шла от станции. Он спрашивал, как прошел мой паршивый день, после того, как мы расстались утром в дверях моей квартиры, разделив крепкие объятия и пару коротких поцелуев. Мозг уже отказывался обрабатывать информацию и выдавать ее в мир на до сих пор чужом языке, поэтому речь то и дело прерывалась, пока я собиралась с мыслями, и мы только по-детски хихикали, между моими "Sorry, hon" и его "No worries, babe". После целого дня общения с незнакомыми людьми и попытками им угодить, мне хотелось услышать что-то родное и обнадеживающее, так что выйдя из офисного здания и предвкушая особенно длинную поездку в метро, я набрала его и попросила "проводить" прямо к нему в руки. В какой-то момент мы просто перешли на какую-то извращенную версию игры в города, только называли названия фильмов, книг или песен, которые приходили в голову, ориентируясь не на последнюю букву, а на ассоциации. И пока я ждала свой заказ в ближайшем к дому китайском ресторанчике, наверняка выглядела немного странно, посмеиваясь, закатывая периодически глаза и живо пытаясь доказать кому-то невидимому, что он не прав. Но благодаря всему этому мои два часа превратились в мгновение и вот я уже открываю входную дверь.       Его уютное "Дверь открыта", произнесенное в ответ на то, что я почти дома, дополнилось совершенно фантастическим запахом свежей выпечки, практически снесшего меня с ног, стоило только зайти в так называемый "подъезд". Мне оставалось только удивиться своей предусмотрительности, когда мы решили сходить за продуктами до моей случайно подвернувшейся подработки. Он приехал рано утром и бессовестно разбудил своими наглыми жадными руками. Но расправившись с тоской, обуревавшей нас несколько последних мучительных дней, я решила, что ложиться обратно спать уже совершенно точно было нельзя и за мой прерванный сон он расплатился походом в ближайший супермаркет, потому что без него я жила как самый стереотипный холостяк, питающийся тем, что завалялось в холодильнике. А там, откровенно говоря, давно уже лежала веревка для мыши. Все еще оставаясь под воздействием разыгравшихся от такой желанной встречи гормонов, мы вообще потеряли какую-либо ориентацию в пространстве и бродили по магазину без тележки, просто накидывая друг другу в руки то, что казалось необходимым. В какой-то момент я додумалась приспособить под наши нужды рюкзак и стало значительно удобнее ходить между рядами типичной для таких мест нелепой одежды, куда мы случайно забрели в поисках бумажных полотенец. Я примерила на себя всего леопарда и всю цветочную поляну, которую смогла найти, попутно удивляясь, что у них такое тоже кем-то шьется и, самое удивительное, кем-то покупается. Он же перемерил все головные уборы, до которых добрался. Я предложила ему попытаться собрать комплект рыбака или охотника, как ему угодно, и он управился примерно за пару минут, представ передо мной в серых панаме, шортах, натянутых поверх штанов, и той самой жилетке с тысячей карманов. Я смеялась как умалишенная, но пугать было особенно некого в тот час. Нормальные люди уже давно были на работе. Жилетку он не снимал до самой кассы, укладывая туда все, что можно было из наших покупок и приговаривая, как это невероятно удобно. В конце концов кое-где из него торчали кустики зелени и он превратился в бабушкин подоконник с рассадой. Из-за него я чуть не забыла, что хотела испечь к его приезду что-то похожее на торт с крем-чизом и только в самый последний момент накидала в рюкзак все необходимое.       Продираясь через ванильный запах и справляясь с обильным слюноотделением, я кое-как добралась до двери квартиры и бесцеремонно туда ввалилась. К тому времени он уже отключился, а в наушниках автоматически заиграла музыка. Из-за усталости смешанной с невероятным удовольствием от осознания его присутствия, я не могла уже ни о чем больше думать и, скидывая по пути обувь, двигалась прямо по направлению к своей цели, на кухню, где и бросила нашу еду. Кинув быстрое "Hi, love" и не дождавшись пока он ко мне обернется, я обняла такое желанное теплое тело. Одна рука сама скользнула сразу под футболку точно зная, что мне было необходимо, и остановилась на горячей коже где-то в районе живота. Он немного вздрогнул и под пальцами почувствовались мурашки, когда мои ледышки проникли так далеко. "Sorry", пробормотала я, прижавшись щекой к спине и все сильнее стягивая капкан из рук. Из-за музыки я даже не слышала, отвечал ли он мне что-нибудь. Только почувствовала, как он взял руку, которая оказалась немного скромнее и осталась поверх футболки, и сначала поцеловал такие же холодные пальцы, а потом аккуратно сжал их в своей широкой ладони. Сама не заметила, как несколько раз повторила, "Missed you so" и поняла, что что-то не так, когда все его тело из-за смеха немного задвигалось подо мной. Пришлось приподняться на цыпочках, чтобы зарыться носом в совсем короткие волосы на затылке, но оно того стоило, ведь внутри все наконец-то встало на свои места как только его запах растекся по мне. И тогда уже я начала оживать, стряхивая с себя напряжение и прошедший день.       Как только моя хватка ослабла, он обернулся и убрал наушники, перекинув их мне через шею. Да, так случилось, что я сама вернулась к проводам, когда в который раз наш разговор был прерван, потому что мои старички не выдерживали пары часов беспрерывной работы, транслируя нашу болтовню, пока я добиралась из своей глуши куда-нибудь на другой конец вселенной. Такое бывало не часто, где бы ему еще было добыть эти парочку свободных часов посреди рабочего дня. И от этого становилось вдвойне обидно отключаться из-за каких-то наушников. Так что проблема была решена одним походом в магазин и сейчас мы говорили столько, сколько выдерживали сами. Слышать его голос, конечно, прекрасно, но видеть его целиком было самым настоящим счастьем. Окутывающая нежность, которую он во мне вызывал, была спасательным кругом, за который я без малейших сомнений схватилась. И после скорее чувствовала, чем видела, как его ладони оказались на моем лице, а самый острый кончик его носа прошелся по щеке, как бы предупредив о таком колючем, щекотном и аккуратно-настойчивом поцелуе, последовавшем сразу после. "Можешь сказать еще раз", сказал он, слегка запрокинув мою голову, оказавшуюся в полной его власти. "Что?", пробормотала я, не открывая глаз. "Как скучала по мне".       Только закончив этот обязательный ритуал приветствия, когда нам было необходимо друг другом насытиться, я стала замечать что-то странное вокруг. А вокруг царил хаос. И на закономерный вопрос, "Что ты делаешь?", он вполне логично, но дико неожиданно, ответил, "Торт". В голове было так много вопросов, но ни один из них не смог вырваться наружу, так и оставшись комком недоумения внутри. Оглядевшись, я поняла, что он не врал. А этот умопомрачительный запах на весь дом исходил из моей духовки. Я обошла небольшую кухню, всматриваясь и выискивая наличие урона, но, на удивление, не нашла ничего. Не считая небольшой горы посуды. Совсем маленькой, заполнившей всю раковину. "Хотел тебя удивить и, похоже, получилось", сказал он, когда я снова обернулась к нему с нескрываемым выражением признания его стараний на лице. Он подметил мои довольные глаза и плохо сдерживаемую улыбку и удовлетворенный вернулся к своему занятию. "Единственное, тут говорится", потыкал он пальцем в экран телефона, "Что крем нужно взбивать миксером, которого у тебя нет". "И как ты выкрутился? Я планировала у соседей одолжить". Он удивленно посмотрел на меня, замер на секунду, пожал плечами и повернулся, разведя руки, в одной из которых был крепко зажат беленький чистенький миксер, "Купил. Как и форму для выпечки. Их так много, оказывается". Я не понимала, почему никак не могла уложить в голове ту картину, которая предстала передо мной в той вечерней кухне с ее неярким освещением, следами муки на его лице и разбросанными повсюду упаковками ингредиентов, и просто неосознанно качала головой. Все это время он рассказывал мне насколько он никчемный повар, что из всех вариантов обеда он может предложить мне только сэндвич, сделанный, естественно, с любовью и вот тебе, пожалуйста, торт. "Love you, pie", только и смогла сказать я. "Знаю. А ты думаешь почему я тут все это развел".       Пока заваривался чай, его кулинарный шедевр был практически закончен. Коряво разрезанный на три коржа кекс дымился и остывал в трех разных тарелках. Крем, с вмешанными в него ягодами, ждал своего часа, а мы устроились на одном стуле, потому что это было проще, чем убрать со второго скинутые мной пальто и свитер. "Должен признаться, я думал, что будет проще", проговорил он, устраиваясь поудобнее, пока я, сидя у него коленях, открывала разогретые коробочки с едой. Голодные и уставшие, мы кое-как болтали, все больше увлекаясь тем, что держали в руках. Наверное, он был единственным человеком на земле, чье чавканье меня не раздражало. И совершенно точно он был единственным, кому позволялось воровать из моей "тарелки", не рискуя при этом жизнью. "Ты знаешь, что ты идеальный?", сказала я, отставив пустую коробочку и достав из пакета салфетки, "Такой идеальный, аж бесишь". Он посмотрел на меня своими неправдоподобно добрыми глазами, развел руками и сказал, "Прости?". Такой настоящий, живой, бережный, он мог бы и вправду раздражать меня своей безупречностью будь он кем-то другим. Но единственное, что ему удалось во мне пробудить – это лучшую мою часть. И, если честно, я знакомилась с самой собой вместе с ним.       Мне всегда было до ужаса любопытно, как заканчивается день у тех, кто живет вместе постоянно, без долгих перерывов, в которые вы только и мечтаете прикоснуться друг к другу, в которые вам доступны только слова и голоса. Но то, что он дарил мне в свои приезды было невыносимо прекрасно и я была совершенно не уверена, что хочу что-то менять.