***
Эта ночь изменила многое, перевернула то будущее счастье, которое было так близко. Будущее счастье… Эта ночь осталась чёрной мглой, непроглядно повисшей в памяти теперь уже Шинадзугавы Незуко. Эта ночь напомнила ей то забытое прежде чувство — боль от беспомощности. Эта ночь, она презирала себя за неё. Эта ночь, сожгла то, что могла выстроить. Эта ночь, уничтожила слишком многое. А Незуко лишь лежала на измятой от её унижения постели, глотая слёзы отчаяния и боли. Взгляд остановился на белоснежно белом потолке, чистом… И снова это слово медленно убивало девушку. Она слегка повернула голову, чтобы её взору открылось лицо мужа. Мужа. Незуко горько усмехнулась, и, несмотря на всё: страх, боль. Она смеялась, истерически смеялась, беззвучно, словно сходя сума, и только потом пришло осознание… Незуко потупила взгляд и аккуратно привстала в постели, однако это крохотное движение вызвало ужасную боль, режущую низ живота. Такую, что девушка прикрыла рот рукой, стараясь не разбудить своим скулёжом Санеми, чтобы не наступило повторение всего этого кошмара. Незуко, собрав последние силы, что оставались в её исковерканной душе, поднялась. Только вот её резко зашатало из стороны в сторону, а ноги отказывались слушать, то и дело запутываясь в простыне, которой она обернула себя, желая хоть как-то скрыть свою наготу. Каждый шаг отдавался ужасающей болью внутри, но она не смела произнести ни звука, боясь озверевшего мужа. Страх. Вновь. Бегущий по венам. Она думала, что ничего не боится, даже смерти. Как наивны были эти думы… Смерть — ничто, по сравнению с теми мучениями, от которых ты умираешь каждый день, а потом снова встаёшь, надевая холодную маску. Всё было словно в тумане. Незуко включила душ, стянула с себя простынь, измазанную в крови, но сейчас, она делала всё это механически. Сил больше не осталось, страх исчез. Только душа кричала, кричала, молила, но губы молчали, не произнося ни звука. Знаете, что такой болевой шок? Когда ты не чувствуешь боли, ни моральной, ни физической. На всё становится всё равно, будто это какая-то другая реальность, будто всё происходит ни с тобой. Будто это всё какая-то странная затянувшаяся игра, в которой нет победителей и проигравших. Незуко была в состоянии такого болевого шока, такого, когда долго просишь, плачешь, наступаешь себе на горло, а потом становится всё равно. И тебе просто наплевать. Холодные капли падали на её тело, но она не замечала холода. Той холодной воды, что лилась на неё бурным потоком желая облегчить её муки. Капли остались на слегка подрагивающих ресницах, и Незуко наконец опустила голову, вздыхая, словно отпуская. Она всегда всё держала в себе, но сейчас устала. Внутри всё оборвалось. Незуко посмотрела на пол ванной, на котором виднелись кровяные разводы. Кровь на белом… Слеза. Ещё одна. Глаза снова и снова смотрели на потолок и всё вокруг. Всегда это казалось ей обычным, повседневным. Но сейчас взгляд уцепился лишь за одно. Цвет. Белый цвет — цвет чистоты и невинности. А она? Незуко посмотрела на себя, на эту кровь, на свои мысли, поступки, прошлую жизнь. И всё в один момент показалось ей таким грязным. Руки, лицо… Всё стало противно в один миг. — Я хочу смыть всё это с себя. Хочу смыть… Хочу… — Незуко уже не говорила тем обыкновенным для неё шепотом, а просто сорвалась на крик. Всегда сдерживалась, но не смогла сейчас. Отчаянные руки хватались за мочалку и больно проводили по коже, желая смыть с себя всё это. Но секунда. Лишь одна. Безумство. Кончилось. Пришло осознание. Есть то, что не смоешь, есть те воспоминания, от которых не избавишься, есть те люди, которых не забудешь, есть те обстоятельства, которые не поменяешь. Больно. Одно слово. Но столько эмоции, сколько слов, оно могло бы вместить в себя, сколько разных искалеченных судеб, историй. И её история не стала исключением. Ещё секунда и Незуко обессиленно сползла на пол ванной по белоснежному кафелю, спрятав лицо в своих ладонях, будто стараясь спрятаться от всего мира, грязного и порочного. Ноги уже не держали вес тела, судорожные всхлипы разносились эхом, было всё равно на льющуюся холодную воду, в душе было холоднее, леденело сердце, потухая. И фраза такая тихая, сорвавшаяся с губ измученной девушки… — Я больше не хочу так жить… Не хочу…***
Наступал рассвет, пробивающийся в окна яркими лучами, встающего вновь солнца. Быть может, это мог быть обычный день, как и тысяча других будней, однако этот рассвет многое изменил. Санеми невольно поёжился от избыточного солнечного света, слепящего ему глаза, они прищурились, не желая открываться, будто отдалённо боясь увидеть результаты того, чего он не помнил. И стоило Санеми всё же распахнуть глаза, как резкая боль пронзила голову являясь напоминанием того алкоголя, что он выпил несколько часов назад. Санеми перевернулся набок и осмотрел комнату в пастельных тонах, всё казалось обычным: простая квартира, стены, но всё же кое-что было не так. Отсюда веяло каким-то лёгким, невообразимым холодом, сковывающим до кончиков пальцев, однако этот холод был не физическим, скорее моральным, вот только отчего? Этого Санеми не понимал, он немного помнил эту ночь, всё ровно до того момента, как они вошли в квартиру и он сделал щедрый глоток виски, только вот что было дальше? Этого Санеми вспомнить не мог, как ни старался. Он потёр виски, вжимаясь в них пальцами, пытаясь вспомнить хоть что-то, хоть маленькую деталь. Однако лучше бы ему было не пытаться этого сделать. Не пытаться… Секунда и взгляд Санеми устремился на смятую, словно после борьбы постель, где не было простыни, только одеяло, которым он накрывался этой ночью, и главное осознание, дошедшее до него, он был нагим, полностью, хотя привычки спать так, за ним не водилось. Может быть они вчера переспали? Санеми не думал, что Незуко была против. Тогда почему же сейчас в его сознании то и дело всплывали чьи-то судорожные крики, женские? Что же произошло? Санеми приподнялся в кровати, осматривая пол, на котором красовалось несколько пятен крови. Он ужаснулся с новой силой. Кровь явно была не его, а значит… Сложив в голове, все факты и осколки воспоминаний, в голову Санеми наконец начало пробираться осознание возможности того, что он натворил во время своей пьяной выходки. Он был зол на неё, выпил… Нет. Нет! Он не мог этого сделать, это невозможно. Он не мог причинить ей вреда. «Скорее всего, мы просто переспали, а потом она ушла. Всё было по обоюдному согласию.» — подумал Санеми, очень надеясь на то, что он прав, иначе как смотреть в глаза своей новоиспечённой жене, он просто не представлял. В комнате он нашёл свои вещи и быстро накинув их, вышел оттуда, только с одним желанием отыскать девушку. Возможно, она ушла? Вышла куда-нибудь? Думалось ему, однако его пропажа нашлась быстро. Эта язва, казавшаяся ему такой меркантильной, сейчас спала на маленьком диванчике в гостиной, который казался для неё великоват. Странно, она так и уснула в полотенце, наверное после душа. Лёгкая ухмылка тронула губы Санеми, прошедшего вперёд, ему показалось, что он был прав в своих предположениях, пока не подошёл ближе. Он стал внимательнее рассматривать её лицо, и пришёл в ужас, заставляющий окаменеть всё его тело. Санеми не знал, что сказать, как теперь посмотреть в её глаза, которые сейчас были закрыты. В одну секунду ему стало страшно от самого себя, противно. На её щеке, обращённой к нему красовался огромный синяк, который поставил он. Неожиданно Санеми вспомнил это. — Пожалуйста, отпусти меня! — кричала Незуко, смотря на него по-детски наивными глазами. — Заткнись, сволочь меркантильная… — И хлёсткий удар обжёг её щёку. Санеми легко коснулся этого синяка, но Незуко поёжилась, а Санеми убрал руку, боясь разбудить её. Глаза снова начали вглядываться в это лицо, красные глаза и… Синие губы… Сначала Санеми не понял, причину, и только потом до него дошло. В квартире ещё не было нормального отопления, а потому в помещении было ужасно холодно, а она уснула лишь в одном махровом полотенце, которое совсем не согревало. Как долго она проспала так? Почему не вошла ещё раз в спальню? Но только подумав об этом, Санеми понял собственную глупость. Она боялась… Ей было страшно от того, что весь тот кошмар мог повториться. Только как теперь самому Санеми жить с этим? Забыть и стереть из памяти всё равно не получится. Санеми снова посмотрел на неё, даже во сне её лицо было гордым с ноткой высокомерия, даже после стольких страдании, она не казалась беззащитной. И сейчас Санеми понял, из-за чего сорвался. Понял, почему причинил ей столько боли. Её гордый вид, холодность — это вывело его из себя окончательно, именно поэтому он сорвался в эту ночь. Однако даже этим Санеми не мог оправдать свои поступок. Неожиданно ресницы дрогнули, а её большие глаза приоткрылись и посмотрели на него. Санеми ожидал увидеть всё: ненависть, злость, презрение, страх — но не увидел ничего из этого, только какую-то пустоту, повисшую на дне зрачков. В её душе не было ничего, только пустота. Незуко ни сказала ни слова, просто привстала в кровати и посмотрела в его глаза своим пронзительным взглядом, будто желая что-то сказать. Только так и не сказала. Шумный выдох вырвался из её лёгких, и она отвела взгляд, привстав и свешивая ноги с дивана, желая встать на пол. Санеми хотел сказать хоть что-то, но не мог. Губы не могли произнести ни единого слова. И всё, что осталось ему — лишь смотреть в след, уходящей жене. Её движения были неуверенными и заметно болезненными для неё, Санеми хотел было подойти к ней помочь, но вдруг осознал, что только напугает её этим ещё больше. — Незуко, я… — Санеми сам не знал, что хотел сказать. Хотел извиниться? Умолять о прощении? Теперь уже он не знал, потому что её подрагивающий голос перебил его. — Хватит, к чему слова? — спросила она, не оборачиваясь, оставляя ему для созерцания лишь её худую спину. — Мы не забудем эту ночь, — её голос стал непривычно тихим, видимо, сел после долгих вскриков. Холод пробежал по коже Санеми. — Но нам придётся жить дальше, осталось всего 1825 дней. Я не знаю, как мы переживём это? Хотя, вру, — И хоть Санеми не видел её лица, он был готов поклясться, она иронично улыбалась сейчас. — Каждый будет жить своей жизнью. — Для тебя это так просто? — неожиданно для самого себя, спросил Санеми. Ум твердил ему, что сейчас виноват он и стоит заткнуться, но что-то в душе воспротивилось, и от её слов Санеми забыл даже то, что сотворил с ней этой ночью. — А что теперь сложного? — голос выдал лёгкий сарказм в голосе, но в следующий миг она говорила уже серьёзно. — Всё худшее, что могло произойти, уже произошло. Чего теперь бояться мне? Незуко обернулась, смотря на Санеми снизу вверх, а потом болезненная улыбка окрасила её губы. Казалось, прошла вечность… Однако холод, исходящий от неё окутал и самого Санеми. Неужели ей не больно? Почему она не проронила даже слезу? Почему ведёт себя всё также холодно и отстранёно? Все слова извинений, которые были в голове Санеми испарились, осталась всё та же злость, всё могло быть по-другому, если бы она сказала другие слова, однако она лишь разрушила всё. Санеми поднял на неё свой взгляд, а потом его телефон завибрировал, оповещая о новом сообщении, но Санеми не обратил на это внимание, не желая прерывать этот зрительный контакт, возникший между ними, будто это помогало найти сильнейшего. Они просто смотрели друг другу в глаза, ничего не говоря. Казалось, всё растворилось во времени и в пространстве. — Тебе пришло сообщение, — сказала Незуко, не отрывая взгляда. — Знаю. — Наверное, Канаэ волнуется. Не заставляй её переживать, — В глазах Санеми застыл немой вопрос, на что Незуко лишь усмехнулась, чуть отводя взгляд в сторону, будто что-то припоминая. — Ты… — Я видела вас, а потом твой отец представил мне её. Только слепой бы не заметил, что ты влюблён в неё, — с каким-то юмором произнесла Незуко, потирая переносицу. — Да, влюблён и не собираюсь оправдываться, — с нажимом ответил Санеми, не желая признавать поражения. Его убивала её холодность, и только потом Санеми понял, ей было всё равно, абсолютно и безвозвратно. Просто наплевать. — Я и не просила, — с улыбкой сказала Незуко. — Иди, я думаю, она тебя уже ждёт. Она развернулась и хотела было уйти в комнату, но неожиданно у Санеми вырвалось то, что так давно рвалось наружу. — И ты даже не хочешь спросить меня, почему именно она? — молчание. — Потому что, она идеальная, добрая, умная и живая. Я не думал, что можно влюбиться за пару дней, но это так. И если бы я встретил её до тебя, то никогда бы не женился на тебе, потому что мне не нужна такая жена, холодная и неживая. Что в тебе есть настоящего? — Что во мне есть настоящего? — тихо повторила Незуко, а потом повернула голову, встречаясь с Санеми взглядом. — Вот я такая, какая есть, стою сейчас перед тобой, ничем не прикрытая, — неожиданно полотенце слетело с её тела, открывая вид на голое тело. И Санеми просто окаменел. Что она хотела сказать этим? — Вот она я, такая какая стою сейчас здесь. За мной много грехов, недостатков, но я никогда, запомни, никогда не скрывала своих истинных намерений, не прикрывалась святой невинностью. Я такая, какая есть. С неидеальной формой фигуры, с неидеальными чертами лица, я совершаю ошибки, кого-то люблю, кого-то ненавижу. Потому что я живая и я — живой человек. Но ты прав, на тебя мне наплевать. Всё равно, будто и нет тебя и никогда не было в моей жизни. Я стою перед тобой — хочешь убей, для меня это уже не имеет значения. Я не знаю, как ты познакомился с Канаэ, только я уверена, что не всё там так просто и она лишь притворяется ангелом, но это не моё дело. Просто не путай моё отношение к тебе и к другим людям. — Знаешь, я ещё раз понял, что ты не стоишь даже её мизинца… — Санеми ожидал, что она закричит, попытается ударить его, но Незуко продолжала молчать. — Может быть… Кто знает… Иди, наверное, она уже заждалась тебя… Секунда и Санеми молча направился к выходу из квартиры, по пути доставая телефон, Незуко оказалась права, его ждала Канаэ, и он спешил на эту встречу, ожидая свидания с любимой девушкой, однако слова жены не шли у него из головы. — Мне всё равно. Санеми вздрогнул будто от холода, однако не позволил себе задуматься над этим, а вместо этого лишь ушёл, громко хлопнув дверью. Напоследок выдав: — Ненавижу тебя, дрянь…