Начало вращения

В пещере раздавались шаги. Они раньше были слишком тихими, но сейчас стали заметно различимыми. И можно расслышать громкое дыхание от раннего быстрого бега: пришедший жадно хватал воздух ртом. Вдруг загорелся маленький огонёк вдали сводов, ведущих наружу. Пленник зажмурился от рези в глазах и инстинктивно бряцнул цепями, пытаясь отпрянуть подальше: он не видел света уже очень много времени. Несколько недель, месяцев или больше? Кто знал? Его изредка кто навещал. А те, кто это делал, рассказать уже ничего не могли. Желудок свело судорогой. Он, с кандалами на руках и ногах, подтянул колени к груди, силясь слиться со стеной. В сухом рту набежало совсем немного слюны. Зрение подводило, но не только из-за большой темноты, которую постепенно развеивал свет маленького огонька. Мутные пятна перед глазами плясали неясными вспышками красного, зелёного и жёлтого от почти каждого, даже самого лёгкого, движения. Сознание то проявлялось, то исчезало. Как и слух. Баланс на грани. И тяжело было не впасть в ту крайность, от которой разум бы покинул насовсем и мир перед глазами настигла бы всепоглощающая темнота. Свет осветил малую часть его тела: закованные руки и ноги, кожа на которых была похожа на высушенную мякоть сливы: сморщенную, облепившую бывшие когда-то полными крепких мышц кости. Босые ступни сдвинулись чуть назад, давая звону цепи, держащей его здесь как бешеную псину на привязи, снова разнестись по пещере. «Глупый мальчишка… убить бы его, и тогда будет еда. Он явно получше забредающих сюда полёвок», — об этом размышлял безумец, когда юноша вынул из рукава одежд булочку, с крепления у пояса — горлянку с водой. Тот собирался спокойно поесть, но, увидев его в цепях, замер. Юнец шарахнулся назад, когда он дёрнулся в его сторону. Огонёк в детской ладони колыхнулся от движения. В отражении приблизившихся незнакомых глаз — ввалившиеся почти полностью щёки. А в собственных — разгорающийся пожар болезненного безумия с лёгким проблеском оставшейся части нетронутого временем разума. — Ты кто? — юнец постоял так опасливо, ожидая ответа. А не получив его — разделил выпечку пополам. — Если не выдашь меня… То я буду приходить и подкармливать. Хочешь? В разинутом рту — пара сломанных по бокам зубов и провалы там, где их выбили. То была улыбка, от которой мальчишка дрогнул. Трясущаяся ладонь, от холода ли или голода, просяще потянулась к ребёнку. Недолго думая, тот быстро вложил в неё половину угощения. А напившись самостоятельно — дал ему и горлянку, где осталось чуть больше половины воды. И отошёл как можно скорее. Булка была не очень свежей, ей наверно около трёх или четырёх дней: вся чёрствая, и только серёдка — мягкая. Заключённый просто неверяще глядел некоторое время и потом быстро вгрызся в её мякоть. Горячие слёзы полились по измождённому лицу. Ребёнок приходил к нему ещё много раз, и в каждый из них жертвовал еду и питьё. Тихим голосом, от нечего делать, делился с ним тем, что видел сам последние дни: «Небо ясное было сегодня, но погода отвратная. Возможно ночью будет очень холодно и промозгло». И в одну из самых свирепых ночей, когда вся округа мёрзла от снежной бури, он тоже пришел. — Я стащил меховую накидку из женского павильона. Хотите? Руки, которые очень давно не ощущали нормального тепла, соприкоснулись с мягким лисьим мехом накидки с капюшоном. — Как тебя… зовут? Кто твой… учитель? — было очень сложно собрать в голове эти слова и произнести. Нормальные слова, которые смог бы понять кто-то другой, которые понимал бы он сам. Когда безумие наконец немного отступило, как и частые приступы боли. — Господин Жун Сюань, меня здесь называют Юмэн. «Жун Сюань — подумал заключённый — верно, я именно Жун Сюань». Поняв, что кто-то знал его имя, помнил его до сих пор, он тихо рассмеялся и закашлялся сразу же, кутаясь в принесённую Юмэном одежду поплотнее. А ещё его не проклинали и не желали скорейшей смерти. Юмэн просто подтолкнул к нему очередную, явно украденную, порцию еды и согрел с помощью ци раздобытое где-то вино, после которого Жун Сюаня практически сразу же сморил сон. Он был в тепле, в кои-то веки нормально поел, хоть и не досыта… И ужасов наяву стало в разы меньше. Но не во сне.

***

Последнее, что он ясно помнил о минувших давно днях — лицо Юэ Фэн. Исказившееся мукой и слезами. Юэ Фэн была для него всем, хотя наверно он никогда не ценил её так, как она того заслуживала. Идея познания техники, украденной у учителя, захватила его полностью. Каким же он был глупцом. В один момент он был практически мёртв. Ощутил, как все краски померкли перед лицом, когда верные друзья в ужасе прекратили поддерживать в начинании, отговариваясь кто кланом, кто беременной женой, кто низкими способностями, но… среди них не было неспособных. Все они — Гао Чун, Чжао Цзин, Шэнь Шэнь, Чжан Юйсян, Лао Юй — выходцы из пяти великих кланов, Лао Лун — создатель ключа к Арсеналу и великолепный мастер по созданию механизмов своего поколения, Юэ Фэн — одна из лучших целительниц, уступающая лишь появившейся недавно первой ученице Долины Целителей. Из всех них, бывших рядом, осталась только Юэ Фэн. Милая и родная, которая уложила его голову себе на колени после того, как техника сыграла с ним злую шутку, и запечатала меридианы. А вместе с ними и его дух, не давая окончательно перейти за грань. Жун Сюань слышал, как она говорила: «А-Сюань, я принесу трактат, что спасёт тебе жизнь… Чего бы мне это не стоило принесу. Дождись меня». Прознавший о постигшей его участи Лун Цзюэ кинулся за помощью к какому-то своему другу, который странствовал вместе с женой. А Жун Сюань лежал и ждал в полубеспамятстве. Вроде бы как один. Но рядом чувствовалось какое-то угрожающее копошение с двух сторон. К сожалению, у него не было даже сил повернуться, чтобы посмотреть на вторую фигуру именно в тот момент. Но первая в упор глядела на него и усмехалась: невообразимо высокий мужчина в чёрных одеждах с высокой шапкой на голове, со зловеще звенящими цепями в руках. Он ничего не говорил. Но один его вид внушал животный страх. А Жун Сюань не мог даже отвернуться или моргнуть: глаза жгло, но всё тело, из-за попытки Юэ Фэн сохранить ему жизнь, не слушалось. Грудь плавно опускалась и поднималась, тёмная тень мужчины подпирала собой запечатанный проход в Арсенал, завывающий внутрь пещеры морозный ветер пробирался под кожу и в кости. Образ страшного мужчины двоился уже перед взором, но надпись на его шапке оставалась такой же чёткой, как и ранее: «Пришёл твой час». Тёмная фигура наблюдала за ним и когда пришла Юэ Фэн, но вскоре исчезла, будто её и не было. Его милая Юэ Фэн кого-то убила ради него. Только чтобы вернуть к жизни. Это понимание пришло как-то само по себе во время проводимой ею техники, когда чужеродная часть, какая-то искаженная сила слилась с его собственной сутью. А потом он просто заперся в Арсенале и пытался постичь вторую часть мантры Люхэ, пока Фэн-эр стучалась кулаками в запертую наглухо изнутри дверь. Он выбежал оттуда когда было слишком поздно. Когда услышал дикий отчаянный крик, и увидел её уже с окровавленным вспоротым животом. Её, стоящую на коленях. Заваливающуюся на бок. «Сюань-гэ…» — улыбнулась она жалко ему, только разглядев. Невозможно было не кинуться к ней. Но он — совсем не целитель. «Кто это сделал, Фэн-эр? Кто, я тебя спрашиваю?!» Её глаза расширились в страхе, глядя куда-то за спину. А рядом — знакомое копошение того, кого Жун Сюань не мог разглядеть, лёжа ранее без движения. Он даже не успел оглянуться, как невидимый им противник попытался убить и его. Чжао Цзин. — Господин Жун! Господин Жун, у вас снова лихорадка, очнитесь! Открыв глаза, Жун Сюань вцепился в шею подошедшего слишком близко мальчишки, который, как и Фэн-эр когда-то, выхаживал его. Глупый и мелкий никчемный малец, прячущийся около него, потому что в его обитель призраки боялись заходить больше всего. Некоторых в качестве наказания даже когда-то бросали к нему в пещеру связанными, и тогда, в приступе искажения ци, он их убивал. На следующие сутки об этом свидетельствовали их безмолвные тела, сам он ничего не помнил. Ни того, что говорил им, ни того, что именно они кричали. Но иногда, во сне, он мог воспроизвести отчаянные стоны и мольбы Юэ Фэн. Это было самым большим наказанием за всё, что он когда-либо совершал. Пока он раздумывал, юнец умудрился поразить его болевые точки, и руки повисли безвольными плетями. Жун Сюань решил, что слишком часто впадал в какую-то прострацию. Единственное что он знал — он был не достоин жизни. После смерти Юэ Фэн всё стало бессмысленным и серым. Они мечтали о совместном ребёнке. Хотели помогать вместе людям. Давать знания тем, кому они были недоступны, потому что школы совершенствующихся не всегда брали бедных себе в ученики, и этим лишались многих талантов. Глупые идеалисты, так бы сказал его несравненный учитель Е. Сейчас Жун Сюань бы с ним согласился. Какая трата времени впустую! Современным школам и кланам не нужны были новые таланты. Они хотели и хотят себе лишь авторитета, денег и почитания. — Снова кошмар, господин Жун? — врезался в мутное сознание голос. — Он может стать твоей жизнью, если не прекратишь наведываться сюда, малыш, — пробормотал он тихо ему в ответ. — Вы меня не сильно удивите. Я ожидал увидеть реального демона во плоти, но передо мной лишь истерзанный мешок из плоти, костей и сожалений с парочкой выбитых зубов. Что вы реально можете сделать? На пробу Жун Сюань подёргал ногами цепи. Щенок, пока он был без сознания, к ним лихо добавил новые. Более прочные. Здесь чувствовалось мастерство Сунь Дина — разве что он со своей ладонью ракшасы мог такое сделать. Даже характерные следы пальцев остались на металле. Наверно мальчишка стащил эту цепь у него. Он усмехнулся. — Ты слишком нагл… — Господин Жун, вы вообще помните, как выглядит свет снаружи? Когда лучи прорывались сквозь мелкие выбоины, то казались ослепляющими. От них было больно глазам: даже невозможно раскрыть их полностью, потому что они всегда при нём начинали слезиться. Свет теперь был равен для него боли. Но хотелось бы попробовать взглянуть на небо как раньше: без забот, без сожалений прошлого. Как… свободный человек. — А увидеть луну хотите? — добивал его Юмэн. — Почувствовать ночной ветер? Запах трав? Шелест травы под ногами и мягкость тёплого песка? Представив это, Жун Сюань взгрустнул. Шелест свежей травы, покрытой утренней росой, запах ветра, доносящего дым костра, насыщенный ароматами воздух, тепло под ногами… Когда он последний раз ощущал всё это? Ответ всплыл в один миг: когда юная Юэ Фэн в Долине Целителей позвала его рыбачить. Река там была горная и ледяная, но песок летом — почти обжигающе горяч днём, а по вечеру был как парное козье молоко. И пряди её волос, напитавшиеся солнечными лучами, которые он расчёсывал ей, когда прическа растрепалась... В ветре, в песке, в солнце и луне — в каждом даре природы чувствовалась частичка его Юэ Фэн. Доброй и жестокой, мягкой и жёсткой, но верной ему всем сердцем. Верной от начала его безумных идей и до самого конца, когда эти же идеи и сгубили её. Не зная того, Юмэн надавил на самое больное. С его пальцев вдруг сорвалась загоревшаяся ниточка ци и метнулась к груди, вызывая резь между рёбер. Так исцелялись раны, которые он сам себе нанес во время очередного кошмара. — Если будете верны мне — увидите всё это вновь. И отомстите. — Мудрецы говорят, что месть разрушает, — он сам не верил, что озвучивал подобную банальность. Даже не помнил, какие именно мудрецы произносили такую чушь. — Мы — в Долине призраков. Где вы нашли мудрецов, чьи слова и законы имеют вес здесь? Он решил помочь ему из жалости. А ещё потому, что тот его кормил и стал первым за долгое время собеседником. Ничего более, так считал Жун Сюань. Пока не увидел через пару лет, как тот поставил на колени самых кровожадных преступников Долины Призраков. Пока не понял, почему они покорились ему. И тогда склонился сам. «Я продал душу настоящему дьяволу», — с ужасом и одновременно с восхищением, с насмешкой над самим собой подумал он потом, когда собственные колени, ранее сопротивляющиеся, добровольно столкнулись с каменным полом в Зале Яма, а руки сами по себе распростёрлись впереди. В низком, третьем поклоне юнцу, которого жалкие призраки прозвали Многоликим.