Жмурки

Лондон. 50-е годы прошлого столетия. В центре повествования — семья Райанов, ирландских эмигрантов. Нищие и обездоленные, опустившиеся на самое дно жизни, семеро братьев один за другим, вслед за старшим Майклом, уходят в преступный бизнес и превращаются в миллионеров. Их единственная сестра, Мойра, пережив любовную драму, потеряв ребенка, в свои семнадцать лет присоединяется к братьям, и вот уже она — «королева» бизнеса Райанов, опасная леди, гроза преступного мира. Мартина Коул занимает в Англии ту же нишу, что Марио Пьюзо в Америке. Она пишет гангстерские саги с главными женскими героинями. Сегодня ее упрекают, мол, это не та феминистская модель, которая нам нужна. А я считаю, хорошо, что есть героини, которые в преступном мире для разнообразия не продаются как куски мяса в бордель. Если у мужчин в искусстве есть право на жестокость, то оно должно быть и у женщин. У Коул часто присутствует атмосфера готического романа: «желанный» инцест между братом и сестрой, «моя душа и его душа — это одно», но у Коул это не романтично, а реалистично. Вообще Коул психологически неглубока, но достоверна, пишет незатейливо, но ей как-то веришь, будто документальному кино. Она поднимает много интересных тем, хотя и вскользь, многие моменты хочется пофиксить, дописав «пропущенные сцены». Особенно касательно главной «темной» фигуры романа — матери семейства, Сары Райан, которая оказывается по античной традиции Медеей, уничтожающей своих детей. — Ох, мам… Бедный Микки! — Даже после того, что произошло, Мойра не могла не жалеть брата. Она знала, что для Майкла нет ничего важнее на свете, чем мать. Как только он не умер, выслушав все, что она сказала! — Он не стоит жалости, Мо, — промолвила Сара. — Он хуже скота. Как вспомню, что он спит с мужиками, меня блевать тянет. Ну, как бы мать года. Благочестивое католическое ирландское семейство, не пользующееся контрацепцией, в своих трущобах произвело на свет 8 детей. Папаша пьет, его даже толком не видно. Отличился он во флэшбеках: во время бомбежек Лондона он водил Майкла и старших сыновей обворовывать трупы. Положив такое начало воспитанию детей, он удалился на задний план, где и валяется, периодически избивая жену. Когда рождается младшая и единственная в семье дочь Мойра, Майкл в 15-16 лет продает себя местному боссу-гею, чтобы прокормить семью. Под его крылом юноша вырастает в полноценного преступника и берет братьев работать на себя. Матушка радуется еде и деньгам, стараясь не задаваться вопросами. И так всю жизнь. Она постаралась прогнать эту мысль. Можно думать о ее ребятах все, что угодно. Но они — не убийцы. Они просто добытчики. Да, добронравные добытчики. По крайней мере, ей хотелось бы на это надеяться. <…> Воспоминание об аборте Сара отодвинула подальше, в глубины своего сознания, а если и думала иногда об этом, старалась оправдать себя в собственных глазах рассуждением о том, что у ребенка ее дочери просто не было права на жизнь. Инцестуозные и криминальные семьи отличаются такой чертой: матери не задают вопросов. Иногда не могут себе этого позволить: добытчик в семье уйдет, оставив без куска хлеба. А иногда задвигают неудобную информацию в глубины сознания. Зато для них важно сохранять внешние приличия. Сара была сражена наповал. Она вглядывалась в лицо дочери. Беременна! <…> Нет, с ее Мойрой такого не должно случиться! Боже упаси! Ее единственная дочь должна жить пристойно. Сара об этом позаботится. В 16 лет Мойра, которую Майкл ограждал от своей деятельности, влюбилась в неподходящего кавалера — полицейского. А ему поставили ультиматум на работе: или он бросает сестру известного мафиози, или конец карьере. Он бросил беременную девушку, а Сара организовала подпольный аборт, который едва не убил Мойру. Ее так разворотили внутри, что она больше не могла иметь детей, что в будущем останется для нее источником страдания. А мать года ей же будет ставить это в вину. — Ну, а как насчет меня, мама? Что ты скажешь обо мне? — резко спросила Мойра. Услышав в ее голосе ледяную холодность, Сара вздрогнула. — Ты грязная потаскуха, Мойра Райан! Я все о тебе знаю! И о нем тоже. — Сара кивнула на Майкла. — Знаешь, что говорят люди? Что вы спите, как муж с женой. Одной мне известно, что это неправда. Потому что он — педик, а ты стерильна. Зачем же тебе спать с мужиками? Жестокая ирония в том, что на самом деле так и есть. Какой бы злыдней ни была мать, отношения между Мойрой и Майклом — инцест, в котором не было генитального контакта, зато на протяжении многих лет было все остальное. Как же Коул выстраивает многолетний UST? Во-первых, Майкл — эпилептоидный психопат, как Джим Мориарти: постоянно кипящая под кожей ярость, которая в любой момент может вырваться наружу. Его «темперамент» известен по всему Лондону, и он реально пугает людей, включая близких. — Ой, Микки… ну и напугал ты меня. — Имей в виду, принцесса: как бы я ни бесился, моим близким никогда не причиню вреда. — Ты не думаешь, что они собрали о тебе информацию? — спросил Лесли, как всегда некстати. Майкл с раздражением посмотрел на него: — Кто мог им ее дать? Уж не ты ли? Лесли покраснел и с перепугу выронил автомат. — Нет… нет, Микки. Только не я. Никогда! — Да я пошутил, малявка, — рассмеялся Майкл. Он был в ударе, как обычно после приступа ярости. В «Шерлоке» нам говорили, что Джим не любит пачкать руки. Для эпилептоида это неправда: еще как любит. Майкл убивает людей голыми руками, со всей жестокостью. Проламывает черепа, отрезает конечности, забивает насмерть свинцовой трубой. В сериале он задушил двух своих любовников, и мне кажется, я не видела более достоверного изображения психопатической ярости, чем в исполнении Айзекса. Коул учитывает вторую сторону эпилептоида — угрюмость, подавленность, плохое настроение, даже детскую слезливость и плаксивость. У них каждый миг что-то взрывается в височных долях, и он может задушить, а потом разрыдаться или наоборот. — Предупреждаю, Джо… На этот раз только предупреждаю: не мешай мне. Я знаю, что делаю. Я верну эти деньги и проценты заполучу. Наберись терпения, сам увидишь. Глаза юноши наполнились слезами. «Он как малое дитя, у которого отняли игрушку, — подумал Джо. — Плохо только, что после такого состояния Майкл обычно впадает в ярость». Хорошо знакомое чувство страха охватило Джо. Уже дважды Майкл жестоко избивал его, но тотчас же каялся и клялся в любви. Джо не пытался анализировать их отношения, но в глубине души знал, что именно своей эксцентричностью и непредсказуемостью Майкл влечет его к себе. Еще как влечет, тем более что Коул описывает его как потрясающего красавца, на которого сворачивают головы мужчины и женщины. Это психопатическое обаяние, верхняя «маска нормальности», которую по какой-то злой шутке им выдала природа. Маньяк Тед Банди сияет этим обаянием на фотках из суда. Психопаты вызывают невероятное доверие. Люди несут им последние сбережения, как финансисту-мошеннику Берни Мэйдоффу. Лишь бы он тебе улыбнулся своей солнечной понимающей улыбкой. Как и большинство тех, кому приходилось общаться с Майклом, Джо почувствовал себя счастливым от той улыбки. Как будто из-за тучи выглянуло яркое солнце. Никто не мог устоять перед обаянием Майкла. Каждый старался ему угодить, даже стать его должником, чтобы доставить ему удовольствие. Посмотрит — рублем подарит. Психопат тем временем будет думать, как раздеть тебя до костей в любом из смыслов. Повторюсь: между маской и внутренним содержимым ничего общего. В отблесках каминного пламени юноша был подобен темному ангелу. Его голубые глаза излучали ласковое сияние, заставлявшее трепетать сердце Джо.<…> Но когда патрон начал возиться с его брюками, Майкл с трудом сдержался, чтобы не ударить его кулаком по голове. Эпилептоидные перемены — мгновенные, как будто у них щелкает в голове тумблер. Только что орал, а через секунду — вроде нормальный человек. Но именно вроде. Вторая «маска нормальности» — социальное взаимодействие, когда ему надо чего-то добиться и не загреметь в тюрьму (либо свидетелей много, либо кулаком по голове не добьешься): И тут у Майкла, как это часто с ним случалось, мгновенно переменилось настроение, куда девались его гнев и враждебность. В какие-то доли секунды он превратился в доброго, заботливого брата, явившегося в этот дом с самыми благими намерениями. От неприязни и раздражения не осталось и следа. Подавшись всем телом вперед, он улыбнулся своей чарующей улыбкой, которая одним мазком стерла с его лица выражение жестокости, и заговорил с Джеймсом Гриерсоном доверительно, как мужчина с мужчиной. Маски меняются, как карты в тасуемой колоде. Поэтому я говорю, что у психопата нет личности. Они — то, что сейчас взорвалось в височных долях. А еще дело и деньги. Все остальное для них неважно. Майкл потешается над братьями, которые читают умные книги. Философия, культура, политика абсолютно бессмысленны для него. Ему нравится уважение и страх, которые он вызывает, ощущение власти и контроля. Как эпилептоидный психопат Майкл абсолютно бесстрашен. Он разгуливает по Лондону без охраны и даже без пистолета, нарываясь на риск, чтобы пощекотать нервы. Коул не лишает Майкла человеческих чувств. Он заботится о семье и вытащил ее из нищеты, в том числе продавая свое тело. И он очень любит сестру. Но в его любви есть характерная для психопатов черта. Коул описывает одного брата через другого: Врожденная мизантропия и полное равнодушие к любой собственности были идеальными качествами для специалиста по подрывным работам. Черного или белого для Гарри не существовало, только серое, расплывчатое, что можно толковать по собственному усмотрению. Как и Майкл, он был психопатом, и если доказывал что-то, то непременно с пеной у рта. <…> Было у него и еще одно качество, которое даже его собственные братья еще не до конца осознали: ни при каких обстоятельствах он никому не позволил бы встать у себя на пути. Он никого не любил, кроме Мойры. Просто был не способен на глубокое чувство или переживание. На девушку, с которой встречался, смотрел как на собственность. Был ревнив и капризен, но не из-за сильной любви, как это казалось девушке. Такие же чувства он питал к своей машине или проигрывателю: они принадлежали ему. А когда надоедали, Гарри бросал их. Вопреки тому, что мы читаем на фикбуке, горизонтальный инцест менее распространен в жизни, чем вертикальный. Одна из причин, которую я уже упоминала: отцы считают, что дети буквально принадлежат им, как собственность. Алан: «Тело моего ребенка так же принадлежит мне, как и ей самой». Род: «Она моя девочка, так что это дает мне право делать с ней все, что я захочу. Так что не суйте свой нос не в свое дело; моя семья — это мое дело». — Рич Сноудон «Работа с насильниками, совершающими инцест» Хотя Майкл не отец Мойры, именно он — патриархальная фигура в семье. Он заменил другим детям отсутствующего отца, взяв на себя ответственность. Но как говорят, другая сторона защиты — это контроль. В юности Мойра чувствует себя задавленной контролем брата, говорит, что задыхается от него. Возможно, роман с полицейским — ее подсознательный бунт против Майкла. Она очень долго была его «принцессой», его «хорошей девочкой» и фавориткой в семье, но плата за такую любовь — быть «хорошей девочкой» во всем, чтобы ему угодить. Мойра чувствовала, что именно это хотел услышать от нее Микки, и прочла в его глазах облегчение. — Ты — хорошая девочка, очень хорошая. Ну а теперь пусть папа отнесет тебя в постельку. — Майкл нежно поцеловал Мойру в лоб, потом в губы и спустил на пол. — Спокойной ночи, принцесса. Мойра скрывает роман с полицейским, зная, что это приведет Майкла в ярость. В сериале он избивает ее любовника до полусмерти, предъявляя ему в качестве обвинения даже не то, что он полицейский, а то, что он спал с его сестрой. При этом Майкл методично перечисляет вещи, которые это могло включать: «Нравилось тебе ее трогать? Нравилось, как она под тобой лежала? Нравилось ей вставлять?». Нет сомнений, что Майкл сделал бы все это сам, если бы мог, гей или не гей (Коул упоминает, что иногда он спал с женщинами no reason, что, кстати, тоже психопатская вещь, чем менее они адекватны, тем меньше к ним относится понятие ориентации). Но неудачный роман, история с абортом и эмоциональная опустошенность положили конец любому бунту Мойры. Теперь для нее не осталось никого, кроме любимого брата. С того момента, понимая это или нет, Мойра начинает смотреть на него как на любовника. Вошел Майкл, с большой коробкой шоколадных конфет. Она с нежностью посмотрела на брата. Все-таки он потрясающе красивый мужчина. — Ты все время мне покупаешь конфеты, Микки, а я их не ем. — Зато я ем! — Он лукаво улыбнулся, бросился на кровать, потом покатался по полу и, наконец, стал перед ней на колени, возведя глаза к потолку и с мольбой протягивая ей коробку конфет. — Я знаю, что дама любит молочный шоколад. Мора засмеялась: — Возможно, но ты — это «Черная Магия». — Ладно, ладно, я жизнь готов отдать за тебя, а ты надо мной насмехаешься. <…> — Ладно! Твоя взяла! — Он усмехнулся. Мора бросилась в его объятия, и они оба свалились на пол. Она запечатлела на его губах долгий поцелуй. — Ой, Микки, спасибо! Спасибо тебе! Ты не пожалеешь! Между ними образуется новая динамика, и она больше не поменяется. — Ты умница-разумница! Будь ты парнем — завоевала бы весь мир! — Майкл произнес это с восхищением. — Тебя и Лондон я уже завоевала, а больше мне ничего и не нужно. — Что до меня, я всегда твой, дорогая, — ласково сказал Майкл, и Мойра улыбнулась ему. Пока с ней Микки, не надо ей ни мужа, ни любовника, никого. Ясен пень. Вокруг негодяи и предатели, рассчитывать можно только на брата. И как думала королева Изабелла о своем отце: кто с ним сравнится? Кого я могу полюбить, если все ему в подметки не годятся? Ни в красоте, ни в других достоинствах. Кстати, о красоте. Согласно Вестермарку, растущие вместе люди не воспринимают друг друга как сексуальные объекты. Это тоже причина, почему вертикальный инцест распространеннее горизонтального: у сторон большая разница в возрасте. У Коул разница в возрасте — 16 лет. Мойра сразу «встретила» брата взрослым, красивым, в расцвете сил. Их близость усиливается по мере вовлечения Мойры в дела Майкла и почти доходит до секса, когда она буквально замарывает руки кровью. Коул описывает традиционную для UST ситуацию. В искусстве до сих пор один физический контакт заменяют другим, если по какой-то причине не могут описать секс. То есть секс заменяется дракой, описанной так же, как если бы мы читали страстную эротическую сцену. Он схватил ее, швырнул на постель и крепко держал. Она боролась с ним, как дикая кошка, стараясь высвободиться и продолжить сражение. Она буквально выплевывала в Майкла ругательства, накопившиеся за много лет в ее памяти и сейчас вырвавшиеся бурным потоком не только из ее уст, но и, казалось, из самого ее тела. Майкл не отпускал ее, и лицо его по-прежнему оставалось бесстрастным. Через пять минут, показавшихся Море вечностью, слезы омыли ее лицо и волосы и она почувствовала, что желание драться с Майклом ослабевает, как если бы из ее тела изгнали дьявола. Майкл заключил ее в объятия, гладил ее волосы, утешал, успокаивал. Мойра не противилась. Он был ей сейчас нужен. Его руки сжимали ее, будто стальные обручи, и она знала, что простит ему все. Собственно, уже простила. Это странный инцест: одновременно горизонтальный (Мойра ищет в брате отца) и вертикальный (Майкл — патриархальная фигура в семье). По последней причине, как я писала, кончиться это может только со смертью старшего, когда Майкла убьют. До этого у Мойры нет возможности пережить сепарацию и выстроить собственную жизнь. Сделаем выводы, как писать многолетний инцест (реализованный физически или нет, на ваше усмотрение); цитаты из книги исследовательницы Джудит Льюис Герман: 1) собственнические чувства брата, готовые выплеснуться в агрессию и ревность Мэри: «Он мужчина, который легко злится и выходит из себя, у него есть потребность всех контролировать. Но ему также нужно, чтобы его любили». 2) недоверие сестры к другим мужчинам, страх перед окружающим миром 3) оба не пережили сепарацию, живут под одной крышей, занимаются одним делом 4) разница в возрасте, позволяющая сформироваться сексуальному влечению, иначе привлекательность брата/сестры остается «слепым пятном» 5) секс в инцесте не стоит на первом месте и вовсе не обязательно его характеризует Отрытый инцест — это лишь крайняя форма, которую принимают отношения в традиционной семье. <…> Прямой инцест — это лишь один край континуума, преувеличенная форма патриархальных семейных норм, а не отклонение от них. 6) важность материнской фигуры, которая нависает над семьей, как тень В большинстве случаев отношения между матерью и дочерью были крайне проблемными. По крайней мере, с точки зрения дочерей, в отношениях с их матерями было мало заботы, помощи или доверия. Многие респондентки описывали своих матерей как эмоционально холодных и враждебных. Мэри: «Моя мать — снежная королева, холодная, жадная. Она обрекла меня на ад». 7) физическая нежность, флирт, комплименты и варианты ухаживания Мойра и Майкл постоянно находятся в физическом контакте: поцелуи, прикосновения, объятия, взаимные восторженные взгляды. ВДРУГ никогда ничего не бывает, инцест — тоже, это постепенно нарастающее напряжение. 8) психологическое, личностное сходство персонажей Мойра — смягченный вариант Майкла. Она физически агрессивна: в школе избивает девчонку, бросившего любовника расцарапывает до крови и заставляет в страхе отпрянуть. В семье они самые умные и фактически принимают на себя родительские роли добытчиков и альфа-самцов в стае. Оба секси, роковые, нервные и вызывающие. В сериале правильно сделали, что подобрали похожих актеров, это у Коул по какой-то сказочной генетике родилась одна блондинка в семье «темных ангелов». Некоторые психологи считают, что горизонтальный инцест — форма нарциссизма: «Гляжусь в тебя как в зеркало». Даже если нет, противоположности не сходятся. Нам нравятся люди, похожие на нас, разделяющие наши взгляды, вкусы и в целом нам близкие. В романтизации любят показывать обратное: он — физик, она — лирик, он — ангел, она — демон и тому подобное. Но такие люди не останутся друг с другом на долгие годы. И не стоит думать, что в инцесте иначе. Пусть это нездоровая форма отношений, но все же человеческие отношения. А в отношениях нас на третий год начинает бесить, когда человек тюбик с зубной пастой выдавливает с середины. Не в сериале, а в жизни братья Винчестеры друг друга бы пристрелили. У них нет ничего общего, кроме воспитания, но даже к нему они относятся по-разному. Напоследок о любви психопата. Рядом с Майклом в небезопасности даже Мойра. Рядом с бомбой замедленного действия никто не в безопасности: бомба «вторые половины» не различает. Узнав о романе с полицейским, он набросился на сестру с типичными для мужчины оскорблениями («Шлюха! Потаскуха!») и хотел ее избить, за что никогда не просил прощения. Он продолжает периодически пугать ее, и она вынуждена успокаивать его порывы бешенства, используя соблазнительность и флирт («Обожаю, когда ты сердишься», «ты такой красивый, когда злишься»). Мойре в конечном итоге приходится оставаться «хорошей девочкой», как всем женщинам в семьях с инцестом в анамнезе. Голос его был мягким, но в нем прозвучала угроза, и Мойра сглотнула слюну. — Я не хочу уходить, Микки, — прошептала Мойра, и это была правда. Она и в самом деле не хотела уходить. Майкл улыбнулся. Улыбнулся одной из своих лучших улыбок, высвечивающей, казалось, откуда-то изнутри его лицо: — Ну вот, теперь я узнаю мою девочку. Он снова заключил ее в объятия, и она, прильнув к нему, постепенно успокаивалась. После смерти Майкла она по-готически чувствует, «будто он вселился в нее». Чтобы отомстить, она организовывает убийство другого брата, Джеффри. Долгие годы Джеффри завидовал затмившей его Мойре, ревновал Майкла к ней и со злости предал обоих. В «темной» семье нет чистых и невинных, все повязаны общей тьмой. И нет не вовлеченных, like: парочка трахается втихаря, остальные вообще ни при делах. В великолепной «Королеве Марго» Патриса Шеро Маргарита спит со всеми своими братьями, у принца Генриха сильнейший инцестуозный вайб с их матерью, Екатериной Медичи, а еще это та самая семья, которая устроила Варфоломеевскую ночь. Екатерина иногда буквально забывает, что у нее есть дочь и, как было в реальной истории, не считает нужным предупредить Марго, что в Лувре будет резня, в которой та запросто может пострадать. А потом Екатерина свалила на абсолютно непричастного любовника Марго отравление своего сына, короля Карла, которого сама же и отравила. Трудно сказать, кто «лучшая» мать: она или Сара Райан, которая с каждым мертвым ребенком глядит на следующего живого и желает: «Лучше бы ты лежал в гробу». Главный fucked up в теме инцеста — это не инцест. Это вся семья. И даже на мать-ехидну все валить нельзя, так или иначе задействованы все. Можно ли считать эти отношения любовью в романтическом смысле? Возможно, я вас удивлю, но я считаю, в случае Мойры и Майкла — да. У них есть свойственная влюбленным и продолжавшаяся всю жизнь очарованность друг другом с глубоко запиханным и никогда не реализованным сексуальным желанием. Они партнеры во всех смыслах, кроме этого. Они готовы ради друг друга на все, и это не пустые слова. Мойра поддерживает его в том числе в худших вещах, которые он делает. В сериале она помогает ему избавиться от трупа его любовника, и картина их обоих, перемазанных кровью, когда она забирается в душ и моется на глазах брата, — какая-то странная, извращенная чувственность, даже эротика. При всей болезненности, очевидно, что в таких отношениях люди могут находить утешение. Когда после материнского проклятья Мойра и Майкл уходят вдвоем, обнявшись, понятно их состояние: оба чувствуют себя изгоями, они есть только друг у друга. И если в такой ситуации вы опишете сцену секса, она будет только достоверной: месть матери, отчаяние, кипящие эмоции, «только Борджиа может любить Борджиа». А по утру они проснулись. Но это будет уже совсем другая история.