***
Дверь захлопнулась, а вместе с ней и надежда на то, что что-то измениться. Что могло измениться? Изменить его отношение к себе Незуко не могла, пыталась, старалась, но сил показать этого больше не было, сил делать первый шаг навстречу тоже не было. Не было или не хотелось? Что из этого лучше употребить? Ответ на этот вопрос Незуко не знала. Боль прошила её изнутри, но ни столько моральная, сколько физическая… Всё утро девушка чувствовала ломоту, она будто была куклой, которую сломал невнимательный кукловод. Губы тряслись, а тело покрылось мурашками от холода… Ведь она проспала несколько часов в холодной комнате. Незуко могла взять одеяло, но возвращаться в ту комнату — было просто страшно, что мог ещё вытворить Шинадзугава в таком состоянии Незуко не знала, а потому предпочла мёрзнуть. В холоде, который кажется навсегда поселился в её душе. Теперь уже безвозвратно. Только когда Санеми ушёл, Незуко смогла вздохнуть спокойно от того страха, что охватил её всю, без остатка. И пусть в каждом её слове он слышал твёрдость — это было не так, внутри она вся дрожала от страха, каждой клеточкой своего тела. Свежие воспоминания о той боли были той самой раной, что ещё не успела зажить на израненном теле. Этот разговор мог бы быть другим… Если бы были сказаны другие слова, в душе были бы другие чувства. Но страх, поселившийся в душе Незуко не проходил, и какими бы словами трезвый разум не пытался оправдать его. Ничего не выходило. Эта ночь перечеркнула слишком многое. Слишком. Возможно, Незуко долго бы ещё думала обо всём этом, коря себя, если бы не звонок телефона, разносящийся на всю квартиру. Этот противный писк, который она поставила на мелодию звонка, чтобы сразу находить свой телефон, что очень часто был в режиме: без звука. Дрожащими руками Незуко взяла в руки телефон, сразу смотря на экран, чтобы узнать, кому она понадобилась в такое время. Её глаза уловили лишь знакомое «мама». И что она спросит: как дела? Что ответить? Рассказать правду? Какую? Незуко жутко хотелось выговориться, рассказать кому-то о своей боли, но даже сейчас своим умом она понимала, что разговаривать сейчас с мамой спокойным и равнодушным тоном, обычно не вселявшим подозрений — она просто не сможет. Но, не смотря на всё это Незуко всё-таки ответила на звонок. — Да… — ответила она тихо, стараясь придать голосу уверенности. — Незуко… — протянула мама, обычно она никогда так не делала, но в это раз с ней было что-то не так. И дочь чувствовала это. — Что случилось? — без лишних и ненужных вопросов спросила Незуко. — Объявилась твоя бабушка… Голос в трубке заставил Незуко вздрогнуть. Бабушка. Воспоминания об этом человеке врезались в память Незуко с ужасной силой, картинки прошлых лет замелькали перед глазами, словно калейдоскоп. Судорожный выдох разнёсся по квартире. — Как? — единственный вопрос, сорвавшийся с её губ, голова вновь начала болеть. Такие потрясения один за одним сковывали Незуко, и сил просто не хватало, даже на то, чтобы нормально дышать. — Я не знаю, Незуко, — материнский голос отдавал горечью, и Незуко понимала почему. Мать словно знала, что только старшая дочь поймёт её. Незуко устало потёрла виски, пытаясь прийти в себя, но получалось плохо. — Сколько на этот раз? — задала она прямой вопрос. Слишком хорошо Незуко были известны мотивы «любимой бабули». Столько лет боли, обид не прошли даром. Они показали истинные лица тех, кто, казалось, должен был быть самым близким. — Для нас очень много, — эти слова прозвучали, как приговор. Да, ничего не изменилось. Если честно, у Незуко не осталось никаких эмоций, эта ночь лишила её их. — И на что же ей понадобились такие деньги? — голос Незуко был до ужаса ироничен, а скрыть истерический смех — оказалось невозможным. Он просто лился из неё, словно снежный поток. — Что же захотелось купить на это раз? — Она не сказала, заявила, что ей нужны эти деньги, вот только это ещё не всё… — Что же ещё? — с усмешкой на губах поинтересовалась Незуко. — Её дочь, твоя тётя, ты знаешь её. Она на стороне бабушки. Она звонила мне и отцу, я не знаю, что делать, Незуко… Сердце ухнуло куда-то вниз, а из глаз непроизвольно покатилась слеза. Столько лет прошло, но в глубине души Незуко надеялась, что хоть что-то измениться, однако она ошиблась. Такие люди не меняются, они присасываются, будто клещи, и не отпускают, пока не высосут всё, до последней капли крови. — Я разберусь со всем сама. Они ведь приедут завтра, так ведь? — Молчание было ей ответом. Отец сам не сможет решить эти проблемы. Незуко это знала. — Дайте им мой адрес. Незуко не слышала, что ответила мать, да и не хотела слушать. Унеё не было на это никаких сил, голова итак разрывалась от боли. Наверное, сложно было вспомнить ситуацию хуже этой. Странно, но у неё не было никаких эмоции: злости, грусти — абсолютно ничего, будто внутри только пустота. Умом Незуко понимала, что сейчас ей должно быть холодно, но тело не чувствовало этого. И только трезвый разум дал понять, что придётся решать проблемы, которые никто не собирается решать за неё. Но как бы она не хотела выяснить всё сегодня же, она не могла, ноющая и острая боль, как воспоминание этой ночи всё также не давала покоя. И всё, что Незуко оставалось аккуратно опуститься на пол, стараясь собрать себя по разбитым кусочкам стекла.***
Знаете, порой бывает такое время, когда проходят часы, но ты не замечаешь этого. Человек просто наслаждается временем, не считая его. Тоже было и с Санеми, ему, казалось, что он только встретил её, а оказалось, что прошло уже несколько часов, и он лишь молча смотрел на её улыбку. Любовь? Санеми был неуверен, скорее влюблённость, которую он никогда не испытывал, но сейчас ему было так спокойно. Санеми нравилось слушать бесконечный щебет Канаэ, рассказывающей что-то, как оказалось у них было очень много общего. И как бы странно это не звучало, но Санеми не знал, как смог так сильно привязаться к ней? В какой момент она стала его миром? Приближался вечер, а они всё также говорили ни о чём. Санеми хотел проводить её до дома, но она стыдливо напомнила в каком они с ней шатком положении. — Когда я увижу тебя в следующий раз? — спросила Канаэ, садясь в такси. И Санеми впервые не знал, что ей ответить. Когда? Завтра, через день, неделю, месяц? Он не знал. И Санеми просто молчал, с лёгкой улыбкой смотря на неё. — Не знаю… — наконец ответил он, отводя взгляд. — Я позвоню тебе… — Мы скоро увидимся, я знаю, — мягко продолжила она, касаясь своей рукой его руки. — До скорой встречи… А потом Санеми лишь смотрел вслед уезжающей машине, уносящей от него милого темноволосого ангела. Однако стоило такси скрыться из видимости, Санеми понял одно: он не знает, как вернуться домой, а стоит ли? Что он скажет Незуко? Хотя разве ей нужны его объяснения? Может ей наплевать? Разве не хотел он извиниться, молить о прощении, почему же она молчала? Пусть ударила бы, он стерпел бы, понял, но она лишь усмехнулась. Неужели ей настолько всё равно? Санеми шёл домой, сам не зная, куда бредёт. Перед глазами менялись картины: улицы, дома, только вот мысли оставались прежними. Он не помнил, как поднялся по лестнице, как открыл дверь, словно и не было этого в его памяти. Всё было как обычно. В коридоре его никто не ждал, хотя если тишину можно назвать гостем, то этот гость всегда был в его доме. Только вот на этот раз было слишком тихо, словно никого, кроме самого Санеми в доме и не было. Странно. Санеми прошёл вглубь, но вновь его глаза не увидели ни единой человеческой тени. Наверное, его глаза сквозили непониманием, потому как в его мыслях была полная каша, в которой разобраться не мог даже он сам. Секунда — и Санеми оказался в спальне, но уже не той, что была утром. Нет. Там не было ни одного следа от вчерашнего кошмара, словно и не было той страшной злополучной ночи, которая теперь наверное навсегда в её памяти. Сожаление. Вот, что это было за чувство. Санеми, наконец, понял. Он сожалел о том, что сделал, но умом понимал, что его извинения ничего не изменят. Разве мог он изменить её отношение к себе? Нет. Незуко изначально выходила замуж за мешок денег, быть может она должна была стерпеть и это за такие деньги. И только эта мысль врезалась в голову, как Санеми вдруг сам себе ужаснулся. Неужели он такое животное? Неужели ничего в его сердце не зашевелилось? Да, она была не права, но это не сможет оправдать его поступок никогда. Только вот самое страшное, Санеми не знал, как это исправить. Точнее, понимал, что уже поздно что-то исправлять. Все слова сказаны, а роли сыграны. И с этим ничего не поделаешь. Санеми сел на кровать, и взгляд упал на прикроватный столик, где лежала аккуратно сложенный белый лист, который незамедлительно попал ему в руки. Глаза всматривались в текст, но буквы, казалось, были написаны дрожащей рукой. Или ему показалось? Меня не будет два дня. Твой отец проинформирован, он дал мне разрешение, можешь сам у него спросить. Я знаю, что тебе нет до этого никакого дела, но всё-таки посчитала нужным сказать об этом. Пожалуйста, не приводи сюда Канаэ, потому как если твой отец узнает об этом не думаю, что он останется доволен.***
Санеми снова и снова крутил в руках белый листок бумаги, исписанный красивым почерком своей любимой жены. И вроде бы он десяток раз перечитал эти строки, но всё равно они бередили что-то в его душе. Хотел ли он её увидеть? Определённо нет. Они не знали бы что сказать друг другу, а был ли бы в этом хоть какой-то смысл? А просто убивать друг друга молчанием, что может быть… Злился ли он от того, что Незуко сейчас не здесь? Определённо да. И причину этого Санеми не мог назвать сам. В голове он прокручивал тысячи вариантов ситуаций, которые могли бы возникнуть. Но вот только ни разу его голову не посетила мысль, что Незуко может не прийти и просто проигнорировать. Или это её метод решения проблем? Людей, которые тупо сбегают от проблем Санеми откровенно презирал, считая слабаками, не способными решить свои проблемы. И Санеми был уверен, что его жена оказалась таковой, она не собиралась объясняться, упрекать, а просто встала и ушла, как безэмоциональная кукла. В то, что у девушки могли быть свои проблемы Санеми не верил, да и если честно, то просто не хотел верить. Так просто было проще, так было легче. Было проще отгородиться от неё стеной непонимания. Однако это всё больше и больше грызло Санеми. Он ещё раз взял в руки записку, а потом в его руке оказалась стоящая раньше на тумбочке ваза. Снова аккуратное прокручивание в руках, а затем резкий звон разбитого стекла. Санеми просто швырнул вазу в стену, давая ей разлететься на маленькие осколки, злость бурлила где-то в висках, а кулаки непроизвольно сжимались. А потом лишь дикий крик разнёсся по пустой квартире, словно рычал тигр, загнанный в клетку. — Ненавижу тебя… И всё, что с тобой связано ненавижу! И снова удар кулаком в стену. Казалось бы, больно, только не кулакам — душе. Сколько бы ещё продолжался бы этот выплеск гнева никто не знал. Но звонок в дверь отрезвил Санеми. Настойчивый и продолжительный, быть может Незуко вернулась домой. Санеми быстрыми шагами преодолел расстояние, отделявшее его от входной двери, и резко распахнул её, ожидая увидеть жену, но его ожидания не оправдались. На пороге стоял его отец, глаза яростно смотрели на сына, не смотря на внешнюю холодность, в душе мужчины пылал гнев негодования. И было видно, что он тщательно подбирал слова для своей речи. И единственное, что оставалось Санеми — впустить его в квартиру. — Ты что-то хотел, отец? — издевательским тоном протянул Шинадзугава младший. Откидываясь на стул, стоящий в прихожей. — Хотел бы я другого сына, да бог не дал, — ледяным тоном заявил Киого, подходя в плотную к сыну, заставляя лишь одним взглядом встать с занимаемого места. — Неужели я вновь разозлил тебя? — с сарказмом в голосе уточнил Санеми, пытаясь понять смысл высказывания отца. Раньше было больно, теперь всё равно. И гневный взгляд сына послужил мужчине ответом. — Знаешь, я думал, что в тебе после свадьбы кое-что изменится, но ошибся. Ты всё тот же, что для тебя главное? Деньги? Любовь? Неужели ты не извлёк уроков из своей жизни? — Нет, это был не крик, это было отчаяние в голове Киого, разочарование. Он пытался многое дать ему, но взамен не получал ничего. — Конечно, тебе бы нужна была такая дочь, как моя стерва жена, да? Такая хорошая Незуко, для которой в жизни нет ничего важнее их, которая наплевала на всё, лишь бы жить в золотой клетке? — голос Санеми сорвался на крик, и казалось, эти слова он просто выплёвывал отцу в лицо. Но в следующую секунду рука Киого опустилась на шею сына, и сжала её со всей силы, наклоняя вперёд, до боли. А потом лишь грубый голос отца, разъярённого до предела: — Не смей о ней так говорить, понял меня? Потому что я бы многое отдал за то, чтобы она была моей дочерью, такую девушку надо поискать, жаль только ей во многом не повезло, но с её мозгами, она это наверстает, а ты придурок, который видит лишь то, что лежит на поверхности. Что ты о ней знаешь, чтобы так говорить? Ты хоть раз подумал, какого ей? Нет, потому что ты — чёртов эгоист. А она, в отличии от тебя, нет. Потому что она, несмотря ни на что, покрывала тебя и перед родителями и передо мной, отлично зная правду. И не думай, что я поверю, что синяк на её щеке случайность. — Значит, уже растрепала? — усмехнулся Санеми, попытавшись вскинуть вверх шею, но у него не получилось выбраться из сильной хватки отца. — А тебе то какое дело? Это наша жизнь? Ты сам обеспечил ей это будущее, чем же теперь не доволен?! Что не так?! — Я не думал, что мой сын — такое животное, — с сожалением в голосе ответил Киого. — Только вот узнал я не от неё, она до последнего тебя покрывала, однако я не поверил. И по твоим глазам вижу, что не зря, — неожиданно отец одним резким движением отбросил сына на пол, смотря на него сверху вниз. — Ещё раз узнаю, что ты хоть пальцем её тронул, разбираться будешь со мной, понял меня? — Понял, — сдавленно ответил Санеми, смотря на властный взор отца. Он не боялся его. Более того, Санеми прекрасно знал, что может легко дать отцу отпор, вот только останавливало его одно. Останавливало то, что Санеми прекрасно знал, что свою злость отец тогда выльет на мать, как бывало раньше, а этого Санеми допустить не мог. Киого вынул из кармана пиджака какой-то свёрток. — Помни об этом, и ознакомься на досуге, — проговорив это, Киого бросил ему в руки свёрток и, громко хлопнув дверью, ушёл, не оставляя от себя и следа. Санеми не хотел смотреть на переданное послание его отца, но руки всё же потянулись к нему. Только вот ухмылка пропала с лица, а в глазах блеснуло непонимание, потому что в его руках были их фотографии с Канаэ, сделанные сегодня, и явно не его отцом.***
Незуко долго раздумывала над своим решением. Как правильно поступить? Что сказать? Миллион вопросов. И ни одного ответа… Возможно, этой ночью ей стоило поговорить с Санеми, однако Незуко не желала видеть его ни одной клеточкой своего тела, до сих пор болевшего от его прикосновений. Шаги и сейчас давались ей с болью, хотя прошло уже несколько часов, синяки покрывали тело, а краснота так и не сошла с щеки, не смотря на тональник, использованный ею. Обида и боль теплились в душе. Наверное, поэтому Незуко не предпринимала попыток понять его. Хватит. Надоело. Почему она должна всех понимать? А кто поймёт её? Одни риторические вопросы. Переждать у родителей несколько дней. Этот вариант показался бы Незуко самым глупым, сложно представить, что будет с отцом, если он увидит её физическое состояние. Те проблемы, которые тогда нависли бы над ним Незуко не хотела представлять и в страшных снах. Хотя сейчас у них с матерью свои разногласия, и скорее всего никто не обратил бы на неё внимания. Однако рисковать девушка не собиралась, слишком многое стояло на кону. Задумавшись обо всём этом, Незуко не заметила, как такси привезло её к нужному адресу. — Девушка, мы приехали, — коротко оповестил водитель, и Незуко понимающе кивнула, собираясь выходить, но голос водителя остановил её. — Извините, может это не моё дело. Однако у вас всё в порядке? — Мне кажется, что это не входит в прерогативу ваших обязанностей, — резко ответила Незуко, и только потом до неё дошла горечь сказанных ею слов, и она смягчилась, понимая свою ошибку. — Простите меня, пожалуйста, просто у меня некоторые неприятности, вот я и срываюсь на людях. Не думаю, что говорю. Извините, ещё раз. Но таксист лишь как-то грустно улыбнулся, и Незуко разглядела в нём молодого парня, который слегка нахмурился, услышав её ответ. — Ничего, я в своей жизни и похуже слова слышал. Наслушался, — спокойно ответил он, будто что-то вспоминая. И какая-то грусть пролегла в его глазах. — А вы не переживайте, есть в жизни и чёрная полоса, но когда она закончится, то наступит и белая. — Может быть. Вы молоды, почему работаете в такси? Подработка? — неожиданно для самой себя спросила Незуко, всё также не отпуская ручку двери. — Да, — он замолчал. — Чёрная полоса моей жизни. — Почему? — невольно поинтересовалась Незуко, откидываясь на спинку кресла. — У меня сестра болеет. — С тяжёлым вздохом ответил молодой человек, приоткрывая окно, и доставая сигарету. — А на операцию нужны деньги. Вот только где взять такую сумму. Я не имею даже представления. Моей зарплаты хватает лишь на лекарства, которые не дают ей умереть. — И сколько стоит операция? — с какой-то болью в голосе поинтересовалась Незуко, она знала эту боль. Чувствовала. — Если переводить в евро, то семь тысяч, — с разочарованием произнёс парень. — Ладно, вам наверное пора. Не нужно вам из-за меня расстраиваться. Всё проходит, я уже просто смирился, и ничего не могу с этим поделать, принял. А у вас всё ещё будет хорошо. — Наверное… В какой больнице лежит ваша сестра? — бегло уточнила Незуко, доставая из сумочки телефон. — Скажите номер счёта. Вы ведь знаете его наизусть, так? Парень удивлённо вскинул брови, но сказал ей то, что она просила, а через пару минут просто посмотрел ей в глаза. — Скоро главный врач больницы свяжется с вами. Мои знакомые полностью оплатят счёт, — сказала Незуко, грустно улыбаясь. — Я ведь не знаю, когда смогу отдать вам эти деньги… — честно признался парень, почему-то веря её словам, хотя на то не было видимых причин. — Мне они не нужны. Я не отдаю вам последнее… Моё горе из-за этих бумажек, и я не хочу, чтобы вы страдали из-за них. Просто будьте счастливы… Сказав это, Незуко быстро вышла из машины и захлопнула дверь, удаляясь прочь. И парень не успел даже оглянуться, как её уже не было рядом. Лишь только телефон завибрировал в кармане куртки. — Да, — рассеяно ответил таксист, сжимая в руках руль. — У меня для вас радостная новость Томиока-сан! Мы сможем сделать операцию вашей сестре… Сердце пропустило удар, и глаза парня стали выискивать в темноте ночи незнакомку, но её уже не было. Она просто ушла.