Жмурки

Есть такое место, находящееся недалеко отсюда, Куда люди уходят, когда их мечты умирают Я иду оттуда по безликим улицам Я, должно быть, единственный выживший Где же ты? Ты не со мной Мое сознание оцепенело от фантазий Смотрю, как люди живут и умирают на экране Где же ты? Ты не со мной Где же ты? Я свободен Ты бросил меня на произвол судьбы, и это изменило меня Ты солгал мне, и это злит меня И если лучи солнца проникнут в твою комнату И пробудят тебя от твоего тщеславия Ты нигде не найдешь меня, потому что я буду На вершине горы ссать на твою могилу — Vast — The Last One Alive Любовь/ненависть в литературе/кино обычно бывает трех видов: 1) бывшие любовники, у которых все давно прошло, но до конца не отболело; могут до сих пор друг с другом спать, частично сохраняют цивилизованность. 2) pissing contest: антагонист и протагонист, герой и злодей с одинаковыми способностями, которые меряются тем, у кого длиннее. Также могут быть бывшими. 3) вариант «Джен Эйр» и отчасти «Гордости и предубеждения», а также современного варианта романа Остин «Дневник Бриджит Джонс»: тонкое сочетание неприязни с первого взгляда с медленно тлеющим сексуальным напряжением, которое рванет. Это всем известная классика жанра, поэтому я хочу разобрать более интересные примеры. Отношения включают в себя пси-садизм, зачастую взаимный, осознанную жестокость и в апофеозе — способность физически уничтожить друг друга, а заодно множество других людей, целые королевства, Землю и вселенную, если персонажи, играющие в эту игру, достаточно могущественны. — Я убью тебя. — Я тебя еще больше убью. Вся суть отношений. «Лев зимой»: взаимная любовь/ненависть ЭЛИНОР (вперяя в него взор, страшно и странно оскаливаясь). Ужели в этом взоре не видишь ты любви огромной? ГЕНРИ (кивает и с такой же гримасой). Да, да, любовь без памяти и нежность. ЭЛИНОР (когда они, сохраняя величественную осанку и важность, двигаются к дверям). Генри? ГЕНРИ. Мадам? ЭЛИНОР. Ты когда-нибудь любил меня? ГЕНРИ. Нет. ЭЛИНОР. Отлично. Это делает мою задачу еще приятней. Речь о пьесе Джеймса Голдмена «Лев зимой», в честь которой взят мой ник. Советую также невероятную экранизацию 1968 года с Питером О’Тулом и Кэтрин Хепберн. Помимо главных героев (короля Англии Генриха II и его жены Элиноры Аквитанской), в пьесе есть второстепенные персонажи в тех же отношениях, бывшие любовники: сын главных героев, будущий король Ричард Львиное сердце (Энтони Хопкинс), и французский король Филипп (молодой и безбожно красивый Тимоти Далтон). РИЧАРД. Я никогда не писал тебе, так как думал, что ты никогда не ответишь. ФИЛИПП встает, молчит. РИЧАРД встает и двигается к двери. ФИЛИПП. Что это меняет? РИЧАРД. Ничего? ФИЛИПП. Эти два года я провел как в преисподней. РИЧАРД. Странно, почему я тебя там не встречал? Любовь/ненависть — вообще единственные отношения в пьесе между всеми персонажами: главными героями, их тремя сыновьями, между сыновьями, даже между Генри и его любовницей Элис, хотя там ближе к абьюзу. Все в пьесе пылают друг к другу страстью, но эта страсть — причинить друг другу боль. РИЧАРД. Ты никогда не звал меня. Никогда не произносил мое имя. Я бы пришел пешком, приполз. Я бы пошел на все, ради тебя. ГЕНРИ. Это не моя вина. Меня нельзя обвинять. РИЧАРД. Мне только ты был нужен. ГЕНРИ. Нет, моя корона. Мое королевство. РИЧАРД. Оставайся со своим королевством. ГЕНРИ. Это я могу. РИЧАРД. Надеюсь, оно убьет тебя. Для меня это идеальный пример, как писать любовь/ненависть. Они все — жертвы и все — палачи. Даже Элис, которая кажется ромашкой, растоптанной под подошвой злого семейства. Элинор воспитывала ее как дочь, Элис до сих пор называет ее «мамой», но спит с ее мужем. Здесь нет невинных, поэтому история не удовлетворит певцов лагерной зоны, ждущих преступления без наказания и наказания без вины. Все персонажи — «сволочи, облитые сволочизмом, со сволочной начинкой внутри». ЭЛИНОР. Конечно, это нож. У него всегда был нож. У нас у всех всегда были ножи. Сейчас тысяча сто восемьдесят первый год, и мы варвары. С нами все ясно. О, мои хрюшки, именно из-за нас происходят войны. Мы виноваты. Не исторические причины, не времена, не чувство справедливости, не отсутствие его, не религиозная рознь, не идеи, не плохие правительства, не что-либо другое. Мы — убийцы. Мы порождаем войны. Мы носим их в себе, как заразную болезнь. Мертвецы гниют на полях и в водах, потому что живые прогнили насквозь. Ради любви к господу, неужели мы не можем хоть чуточку больше любить друг друга? Именно так мы и могли бы прийти к миру. При всей замечательности монолога, его финальная часть — чистейшей воды лицемерие, которым Элинор хочет изобразить, что готова к примирению. No fucking way. Элинор ненавидит Генри, который запер ее в тюрьме и выпускает на Рождество раз в год. Она хочет власти, которую он отобрал у нее. Она хочет наказать его за то, что он завел молодую любовницу. Чтобы ранить его сильнее, она выдумывает (или не выдумывает), что спала с его отцом. Во время своего рождественского визита она пытается довести его до сердечного приступа. Кажется, больше всего она мечтает, чтобы он умер. И в то же время — она хочет вернуть его любовь. Любовь/ненависть — сложнейшие отношения, которые зацепят читателя намного сильнее, чем флафф и взаимная любовь, потому что в них очень много эмоций, что позволяет нам в определенном смысле вступать в абьюзерские отношения с читателями, играя на их нервах. Перед нами эмоциональные качели и волны. Ты никогда не знаешь, когда персонажи вдруг займутся сексом, или начнут друг друга избивать, или осуществлять план мести, или взорвут мир к чертовой матери. В потрясающей пьесе «Медея» по мотивам греческой трагедии Жан Ануй дает краткую выжимку подобных отношений, основанных на взаимном безумии. Это идеальное описание криминальных пар, которые наслаждаются разрушением. Медея (глухо). Почему же ты так долго оставался со мной? Язон (делает движение). Я любил тебя, Медея. Я любил нашу неистовую жизнь. Я любил злодейства и преступления, раз ты принимала в них участие. И наши объятия — эти грязные, мерзкие схватки, и то взаимное понимание сообщников, которое приходило к нам вечером, когда, утомленные, мы ложились на тюфяк в углу повозки. Я любил твой мрачный мир, твою смелость, бунтарство, твое панибратство с ужасами, и смертью, твою бешеную жажду все разрушать. Я, как и ты, верил, что нужно вечно сражаться и что все позволено. Что это за люди, чья любовь — это разделенный психоз? Пройдет ли этот фокус с любыми персонажами? Вот вам очень хочется описать love/hate между Дином и Кастиэлем из «Сверхъестественного». Вопрос — зачем? Потому что вам очень-очень хочется описать, как один другого будет принуждать, материть и стегать плеткой? Я с чужими кинками не спорю, но обращаю внимание на психологию. В паре Дин/Кастиэль не получится описать такие отношения как естественные, не исказив характеров персонажей, один из которых — герой и праведник, а другой — вообще ангел. Отношения love/hate не работают со всеми персонажами подряд. Чтобы они работали, персонажи должны быть не очень хорошими или даже ужасными людьми. Ни в коем случае не пишите ситуацию с беспомощной жертвой. В такой ситуации невозможен mind-fuck, потому что mind-fuck — игра двух партнеров, как карты, спортивный поединок или шахматная партия. Первый делает ход, второй реагирует и делает свой ход. О какой психологической игре может идти речь, если вся реакция второй стороны — слезы, страдания и боль? По такой схеме можно написать только эксплуатейшн, как про Рамси Болтона и Теона Грейджоя в «Игре престолов», построенный на принуждении и насилии с одной стороны и беспомощности — с другой. Психологические игры, взаимная жестокость, раскрытие всего богатства love/hate возможны только в отношениях РАВНЫХ чудовищ. Сволочи обычно прекрасно понимают, какие они сволочи, а не косят под наивность. «Мы виноваты. Мы убийцы». Мы чертовы эгоисты, которые сожгут мир. Есть только ты, да я, да мы с тобой, и мы плюем на всех, кроме нас, а читатели будут восхищаться именно тем, какие мы одержимые друг другом чудовища, с интересом следя за нашими играми. ГЕНРИ. Мы с тобой в погребе. Ты возвращаешься в тюрьму, а моя жизнь прожита зря, и мы потеряли друг друга, а ты улыбаешься. ЭЛИНОР. Таким образом я выражаю отчаяние. В жизни есть все, кроме надежды ГЕНРИ. Мы есть друг у друга, и мне кажется, в этом и есть надежда. ЭЛИНОР. Мы дикие существа, Генри, и вокруг нас темнота. Видишь их? Вон там видны их глаза. «Бекет»: односторонняя любовь/ненависть Королева-мать (гордо выпрямляется). Генрих! Вы обязаны думать об Англии, а не о вашей ненависти или обманутой любви к этому человеку! Король (тоже выпрямившись, в гневе). Обманутая любовь! Обманутая любовь! Кто вам позволил, мадам, заниматься моими личными чувствами? Королева-мать. Вы питаете против этого человека злобу, и болезненную и не мужскую! Вообще забавно, что в экранизации пьесы Жана Ануя «Бекет» тоже сыграл Питер О’Тул со своими прекрасными голубыми глазами. Причем сыграл того же персонажа — короля Генриха II. Между экранизациями прошло всего 4 года, и очень легко себе представить кроссовер: Генрих никого не может любить во «Льве зимой», потому что его истинная любовь — Томас Бекет — мертв, причем от его руки. И да, это по-прежнему далекие 1960-е годы, когда гомоэротика нуждалась в сокрытии, но все было вполне ясно. Вот тут «нассать на твою могилу» — почти в прямом смысле. Король. Ну, как, Томас Бекет, ты доволен? Я стою голый перед твоей гробницей, и сейчас твои монахи придут стегать меня бичами. Вот чем кончилась наша с тобой история! Ты гниешь в этой могиле, заколотый кинжалами моих баронов, а я, как дурак, мерзну голый на сквозняке, дожидаясь, когда эти скоты набросятся на меня. Разве не лучше было бы нам договориться между собой? С учетом того, что Бекет считается в Англии святым, гей-тема — это, конечно, смело. Молодой король Генрих очарован своим лучшим другом Томасом Бекетом, которого играет с мрачной гетеросексуальностью Ричард Бертон. Бекет низкого, более того — саксонского происхождения, то есть относится к народу, который был покорен при завоевании Англии. Интерес Генриха к такому человеку сам по себе необычен. Но поначалу они довольно весело тусят, а также нам показывают, как Томас очень гетеросексуально обтирает голого Генриха полотенцем. Потом Генрих «дарит» Томасу любовницу, психологически пытаясь «заменить» себя ею. Но когда он замечает, что Томас проявляет к ней тепло, забирает девушку себе, как вещь. Она и есть вещь для короля, которую можно подложить под одного, под другого, прирезать и выбросить в канаву. Генрих забирает ее, потому что ревнует Томаса к ней. Генрих назначает своего любимца английским архиепископом: отчасти из прихоти, отчасти, чтобы иметь своего человека в управлении церковью. А тот вдруг возьми и прими это очень сильно всерьез. Вчерашний светский хлыщ становится серьезным, глубоко верующим и задумчивым человеком. По ходу Бекет начинает проводить политику, настолько неугодную королю, что ему приходится бежать во Францию ради спасения своей жизни. Генрих еще надеется на примирение и отправляется на встречу с ним. Удивительным образом нам показывают, как под разговорами о политике и власти лежит личное: Генрих хочет, чтобы Томас просто любил его в ответ. Король (неожиданно). Ты не любил меня, Бекет, не так ли? Бекет. Насколько я был способен любить, государь, любил. Король. Ты стал любить Бога? (Кричит.) Ты по-прежнему не отвечаешь, когда я тебя спрашиваю, упрямец?! Бекет (мягко). Я полюбил честь божью. Когда ваш конкурент Бог — вы проиграли. Бог всегда выигрывает, как казино. Чувствуя себя отвергнутым, король приказывает убить Бекета, а потом всю жизнь по нему скорбит. Чем все это отличается от фанфиков на фикбуке? Как и в фильме «Одержимость», у персонажей есть цели. Их внутренний мир не сводится к отношениям и страданиям из-за отношений, что делает истории бедными и неглубокими. Генрих любит Томаса, но для него важна его власть. Нет сомнений, что пьеса посвящена неразделенной любви, но она также посвящена политике. Бекет отвергает Генриха не потому, что он — натурал, он и девушку-то не любил. Ориентация тут ни при чем. Он находит цель, свой жизненный путь (служение Богу). Это намного глубже, чем «он его не любит, потому что он — не гей». Конечно, Генрих, будучи избалованным королем, не может принять отказ. Задеты равно его чувства и его королевская гордость. Все люди для него — вещи и игрушки. А эту вещь и игрушку он не может получить. Поэтому он некрасиво, по-детски страдает. Король (угрюмо). Возвращайся в Англию. Я дарую тебе королевский мир. И желаю тебе обрести свой собственный мир. И не обмануться в себе. Никогда больше не буду тебя умолять. (Вдруг кричит.) Я не должен был с тобой встречаться! Мне было больно! (Неожиданно, сотрясаясь от рыданий, припадает к холке своего коня.) Бекет (взволнованно приближается к нему и шепчет). Мой государь! Король (вопит). Нет, нет, только не жалость! Это гнусно! Назад! Вернись в Англию! Вернись в Англию! Здесь слишком холодно! Но все же он действительно страдает и очень жестоко. Невзаимная любовь вообще тяжела. Но эта невзаимная любовь, когда вместо тебя выбирают цель в жизни, — в этом есть что-то нечеловеческое. Мы все хотим, чтобы нас любили. Мы социальные животные. Мы тянемся к себе подобным. А Бекет тянется на небеса. Если кого-то любить, то сразу все человечество. Ну, он поэтому и святой. Монашек (сидя на корточках). Пытаюсь привести в порядок остатки сандалий. Удачно получится, если я умру завтра, а то я хожу почти босой. (Работает ножом, серьезный и смешной в то же время.) Бекет (смотрит на него, бормочет). А знаешь, Господи, любить людей — это тоже неплохой выход. Развязка (смерть Томаса, которого Генрих «заказывает» своим баронам) должна излечить Генриха от страданий, но ему становится только хуже. Приказом убить Томаса он убивает что-то в себе. Самый печальный финал истории love/hate: смерть второго, о которой первый так мечтал. Будь осторожен, о чем мечтаешь. Я про это писала в фике про Доктора и Мастера, правда, там уже любви совсем нет и вообще ничего нет. Доктор не пошел за ним, чтобы узнать, что он задумал. Наверное, в первый раз просто сдался. Я так давно этого хотел, подумал Мастер. И наконец это случилось. Худшее, что могло случиться с нами. Я выиграл. Если вы хотите сломать персонажа морально, пишите, как он добился вожделенной цели в своей love/hate: выиграл. Победил, уничтожил и нассал на могилу. Винить «победителю» некого. Он все сделал своими руками. Теперь по земле будет ходить его пустая оболочка, у которой до конца жизни будет горчить во рту. На том же месте, как и в начале пьесы, голый коленопреклоненный король перед могилой Бекета. Четыре монаха бьют его веревками, делая почти те же жесты, что и бароны, убившие Бекета. Король (кричит). Ты доволен, Бекет? Наши счеты сведены? Честь Господня отмыта? Доктор и Мастер: мой лучший враг Привет еще раз Я все пытаюсь вспомнить, как это началось Тебе уже ничего не изменить Но это уже не важно, ведь у меня есть подарок для тебя Колодец полный яда — подарок для тебя Особое местечко ада — подарок для тебя Отличное место заточения — подарок для тебя И пусть они не так хороши, как те, что дал мне ты, надеюсь, они сработают — Celldweller — Gift For You С этими красавцами (и красавицами, поскольку у них иногда меняется гендер) нассать на могилу недостаточно. Нассать — это для жалких ничтожных людишек, а у нас тут раса со скромным названием Повелители Времени, боги-разрушители или спасители вселенной, это уж как фишка ляжет. И все не совсем так просто, что Доктор хороший, а Мастер плохой. У «Доктора Кто» есть расширенная вселенная, помимо сериала, и там много всего происходит в плане бэкграунда персонажей. Например, в одной истории юные Доктор и Мастер случайно убили парня, с которым учились. Вернее, убил Доктор, но так этого испугался, что позволил богине Смерти забрать Мастера, в результате Мастер стал ее персонификацией. А в другой истории добрый Доктор стер Мастеру память и превратил в человека, чтобы тот 10 лет прожил «хорошим», а потом Смерть заберет его. В какой-то момент времени, в юности, они были вместе («друзьями»), но что-то случилось, и Доктор бросил Мастера, чего тот не может ему простить. Мистресс: Не я убежала, Доктор. Сбегал всегда ты. Доктор и Мастер придуманы по принципу Холмса и Мориарти. Честно, это было бы не очень интересно, если бы Мастер не был сумасшедшим, а его сумасшествие не теребило бы сочувствие к дьяволу, по крайней мере, со мной это так работает. Симм! Мастер Десятого Доктора был очень трагический. Дхаван! Мастер Тринадцатой, в общем, тоже. Когда он не ведет себя, как взбесившийся клоун, он очень меланхоличный и, по-моему, всю дорогу хотел покончить с собой с помощью Доктора. Это не отменяет того, что Мастер — садист, который очень любит делать Доктору больно. Доктора я трактую как родного и близкого психически больного человека, а это очень, очень тяжело. Хэппи-энда не будет, потому что болезнь — это навсегда. Да и какой хэппи-энд, когда они как только друг друга ни мучили. В сезонах Стивена Моффата Мистресс (женская инкарнация Мастера) чуть не перевоспиталась до хэппи-энда, потому что, естественно, Моффат, который еще и вытащил ужасный шаблон «мы на самом деле похожи», тщательно закопанный РТД. Следующий шоураннер, при всей ужасности сериала, по крайней мере, закопал это обратно. Никогда не пишите, как злодеи пытаются доказать героям: You're freak like me © Это не только самый старый стереотип, но еще и язва Романтической Любви: «Я — это ты, ты — это я, и никого не надо нам». Попытайтесь написать их одержимость друг другом без лишения персонажей самостоятельной личности. Мастер обычно ведет себя как сталкер, который бегает за Доктором и подстраивает гадости. В сезонах с Десятым наоборот, Доктор бегал за Мастером, умоляя: «Позволь мне помочь!»; в силу разрушения шаблонов (злодей домогается героя), так гораздо лучше. Периодически они останавливаются и вспоминают свою богатую историю; когда персонажи бегают без багажа, налегке, не так интересно. Им нужно общее прошлое, чтобы в нем ковыряться — самим персонажам, и авторам канона или фанфиков. Доктор: Теперь ты остановишься? После всех смертей, всех игр, всех предательств? Мастер: Зачем мне останавливаться? Как еще я могу привлечь твое внимание? Будь это история не в сериале с семейным рейтингом, они бы давно разорвали друг друга на части, изнасиловали и убили, а Мастер раз и навсегда уничтожил бы любимую планету Доктора, Землю, которую тот защищает. Но сериал должен продолжаться, поэтому убить друг друга они не могут. И просто в силу того, что это продолжается в сериале почти 40 лет, а по меркам внутри сериала — больше тысячи, перед нами самые созависимые отношения во вселенной, и эта музыка будет длиться вечно. Персонажи обладают телепатическими способностями, и это джек-пот для авторов, пишущих жесть. При всем богатстве техник mind fuck, ничто не переплюнет mind rape — ментальное изнасилование. Где-то на колонии Бета есть учреждение. В одной комнате этого учреждения находится человек, который проводит свои дни и ночи, крича на то, что может видеть только он. То, что мы внедрили в его сознание. Они должны держать его в смирительной рубашке двадцать четыре часа в сутки, иначе он выцарапает себе глаза, только чтобы это прекратилось. — Вавилон-5 Физическая жестокость ужасна, но насильственное вторжение в твой разум, пожалуй, ужаснее. Персонажа можно заставить испытать страх, отчаяние, чувство беспомощности и свести его с ума. На фикбуке даже нет такого тэга, что очень жаль — я не могу отметить это в своем фике. Я считаю, что mind rape нужно писать на двух уровнях: физическом и ментальном. Не только ужасы, происходящие в мозгу, но и реакции тела на панику и страх: слабость, тошнота, холодный пот, учащенное сердцебиение, слезы и крики, крики, крики. Это не кино, актеры лицом не сыграют, нужна тщательная физиология и натурализм. Внутренняя вселенная Доктора — это внешняя вселенная. И еще одна вселенная внутри вселенной, и снова, и снова, и снова, как проклятая русская матрешка. Она больше внутри, чем снаружи. У вселенной Доктора нет пределов, но Мастер испытывает клаустрофобный ужас, словно его заперли живым в гробу. Отсюда не выбраться, если только Доктор его не отпустит. В реальности Мастер ощущает себя клубком боли: Доктор уже всунул в него четыре пальца по самые фаланги и что-то в нем разорвал. Во внутренней вселенной гигантский Доктор держит его на своей ладони, подбрасывает вверх и смеется. — Ты всегда этого боялся, верно? — говорит Доктор. — Что я над тобой смеюсь. Ты был прав, я над тобой смеюсь. Здесь, в этом мире, нет теней, только золотой свет, от которого невозможно спрятаться, и Мастер плачет от боли, бессилия и неудовлетворенного гнева. Он плачет во внутренней и внешней вселенной, где Доктор засовывает в него всю свою кисть. Барабанный бой оглушает, золотой свет ослепляет; Мастер лишается остатков собственной воли, остается одна воля Доктора. — Позволь мне помочь, — шепчет Доктор и сжимает кулак.