Жмурки

Обыкновенно я никогда ничего не доказываю. Доказывают там, в Веселой Башне. Для этого я содержу опытных, хорошо оплачиваемых специалистов, которые с помощью мясокрутки святого Мики, поножей господа бога, перчаток великомученицы Паты или, скажем, сиденья… э-э-э… виноват, кресла Тоца-воителя могут доказать все, что угодно. Что бог есть и бога нет. Что люди ходят на руках и люди ходят на боках. Вы понимаете меня? Вам, может быть, неизвестно, но существует целая наука о добывании доказательств. Посудите сами: зачем мне доказывать то, что я и сам знаю? — братья Стругацкие «Трудно быть богом» Запрет пыток существует во всех важнейших нормах международного права и документах, на которых базируется наша цивилизация, включая Всеобщую декларацию прав человека, принятую в 1948 году. Собственно, законодательный запрет пыток и есть основа современной цивилизации, какой она стала по итогам Второй мировой войны. Мы редко отдает себе в этом отчет, но, при всех ужасах нашего времени, мы живем в самый гуманный период человеческой истории. Хотя бы потому, что все пытки мирного населения в военное время сегодня относятся к числу военных преступлений, и мы можем надеяться, что виновные рано или поздно понесут наказание. В первую очередь — те, кто отдавал преступные приказы. Нюрнбергский процесс стал первым в истории, когда судили глав государства, а поскольку фарш невозможно прокрутить назад, с того момента каждый преступник государственного уровня до конца своих дней будет жить с перспективой и под страхом оказаться в петле. Раньше о такой справедливости нельзя было мечтать. Реальная история настолько кошмарна, что практически любой исторический роман — это гламуризация, романтизация и ложь. В те времена умели делать многое, чего не умеют делать теперь; люди обладали талантами, которых у нас уже нет — недаром же благомыслящие умы кричат об упадке. Мы уже не умеем перекраивать живое человеческое тело: это объясняется тем, что искусство пытки нами совсем утрачено. Отрезая живым людям руки и ноги, вспарывая им животы, вырывая внутренности, проникали в живой организм человека; и это приводило к открытиям. От подобных успехов, которыми хирургия была обязана палачу, нам теперь приходится отказаться. — Виктор Гюго «Человек, который смеётся» Относительно близок к реальной истории цикл «Проклятые короли» Мориса Дрюона, которым Джордж Мартин вдохновлялся для «Игры престолов». Первый роман цикла «Железный король» начинается со сцены сожжения на костре тамплиеров. — Вы признались в содомском грехе! — кричал Жан де Мариньи. — Признался под пыткой, — отвечал Молэ. — …под пыткой, — повторял голос, исходивший, казалось, из самого алтаря. — Вы признались, что проповедовали ересь! — Признался под пыткой! — …под пыткой, — эхом отозвалось из алтаря. — Я отрицаю всё! — крикнул Великий магистр. — …всё, — прогремели своды собора. <…> Движимая чувством сострадания, которое так естественно охватывает народ при виде беззащитного, несчастного, но смелого человека, почти вся толпа приняла сторону тамплиеров. Первым огонь достиг приора Нормандии. Когда языки пламени лизнули его ноги, он каким-то отчаянным движением подался назад, широко открыл рот, надеясь вобрать побольше воздуха, такого желанного сейчас воздуха. Несмотря на веревки, которые удерживали его у столба, он перегнулся чуть ли не вдвое; от этого движения с головы свалилась бумажная митра, и зрители заметили огромный белый рубец, шедший поперек багрового лица. Пламя плясало вокруг. Подручные палача, расталкивая народ, хлопотали вокруг костра — кто бегом подносил поленья, кто ворошил уголья длинными железными крючьями. <…> Многие женщины теряли сознание. Другие сломя голову бросались к берегу, нагибались над протокой и даже не боролись с приступами рвоты, хотя король сидел чуть ли не напротив. <…> Лицо Великого магистра, пожираемого пламенем, было повернуто к королевской галерее. И громовой голос, сея страх, вещал: — Папа Климент… рыцарь Гийом де Ногарэ, король Филипп… не пройдет и года, как я призову вас на суд Божий и воздастся вам справедливая кара! Проклятие! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена!.. Несмотря на более чем впечатляющую сцену, даже у Дрюона не обходится без романтизации. О проклятии Жака де Моле существует легенда. Возможно, она правдива, но слова проклятья должны были прозвучать раньше, чем вспыхнул огонь. Ничего связного сгорающий на костре человек выкрикнуть не мог. Это настолько чудовищная боль, что церковь, проявляя милосердие к Джордано Бруно (он был монахом), позволила палачу повесить ему на шею мешочек пороха, чтобы он сразу умер от взрыва. Никакого сочувствия к жертвам средневековая толпа не испытывала, и ни одна самая нежная дама не упала бы в обморок. Никаких представлений о современном гуманизме. На казни ходили, как в театр. И, разумеется, пытка — царица доказательств. Реальные факты, Саксония XVII века: Обвинитель официально допросил Эльше и неделю спустя обвинил ее в колдовстве и, в соответствии с заповедью из книги Исход (12, 15), потребовал смертной казни. Поскольку Эльше была еще ребенком (10 лет), суд назначил ей совет защитников. Двое адвокатов оспаривали ее дело. Обвинитель доказывал необходимость выявления правды с помощью пытки обвиняемой девочки с кнутом и щипцами. А вот реальное описание поведения толпы при сожжении Жанны д’Арк: 20-летняя девушка в митре с надписью «закоренелая еретичка, вероотступница, идолопоклонница» была поставлена на вершину погребального костра, так, чтобы огонь распространялся постепенно. Когда ее платье сгорело, палач уменьшил огонь, чтобы толпа могла поглазеть на «все тайные места, которые могут или должны быть у женщины»… И когда народ получил удовлетворение, и увидел, что она умирает, привязанная к столбу, палач раздул огромный огонь над бедным телом, которое было вскоре сожжено, и кости и плоть превратились в уголья». Оправдательных приговоров не случалось практически никогда. Единственный способ выжить упомянут у Дрюона — побег. Мужчина хромал, и лицо его временами нервически подергивалось — очевидно, когда он неловко наступал на больную ногу. Прежде чем попасть в лавчонку на улице Бурдонне, Эврар был тамплиером и состоял в командорстве Артуа. После пыток, длившихся двенадцать часов, ему удалось бежать, но эта ночь нечеловеческих страданий, о которых напоминала искалеченная нога, сломила его разум. Он разучился верить и научился ненавидеть. И теперь его удерживала в живых лишь упорная жажда мести. Наступил старый добрый XX век, и НКВД перенял и усовершенствовал лучшие практики средневековых палачей. Связи с дьяволом сменились связями с «врагами народа». Кобулов со всей силой ударил меня кулаком в скулу, я качнулся влево и получил от сидевшего рядом лейтенанта удар в левую скулу. Удары следовали быстро один за другим. Кобулов и его помощник довольно долго вдвоем обрабатывали мою голову — так боксеры работают с подвешенным кожаным мячом. Берия сидел напротив и со спокойным любопытством наблюдал, ожидая, когда знакомый ему эксперимент даст должные результаты. — Евгений Гнедин, узник Гулага «Прогресс», который существует и в наше время, выразился в следующем: Когда палачи (их уже было несколько) принялись за дело, Берия сказал: «Следов не оставляйте!». Если это был действительно приказ подручным, то можно высказать предположение, что у Берии были далеко идущие планы в отношении меня. (Впрочем, Берия не был оригинален. В утвержденной в конце XIX века германским кайзером Вильгельмом II «Инструкции о применении телесных наказаний к неграм Восточной Африки» имелся пункт: «Не оставлять следов!!!»). Это важный момент при описании пыток в современности. Теперь не оставляют следов. Люди, пострадавшие от пыток в России, упоминают электрошок и удушение с помощью пластикового пакета: это не оставляет следов. Зачем все это нужно? Зачем столько страданий и мучений? На этот вопрос существует всем известный ответ Оруэлла: ЦЕЛЬ РЕПРЕССИЙ — РЕПРЕССИИ. ЦЕЛЬ ПЫТКИ — ПЫТКА. ЦЕЛЬ ВЛАСТИ — ВЛАСТЬ. Это неплохо выражено в свежем фильме «Капитан Волконогов бежал», где сотрудники НКВД пытают людей, добиваясь от них самооговоров, и единственная цель их деятельности, как они себе объясняют: это ненадежные люди, которые в будущем могут предать нашу страну, что опасно в условиях приближающейся войны. Причем даже это — романтизация, потому что тут есть хоть какое-то логическое объяснение. На деле же все еще хуже: запущенную машину Террора просто нельзя остановить. Францию со всех сторон опутали предатели, эти ядовитые насекомые, распространяющие бесстыдство, фальшь, подлость. Из-за них рассыпалась в прах мечта о государстве и обществе, которые разделяли бы единую систему ценностей, о законах, позволяющих сохранить достоинство и братство и опирающихся с 1789 года на потребность творить добро, — так говорили якобинцы, радикальные революционеры. То, что начинается как политическая программа, превращается в массовые казни… ни по чему. Из числа 12 000 гильотинированных, род занятий которых можно было установить, было 7545 крестьян, рабочих, мастеровых, солдат, лакеев, дочерей и жен ремесленников, служанок и швей. Кроме гильотинирования, применялись различные другие способы казней. Например, между ноябрём 1793 года и февралём 1794 года в Нанте было утоплено в Луаре более четырёх тысяч человек, в особенности католических священников и монахинь. По оценкам, помимо около 17 000 официально казнённых во всей Франции, ещё около 10 000 человек были убиты во внесудебном порядке и умерли в тюрьмах. Это состояние общества можно сравнить с массовым психозом, в котором теряются любые представления не только о человечности, но и рациональности. Когда человека пытают, чтобы он выдал ключ от квартиры, где деньги лежат, у пытки есть объяснение, и она, вероятнее всего, кончится, как только он даст нужную информацию. При государственном терроре у пытки нет объяснения, а конец означает смерть. Если бы сразу убили — полбеды. Смерть — дело предрешенное. Но перед смертью (никто об этом не распространялся, но знали все) будет признание по заведенному порядку: с ползаньем по полу, мольбами о пощаде, с хрустом ломаемых костей, с выбитыми зубами и кровавыми колтунами в волосах. Почему ты должен пройти через это, если итог все равно известен? Почему нельзя сократить тебе жизнь на несколько дней или недель? От разоблачения не ушел ни один, и признавались все до единого. В тот миг, когда ты преступил в мыслях, ты уже подписал себе смертный приговор. Так зачем ждут тебя эти муки в будущем, если они ничего не изменят? — Джордж Оруэлл «1984» Помимо физических, практикуются психологические пытки, включая сексуальное насилие и унижение. Их психологический эффект зачастую сильнее физических страданий. Что нам со всем этим делать, и как этот кошмар описывать — в следующей части.