Не смотри в зеркала

— А можно мы никуда не пойдем? — слова тянутся за Венти вслед за размашистым зевком, который он широко прикрывает ладонью. — Вы уже третий день выпрашиваете, — бурчит Тарталья, причесываясь в их зеркале в предбаннике. Обычно он приходит к ним только за этим. — Зачем вы пытаетесь, если заранее знаете, что план провальный? — Наруто учил не сдаваться, — многозначительно заключает Сяо, растянувшись на кровати. Если честно, Скар думал, что у него одного такие проблемы. Ну, знаете, что не хочется никуда выходить, не хочется ни о чем думать, ни о чем переживать. И на следующий день после той несчастной игры по станциям он подумал, что ноги его больше не будет в этой лагерной деятельности. Но, к его удивлению, он был не единственным, кто ничего не хотел. Потому что все три дня после их занимательного разговора никто как будто так и не смог отойти от него. Во время тихого часа все дружно ложились спать, и, когда приходила Ху Тао, Сяо, лежавший ближе всех к двери, бубня в подушку, посылал ее такое количество раз, что та могла бы уже работать там гидом. Скарамучча вообще не думал, что Сяо умеет так красочно ругаться. Но за тихий час они все равно не высыпались. Они вообще больше никогда и никуда не высыпались, потому что все, нет, закончились. Песок весь рассыпался, рассеялся по ветру. Потому что никто не мог больше спать спокойно. Ночью каждый час кто-то из них подскакивал на кровати, ведомый чем-то, напоминающим голоса из леса. Или из зеркала, тут уж как повезет. Венти, кажется, и вовсе не спал: сколько бы раз Скар ни просыпался, тот всегда сидел, опираясь на стенку и подтянув к себе колени. Поэтому днем он отрубался крепче всех. И тихий час никак им не помогал, поэтому весь оставшийся день они ходили вместе, целой кастрюлей вареных овощей. На викторине между отрядами они даже не пытались участвовать. Нет, вернее, Еимия и Тарталья подталкивали их к какой-то деятельности, но все это было бесполезно. Хейдзо, Альбедо и Нилу вытащили их команду на уверенное третье место с небольшим отрывом. Венти пару раз поддели за то, что командир отряда сдает позиции, отчего тот тут же превратился в связку оголенных проводов и нервно отшутился. Вчерашняя дискотека была еще более отвратительным вариантом заставить их четверых что-то делать. Потому что собирались они туда чуть ли не под присмотром Тартальи. Идти не то что бы не хотелось. У них, скорее, перевешивало желание растаять, испариться, раствориться, исчезнуть. Кадзуха пытался прибегнуть к своим дипломатическим навыкам, но Тарталья зашутил его до смерти — нельзя играть по правилам в шатре у клоуна, рискуешь стать одним из них. Поэтому свою участь пришлось принять со вздохом и скрепя сердце. Больше всего Скара напряг Венти — он не стал наряжаться. Вообще. Даже ветровку свою не переодел, даже не навесил браслеты на руки, и Скарамучча уже, если честно, соскучился по его дебильному хаори с динозаврами. Но тот вышел из комнаты налегке. Чистая, свободная голова, чистая свободная душа. Пустая. И теперь Тарталья решил, что их подавленного состояния недостаточно, и надо непременно насыпать еще соли на их открытые раны. — Да ну ребят, — тянет он обиженным ребенком. И Скар бы хотел как обычно побеситься на его клоунистость, на его ебливость, но сейчас хочется только лежать в комнате, только спать весь тихий час, только туманно молчать, потому что внутри ничего кроме этого ебучего тумана. — Вы чего все такие кислые? Давайте, идем. Там взбодритесь, э-э-э-эй, — он подходит к Венти и тянет его за руку. Но когда отпускает, тот театрально обмякает, стекая с кровати. — Ну вы зачем в лагерь ехали, а? Зачем? Ну, явно не затем, чтобы сдохнуть от местных духов в какой-то халупе посреди леса. И он даже не про сам лагерь. — Да что мы, кино, что ли, не видели? — бурчит Венти, отворачиваясь к стене. — Там каждый год один и тот же список фильмов, что мы там нового увидим? — А как же атмосфера? — Тарталья все не унимается, на этот раз подходя к Сяо. — Может, в этот раз что-то новое появится? — он медленно, аккуратно начинает вытягивать подушку из-под головы Сяо, но тот резким движением забирает ее обратно. — Ну вы сходите, проверьте, — еле слышно доносится со стороны окна. Голос Кадзухи за последние дни как будто охрип, как будто сел. Ага, лег. — Потом нам скажете. — Архонты, — не унимается Тарталья. — Вы же понимаете, что у вас нет выбора? — тянет он будто бы с сожалением, но Скар чувствует, как он сдерживается, чтобы не заржать. — Мы все должны пойти, а оставить вас в корпусе одних мы не можем… особенно тебя, Скар, — вожатый кидает на него взгляд, полный напускной строгости. Скарамучча в ответ только фыркает. Не очень-то и хотелось. Не очень-то и хотелось второй раз оказаться при смерти. — Давайте, собирайтесь, мы через пять минут выходим, — Тарталья удаляется в коридор, кидая на них взгляд через плечо. — Мы подумаем, — флегматично бросает Сяо. — Но учтите, — Венти вскидывает вверх указательный палец. — Если в списке фильмов ничего не поменяется…

***

Там ничего не поменялось. Как только они пришли в актовый зал, и на полотне проектора высветились варианты, Венти только шумно фыркнул, скрестив руки на груди. — Опять двадцать пять, — выдыхает он. — Может, кто-то скажет им, что в этом мире есть еще фильмы? Ну или там, не знаю, интернет? — они садятся сзади всех, потому что пришли самые последние, так что Тарталья и Еимия их не слышат. — И не говори, — Ху Тао, сидящая перед ними, откидывается на спинку своего кресла. — Может, им на флешке в следующем году принести? — А толку? — жмет плечами Сяо. — Им опасно давать флешку — еще компьютер взорвут. — Деды несчастные, — выносит вердикт Венти, съезжая по спинке кресла вниз. Но Скара больше пугает то, как Сяо и Венти спокойно говорят о каком-то потенциальном «следующем году». Как будто они доживут до следующего года. Как будто доживут до конца смены. Как будто, если они выживут и вернутся домой, будут рассматривать поездку в «Отражение» на следующий год. — Ну, ребята, какой фильм смотрим? — Тарталья подскакивает со своего места, взмахнув рукой в воздухе. — Как будто у нас большой выбор, — вздыхает Хейдзо со второго ряда. — Адекватный выбор, — аккуратно поправляет его Мона, сложив ногу на ногу. — Не будьте злюками, — Тарталья дуется, просматривая список фильмов на поношенным жизнью компьютере. — Ну… — он ведет мышкой по экрану и останавливается. — Вот! «Отряд самоубийц» чем вам не нравится? — Тем, что я не могу к нему присоединиться, — тянет Венти, съезжая еще ниже, и Скар бы сказал, что он не шутит. Еимия с первого ряда одаривает Венти испепеляющим взглядом. — Да давайте его, что нам еще остается, — Янь Фэй устало машет рукой. — Да вы чего, вон там «Пираты Карибского моря», — Горо тычет в экран проектора. — А чего сразу не «Звездные войны»? — язвит Мона. — Да чего уж там, давайте пленку притащим, — поддакивает ей Ху Тао. Весь спор затягивается на несколько долгих минут, которые как будто с каждой секундой становятся все громче и громче. Кадзуха, Сяо и Венти в споре решают не участвовать, Скар закрывает глаза. Может, если не обращать на них внимание, они перестанут, исчезнут. Может, лучше надо было пойти в хижину. И повеситься на гирлянде. Присоединиться к отряду самоубийц, так сказать. — Так! — Еимия резко хлопает в ладоши, и все тут же замолкают. — Мы так ничего не посмотрим, хватит! Все, я ставлю любой фильм. Она свинцовыми шагами подходит к комично притихнувшему Тарталье и, отодвинув его в сторону одним движением, кликает мышкой наугад. На экране включаются «Пираты Карибского моря». По залу проносится пара разочарованных вздохов, но в итоге все затихают, решив, что сражаться бесполезно. Скар «Пиратов Карибского моря» не смотрел, но не то чтобы его это сильно волновало. Его сейчас вообще мало что волнует, кроме перспективы умереть в ближайшем будущем. Это же, наверное, больно. Умирать. Как минимум неприятно. Как максимум обидно. Он еще молод, глуп, охуеть как глуп, поэтому ему никак нельзя умирать. Нельзя умирать здесь, в «Отражении». Только не здесь. Он мог бы умереть где угодно, но… лагерь? Его тут даже похоронить негде. Хотя, может, могила и не понадобится. Вряд ли лесные духи оставляют после себя улики. Вряд ли его тело когда-нибудь найдут. Возможно, от него останется только прах, только пепел. Возможно, духи окажутся очень заботливыми и очень заботливо развеют его по ветру. А может, от него и вовсе ничего не останется. Может, его даже не будет в этом мире, в этом измерении. Тогда выйдет совсем малозатратно. Даже панихиду не придется устраивать. О нем и так никто не вспомнит. — Пс, Скар. Скарамучча дергается так, что задевает переднее кресло, отчего сидящая неподалеку Ху Тао недовольно оборачивается. — Чего? — угрюмо спрашивает он, поглядывая на Венти, который повернулся к нему, склонив голову набок. — Ты бы фильм смотрел, — осторожно шепчет он. — Хоть как-то отвлечься нужно. А то ты так взглядом прожжешь кресло, в которое пялишь, — Венти пытается отшутиться, и у него настолько не получается, что это даже мило. — Может, ты хочешь выйти? — из-за Венти выглядывает Сяо, изогнув бровь. — Да все нормально, — Скар отмахивается, потому что это странно, это неуютно, это стремно, так не должно быть, ни похорон, ни праха, ни панихиды. Ничего. Так почему же… почему… — Да, так же нормально, как и у нас всех. Скарамучча поворачивается к Кадзухе, и сердце сжимается, спрессовывается, сворачивается в уродливый сгусток артерий и желудочков. Чужая ладонь ложится поверх его, и они такие теплые, что их можно использовать вместо обогревателя. Такие теплые, что могут устроить глобальное потепление, только нежно коснувшись кончиками пальцев ледников. Такие теплые, что ими можно греться холодными ночами в лесу, когда у тебя нет ничего кроме надежды и голоса между веток. Руки Кадзухи такие теплые, что у Скара поднимается температура. Такие теплые, что охуеть можно. И, пока его ладонь окончательно не расплавилась, окончательно не обуглилась, Скарамучча аккуратно пытается вытянуть свою руку из-под чужой, но Кадзуха оказывается слишком настойчивым. Настолько настойчивым, что Скар не понимает, как реагировать. Как реагировать на то, что Кадзуха сплетает их пальцы. Внутри тут же жухлым осенним листом трепыхается паника, бьется пойманной в клетку птицей. И в животе скручивается, сворачивается, трещит погребальным костром. Хочется только пожелать птице удачи. Хочется только пожелать удачи себе. Дыхание у Скара сбивается. Сбивается, как биологические часы за несколько суток без сна. Как температура после таблеток, только менее жарко все равно не становится. Как компас, если к нему приложить магнит. Сбивается, как и мысли, — в кучу. В один большой комок вдохов и выдохов, и они все идут непоследовательно, спотыкаются друг о друга, путаются, мешаются, сцепляются в одну большую глобулу, сплетаются в молекулу ДНК. Сплетаются, блять, как их пальцы. Скар старается не смотреть Кадзухе в глаза, потому что это не безопасно. Это несовместимо с жизнью, люди после такого не выживают. Людей после такого хоронят в закрытом гробу. После такого остается только собирать поисковые отряды, прочесывать весь лес несколькими группами, не спать ночами, и в итоге не найти. И хоронить в закрытом гробу. Потому что он пустой. Даже праха нет. Скар выдыхает бесшумно, через стиснутые зубы. Воздух выходит нехотя, выходит из него водянистым паром, потому что внутри жарко, адское пекло, ебаная преисподняя. Он закрывает глаза на пару секунд, открывает. Главное, не смотреть на Кадзуху. Потому что после такого не выживают. Скарамучча старается сконцентрироваться на фильме, но он, кажется, уже пропустил минут десять, поэтому суть ускользает от него в каждом диалоге, в каждой фразе. Поэтому он тут же теряет к фильму интерес. Потом посмотрит. Наверное. Не смотреть на Кадзуху не смотреть на Кадзуху не смотреть на Кадзуху… Ладонь печет, ладони больше нет, вместо нее один сплошной ожог. Скар не смотрит на нее так же, как не смотрит на Кадзуху, и, дабы подышать еще немного, он поворачивает голову в противоположную сторону. И лучше бы его похоронили в пустом гробу. Потому что взглядом, которым одаривает его Венти, можно выкашивать целые регионы. В темноте его выражения лица почти не видно, но невозможно не заметить этот ебливый хитрый прищур, эту блядскую искрящуюся улыбку. И Скару не нужно быть гением, чтобы понять, что Венти смотрит не на него. Он смотрит на его с Кадзухой руки. И тут все. Перегрев системы. Пожар. Спасайся, кто может. И Скар не может. Он не может, поэтому приходится терпеть то, как его щеки уродливо багровеют, как они колют кожу жаром, как ожоги растекаются по его лицу неровными пятнами. Он смотрит на Венти испепеляющим взглядом, но тому уже нет до этого дела, тот уже трясет Сяо за плечо и, сдерживая идиотский смешок, тыкает в подлокотник кресла, на котором устроились сплетенные пальцы. Сяо смотрит на них не дольше секунды, потом переводит взгляд на Венти. А потом натягивает тому капюшон толстовки на голову и снова поворачивается к экрану. Венти раздраженно шипит, наваливается на Сяо, причитая какими-то каэнрийскими проклятиями, не меньше. И Скарамучча бы смотрел на них и дальше, если бы его не отвлекли. Если бы Кадзуха не отвлек его, положив голову Скару на плечо. Скар замирает, отмирает, умирает, о господи, он умирает, несите гроб, тащите его в крематорий, запихивайте прямо сейчас, только сделайте что-нибудь. И Скарамучча хочет аккуратно увернуться, аккуратно исчезнуть нахуй, потому что он больше не выдерживает, это уже издевательство, это уже смертоубийство, ну что за беспредел... Но отчего-то передумывает. Он отчего-то передумывает, медленно выдохнув. Передумывает, откинувшись на спинку кресла. Передумывает, тоже склонив голову и уперевшись виском в чужую макушку. Возможно, больше у него шанса не будет. Возможно, он скоро вообще умрет. Скар краем глаза наблюдает за Сяо и Венти. Они уже прекратили драться и, притихнув, устроились рядом друг с другом. Так рядом, что кажется, будто между ними нет подлокотника. Скарамучча закрывает глаза. Сам не замечает, как на лице появляется улыбка. А возможно, все не так уж и безнадежно.