Не смотри в зеркала

— Грибочки. — Нет. — Бабочки. — Нет. — Белочки. — Я не понимаю, может, ты просто в лес хочешь? Кто вообще решил, что ставить во главу этого Венти — хорошая идея? Ребята в ответ издают какое-то невнятное мычание, сливающееся в один страдальческий гул. Потому что жара вообще никого не щадит. Там вообще от пощады только «ад». И, естественно, естественно блять, думать над названием отряда в десять утра в душной беседке — лучшее, что можно было придумать. Хотя едва ли Тарталья и Еимия светятся энтузиазмом. — Да, Сяо прав, — говорит Еимия, вертя в руках ручку. — В том, что Венти нельзя такое доверять? — В том, что название нужно придумывать всем вместе, — и этой самой ручкой она щелкает Тарталью по носу, отчего тот фыркает и демонстративно отодвигается, вызывая у отряда вялые смешки. — У кого-нибудь есть предложения? — Мертвяшки. — Тао, направляй свои некрофильские наклонности в другое русло, — устало тянет Янь Фей, героически подставившая подруге плечо, по которому та растеклась в лужу. — В лес, например? — невинно спрашивает она. — Елочки. — Венти, заткнись. — Ну и пожалуйста, — Венти в ответ фыркает, натянув на лоб свою дебильную панамку с лягушкой. Скар, если честно, до сих пор не понимает, как он попал в старший отряд. — Давайте «солнышки» — руку поднимает Аяка. — Мы что, группа в детском саду? — в разговор вклинивается Мона. Тарталья едва ли не демонстративно оглядывает отряд взглядом: Сяо пытается отбиться от Венти, который в невыносимую жару липнет к нему только усерднее, в итоге устроившись у него на коленях; Лайла без зазрения совести спит на плече у Коллеи, которая, кажется, вообще перестала дышать; Ху Тао доказывает Янь Фей, что некрофилия — это не то, что ее интересует; Хейдзо под неловкие комментарии Горо переворачивается на скамейке, закинув ноги наверх и свесив вниз голову. — Ну-у-у-у… — Тогда надо чтобы как рок-группа, — важно кивает Нилу. — Металлисты? — тянет Альбедо, не отрываясь от своего скетчбука. — Может, просто «Крутые ребята» и не паримся? — Тома закидывает голову наверх, скрестив руки на груди. — Крутышки, — подхватывает Ху Тао, прикрыв глаза. — Каменщики! — радостно восклицает Венти, подскочив, но Сяо раздраженно укладывает его обратно. — Не, — Тарталья лениво машет рукой. — Это уже второй отряд забрал. — А вот потому что думать быстрее надо, — ворчит Венти в панамку. — А что, Венти, пунктик с прошлого года? — Ху Тао хитро щурится. — Вот не надо тут! «Киборги-убийцы» было лучшим названием всея «Отражения»! Это ваше там… — Чем тебе «Приколеры» не понравилось? — Так, — Еимия хлопает в ладоши. — Ну-ка тихо! У нас мало времени, давайте уже что-то придумаем. Есть еще идеи? — Венти поднимает палец. — Нормальные идеи, — Венти опускает руку. В беседке растекается вязкая тишина. — Вы реально в прошлом году назывались «Киборги-убийцы»? — Кадзуха вскидывает брови. — Тарталья, может быть, поможешь? — Еимия накрывает лицо ладонью, сквозь пальцы смотря на напарника. — Щас, — он важно вскидывает палец и поднимается с места. На лицо натягивает напускную строгость, и она ему определенно мала, маска на лицо не лезет, только трещинами идет. — Кто еще ничего не предлагал? Кадзуха, давай ты! Парень от своего имени слегка дергается, но в глазах его ни страха, ни напряжения. Откуда там только берется эта насмешливая веселость. Он судорожно вертит головой по сторонам, словно название написано где-то на крыше. — Я-я-я-я-я не знаю… Радуга? — О, это подходит, — усмехается Ху Тао. — Да, любимая? — и тянется к Янь Фэй. — Конечно, зай, — тон пропитан напускным сарказмом, но та в ответ все равно целует подругу в щеку. — Так, девочки, отставить разврат! — Тарталья тыкает в них пальцем. — Не-не, продолжайте, — снова из ниоткуда говорит Альбедо. — Я как раз не знаю, что рисовать. Еимия шумно выдыхает, съезжая вниз по скамейке. — Так, — Тарталья складывает руки на груди. Хитро щурится, пристально осматривая отряд по кругу беседки. — Кто у нас еще не… Скар, давай ты! Скарамучча отмирает внезапно. Он, если честно, вообще не планировал участвовать в этой сомнительной беседе. Он, если честно, вообще не планировал участвовать примерно всю смену. Поэтому он предпочел сидеть с краю и не высовываться. И нет, не потому что с краю сидел Кадзуха. Просто он не хотел ничего придумывать и не хотел умирать от жары в тесной беседке. Просто не хотел слушать разговоры остальных, которые с каждой секундой казались все более раздражающими. Хотя, может, это особая функция десяти утра — делать все раздражающим. Абсолютно невыносимым. Потому что Скар не понимал. Не понимал, в какой момент все начали общаться так свободно, и когда он этот момент пропустил. Потому что любая фраза, созревавшая в голове, никак теоретически не могла вклиниться в разговор, все время выбивалась из общего потока, не вставала на место, как пазл из другого набора. И теперь, когда несколько пар глаз синхронно переводятся на него, это чувство еще больше начинает скрестись внутри бездомной псиной. Еще и Чайлд этот… смотрит так по-блядски, по-идиотски. Взглядом «Я жду твоего проеба», взглядом «Я вижу, что ты очень впечатлительный», взглядом «Если быть крутым это преступление, то вешайте на меня наручники». — А чего я? — спрашивает он, и в этом тоне больше защиты, чем нападения. Больше железных баррикад, чем обнаженного клинка. Хмурится, только бы по взгляду поняли: пощадите. — Какие предложения? — Тарталья растекается в ухмылке, обратно садясь рядом с Еимией. Бездной своей смотрит выебистой. Синющей, как небо после отбоя. Скарамучча думает пару секунд, прежде чем: — Мы можем пойти в корпус? По беседке глухим рокотом прокатывается тихий согласный смех, и Скар закусывает улыбку, лишь бы не показать, что и сам доволен своим непробиваемым остроумием. — Скар, — почти жалобно тянет Тарталья. Но в его глазах совершенно отчетливо пляшут черти, танцуют свои доисторические танцы у костра. Он их, видимо, научил. Тарталья подается вперед, сложив локти на коленях. — Ты что, до сих пор обижаешься? — и улыбка его — рыбацкий крючок. Такой неба разрывает в клочья, останется только хватать жабрами воздух, медленно задыхаться и молить уже наконец добить тебя нахуй. Не зря у него эта ебучая панамка. Явно приз за старания на конкурсе юных рыболовов. — А что случилось? — Ху Тао сразу принимает человеческое сидячее положение, заинтересовано подавшись вперед. — Да мы вчера просто неудачно пошутили, — Венти нехотя приподнимает панамку, открыв один глаз. — Вы просто напугали человека до полусмерти, — флегматично вставляет Сяо, натягивая панамку Венти обратно. — А, так вот что это был за крик, — задумчиво тянет Хейдзо. — Я думал, кого-то убивают, — Альбедо жмет плечами. Как он только может быть так сосредоточен на своем скетчбуке? — Стоп, так это была не пожарная тревога? — Янь Фэй выгибает бровь. И Скар думает, что все. Пиздец. Потому что, сколько бы отряд не переглядывался между собой, теперь каждая фраза врезается в голову сильнее предыдущей. Теперь каждая фраза ощущается иглами под кожей, порезом о бумагу. Теперь все определенно думают, что он пугливый идиот. Заебись. Скар поджимает губы, сверля взглядом доски под ногами. Раз гвоздями не получилось, может, хоть так ровнее станут. Уже было собирается ответить что-то, что точно спровоцирует еще больше шуток, как: — Злоупотребляете своим положением, да? Нехорошо как-то. Первые секунды Скарамучча намеренно не поднимает голову на Кадзуху. Думает: показалось или нет. — Да ладно-ладно, — Тарталья нервно усмехается. — Я же не хотел… — Так еще и страшилки травите на ночь глядя, не уж то запугать хотите? — чужой тон насмешливый, убийственно добродушный, непробиваемо напускной. — Правильно, Кадзуха, гаси его, — восклицает Ху Тао, подтягивая к себе колени. — Еще и режим сна нам сбиваете, приходите после отбоя. Хотите, чтобы мы утром страдали, да? — Полностью согласна, Кадзуха, — кивает Еимия с видом строгого наставника. — Нечего к детям ночью ходить! — шикает она. — Так, а ты вообще на чьей стороне? — Тарталья возмущенно хмурится. Скар почти успевает сбросить с себя наваждение, когда Кадзуха нагибается к его уху. — Мы его потом напугаем, — шепчет он, коротко усмехнувшись, и Скарамучча — бетонная статуя. Каменное изваяние, оловянный солдатик. Только вот проблема: бетонные статуи не могут так дико краснеть. И мурашки у каменных изваяний не несутся по спине, словно куда-то опаздывают. Кадзуха отстраняется, хитро косясь на него, а Скар не может заставить себя повернуть голову. Потому что он — бетонная статуя, каменное изваяние, застывший комок глины, кривой и неровный. Тарталья между тем пытается снова вернуть разговор на ту тропу, с которой он сам свернул. И сам же потом на ней и наебнулся. — У нас, между прочим, времени мало! Надо название там придумать, еще этот… как его… — Девиз, — услужливо подсказывает Венти. — Да, он самый! — Давайте мы просто все уйдем в лес, чтобы нас дисквалифицировали, и ничего не придется придумывать, — выдохом тянет Сяо, взглядом уткнувшись в потолок. — Очень оптимистично, — кивает Хейдзо. — Я за. — Оптимисты! Венти садится так резко, что его макушка чудом не ударяется о подбородок Сяо. — Что? — непонимающе хмурится Еимия. — Назовемся оптимистами! «Жизнь — отстой, все вазы бьются, оптимисты не сдаются!» В беседке повисает долгая блаженная тишина. Кажется, можно даже услышать, как глубоко в лесу поют птицы. Кажется, если прислушаться, можно разобрать, как их щебетание медленно складывается в «Крепитесь, ребят». В беседке повисает долгая блаженная тишина. Сяо вздыхает. — Может, мы все-таки пойдем в лес?

***

— Как ты перелезла через балкон?! Когда Ху Тао, постучав костяшками в открытую балконную дверь, вальяжно проходит в комнату, Скар едва не роняет чашку с чаем. Тихий час только начался, а почаевничать нормально им так и не дали. — Годы тренировок, — девушка складывает пальцы пистолетом и подмигивает, плюхаясь на кровать Сяо и устраиваясь сбоку от него. — Прикалываешься? Это я тебя вообще-то научила! Когда сквозь мутные занавески в двери появляется Янь Фэй, Скар думает, что идея уйти в лес была просто отличной. Сяо — золотой человек. — Знаете что? Я даже спрашивать ничего не буду, — говорит он, подняв свободную руку ладонями вперед: сдаюсь. Я отказываюсь хоть что-то понимать. — А вы чего к нам пришли? — спрашивает Кадзуха, покрепче перехватывая кружку с чаем. Она у него, к слову, совершенно дурацкая, до невозможности просто. Потому что мему с «ъуъ» котом уже невесть сколько лет, где вообще Кадзуха такую нашел? Скару срочно нужна такая же. — Нет, вы не подумайте, я не против вашей компании… — А я против, чего приперлись? — наждачный голос Сяо после зефирной интонации Кадзухи кажется громом среди ясного неба. Проливным дождем. Только не ураганом, сносящим все живое. Скорее, летним ливнем, которого всегда так ждешь после адского пекла. — Сяо, ну чего ты такой невежливый, — бурчит Венти, подминая под себя подушку Сяо. Стащил у него с кровати и ускакал на свою, засранец. — Девочки же с миром пришли, — хихикает он, потянувшись на пол за кружкой чая, стоящей у ножки кровати. — Вы, кажется, в прошлом году в одном отряде были, — задумчиво тянет Кадзуха, сделав большой глоток из кружки. — Ага, — лениво кивает Ху Тао, уткнувшись взглядом в потолок. А потом пихает Сяо в плечо. — Он в том году такой же был. — Вы перелезали через балкон и бесцеремонно вваливались к нам в комнату. — Ты однажды закрыл нас на балконе! — Что, правда? — Кадзуха подается вперед, а затем, переглянувшись с Венти, перебирается на его кровать, чтобы быть ближе к диалогу. Скар провожает каждое его движение и почти слышит хруст своей чашки. — Тао, ты бегала за ним с пауком, — Янь Фэй вскидывает бровь, сидя в позе лотоса у кровати Сяо. — Ой, Сяо тогда так верещал, — тянет Венти, прикрыв глаза. — Не то слово, — кивает Ху Тао. уворачиваясь от тычка под бок. — Кричал громче, чем Скар после отбоя. И вот оно. Да что ж такое. — А об этом обязательно каждый раз вспоминать? — бормочет он, стараясь быть не услышанным, но стеклянная тишина комнаты придает его словам едва ли не эхо оперного театра. — Скар, ты правда на нас обиделся? — Венти ставит чашку обратно, вскинув брови. — Да это все скоро забудут, — машет рукой Ху Тао. — Ты буквально только что вспоминала случай годичной давности, — Янь Фэй закидывает наверх голову, но подруга только треплет ее по волосам. — Короче, — Сяо переводит взгляд на Скара. Скарамучча смотрит на него из своего угла почти зверенышем. Такой пальцы отгрызет и не заметит. Такого рукой из занавески напугать на раз-два. — Не парься ты так. — Ты же не веришь в эту дичь? — спрашивает Янь Фэй, скептически сощурившись. — А ты нет? — восклицает Венти, едва не подпрыгнув на кровати, отчего на лице Кадзухи тенью бежит испуг, когда кружка в его руках опасно дергается. — Да ладно, Венти, не придумывай, — отмахивается Сяо. Вид у него такой, словно слова эти о его язык уже стерлись, словно нет уже сил их повторять. — Эту историю придумали, чтобы малышня по ночам спала. — Со Скаром вот не сработало, — вздыхает Венти, косясь на зеркало. А Скар на это зеркало не хочет смотреть даже на периферии. Ебаное богатое воображение. — Но ведь можно просто не просыпаться в три ночи, и все, — жмет плечами Кадзуха. — У меня, правда, режим за лето сбился немного, я могу и в четыре лечь… — Жиза, — выдыхает Ху Тао. — Ты в шесть ложишься, не ври, — чеканит Янь Фэй. — Да я и не собирался в три просыпаться, — слова из Скара выходят резко и остро, так извлекают нож из тела пораженного соперника. И пинают еще на всякий случай: живой или все уже? Все поворачиваются к нему, и становится ясно: не, этот уже не жилец. — Просто… — В мистику веришь? — кажется, у Ху Тао в глазах огоньки разгораются в костер, скоро на лес за окном перекинутся. — Да нет! — Скар в порыве совершенно неясном вскакивает на ноги, чудом не пролив чай. И, дабы окончательно не показаться дураком, он со вздохом садится в позу лотоса напротив кровати Венти. — Просто стремно это все, — выдыхает он. — Это все — типичные детские страшилки, — усмехается Янь Фэй. — Ты имеешь в виду, некомфортно? — то, как Ху Тао свешивается с кровати, противоречит всем законам физики. Какого хрена она не падает? Скар смотрит на нее нечитаемым взглядом, в котором читается «Что с тобой не так?», и ставит свою кружку на пол. — Типа того, — он неуютно ведет плечом, скользнув взглядом по зеркалу. И вроде бы ничего особенного. Обычная отражающая поверхность, вон в точности повторенный кусочек их комнаты, вон шкаф, вон тумбочки, вон кровати. Только из головы теперь не идет, что после трех ночи это все перестанет там отражаться. — Скар, — он отмирает от голоса Кадзухи, как отмирают те, кто был на волоске от смерти. Так воскресают, так заново делают жадный вдох. Скарамучча поднимает глаза медленно, словно не до конца прогружается. На чужих губах мягкая улыбка, и вся система летит к чертям. Теперь только сбрасывать до заводских настроек. — Если проснешься в три ночи, можешь будить меня, — и чай из кружки так отпивает, словно ничего особенного не сказал. Словно Скар сейчас не рассыпался бы в кучку пепла, если бы подул ветер. Словно после таких слов не обещают любовь до гроба. Это же в свадебной клятве есть, вы не знали? Венти переводит взгляд с Кадзухи на Скарамуччу, и в глазах его аквамариновых столько воды, что смысл этот, тенью пробежавший по дну его радужки, никак не выловить, никак эти подводные камни не поднять. Но он поворачивается к соседней кровати. — Сяо, — приторно тянет он, приходится даже чаем запить. — А если я проснусь в три ночи… — Даже не думай меня будить, я кину тебя в зеркало, — чеканит Сяо, ложась по диагонали на свою кровать без подушки. — Он ведь разбудит, — выдыхает Ху Тао. — Определенно, — вторит ей Янь Фэй. А Скар думает, что надо бы поставить будильник на три ночи.