Под знаменем дракона

День богатств, 21 Гозрана (IV) 4710 года Золото звало Кай, звенело тихой трелью на краю сознания, шептало: «иди за мной, верни меня, я твое и ничье больше». И она следовала за ним сквозь степь и лес, вдоль Тернистой реки. Когда они шли, Кай смотрела на юг, когда все ложились спать, она вглядывалась в горизонт, когда к ней обращались, едва могла сосредоточиться на чужих словах. Её соратники считали, что дело в страхе или волнении, но что ей бояться какого-то бандита? Она думала лишь о своих сокровищах. Как ей хотелось сбросить надоевшую человеческую оболочку, расправить крылья, чувствуя, как горит чешуя под лучами солнца, как бьется в груди сильное драконье сердце, как дрожит земля под её шагами! Взлететь в небо. Она стала бы быстрее ветра и яростней бури, обрушила бы всю свою ярость на Рогача, сравняла бы его лагерь с землей! И следующие две недели откапывала бы остатки своих сокровищ из пепла. У устья Терновой реки к ним присоединилась Крессль со своими людьми, и Кай впервые обратила внимание на иронию. Скала на которой Рогач построил свой лагерь, находилась точно напротив её старого логова. Вот и ответ, как разбойникам удалось так быстро перетащить к себе все её сокровища. Они разбили лагерь в паре часов ходьбы от форта, в месте, заранее подготовленном Крессль. Она разведала местность и знала, что здесь почти не бывает патрулей. Эту ночь Кай спала плохо. Ей снилось золото, но стоило коснуться его, как оно обращалось пылью и прахом. Она никогда не верила в дурные знамения и вещие сны, потому что была красным драконом. А красные драконы не признают над собой власть судьбы — лишь власть собственных желаний. Перед рассветом Кай незаметно ушла из лагеря, спустилась к воде и прошла вдоль Клыководного озера, шлепая босыми ногами по мокрому песку. Этой же дорогой месяц назад шли бандиты, каждый груженный мешком с сокровищами. Или они открыли портал? Стоит спросить у Крессль или Акироса как у них вышло так быстро перебросить все её сокровища на новое место. Нимфа пришла вновь. Шагнула из утренних сумерек, принесла с собой запах весеннего разнотравья и мёда. Призрачная и грустная, она не походила на злую шутницу и с каждым днем считать её союзницей становилось все проще. Кай кружил голову запах цветов и росы, поэтому она все чаще прикладывалась к трубке. Чувствовала — добром их свидания не кончатся. — Здравствуй. — Нежный голос нимфы звучал приглушенно и торжественно. — В темный час я не смела даже мечтать, что встречу в этих землях кого-то, кто сможет бросить вызов моему губителю. Но появилась ты, и принесла надежду. Знай же — сила тумана тает, и теперь я могу указать тебе дорогу к крепости Рогача. Отправляйся туда и срази его, пока наш враг не нанес новый удар. Интересно, судя по словам нимфы она не следит за ними постоянно, иначе давно бы поняла, что они почти дошли до логова Рогача. Хотя, она же не знает, что Кай ориентируется не на указания Крессль, а на зов украденного золота. Поэтому её желание показать точное направление понятно. Простому человеку пришлось бы долго плутать по лесам в тщетных попытках найти нужное место. Но тут возникает уже другой вопрос. Какими будут их отношения после убийства Рогача? У этой земли может быть только одна хозяйка. Когда Кай покончит с Рогачем придется разбираться и с нимфой. Так просто она не отдаст право на эту землю и не признает власть Кай. Феи часто бывают беспечны, потому что привыкли к правилам Первого Мира. Там нет смерти, а вот в мире материи — есть. На этом можно сыграть, если дождаться удачного момента. — Скажи, цветочек, — Кай сделала очередную затяжку, — а что будет после победы, м-м? Мы встретимся снова? Нимфа опустила взгляд на мгновение, на щеках вспыхнул легкий румянец, отчего она стала ещё прекрасней, чем прежде. — А ты… Ты хочешь снова увидеть меня? Тогда — да. Конечно. Я приду к тебе, когда с мучителем будет покончено. Надеюсь, что смогу показать тебе подлинную красоту этого края, его лугов и цветов… Кай знала эту землю и видела её красоту. В каплях росы на траве и цветущей весенней степи; в песнях кукушки и шелесте лесной кроны во время летней бури; в тонких лучах солнца между черных туч и осеннем золоте, отраженном в реке; в бликах белого света на озерном льду и маленьких красных каплях опавшей рябины на зимних сугробах. За эту землю стоило побороться, особенно теперь, когда здесь наконец начало происходить что-то интересное. Странно, что они не встречались прежде, ни как враги, ни как союзники. Нимфа боялась её? Или же пока Кай сидела в пещере на своих сокровищах, просто не была ей интересна? А знала ли она вообще о её существовании? Конечно знала, не заметить за пять лет многотонную летающую тушу — это надо постараться. Но знает ли она, что красный дракон и посланница Рестова — одно лицо? Судя по её поведению — нет. Но какая же она хорошенькая! Пусть и зеленая, как липовый лист. Так жаль будет становится с ней врагами. Потому что если она и в самом деле «королева» Рогача, их вражда станет неизбежна. Может ли быть так, что она и в самом деле пришла к нему, подарила силы, а затем пожалела о своем решении и решила найти нового спасителя уже в лице Кай? Она или нет? Какой смысл гадать, если сейчас перед Кай лишь призрачная фигура, которую нельзя ни обнять, ни задушить? Смогут ли они встреться лицом к лицу уже после победы над Рогачем? Или это их последняя встреча? Нимфа казалась искренней, в её словах не было фальши, но все же Кай чувствовала — этот образ ложь. Красивая сверкающая оболочка, но внутри — пустота. — Если ты проиграешь, мое сердце остановится вместе с твоим, — нежно сказала нимфа. — Но если победишь — солнце вновь взойдет над этими землями. И в его лучах, в хороводе цветения и жизни, мы встретимся вновь. Она подалась вперед и вложила что-то в руки Кай. — Я оставляю тебе мой малый дар — как знак надежды и той награды, что ждет после испытаний. Прощай… Нет. До встречи! Силуэт нимфы распался белыми бабочками. На ладони Кай остался лежать медный кулон. Она нажала на маленький боковой замочек. Створка с щелчком распахнулась и Кай увидела внутри зеленую прядь. Обратно к соратникам Кай вернулась, когда небо уже начало светлеть. Дежурили люди Крессль и Харрим, и никто из них не стал спрашивать где она была. Все проснулись, быстро собрались, настроение было боевое, но никто кроме Кай и Крессль не знал, что их ждет при встрече с Рогачем. Когда они подошли достаточно близко, чтобы стали видны дубовые ворота, Регонгар окинул форт взглядом и с усмешкой покачал головой. — Ну что же… Вот мы и здесь. Горстка сумасшедших отправляется штурмовать целую крепость, набитую вооруженными до зубов разбойниками, которые держат в страхе всю округу. Честно скажу: я бы сейчас не поставил на нас и ломаного гроша. Надо быть конченым психом, чтобы в это ввязаться. Так что… Ясное дело, я с тобой! — он рассмеялся. — Если мы тут каким-то чудом не сдохнем — я тебя расцелую! Кай широко улыбнулась. — Рег, а разве я говорила хоть слово о штурме? * * * День клятв, 22 Гозрана (IV) 4710 года Она обещала силу. Его стрелы больше не знают промаха, а имя приводит в ужас любого в Бревое и Речных королевствах. Она обещала свободу. Он разорвал путы злой отцовской воли, превратил своего прежнего хозяина в послушного раба. Она обещала власть. Он стал единовластным властителем Украденных земель. Любой, кто пытается оспаривать его власть, отправляется на корм воронам. Она обещала богатство. Его замок ломится от сокровищ, которые он взял по праву силы. Она обещала любовь. Она обманула его. Среди тумана больше не мелькает стройный силуэт, не слышен нежный голос в предрассветной дымке, бесследно исчез запах яблоневого цвета и мёда, словно нет и не было его никогда. Его люди шепчутся между собой, что он сошел с ума, а его королева лишь плод его воображения: прекрасный, чарующий, ложный. Он вырвал им языки, чтобы не смели сомневаться в его словах, но вырвать мысли из собственной головы намного сложней. Его возлюбленная, та, ради кого он отбросил прошлое, больше не приходит на его зов, сколько бы он ни срывал горло. Их постель холодна и некому согреть его сердце и тело. По ночам он плохо спит — шрамы горят, напоминая о пережитой боли, о розгах из молодых березовых побегов, об удушающих терновых ветвях, о кислоте, что прожигает плоть до самых костей. Когда боль и воспоминания начинают сводить с ума, он спускается в казематы, где томится лишь один пленник. Тот, кого он прежде звал отцом, теперь спит на земляном полу, ест объедки со стола и не смеет поднять взгляд на того, кого прежде звал сыном. Его крики и мольбы отводят боль не хуже заклинаний и зелий. Но ещё лучше лечат касания его возлюбленной королевы. И алкоголь. Прежде он казался отвратительным, дурманил разум, не давал мыслить трезво и верно. Теперь ему плевать, потому что лишь в хмельных снах он вновь слышит её голос. Он способен стрелять без промаха, но больше не выходит на поле боя, только приказывает своим подчиненным и наблюдает, как они вершат суд от его имени. Все дороги мира открыты перед ним, но теперь он привязан к этой земле цепями любви, такими крепкими, что не разорвать. Это зависимость и сбежать от неё не получится даже в Бездне. Его банда превозносит его и боится, но то, что прежде приводило в восторг, теперь вызывает только равнодушие. Какая разница, что они говорят? Какая разница, что думают и чего ожидают? Их жизни в его руках, им некуда больше идти. Все они такие же изгнанники, отребье, возвысившееся над бывшими мучителями, как и он сам. Никому они не нужны. Никто их не примет. Горы золота слепят. Здесь столько денег, что можно купить все Речные королевства и ещё останется на половину Бревоя. Он перебирает монеты, ожерелья, браслеты, примеряет тяжелую золотую корону вместо рогатого шлема и тут же отбрасывает в сторону. Золотой обод гнется, сминается от удара, самоцветные камни выпадают из гнезд и драгоценным дождем разлетаются по полу. Зачем нужно золото, если ту единственную, что нужна ему, невозможно купить ни за какие деньги? Этим утром колдовской туман развеялся. Лишь вдалеке у брода через Смрадку едва виднеется сизая дымка. Прежняя надежда на возвращение его королевы померкла. Она больше не придет. Ни во снах, ни наяву. Он сжал медный медальон на шее. Локон внутри он целовал каждую ночь, а теперь желал лишь одного — бросить его в пламя и забыть. Все забыть! От выпивки его отвлек часовой. — Командир, там пришла девка, которая Хаппса на посту порезала. С ней Крессль и ещё какие-то голодранцы. Акирос добавил, что она сомневается в его силе и хочет бросить вызов. Один на один за право взять банду под свой контроль. Её поддержала Крессль. И многие из банды тоже хотят видеть его с оружием в руках, а не за бутылкой. Дураки. Идиоты, нет никого, кто может сравниться с ним в силе. — И что, ты тоже хочешь, чтобы я сражался им на потеху, как ярмарочный медведь? — Я не сомневаюсь, что ты победишь, поэтому не стоит упускать возможность показать твою силу. Битва один на один будет очень… показательна. И заставит всех сотню раз подумать прежде чем вновь бросать тебе вызов. Если ты откажешься, твои люди начнут сомневаться в тебе, увидят твою слабость, посчитают трусом, так и осталось невысказанным. Осторожный, спокойный, невозмутимый. Можно ли доверять тебе, Акирос? Или ты также однажды растворишься в ночном тумане, как и она? Найдется ли место в мире для тебя, вероотступник и убийца? Ничего больше не сказав, он взял лук и натянул снятую тетиву. Скольких убили его стрелы — не сосчитать. Рядом на столе стояла ваза со свежими цветами и недопитая бутылка. Ещё несколько пустых валялись у его ног. Акирос терпеливо ждал, тенью последовал за правым плечом, отставая на полшага назад. Снаружи людно. Вся банда здесь, пришла посмотреть на силу своего командира. Тут и Крессль со своими предателями и ещё отряд незнакомцев. Шавки… Рано или поздно всегда пытаются укусить хозяина. Зря. Все они отправятся подыхать на колья. — Ну и? Кто тут рискнул отвлечь меня от выпивки? Вперед шагнула девка — настоящее посмешище на его фоне. Рыжая и босоногая, но смазливая, с наглой, самоуверенной улыбочкой. Стоит отдать её Довану, пусть хорошенько развлечется, сотрет эту ухмылку своими ножами, прежде чем затрахает до смерти и выпустит ей кишки. — Можешь звать меня Кай. Ты обокрал мой дом, и теперь я хочу вернуть свое золото. Твоя голова, банда и титул станут неплохой компенсацией, как считаешь? По банде прошел ропот. — Я смотрю, рестовская волчица Джаманди совсем меня ни во что не ставит… Раз прислала такую бестолочь. Акирос наклонился к нему, сказал тихо, одними губами: — Она заживо спалила всех людей Хаппса, а Крессль заставила смотреть. Не стоит недооценивать её силу и жестокость. Ведьма или колдунья — не важно. Ему хватит одной руки, чтобы свернуть этой курице шею. Шея! На ней висит знакомый бронзовый кулон. Такой же он хранит у собственного сердца. Вот значит как. Его королева нашла нового чемпиона, натравила на него, точно гончую на оленя. Он готов рассмеяться, впервые за много лет, кажется, даже впервые за всю свою жизнь, но забыл (или вовсе никогда не знал), как это делается. Что же она пообещала тебе? Славу? Силу? Любовь? Ложь, ложь, ложь, везде ложь и ничего больше. — Я готов потратить на тебя немного времени, рестовская шавка. И еще немного — на похоронный пир в твою честь. Смотри, моя возлюбленная королева. Смотри, как я сокрушу каждого на пути к твоему сердцу. Смотри, как я приду к тебе в блеске славы и заберу тебя, чтобы ты больше никогда не смогла от меня сбежать.