Жмурки

О, смотри: пожар охватывает Наши улицы уже сегодня Он пылает, как слой красных углей, Как сбившийся с пути безумный бык Война, дети, на расстоянии выстрела Она на расстоянии выстрела Война, дети, на расстоянии выстрела Она на расстоянии выстрела Насилие, убийства — все это на расстоянии выстрела Это на расстоянии выстрела Насилие, убийства — все это на расстоянии выстрела — The Rolling Stones — Gimme Shelter О войне для меня есть единственный способ писать — антивоенный и анимилитаристский. Если для вас это что-то иное, вы читаете не ту статью. На свете огромное количество великих антивоенных произведений, книг и фильмов. И лучшее, что вы можете сделать, это просто их прочитать. Но какими бы сильными ни были чужие истории, мы хотим писать свои, и нам нужно понять, как это сделать. Война — апофеоз человеческого насилия, когда происходят вещи очень трудные, а иногда невозможные для осмысления. Если вы чувствуете неуверенность, сомнения перед началом работы — это хорошо. Значит, вы понимаете, за что именно вы взялись. Я приведу пример фика. События происходят во время Второй мировой. 25 июня 1944 г. Они останавливаются на ночь возле Нейи-ла-Форе, разбив лагерь с тремя точками обороны на берегу реки, и, поскольку солдаты десять часов шли почти без остановок, К позволяет им расслабиться вечером. Однако он не может не отметить, что, даже когда люди благодушны и мирно настроены, некоторые идут на все, чтобы спровоцировать конфликт. К двадцати двум часам в четвертом взводе уже случилась мелкая драка в результате того, что задира из артиллерии, рядовой Джесси Тернер, начал угрожать рядовому в два раза больше него. Капралы Ричардсон и Лоуэлл ввязались в ссору после того, как Ричардсон сказал Лоуэллу, что нассыт в его флягу, если еще раз услышит, как тот поет Глена Миллера. Сержант Мастерс надул капрала Миллса в блэкджек и теперь они вовсе не разговаривают, так как Мастерс не признает, что играл нечестно. Порой К чувствует себя управляющим в детском саду. Давайте еще фрагмент. К потеряет работу, уж это как пить дать. Ну не может офицер поиметь языком своего старшего медика без серьезных последствий. Неизвестно еще, не настолько ли это серьезный проступок, чтобы его за это поставили к стенке. Хуже всего то, что К даже не представляет, что теперь делать. Сдать Д командованию? Сдаться самому? Сделать Д какой-то строгий выговор и простить, или вообще притвориться, будто ничего не произошло? Это хороший текст о войне? Ответ: ни да, ни нет. Это вообще не текст о войне. Война в этой истории — это ДЕКОРАЦИИ. Финальные на настоящий момент части текста, в котором уже 206 страниц: К возвращается к часовому пункту и несколько секунд тупо смотрит на него, отказывая себе в привилегии видеть, как Д уходит. Он этого не заслужил. Ему нужно взять себя в руки. Только уверившись, что Д исчез в темноте, К поднимает глаза и смотрит ему вслед с пересохшим ртом и грузом сожаления на плечах. Он думает о том, как прозвучало в устах Д его имя — привычно, как если бы Д всегда звал его так и К просто не слышал. Интимно, комфортно. Он хочет услышать это снова. Интимно и комфортно. Вторая мировая война, в которой погибли 60 млн человек, произошел Холокост, а СССР понес демографические потери, которые не были больше восполнены НИКОГДА, — это картинки с заднего плана, на котором развивается love story, комфортная или не комфортная — неважно. Никакие знания передвижений американских войск в 1944 году этого не отменят. Этот фик — романтика, в которой иногда постреливают. Почему так получилось? Для начала: потому что автор именно этого и хотел. Его не интересует трагедия войны, а интересует любовь персонажей. Это история о том, как К хочет Д. Где именно он его хочет — в окопах Первой мировой, во время высадки в Нормандии, в кофешопе или на борту космического корабля — не имеет значения. По этой же причине произведение не является антивоенным. По жанру это эскплотейшн — автор эксплуатирует аспекты военной жизни, которые хорошо подходят для описания романа между мужчинами: красивая форма, уставные отношения, «адреналиновые» ситуации, брутальная атмосфера, закрытое мужское сообщество без женщин. Армия, как любая мужская среда, вообще благодатная почва для написания слэша. Вопрос в том, достаточно ли вам написать о личных отношениях персонажей, пока где-то там на заднем плане людей превращают в абажуры и горит Хиросима. Сравним романтический фанфик с произведением о войне. Достаточно вступления: Мы стоим в девяти километрах от передовой. Вчера нас сменили; сейчас наши желудки набиты фасолью с мясом, и все мы ходим сытые и довольные. Даже на ужин каждому досталось по полному котелку; сверх того мы получаем двойную порцию хлеба и колбасы, — словом, живем неплохо. — Ремарк «На Западном фронте без перемен» В чем разница с фиком? Ремарк описывает ситуацию, которая происходит конкретно на войне, а не в кофешопе: солдаты хотят жрать, они все время голодные. В романтическом произведении такого не встретится, ведь голод и грязь мешают романтике — не любви, а именно красивой романтике, привлекающей большинство аудитории. Вы можете прекрасно писать историю любви во время войны. При одном условии. Это должна быть любовная история ВО ВРЕМЯ войны, а не на ее фоне. Классический пример — фильм Алексея Германа «Двадцать дней без войны» о военном корреспонденте, который во время краткого отпуска в тылу встречает женщину и влюбляется. Дело даже не в крови и грязи, а в том, что война остается непреложным фактом, влияющим на каждую секунду жизни и психологию персонажей. Я писала фик «Тигр! Тигр!» о войне во Вьетнаме. Поделюсь опытом. Вы не сможете написать о войне без матчасти. Изучайте исторические материалы. Читайте мемуары, документальные исследования или произведения авторов, которые были участниками боевых действий, как Ремарк. Я прочитала документальную книгу «Репортажи» журналиста Майкла Герра, которая считается лучшей о Вьетнаме. А моей художественной основой текста стал Уильям Берроуз, который вообще не писал о войне, но чье наркотическое безумие очень четко «легло» на эту сюрреалистическую войну. Матчасть необходима не только для узнавания фактов, но и для понимания атмосферы, которая царила на той или другой войне. Они абсолютно разные. Девственником можно быть не только в смысле похоти, но и по части Ужаса. Мог ли я представить себе такой ужас, когда уходил с площади Клиши? Кто мог угадать, не распробовав войны, сколько грязи в нашей героической и праздной душе? Теперь всеобщее стремление к массовому убийству подхватило меня и несло в огонь. Это поднималось из глубин и вырвалось на поверхность. — Луи-Фердинанд Селин «Путешествие на край ночи» (1932) Если бы в первый мой вьетнамский день хоть что-нибудь могло пробить броню наивного неведения, я просто удрал бы оттуда первым же самолетом. Мне казалось, что я попал в колонию переболевших шоком. На холодном, мокром от дождя поле аэродрома я очутился среди сотен людей, изрядно хлебнувших чего-то такого, чего мне никогда не узнать; таких, «какими мы не будем», грязных, окровавленных, в изодранной полевой форме и с глазами, в которых застыло постоянное выражение понапрасну пережитого ужаса. — Майкл Герр (1977) Помимо текстов, изучите видео Кадры документальной хроники и фильмы помогут понять вещи, которые невозможно представить, не имея опыта. Какой звук у разорвавшегося снаряда? С какой скоростью падает из самолета сброшенная бомба? Как выглядит пожар в джунглях, где горит напалм? Визуализация помогает все это понять и описать своими словами. Пресловутые «кинематографические» описания, которых все так хотят и о секретах которых часто пишут на фикбуке, начинаются с того, что ты смотришь кино. Я не смогла бы написать «Тигра» без «Апокалипсис сегодня», «Взвода» и других фильмов. Жанр любого честного военного произведения — это грязный реализм. Я противоречиво отношусь к Badcomedian, но в обзоре ужасного фильма «Танки» он точно отмечает, как авторы гламуризировали обстановку, в которой упитанные узники концлагерей выглядят, как из солярия. Вы не обязаны описывать в подробностях выпавшие из живота кишки или последствия самой распространенной из всех болезней во время военных действий любого исторического периода — дизентерии. Но если у вас все так чистенько и благоуханно, что хоть сейчас в кофешоп-AU, то вы пишете херню. Вдумайтесь, чем должны пахнуть тысячи мужиков в окопах. Голод и проблемы с питанием Преследующая людей всех войн в истории проблема — нехватка продовольствия. Одна из первых вещей, которые вам нужно выяснить для описания войны: что они ели. Вы описываете условия, в которых кусок хлеба может означать разницу между жизнью и смертью. Это очень важный момент. А я тебя не расколол, потому что нам с тобой под одной шинелькой спать доводилось. И ты свой офицерский доппаёк под койкой втихаря не жрал и за нашими спинами не прятался под пулями. — фильм «Место встречи изменить нельзя» Полностью обесценена человеческая жизнь Ни одна война не обходится без жертв среди мирного населения. Изнасилования, убийства, грабеж — минимальный список того, чему подвергаются люди, особенно на оккупированных территориях. Понятие военных преступлений относится именно к преступлениям по отношению к мирному населению. В атмосфере безумия у солдат так едет крыша, что они перестают воспринимать людей как живых существ, способных страдать и чувствовать боль. Или наслаждаются чужими страданиями — из самых обычных людей лезет наружу садизм. Они стараются дегуманизировать своих жертв, чему способствует пропаганда. Ставя в Манчжурии опыты на заключенных в концлагерях, японцы называли подопытных «марута», что в переводе с японского означает «брёвна», как бы говоря себе: «Это не люди». Из моего текста. Тот сфокусировал взгляд. Его потное лицо светилось в полутьме. — Плохой день, брат? — сочувственно спросил он и протянул самокрутку. — Покури, отпустит. — А когда они тут хорошие? — хмыкнул Логан и покачал головой. — Не хочу. Попить есть? Тот поискал флягу. Логан выдул воду в один глоток, смывая наждачную сухость с горла. Парень тем временем всасывал сладковатый дым. — Мы сегодня с гука хотели кожу снять, — вдруг медленно проговорил он. — Правда, он уже не совсем живой был. Но сержант не позволил. С нами корреспондент в патруль летал. Нашлепает еще своих снимков, напишет про зверства. Тиснет статейку, прославится. Эти писаки — ушлые ребята. Мы тут кровь проливаем, а они себе имя делают. Пока он там ошивался, гук сам издох. Откинувшись на подушку, вздохнул. — Никакого развлечения, — пробормотал. Искажения психики Кровь, травмы и другие физические страдания во время войны мы понимаем и можем относительно достоверно описать, если прочитаем соответствующие материалы. Что нам трудно понять — это психические искажения, которые могут принимать любые формы. Тут невозможно даже сделать какой-то список, на который вы могли бы ориентироваться. Вариации искажений будет проще представить, знакомясь с документальными материалами. Но что бы вы ни писали, важно знать: психическое состояние солдат, которые убивают на ежедневной бытовой основе, отличается от состояния нормальных людей в мирной жизни. Даже если К волнует, как относится к нему Д и не потеряет ли он офицерскую должность, больше всего его должно волновать, переживет ли он следующий обстрел. Или его психическое состояние стало настолько заторможенным, а война превратилась в такую рутину, что он больше не боится за свою жизнь. Но человек в состоянии дереализации не переживает, уволят ли его с работы. Психологическое и психическое состояние людей на войне — 100% НЕ норма. Я писала такое: С коек донесся тоненький, словно детский, всхлип, переросший в болезненный стон. — Док! — крикнул кто-то из раненых. — Керби, кажись, поплохело. Вколи ему чего-нибудь! — Ага, сейчас, — пробормотал медик, не выходя из прострации. — Чего-нибудь вколю… Встрепенувшись, он посмотрел на Логана. В первую секунду он будто не понимал, кого перед собой видит, и чего ему надо. Затем что-то включилось в его голове. — Ты сам как? В порядке? Логан всегда был в порядке. Иногда это было трудно скрывать. Но чем дольше они находились во Вьетнаме, тем становилось проще. Потому что всем было плевать. Однажды во время рейда он отправился убеждать Хаксли, что им нельзя двигаться на северо-запад, как приказали из штаба. Он говорил, что они наткнутся на логово вьетконговцев, которых было так много, что те всех перебьют. В штабе неверные сведения, говорил он. Идти надо на северо-восток, или вызывайте подкрепление с базы, иначе это самоубийство. Хаксли слушал очень внимательно, но с тем мутным взглядом наркомана, на поверхности глаз которого плавают брюшком кверху дохлые рыбки, и отвечал невпопад: — Я ведь не курил до того, как сюда приехал, но приходится, чтобы москитов отгонять, хочешь, не хочешь, когда они лезут в рот… Через пару минут Логан наконец понял, что Хаксли — спит. Стоял, прислонившись к лохматому пальмовому стволу, медленно моргал, держа в руке флягу с водой, бормотал о своем и спал. — Починю, но позже… Господи, ма, это всего лишь чертова задвижка, ты не можешь до вечера подождать?.. Последствия войны, ПТСР, обычно продолжаются всю жизнь и могут выражаться в той форме, которую невозможно понять. У юнгианского психолога Джеймса Холлиса я читала о случаях, когда заключенные концлагерей спустя годы после освобождения возвращались туда, пытаясь найти свое место в бараке. Холлис, на минуточку — председатель американского юнгианского сообщества, психоаналитик с опытом работы почти в полвека — затрудняется понять психологию этих людей. И самое ужасное, что он предполагает: люди хотят вернуться на место своих страданий как самого яркого «реалистичного» опыта их жизни, по сравнению с которым остальное меркнет. «Любовь во время холеры» Любовь на войне — одна из самых распространенных тем в искусстве. В «Тигре» я описывала любовь во время войны. Отчасти мне это было проще сделать, потому что персонажи состоят в отношениях больше 100 лет (буквально), они не люди, а мутанты, и война — это их стиль жизни, они участвовали во множестве войн и привыкли к ним. Я пыталась показать, как последняя война наконец добралась до их давно устоявшихся отношений. — Та девчонка-хиппи была права, — сказал он. — Это плохая война. Они никогда не бывают хорошими, но эта хуже других. Они хотят отравить всю страну, и мы в этом участвуем. В Корее тоже было непросто, но сейчас совсем плохо. Виктор шел впереди, играючи помахивая мачете, которым рубил лианы. Он внезапно остановился и сделал шаг к нему со скоростью, за которой Логан обычно не мог угнаться. Воздух зашелестел, словно в него бросили камень. Фонарь Логана уперся Виктору в грудь, высветив кляксу пота на его рубашке. — Так, детка. Нам пора поговорить. Не успел Логан что-либо ответить, как Виктор толкнул его к дереву, ударив о ствол затылком. Фонарь вылетел из потной ладони, прочертив полосу света на корнях и опавших листьях. Два разгоряченных лица разделяло теперь лишь несколько дюймов духоты. — Не еби мне мозги, — сказал Виктор. — Это все, что ты делаешь в эти дни. Ты вечно жалуешься. Ты всем недоволен. И мне не нравится, как ты начал на меня смотреть. Одна рука приколотила Логана к стволу, другая прижала мачете к его боку. — Ты смотришь на меня, как будто я часть ебучей проблемы. Как, ты думаешь, я могу это принять? Я думаю, смысл описания любви на войне в том, чтобы найти аспекты, которые отличаются от того, какими бы были отношения в мирной жизни. Не втащить мир в войну, а показать, что она делает с людьми, в том числе в любовных отношениях. Радикальный пример — фильм Лилианы Кавани «Ночной портье», снятый на волне тренда итальянского кино 1970-х, когда режиссеры пытались найти истоки фашизма в сексуальных перверсиях. В фильме показаны отношения нацистского офицера и узницы концлагеря, которые продолжаются после войны в безумной форме. Недостаточно показать ужас вокруг. Нужно показать персонажей как часть этого ужаса. — Был ненормальным и остался… — Нормальный… Ненормальный… Кому судить? Найдите ненормальность, которую вы хотите показать. Кавани показала отношения палача и жертвы. Что хотите показать вы в условиях, когда мир свихнут с оси? Мы носились по войне как сумасшедшие, и через какое-то время мы уже переставали понимать, куда нас несёт, война была повсюду и время от времени вдруг оказывалась рядом. И пока вертушки были под рукой (как такси), надо было или вымотаться до предела, или впасть в депрессию на грани тяжкого заболевания, или выкурить с дюжину трубок опиума, чтобы хоть немного угомониться, хотя бы внешне, но внутри бег продолжался, как будто что-то гналось за нами. Сплошное сумасшедшее веселье. — Майкл Герр Следующая часть — пытки.