Под знаменем дракона

Бабуля Белдам была седой старушкой с зеленоватой кожей и острыми ушами. Из-за нечеловеческой внешности люди считали её ведьмой-каргой, но на деле она была милой престарелой отшельницей. Ну и колдуньей, куда без этого. Она долго ругалась, и Кай клятвенно пообещала возместить ущерб за свой счет. — Ну и каким же ветром тебя сюда принесло? Ещё и с компанией. — Да вот, подарочек тебе принесла! Кай сунула ей в руки корзинку, доверху забитую черношляпками. Ещё две поставила рядом с крыльцом. — Хорошенький подарочек, нечего сказать. — Бабуля Белдам недовольно скосила взгляд на колодезную крышку, торчащую из печной трубы, точно причудливое крыло, но один гриб все-таки взяла. — Ух! Ядреные! Хорошо пойдут! — Спрятав добычу, она чуть повеселела. — Ну признавайся, плутовка, чего тебе надо? — Да найти кое-кого надо… Но сначала я кое-что хочу показать. Тирессия, Фалькос, идите сюда! С этого момента бедлам (хе-хе, бедлам-Белдам, юмор Рега заразителен) пошел на второй круг. Оказалось, что зовут Бабулю Белдам совсем не Белдам и уж тем более не Бабулей, а Эльгой Верникс. Так к ней обратилась Тирессия, которая оказывается её когда-то знала. Бабуля, точнее Эльга была местной дочерью сатира и обычной деревенской женщины, и уехала из этих мест незадолго до трагической свадьбы лет шестьдесят назад. Когда Кай попыталась назвать её этим именем, Бабуля замахала на неё рукой. Ну ладно, пусть тогда остается Бабулей Белдам, раз ей так нравится. Дриада здорово отвлекла её, позволив Кай перевести дух. Она совсем не хотела ссориться со старушкой, потому что та делала из черношляпок потрясающие настойки и была просто милой пожилой дамой, с которой иногда бывает приятно поболтать. Кай показала им три монеты, которые достала из останков блуждающих огоньков. На маленьких, потемневших от времени кругляшках меди вместо герба отчеканившей их страны было нацарапаны знакомые имена. Две монеты с именем Вилбера и ещё одна — с Каллитропсией. Кай понятия не имела, что они означают. Зато фей от одного их вида перекосило. — Тьфу, пакость! — Бабуля Белдам плюнула себе под ноги. — Не знаю, что именно тут за чары, а только за милю видно, что мерзкие. Проклятье, небось, какое-то, а то и что похлеще! — Какого рода проклятье? — переспросил Джод. — Не знаю и знать не хочу! Убери с моих глаз эту гадость! — Тирессия, может быть, вы сможете нам подсказать? — обратился к дриаде Тристиан. Она потянулась к монетам и тут же в страхе отдёрнула руку. — Это… Это действительно проклятье! Кто-то настолько ненавидел нашу королеву, что был готов погубить свою душу, лишь бы уничтожить и её! — Тирессия печально покачала головой. — Вот, значит, что случилось… Какой же огромной должна быть ненависть, чтобы превратить нежную дриаду в чудовище! Мне страшно представить, что случилось с тем, кто наложил проклятье. — Зато я представляю, — пробормотала Бабуля Белдам. — Здесь же не один мертвец неупокоен, а два. Он меня каждый раз при встрече просит дать ему монеты, чтобы глаза прикрыть. Говорит что феи сказали ему — только так он сможет упокоиться. Да только толку от них… Теперь ясно, что за монеты ему нужны. Вторым мертвецом оказался гуль по имени Дорси, тот самый бывший жених дочки старосты, который пытался сорвать её свадьбу с феей. И сорвал. Так сорвал, что от деревни ничего не осталось. Он обитал в соседнем доме через дорогу. Как и призрачный староста, он не был агрессивен, но из-за наполовину разложившегося тела говорил с большим трудом. И также попросил монеты. Тристиан показал ему монеты из колодца, и мертвец тут же затрясся, заходясь в припадке то ли смеха, то ли рыданий. — Эти монеты… Вот в чем дело… Вот, значит… — Он указал на две из трех монет, те что были подписаны одним почерком. — Эти… Дай… Эти… Тристиан не торопился отдавать их — спрятал в рукаве и спросил, спокойно, не обвиняя его и не осуждая: — Скажи, это ты проклял Вилбера и Каллитропсию? — Проклял… Про-о-оклял… — протянул гуль и схватился костлявыми пальцами за края сквозной раны на груди. — Я не знал… Это же… Просто поверье… Я не верил, что сработает… Оказалось, правда… Значит, это я… Я сгубил… И тварь лесную… И Ниту мою… И отца её, мерзавца… И всю деревню… И себя… Я, я, всё моя вина… Я… Не заслужил покоя… — Ты признаешь свою вину и раскаиваешься — этого достаточно для упокоения. — Тристиан протянул монеты мертвецу, но тот отказался. — Я знаю — староста, он… Хрен старый… Он тоже, как я… Отнеси ему монеты… Пусть уснёт, наконец… А я, я… Останусь… Здесь… — Где же ты так научился проклинать людей? — спросил Джод. — Нигде… Просто поверье… Старое… Все его знают… — гуль задумался, замер, точно что-то вспомнил. — Хотя, нет, постой… Вспоминаю… Сон мне был… Чарующая дева… Сказала, напиши имена, брось монеты… И всё решится… Я подумал… Это добрый знак… Так-так-так, дева значит. Чарующая. Совсем как в записке дочки старосты. Она и помогла этим двум влюбленным болванам создать проклятье. И Кай даже догадывалась, кем она может быть. — А как она выглядела помнишь? Кожа зеленая, глаза синие, платье из листьев? — Да… — гуль кивнул так резко, то едва не сломал себе шею. — Она… она… Вот сучка зелёная и тут успела. Что же ей нужно? Семьдесят лет прошло, а она никак не успокоится. Королевство местной дриады уничтожила, Рогача руками Кай убила, а потом предала и её. Ну и какой в этом смысл? Нет, в народе конечно говорят, что феи существа непостижимые и непредсказуемые, но не до такой же степени! У Кай даже появился проблеск сочувствия к мертвецу. Использовали дурака, точнее его любовь, сделали чужим орудием, так что даже после смерти он теперь мучается. Нужно будет где-нибудь найти жреца Фаразмы и отправить сюда, раз Тристиану и Джоду не удалось его упокоить. Может, через год-другой без Серподревня эту деревню вновь получится заселить, и феи с людьми опять будут жить вместе, как много лет назад. По просьбе гуля Джод и Тристиан сожгли его тело святым огнем, а затем ушли к старосте, упокаивать с помощью монет уже его. Староста и рассказал последнюю часть этой истории, сразу как прочитал письмо и сравнил почерк из него с почерком на монете. — Эх, Нита, Нита, что ж ты наделала… Что ж я, дурак старый, натворил… — Призрак поднял полный скорби взгляд. — Пока жив был, трус я был последний. Трус и враль. Оно же как: Дорси жених знатный, богатый — куда лучше для дочки пара, чем какая-то фея. А с другой-то стороны, фей злить не с руки, да и Нита моя свою дриаду крепко любила. Что мне было делать? Отдать ее за Дорси — феи отомстят, отдать за фею — Дорси отомстит. Другим я, вишь, советы умные давал, а сам-то дурака свалял. Всё тянул время, да утешал себя, что ложь во спасение. Какое уж тут спасение… Дорси я врал, что феи мне угрожают, дочке — что Дорси прохода не дает. Ждал что всё как-нибудь само разрешится. Вот оно и разрешилось. И Дорси меня возненавидел… И дочка родная. Призрак покачал головой и опустил взгляд. — Не кори себя. Ты действовал из лучших побуждений, — попытался приободрить его Тристиан. — Спасибо на добром слове. А только какой прок от побуждений, если привели-то они… — староста показал на руины. В этом он был прав. Добрые дела следует считать добрыми только в том случае, если в итоге не помирает толпа непричастных. Жрецы положили монеты на старый алтарь Эрастила и те испарились, словно были сделаны не из металла, а изо льда. Следом за ними исчез и призрак. *** Смерть не тронула тело невесты и поэтому она казалась совсем живой, точно сказочная принцесса, что ожидает поцелуй истиной любви, который вернет её к жизни. Увы, но это настоящая жизнь, а не сказка. Её любовь мертва. И сама девушка мертва, лежит теперь на тайном болотном островке среди белых цветов пушицы под бдительным присмотром фей. И будет лежать, пока болото не уйдет под воду или её гробницу не найдет какой-нибудь мародёр. Ткань на рукавах свадебного платья позеленела от следов травы, на груди расползлось чёрное пятно засохшей крови. Серподревень бил насмерть. Рану прикрыли белые лилии, которые покойница удерживала в бледных руках. На её теле блестели украшения: золотые серёжки, цепочка, кольцо на безымянном пальце. — Так печально и романтично… Похоже, кто-то её очень любил, — вздохнула Линдзи. Кай присела рядом, принюхалась, приподняла холодную белую руку, чтобы поближе посмотреть на кольцо. Вокруг недовольно завывали маленькие невидимые феи. — Прочь, прочь! Не трожь нашу Ниту! Не тревожь ее сон! А не то пожалеешь! Больно ей надо грабить мертвецов из-за такой ерунды. Кай сравнила кольцо с кольцом Сердподревня. Парные обручальные. Она дёрнулась от неожиданности и отпустила руку покойницы, когда услышала вдалеке отголосок женского плача. Невидимые феи опять зашумели. Терпеть вас не могу, в очередной раз подумала Кай и кинула взгляд на пару из сатира и дриады. Исключения только подтверждают правило. Кай опять взяла руку мёртвой девушки и надела кольцо на безымянный палец, рядом с её собственным. Так вдовы обычно носят обручальные кольца своих покойных супругов. Женский плач обратился вздохом облегчения. Октавия и Тирессия украсили её тело свежими цветами. Насмешки и угрозы фей сменились тихим ропотом, а потом и вовсе стихли. На той стороне их уже ждали. Тристиан рассказывал Эльге о проклятье, а она слушала внимательно, не перебивая, сосредоточенно качая головой. — Вот оно, значит, как все было-то… Страшная это штука, проклятье. Казалось бы, просто байка, суеверие, такого и заклинания-то нет, а гляди-ка: целую деревню сгубило! И кто, по-твоему, виноват? — Дорси, это его ненависть питала проклятье, — уверенно сказал Джод. — Пожалуй, пожалуй… Но ведь ненависть может быть и заслуженной — или, по крайней мере, казаться такой! Вот представь себя на его месте: страшные феи волокут в лес твою возлюбленную, её дурак-отец им помогает… Он-то, небось, честно думал, будто её спасает! — Никто из них не виноват, — сказала Кай и сама удивилась своему строгому злому тону. — Виновата та дрянь, что приходила им во снах и направляла. Сделала всё чужими руками. — Э, да ты умнее, чем кажешься! И правда — Дорси ведь не маг, с чего бы его проклятию вдруг сбыться, да ещё и с такой ужасной мощью? Превратить королеву дриад в чудовище — это тебе не ломоту в коленях на соседа наслать. — Думаешь, это та нимфа? Хранительница Цветов? — спросила Линдзи. — Не знаю, может быть и не она, но что-то мне в такие совпадения не верится. И это значит, что так просто она от Кай не отстанет, пока не сведет её в могилу. Скорее всего даже не своими руками. Кай окинула быстрым, внимательным взглядом спутников. Кого она могла переманить на свою сторону? Кого может попытаться использовать, прикрываясь чужим лицом? Или же столкновение с драконом заставило её отступить? Вопросы, столько вопросов и ни одного ответа. Нет, пока нет смысла забивать этим голову. Нужно разработать план, ловушку, выделить средства на случай непредвиденных ситуаций. Мора, пожара, армии ходячих деревьев или что там придет в голову безумной нимфе. А ведь Тартуччио что-то воскресило. Могла ли она сделать из гнома кобольда, а затем построить Тробольд? Очень похоже. У фей богатая фантазия, поэтому напакостить они могут так, что вся земля Кай умоется кровью. Но до тех пор следует вернуться к главной причине, почему она вообще пришла в Скрюченные топи. Кай рассказала о пропавшем мальчишке. Бабуля Белдам пригласила их в дом и попросила немного подождать на кухне. Внутри дом был намного больше, чем казался снаружи. Но стульев на всех всё равно не хватило, и это при том, что феи ушли, поэтому Кай сбросила сапоги и залезла на печку. Там было тепло и приятно пахло сушёной жутеникой. — Ваше сиятельство, вы уверены, что этой карге стоит доверять? — шепотом спросил Джод. — Джод, не обижай её. Никакая она не карга, а очень даже милая старушка-волшебница. Просто зелёная. — Ну хоть кто-то про меня гадостей не говорит, — обратно на кухню бабуля Белдам вошла неслышно, хотя обе её руки были заняты тяжелой ношей: большой бутылкой из мутного зелёного стекла и крупным свёртком. — А то слухи ходят будто и ведьма я, и демонам поклоняюсь, и детей краду… — О, меня вчера тоже ведьмой обозвали! — поддержала её Кай. — Как думаешь, это потому что я рыжая? — Это потому что люди в большинстве своем дураки, а у тебя когтищи, как у медведя. — Бабуля Белдам сунула ей бутылку (у них сложились взаимовыгодные отношения: Кай таскала бабуле черношляпки, а та варила из них полезные настойки) и вздохнула. — Я же и ушла от этих пересудов подальше — так нет, и здесь нашли. Давеча вон один болван умолял душу у него купить. Нигде покоя нет, честное слово… — Прошу прощения, я не хотел вас обидеть, — искренне извинился Джод. — Меня смутила ваша внешность. Трудно поверить, что вашим отцом в самом деле был сатир. — Да я уже привыкла. Я ведь отродясь никому без причины зла не делала. Вот мне, бывало, делали. Потом жалели, а только ведь люди ничему не учатся. Эх, да что и говорить… Она махнула рукой и расправила сверток. Внутри него была карта местности и длинная подвеска из хрусталя, которую она назвала маятником. Бабуля Белдам взяла в одну руку каштан, а другой подняла подвеску за длинную тонкую цепочку, повела её над картой, принялась бормотать под нос заклинание школы прорицания. Кай вытянула шею (вот почему у людей она такая короткая?), но ничего интересного не увидела. Просто в один момент хрустальная подвеска словно обрела свою волю, подняла трехгранную хрустальную голову, ткнулась пару раз куда-то в берег Мерцающего озера и замерла. — Неужели и правда утопился? — Нет. Если бы он был мёртв, то маятник бы не сдвинулся, — сказала Бабуля Белдам. Тристиан приподнял цепочку, так что кончик маятника уперся в край берега. — Рыбаки рассказывали, что здесь живет племя ящеров, — сказал он. — Долгохвостые, — добавила Октавия. — Я недавно встречала с их разведчиками. Они довольно милые и дружелюбные. В отличие от второго племени… Как же их… Тристиан, помнишь в прошлом месяце на деревеньку у Смрадки напали? — Толстошкурые, — сказал он. — Но зачем им ребёнок? — спросила Джод и тут же побледнел. — Они же не… Кай закатила глаза. — Да не едят они детей. У них целое озеро рыбы под боком. Я знаю Долгохвостых. Живут себе спокойно, никого не трогают, и пацана они скорее всего нашли и приютили сами, чтобы никакой совух его не загрыз. Вот если бы он оказался в лапах у Толстошкурых, то тогда да, из пацана быстро бы сделали жаркое. — Значит Долгохвостые ждут, когда за мальчиком кто-нибудь придёт? — предположила Октавия. Скорее готовятся к выкупу, подумала про себя Кай. *** День луны, 2 Ародуса (VIII) 4710 года Дом бабули Белдам изнутри был раза в три больше, чем снаружи. В первую очередь за счёт обширного подвала, где она обустроила алхимическую лабораторию, а во вторую — за счёт магии, которая исказила пространство, вытянув его во все стороны. Она немного поворчала, но пустила их переночевать. — Не оставлять же вас балбесов мокнуть на улице. Под крышей и за крепкими стенами всегда лучше спится, чем посреди болота. Тесно, зато тепло и сухо. Кай так и осталась спать на печке. Свернулась калачиком у стенки, накрылась с головой тяжёлым шерстяным одеялом и уснула. Печка была широкой, поэтому место хватило ещё Линдзи и Октавии. Утром Кай по привычке проснулась раньше всех: побродила между сопящих спальников, некоторое время боролась с желанием запустить таракана под одеяло Джубилосту и решила в итоге сделать полезное дело. В сарае она нашла лестницу, приставила её к дому и залезла на самый верх. При ближайшем осмотре стало понятно, что колодезная крышка наделала больше шума, чем нанесла реальный вред печной трубе. Кай ухватилась когтями за край набухшего от влаги дерева и дернула вверх. Ну вот, теперь даже не придется тратиться на рабочих. Кай перелезла на крышу и растянулась на ней, готовая по привычке закурить. Похлопала себя по поясу и скривилась — пусто, она забыла мешочек на печке. Да и огонь с соломой сочетаются плохо… Кай подумала немного и решила, что ей слишком лень вставать. Она заложила руки за голову и посмотрела вверх, наблюдая как медленно цвет неба становится из пурпурного бледно-голубым с одной стороны и персиковым — с другой, как изменяются под властью ветров облачные фигуры. Эх, может полетать, пока все спят? Поймать какую-нибудь залётную мантикору, гидру или кабанчика. Хотя нет, слишком лень, а она пока не настолько голодна. Можно не охотиться ещё месяц, пока не закончатся запасы, накопленные с нашествия пауков… Дверь скрипнула. Кай принюхалась и, только уловив запах Тристиана, оторвала взгляд от облаков и посмотрела вниз. Поймала взглядом его светлые волосы в беспорядке рассыпавшиеся по плечам, блеск символа Саренрэй в тонких изящных пальцах, шепчущие молитву губы. — О Цветок Рассвета, не отвернись от меня, твоя сила нужна мне для помощи страждущим. Огонь моих молитв иссякает. Обращаю голос к тебе, Цветок Рассвета, дай мне новые силы для служенья тебе… Он не заметил её, и Кай вернулась к созерцанию облаков, сосредоточилась на тоне и тембре, не обращая внимания на смысл слов. У него приятный, успокаивающий голос… Вспомнилось, как она в детстве точно так же разглядывала облака, лёжа на крыше родительского фургона, пока он медленно ехал по кривым горным дорогам Варистии. Или это была Нумерия? Точно не Чилекс, соваться туда в годы гражданской войны было настоящим самоубийством. Эх, счастливое босоногое детство, когда в мире нет проблемы страшней, чем дырка на штанах. Кажется она задремала, убаюканная молитвой Саренрэй. Разбудил её голос Тристиана. Он, наконец, заметил её. — Кай? Что ты там делаешь? Кай приподнялась на локтях и посмотрела на него сверху вниз. — Печную трубу проверяла. С ней всё в порядке, так что за казённые средства можно не бояться. А теперь облаками любуюсь, смотри, вон то выглядит как сапог. Она показала на облако на западе. Тристиан поднял голову вверх и улыбнулся. — Действительно. Кай придержала юбку и спрыгнула с крыши. Некоторое время она вытряхивала солому из волос, сидя на ступеньках крыльца. — Хочешь попробовать? — Что? — Найти в облаках фигуры. Тристиан сел рядом после некоторых раздумий и посмотрел вверх. — Это похоже на крыло, — неуверенно сказал он и покачал головой, отведя в смущении взгляд. — Извини, я никогда таким не занимался. — Не нужно извиняться. Каждый ответ будет правильным, хотя бы для тебя самого. — Кай усмехнулась. — Знаешь, я тебя слушаю и думаю иногда, что тебя наружу вообще не выпускали из монастыря. — Я не покидал его территорию до рукоположения. Но ты же не об этом? — Не-а. — Моё поведение так сильно отличается от… — он подумал некоторое время, пытаясь найти верное слово, — общественных норм? — Я бы не сказала. На самом деле ты часто действуешь разумней большинства моих знакомых. А потом говоришь что-нибудь, и я думаю «как он дожил до своих лет»? — Полагаю, что религиозное воспитание наложило свой отпечаток на мой характер . — Может быть, — она пожала плечами. — Но не мне обвинять тебя в странном поведении. Если послушать, что в народе болтают, то окажется, что я сама Ламашту во плоти. И это дословно цитата! Кай рассмеялась. Все эти слухи больше веселили её, чем возмущали. Она даже предложила Линдзи добавить парочку в книгу, но та почему-то отказалась. Наверное, расстроилась, что не придумала их первой. — Ты очень яркая личность, Кай. Окружающим бывает тяжело предсказать твои слова и поступки, поэтому они пытаются найти им собственные объяснения. Зачастую неверные. — Сочту это за комплимент. Кай ему подмигнула. Вопреки своему обычному поведению Тристиан заметил её флирт, нахмурился и теперь выглядел скорее напряжённым. Некоторое время он молчал, аккуратно выбирая слова: — Я давно хотел обсудить с тобой… Прости, если я буду говорить сбивчиво — мне не привычны такие беседы. У меня из головы не идут твои слова про… Про тебя и меня. Словно ты хочешь от меня чего-то большего, а я никак не могу понять, чего же именно. Тристиан внимательно смотрел на неё. В голове Кай тут же заиграла песня Линдзи, которую она напевала после каждой её неудачной попытки флирта. «Я понял — это намёк, Я всё ловлю на лету. Но непонятно, Что конкретно ты имела в виду». Шелин милосердная, на что она потратила последние три месяца своей жизни? Так, нужно придумать максимально простую фразу, лишенную двусмысленностей. Ладно, была не была. Она уже взрослая девочка и может пережить отказ. — Ты мне нравишься, Тристиан, — в лоб сказала Кай. — Как мужчина, а не друг. Он переваривал её признание несколько секунд, затем неловко откашлялся: — Я боюсь разочаровать тебя, Кай. Я мало что понимаю в чувствах смертных — вся моя жизнь была посвящена служению Саренрэй. Я бы не хотел, чтобы моё… невежество оттолкнуло тебя. — Откуда ты знаешь — может быть, твоё «невежество» меня и привлекает, м? Тристиан недоумённо изогнул бровь. — Это звучит… Странно, — он с улыбкой склонил голову набок. — Я привык к тому, что меня ценят за то, что я умею делать, а не за то, в чём я неопытен. — он помедлил. — Ты удивляешь меня. Вновь и вновь. — Люблю удивлять. Но если без шуток, ты мне нравишься таким, какой ты есть. Надеюсь, я тебе тоже. Тристиан посмотрел ей в глаза и едва заметно подался вперёд, словно готовый в чём-то признаться. Спустя мгновение он вздохнул и отстранился. — Ты мне дорога, Кай. Мысль о том, что мы можем поссориться, причиняет мне боль. — Тогда предлагаю не ссориться. Всё просто. — Просто, — повторил он эхом, и в его тоне проскользнуло что-то странное. В этот самый миг Кай поняла, что ничего в их отношениях просто не будет.