Week later
29 февраля 2024 г. в 22:44
Я никуда не тороплюсь. Пробежав до этого несколько километров, не в силах стоять на остановках и ждать переполненный душный автобус. Чтобы потом впихивать туда не только свое бренное тело, но и мучить несчастного пса, снова вверенного мне его родителями. Его звонок застиг меня врасплох. Обещав быть только ближе к вечеру, в четыре часа дня он уже сообщал, что едет. Как раз в то время, когда я была на другом конце района, выгуливая толстяка. И себя заодно. Просто чтобы не изводиться ожиданием, от которого изнывала весь предыдущий день, когда он додумался позвонить прямо из аэропорта и поставить меня перед фактом, что снова летит в Нью-Йорк. Не знаю, почему не спросила его о возвращении раньше. Хотя бы тогда, рано утром, сразу после того, как он произнес, "Мне пора". Вместо этого, плохо отдавая отчет своим действиям, я впилась ему в губы, и почувствовала, как короткие ногти вонзились в его кожу. Мне не хотелось сделать ему больно, но по красным узким следам было все ясно, хоть он и не произнес ни звука. Я почему-то так испугалась. И растеряла всю ту нежность, которая проснулась из-за него, снова став порывистой и несдержанной. Как во время того первого неловкого поцелуя. Он ничего не сказал, просто обнял меня, заставив тем самым расцепить хищническую хватку и снова обмякнуть в его руках. "Я вернусь", сказал он раза три за то время, пока собирался. Я только кивала, изо всех сил стараясь обойти тему сроков и болтая какую-то ерунду. На грудь как будто давила бетонная плита полностью состоявшая из преждевременной тоски и я терла это место, где-то прямо над сердцем, пытаясь сдвинуть ее хоть немного. Наверное, он заметил нервное движение, хотя я старалась делать это как можно более незаметно. Но куда там. Он каким-то чудом уловил все, что осталось во мне невысказанным. Так что подойдя ближе, склонился, но не для того, чтобы снова найти мои губы. И двинулся прямо к покрасневшему участку кожи где-то над краем майки, который так долго мучила моя рука. Согнувшись так, чтобы попасть губами точно в это место, он сложил раскрытые широкие ладони мне на спину и это подействовало как обычно – успокаивающе. Снова это облегчение. И примирение. Глубокий вдох.
Отчетливо помню, как кислород разлился по легким даже сейчас, стоя на светофоре. Это ощущение легкости и того, как много внутри места. Хватит для него всего. И снова вижу его. Спустя неделю. Кепка, свитшот, джинсы, кроссовки. Не вижу, есть ли очки, потому что сама подслеповата, а он на другой стороне дороги, сидит на лестнице у входной двери дома, склонив голову над телефоном. Да, день не жаркий, в отличие от того. Зеленый только что замигал и выключился. Но я же говорю, я не спешу. Кое-как восстановив дыхание, опускаю наконец на землю Макса, все это время болтавшегося у меня в руках. Потому что таким плоскомордым трудно бежать так долго, а я хотела быстрее оказаться рядом с тем, кого отпустила, оставшись наедине с предательскими сомнениями. Он объявлялся каждый день. Как и я, собственно. Мы болтали так, как будто делали это предыдущие лет десять. Во всех наших словах было не много смысла. Единственное, в чем он был – в иллюзии того, что мы рядом. Его голос обычно исходил из телефона, лежащего на столе, пока я ужинала или завтракала. И меня никак не заботило, как я выгляжу в тот момент, когда попадала на камеру. Мне было странно потом, после всех разговоров, почему я чувствовала себя так непередаваемо свободно. И из-за этого, наверное, он очень быстро превратился в мой наркотик. Вызывая не столько эйфорию, сколько ощущение, что все наконец-то идет правильно. Прошло без малого две недели, а я увязла в нем по самое горло. И любые попытки сосредоточиться на рутине проваливались. Все эти дни я провела на полном автомате, плохо соображая, чем занимается мое тело, пока сознание застревало то в одном моменте, то в другом, без конца воскрешая ощущения от его прикосновений. Наверное, никогда еще я не слушала так много музыки просто в попытках заглушить эмоции хоть чем-то. Но получалось как будто только хуже. И иногда я сама приходила к своим соседям с предложением выгулять Макса, просто чтобы появился повод выйти к людям и отвлечься хотя бы на них. Всего неделя после того, как я узнала, каково это – быть его. И уже забыла, как дышать.
И снова всю дорогу у меня играет музыка. Каким-то чудом наушники не умерли, хотя я прошла огромное расстояние от дома до парка, в надежде "выходить" нетерпение до его приезда и встретиться с ним с более холодной головой. Но как только его голос в телефоне произнес, "Ты дома?", стало ясно, что все было совершенно зря. И, закончив разговор и немного замешкавшись возле остановки, в судорожных попытках решить, что делать, решила добежать до следующей. Лишь бы не стоять. Я бы просто не выдержала. Макс бежал рядом, похрюкивая и полаивая на светофорах, тщательно оббегая людей и то и дело оборачиваясь на меня, как бы спрашивая, "Я правильно все делаю?!" А я из последних сил смеялась, видя его выпученные глазки, скорее всего, выглядя, как сбежавшая из сумасшедшего дома. Он все же оказался у меня в руках на половине пути, но храбро держался все это время и за это я была ему благодарна. И вот он, последний светофор. Мимо проезжают машины, автобусы, велосипедисты в шлемах. И стоит неравномерный шум, который я слышу, убрав наконец наушники. Они уже не нужны, когда до моей мечты рукой подать. Хороший мальчик Макс смиренно сидит рядом, не дергая поводок и не пытаясь прыгать под бесконечный поток машин. И ничто не отвлекает меня от него. Ведь я снова как одержимая уставилась, забыв о том, что нужно моргать. Лишь бы не упустить ни одного его движения, о которых я вспоминала все эти дни. Шуршание шин по асфальту каким-то странным образом напоминает мне звук волн, накатывающих на берег. И я снова вижу, как поспешно приближаюсь к его лицу. Снова чувствую, как не справляюсь с диким желанием его поцеловать. Как практически ударяюсь о его губы. И как аккуратно он все исправляет. Он все это время был необъяснимо теплым, с того самого момента. Хотя, наверное, даже раньше.
Не сомневаюсь, что от ветра мои волосы превратились в сосульки, от бега лицо раскраснелось. Руки немного дрожали, то ли от непредвиденной физической нагрузки, то ли от бесконечной радости. Я даже была рада этому затянувшемуся красному сигналу, было время посмотреть на него до того, как я снова с головой утону в ощущении плохо поддающейся описанию нежности. Он вдруг отрывается от телефона и поднимает голову. Немного вертит ей. Теперь вижу черную оправу на фоне немного смуглой кожи. И вижу, что он замер. Вроде бы, даже улыбнулся, но сложно понять. Просто хочется так думать. Просто, скорее всего, так оно и было. Потому что казалось, что улыбка появлялась на его лице каждый раз, когда он смотрел на меня. Или, может, я просто так запомнила, сделав на этом акцент. Но какая разница. Удивляла меня даже не сама улыбка, а моя реакция на нее. И на его внимательный взгляд. Хотелось не скрыться, не уйти, не убежать. Не спросить "Чего?" и попросить перестать. Хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Со мной на перекрестке стоит всего пара человек и я, почему-то уверенная, что он смотрит прямо на меня, делаю какое-то нелепое движение, как будто собираюсь начать пританцовывать. Буквально небольшое движение руками, чуть-чуть бедрами, но это смешит не людей вокруг, а меня саму и я прикрываю лицо ладонью, в полном непонимании своих собственных действий и качая головой. Что он со мной делает и почему тело так реагирует? Вот бы хоть кто-то мог дать мне логичный, понятный ответ.
Загорается зеленый. И мы медленно движемся навстречу друг другу. Все отчетливее видно его широкую улыбку и узкие щелочки глаз за очками. Я буквально расплываюсь, растекаюсь и счастливо беззвучно смеюсь, пока шагаю по зебре. И подойдя ближе, понимаю, что он почему-то перестал приближаться. Останавливаюсь, смотрю непонимающе, все еще улыбаясь, и снова делаю шаг навстречу. И он снова отдаляется. Раз, два, три. Между нами от силы метр расстояния, но оно никак не сокращается. Ему везет, что вокруг мало людей и он так и не врезался ни в кого спиной во время этой дурацкой игры, которую зачем-то затеял. Мне понадобилась доля секунды, чтобы все закончить двумя снова порывистыми, упрямыми шагами и обвить его шею руками. А он как будто этого и ждал, потому что слегка приседает, когда я оказываюсь совсем рядом. Знает, что так можно прижаться теснее. И я снова оказываюсь в ловушке из его горячих рук и запаха, от которых у меня кружится голова. Чувствую только, что мои ноги немного отрываются от асфальта, и больше не в силах ничего заметить. Слишком удобно, слишком комфортно, слишком хорошо, чтобы снова оказаться правдой. Он весь слишком. И его "Я скучал", которое я слышала и раньше, в очередной раз за день ставит все с ног на голову. Потому что так быть не может.
Я лишь смутно понимаю, что мы находимся посреди тротуара, что он буквально тащит меня на себе в сторону дома и что Макс вертится под его ногами, каким-то чудом до сих пор не связав их поводком. Единственное, что я чувствую – это радость, какую не испытывала может быть никогда. Я даже тело свое осознаю с трудом. Только посредством его прикосновений, которые током разлетаются к каждому нервному окончанию. А ведь он просто крепко держит меня руками и колется бородой. "Просыпаюсь" я только когда под ногами, благодаря его усилиям, появляется ступенька и лишает меня этого чувства невесомости. Я складываю свою ладонь в его и, пытаясь снова не затеряться в этом ощущении обволакивающей мягкости, тяну его за собой, по лестнице вверх, к двери. Не отпуская, роюсь в карманах в поисках ключей, но из-за того, что тороплюсь, никак не могу их нащупать. Но вот дверь открывается сама, выпуская на улицу моих соседей. Мы здороваемся, провожая их взглядом и протискиваемся внутрь, все так же крепко взявшись за руки. Слишком долгим и слишком мучительным было ожидание этого момента, поэтому и квартира кажется слишком далекой, а желание поцеловать его прожигает насквозь. И если подожду опять, то боюсь перегореть и больше никогда не испытать этого удовольствия. "Kiss me", едва контролируя себя, говорю я. Тяну его к себе и он не сопротивляется, снова лишь улыбается. Хотя скорее ухмыляется, как будто знает о том, что делает. Как будто понимает, что я чувствую. И наслаждается этим так же, как там, на улице, когда вдруг внезапно начал от меня удаляться. Единственная мысль, промелькнувшая в голове, когда я на секунду задерживаюсь на его пронизывающем взгляде в окружении морщинок, углубившихся от этой хитрой полуулыбки, это надежда на то, что он тоже изнывает от тоски. Только каким-то непостижимым образом это скрывает. И только потом чувствую мягкие губы. И больше нет нужды сдерживать этот тихий стон облегчения.