Жмурки

Проще и эффективнее всего сломать человека физическими испытаниями. Лишите кого-нибудь еды, воды, свежего воздуха, крыши над головой, и как долго он продержится в нормальном состоянии? Подвергните человека пыткам, и он почти гарантированно будет готов отвергнуть все свои убеждения и принципы. Каким невероятно принципиальным был Савонарола, этот пламенный пророк, который к тому же, вероятно, мечтал о мученичестве святого? Та-да-дам: Допросы Савонаролы и пытки велись самым жесточайшим образом; его пытали по 14 раз в день, заставляли впадать в противоречия, допросами, упрёками и угрозами вынудили признаться, что все его пророчества — ложь и обман. Некоторое время легких по меркам инквизиции пыток, и Галилей отрекся от своего открытия. Как говорил в «Игре престолов» добряк Русе Болтон из дома Дредфорд, прославленного сдиранием кожи с врагов: «У голого человека секретов немного — а у ободранного их и вовсе нет». Разумеется, проще всего сломать персонажа физическими страданиями. Вопрос в том, ЧТО ТАКОЕ — СЛОМАТЬ? Если человеку сильно прищемить палец, он закричит. Сломался ли он? Нет, он просто закричал, потому что ему больно. Это естественная реакция, которую испытывает любой. А если человеку выворачивают суставы на дыбе, и он кричит, он сломался? Если мы не считаем, что он сломался, когда ему прищемили палец, то в ситуации несравнимо более тяжелых физических испытаний мы тем более не можем считать, что он сломался. Не кричать в такой ситуации может только человек с аналгезией, у которого вообще нет болевых рефлексов (такие люди существуют, но их очень мало). Задайте себе вопрос: как же мы тогда определяем, что человек именно сломался? Галилей публично отрекся от своего учения. Но легенда гласит (возможно, это правда), что после отречения он сказал: «А все-таки она вертится». А даже если не сказал, после пыток, живя фактически в тюремных условиях, пожилой, больной и разбитый, он писал: Я не прекращаю, даже в охватившей меня темноте, строить рассуждения по поводу то одного, то другого явления природы, и я не смог бы дать своему беспокойному уму отдыха, даже если бы пожелал того. Я думаю, что на примере этой невероятной личности мы можем считать, что сломанный человек — это тот, кто отказался от самого себя. Не от своих слов, не от своих убеждений в чем-либо — добиться этого от человека элементарно. Возьми молоток, начни дробить кости Галилею, и он между криками боли скажет тебе, что Земля вертится вокруг твоего пупка. И что, ты сломал его? Пока Галилей в своей темноте продолжает строить рассуждения, даже если он никому о них не расскажет, никогда не запишет, и мы о них не узнаем, он остается самим собой. И это очень радостная для всех нас мысль, потому что дерьма на свете невероятно много, но человеческий разум вообще-то — штука сильная. С помощью молотка его можно победить в основном, если сразу по башке заехать. Насколько сильно человек может сопротивляться пыткам и тяготам, зависит и от пыток, и от человека. В «Игре престолов» с помощью пыток (боли, психологического и сексуального унижения) Рамси Болтон практически полностью сломал Теона Грейджоя. Некогда знатного лорда, отпрыска благородного дома, он заставил считать себя слугой по кличке Вонючка. В некотором смысле Рамси свел Теона с ума, вернее, с психологической точки зрения, Теон сам свел себя с ума в качестве психической защиты. Чтобы выжить, он позволил себе считать себя кем-то другим, облегчив себе, насколько возможно, жизнь. Тем не менее, даже в такой ужасающей ситуации, столкнувшись с чужими страданиями, которые в тот момент были тяжелее его собственных (Сансы в сериале и «лже-Арьи» в книге), он находит в себе силы, чтобы спасти девушку и восстановить свое человеческое достоинство. В конечном итоге даже абсолютный садист и психопат Рамси, чьи жестокости Мартин довольно упоенно описывает, не сломал Теона до конца. Но вот ситуация, в которой ломка действительно происходит — практически целиком. Что интересно, даже пыток не потребовалось, хватило угрозы пыток. Речь о фильме «Восхождение» Ларисы Шепитько, которую я вообще считаю величайшим советским режиссером, хотя она очень мало снимала, потому что погибла в автокатастрофе в возрасте 41 год. В довольно-таки мизогинном СССР. Ее невероятное видение показывает ситуацию, в которой Иисус и Иуда — белорусские партизаны, попадающие в плен в период Второй мировой войны, во время оккупации Беларуси. Их допрашивает местный Пилат, который служит немцам. «Иисуса» пытают за кадром, но он не сдает своих. «Иуда» понимает, что его ждет пытка, и переходит на сторону немцев. «Библейская ситуация» в условиях реальной жизни. После пыток и допросов «Иисуса» гонят на Голгофу вместе с теми несколькими людьми, которые, как в Евангелии, встанут с ним на кресте. Тут, конечно, надо смотреть это кино, чтобы увидеть: никто из людей с петлей на шеей не сломан. Даже обычная женщина из деревни, боящаяся за своих детей, в последний момент восходит на свою Голгофу в относительном спокойствии. Я думаю, что картина Шепитько, как ни одно другое произведение в мире, показывает нам противостояние ломке человека, может быть, вообще единственное из возможных: сохранение ЧУВСТВА СОБСТВЕННОГО ДОСТОИНСТВА. Его теряет «Иуда», который в страшных условиях войны того времени находится в очень неплохом положении: жив, здоров, сыт, на стороне власти. Но мы видим состояние его души, когда он пытается повеситься в грязном вонючем сортире, и петля обрывается. Шепитько оказывается суровее Евангелия: этот человек потерял себя, его осина сломалась, он лишился человеческого достоинства. Даже несчастные дети, изнасилованные отцами в главе о принуждении к инцесту, остаются жертвами, которые ничего не могут сделать. Они невинны априори. ПРЕДАТЕЛЬСТВО делает человека априори виновным. Я думаю, что предательство добра — это величайшая ломка и есть. Очень трудно придумать что-то, помимо этого. Правда в том, что мы все не особенно умны и довольно ограничены. Черное/белое, стойкость/предательство, Иисус/Иуда — в жизни мы мыслим такими категориями. В литературе мы должны быть больше. Литература вообще должна быть больше, иначе зачем мы тут все нужны. Пересказывать людям то, что они и без того знают? Что хорошее — хорошо, а плохое — плохо? Я думаю, что мы должны искать другие варианты для описания поведения человека. Я знаю один из таких вариантов. Однажды — как рассказал этот тип, — Марк попытался сбежать на ночь из дома, просто погулять ночью, и на какое-то время ему и вправду удалось от них удрать, пока громилы Галена не приволокли его назад. Гален совершенно свихнулся, обвинил его в попытке к бегству, взял свою шоковую дубинку и… — его взгляд остановился на бледнеющем на глазах лице Елены, и он торопливо подредактировал свой эмоциональный рассказ, — … и сделал кое-что совершенно мерзкое. — «И не способствовавшее приспособленности Марка к сексуальной жизни». По словам информатора, это было так ужасно, что даже собственные галеновские громилы умоляли его прекратить. — Неудивительно, что он ненавидел Галена, — тихо проговорила Куинн. Это цикл о Барраяре Лоис Макмастер Буджольд, медсестры и матери нескольких детей, которая начинала свой цикл, когда писала по ночам тексты, которые сегодня изучают в военных заведениях США. Она придумала крутой интересный мир с главным героем Майлзом Форкосиганом и его клоном Марком. Марк — орудие для убийства и мальчик для битья, выращенный в пробирке и повергавшийся пыткам всю свою жизнь. С точки зрения Буджольд, даже такой человек не обязательно до конца сломлен. Когда Марк встречает Майлза и узнает другое видение мира, он понимает, что не хочет служить террористам, которые вырастили его. Звучит красиво, но в книге он проходит через невероятное уродство, прежде чем оказывается в безопасности у «наших». Во-первых, большинство клонов, которых пытается спасти Майлз и его соратники, погибают, потому что в крайних обстоятельствах большинство или многие гибнут. Согласитесь, довольно наивно описывать всеобщее спасение, когда происходит что-то по-настоящему страшное. Такое дело, в историях, когда вы описываете ломку персонажей в масштабах всего мира, ЛОМАЕТСЯ ВЕСЬ МИР. Все эти сказки венского леса, когда Сэм и Дин Винчестеры пытаются всех спасти путем личных страданий, а все остальные даже не замечают происходящих ужасов, — это именно сказки. Во-вторых, ваш главный герой в такой истории — конечно, в центре страданий, он либо Иисус, либо Иуда. Либо ломается, либо нет. Я люблю Буджольд, потому что она выходит за категорию Иисус/Иуда. Сначала Марк не знает, что ему делать: Марк сел и включил свет. Быстрый осмотр каюты не выявил ничего, пригодного для самоубийства. Ни оружия, ни режущих предметов — дендарийцы разоружили его, когда он оказался на борту. Не к чему прицепить веревку или пояс, чтобы повеситься. Свариться заживо в душе — не вариант; прочно запечатанный датчик выключит воду автоматически, как только ее температура выйдет за пределы физически переносимой. Он снова отправился в постель. В его сознании снова и снова в замедленном воспроизведении прокручивалась картинка: грудная клетка спешащего, орущего человечка взрывается карминным фонтаном. Он сам изумился, когда заплакал. Это шок, это должен быть просто шок, Ботари-Джезек же поставила диагноз. Я ненавидел этого маленького паршивца, когда он был жив, почему же я плачу? Абсурд. Быть может, он сходит с ума. Но Буджольд не останавливается на простой мысли «Иуда решил стать хорошим и все перенес». Он перенес. Но так, как может перенести не Иисус, а как Иуда. Вообще я рекомендую прочитать всю книгу «Танец отражений», она залезает в мысли тех, кого выращивали и воспитывали, не как нас с вами. Там есть клоны, которые мечтают умереть, чтобы спасти господ. Девочка, испытывая больше уверенности в собственной безопасности, хотя по-прежнему прячась за спиной фелловского капитана и вне пределов досягаемости дендарийцев, торжествующе улыбнулась и откинула назад волосы. Глаза ее сверкали. — Я спасла свою честь. Совсем одна. Моя честь — это моя госпожа. Свинья! Моя жизнь — это приношение… величайшее, чем ты можешь себе представить. Я — цветок на ее алтаре. Марк не такой. Но он все же не обычный человек. У меня, наверное, какая-то слабость к особым типам сознания, но я даже не знаю, что круче, чем придумать другое сознание. Марка зациклило на осознании того, что этот человек все время на него глядит. Интерес Риоваля не был эротическим. Марк чувствовал, что барону, должно быть, уже десятилетия назад наскучили стереотипные банальности всех возможных вариантов секса. Риоваль наблюдал за ним, ища… рефлексы? Едва заметные симптомы, выдающие интерес, страх, отчаяние. Это действие было устроено не ради боли. Боли было хоть отбавляй, но она была побочным эффектом. По большей части дискомфорт от насильственного кормления и недостаток нейротрансмиттеров. «Это не пытка», осознал Марк. «Это лишь предварительные испытания. Пытка для меня пока готовится». Я не буду описывать саму пытку — это долго и сложно. Я скажу о реакции Марка. Об одном из видов реакций. Он забыл, почему он здесь. У него начала нарастать кожа. *** Интересно, куда делся Марк. Приходили какие-то люди, пытали безымянное, не имеющеее очертаний, существо и снова уходили. Он встречал их по-разному. Возникшие у него варианты поведения сделались личностями, и он дал им имена, как только научился отличать. Это были Обжора, Пыхтун, Рева и еще один, молчаливый, который таился в тени и выжидал. Он давал Обжоре выбраться, когда дело доходило до насильственного кормления, потому что тот единственный действительно получал от этого удовольствие. В конце концов, Обжоре никогда не позволили бы делать все то, что проделывали техники Риоваля. Пыхтуна он высылал на передовые позиции, когда снова появлялся Риоваль со шприцем афродизиака. Он решил, что именно Пыхтун должен быть в ответе за нападение на Мари, девочку-клона с измененным хирургами телом, — хотя, не будучи возбужден, Пыхтун был очень робок и стыдлив и почти не разговаривал. Кто-то из них жрет, когда закармливают, кто-то из них ревет, кто-то из них наслаждается изнасилованием (Мари — десятилетняя девочка с грудью взрослой женщины). Все они — Марк во время пытки. Он расщепил свое сознание, создал в себе разные личности. Может, это форма безумия, но она спасла его. Это вроде как сай-фай, от которого легко отмахнуться, потому что в реализме человек проще, но я так не думаю. Человек не проще. В каждом из нас сидит сотня людей с разными мыслями. Мы переживаем расщепление каждый день. И вот эта ломка во время пытки у Буджольд, когда Марк расщепляет себя на разные личности, чтобы выжить и победить (в конечном итоге он вырывается на волю и мстит своему мучителю, за себя и за Сашку), кажется мне самым глубоким исследованием касательно ломки персонажа с помощью физических и психологических пыток.