Начало вращения

Лю Цинцяо побаивалась Многоликого. Хотя он выделил ей очень даже хорошие покои: за одним из проходов в Зале Яма было несколько комнатушек, каждая из которых запиралась на засов с внутренней стороны. В её комнате также была неплохая кровать, только зеркало рядом с ней вызывало неприятную дрожь: после того, что с ней случилось, зеркала не внушали никакого спокойствия. Он наказал принести побольше ей кадок с водой, мыльного корня, выделил полотенца, качественную, неизвестно откуда взявшуюся, женскую одежду. Возможно ей их передала та Цзю-Цзю, которую она видела, но вряд ли бы тогда сам Хозяин Долины приносил её... Настороженность не отпускала, но всё же Лю Цинцяо быстро вымылась тогда и легла. Сон долго не шёл. А в двери никто не ломился. Никто не пытался что-либо отобрать и испортить, пускай у неё теперь ничего и не было. Она лежала с закрытыми глазами, стараясь вслушаться в звуки, но... всё было тихо. Спокойно. Ни один лишний шорох не прозвучал. Поутру же она вышла вновь в Зал: все, находящиеся в нём, были настороженными по отношению к ней. Сюэ Фан, после приключившегося, старался обходить её по широкой дуге. Цзю-Цзю не появлялась пока. Многоликого поблизости тоже не было. С «А-Сяо» и «Мин-гэ» она сама даже толком не разговаривала ни разу, не считая первого дня, когда их встретила. А больше никого тут Цинцяо и не знала. — Эй, бездельники, еда — в чане! — крикнул заглянувший внутрь худощавый высокий мужчина в багряных одеждах. — Сам ты бездельник, скорбящая гнида! — бросил ему неприязненно Сюэ Фан. — Висельник, вот ты дождёшься, и я всё же придушу тебя собственными руками. — Ну давай проверим что прочнее: мои сети или твои болезненные лапы! Мужчина в багряных одеждах усмехнулся и, начав закатывать объёмные рукава, ступил целиком в Зал Яма. Цинцяо заметила, что на его щеке, под стать цвету одежд, было приметное родимое пятно, напоминающее отпечаток ладони. Все, находившиеся в Зале, постарались отойти подальше к стене, чтобы вдоль неё безопасно выбраться наружу, где их дожидалась утренняя кормёжка. — Ну давай, Сунь Дин, сейчас ты у меня попляшешь... — Сюэ Фан выхватил серебряные тонкие нити, и Цинцяо, не знавшая куда ей деваться, отступила на шаг. Привлекая этим внимание двоих оставшихся призраков. Сунь Дин, поначалу с усмешкой кинувший на неё взгляд, вдруг замер: насмешливость почему-то слетела с его лица. Неожиданно поклонившись, он как будто доброжелательно поинтересовался: — У нас появилось пополнение в виде прекрасных дам? Сюэ Фан будто весь побледнел, увидев Цинцяо. После приказа Многоликого и преподанного им урока в один из первых дней в Зале Яма, ей неловко было глядеть на Призрака Висельника. Сам Висельник вдруг натянул покрепче нити в руках и, отступая чуть дальше от Цинцяо, не скрывая злорадства бросил Сунь Дину: — Госпожа Лю тебе и рожу разукрасить может. — Так вот почему ты вдруг похорошел? — обернулся на него Сунь Дин, — тебе идёт! Искренне благодарю, госпожа Лю, — глянул тот на неё и рассмеялся, на что изуродованное лицо Сюэ Фана исказилось яростью. — В таком случае... Скорбящий призрак не успел договорить, как послышались тихие шаги. Оглянувшись, Цинцяо поняла, что это был Многоликий, вышедший из одного из проходов, ведущих в Зала Яма. — Сунь Дин, цепи сделал? Сюэ Фан, а ты, наверно, уже выполнил моё поручение? Они оба переглянулись и, каждый попрятав то, чем собирался биться, склонились перед ним. — Приветствую Хозяина Долины. Цепи, как и еда, уже готовы. Сюэ Фан, пробормотав приветствия, последовал примеру Сунь Дина, доложив о выполнении задания. Цинцяо на всякий случай тоже опустила голову при появлении Хозяина. — Тогда я искренне не понимаю, почему вы вновь собачитесь друг с другом, когда у меня всё ещё нет доклада на руках. Сунь Дин с опаской пробормотал извинения. Сюэ Фан невольно задрожал. — Чтобы доклады были у меня в конце дня. Цинцяо, — обратил тот внимание на неё, и она, понадеявшаяся уже, что про неё не вспомнят, вздрогнула, столкнувшись с его ледяным взглядом. Однако выражение лица Многоликого не переменилось. — Пойдешь со мной. Как оказалось, сочувствующие прощальные взгляды Скорбящего призрака и Призрака Висельника ей вслед имели под собой причину. Многоликий повёл её в сторону бамбукового леса, не стремясь разрушить повисшего между ними тягостного молчания. Почему-то она ожидала, что тот спустится с ней вниз, к подножной деревеньке, и уже ощутила страх, однако их путь окончился на опушке. Остановившийся вдруг Хозяин Долины вынул кинжал и развернулся, протягивая его ей. Не зная, как реагировать, она несмело приняла лезвие. Чужая ладонь резко взметнулась к горлу, и Цинцяо отшатнулась, но почти запуталась в ногах от неожиданной атаки. Ладонь Многоликого застыла в цуне от её шеи. — Над реакцией, конечно, надо поработать ещё... — Хозяин Долины выглядел разочарованным. — Лю Цинцяо, — устало вздохнул он, отступая, а она покрепче схватилась за оружие, не зная чего ожидать, — если ты останешься здесь, тебе нужно будет научиться защищаться всем чем можно: руками, ногами, словами. Призраки понимают только силу. Ты хочешь быть игрушкой на потеху или той, с кем стоит считаться? — Второе, — она ещё сильнее прежнего стиснула кинжал. — Тогда нападай: попробуем что-нибудь сделать с твоей координацией для начала. Сказать, что у неё потом были отбиты напрочь все голени, значит не сказать ничего. Многоликий вдруг решил её учить. Вынув угрожающе выглядящий меч из-за спины — срубил ветвь бамбука. И Цинцяо пришлось увиливать от его попыток ударить её ей. Он целился в ноги, подсекая, заставлял потом носиться по всей опушке. Совсем измученная под конец дня Цинцяо не чувствовала толком многострадальных конечностей. И даже нормально не поела, как она потом поняла, когда наконец вернулась в свою комнату, где на тумбе перед зеркалом её дожидалась оставленная кем-то остывшая каша. Почти каждый день ей приходилось ходить за господином на опушку и тренироваться. Многоликий двигался по нарисованному ногой на земле кругу вроде расслабленно, но, в то же время, стремительно: с юга на северо-восток по дуге, оттуда — наискось, на юго-запад, оттуда — снова по дуге, но уже на север. Это было похоже на вихрь, на движение ветра... — «Движения по восьми триграмм» тебе о чем-нибудь говорит? — остановился он. — Господин начитан. Цинцяо таким похвастаться не может, — покачала она головой. Он пытался заставить её так же стремительно передвигаться. Нельзя сказать, что тот был ею доволен, ведь его губы почти всегда негодующе поджимались, и он на мгновение прикрывал глаза, будто очень хотел развернуться, бросить эту затею и уйти. Несмотря на то, что Многоликий порой носил разные маски на лице, его мимика всегда давала Цинцяо понять, кто именно стоял перед ней. Она сама не теряла надежды. Ведь ей больше не хотелось просто безучастно смотреть на то, как кто-нибудь разрушал её жизнь, не в силах этому помешать, как уже было когда-то. Спустя много месяцев у неё что-то даже стало получаться. Её не звали на общие собрания до поры до времени, но сам Многоликий, когда не изнурял её тренировками, — а, как она потом выяснила, он ещё третировал и других — порой стучался в её комнаты и обучал своему искусству перевоплощения. В один из таких дней, спустя несколько месяцев, он ей принёс на выбор несколько шпилек. — Ты уже не дитя, но, насколько мне известно, у тебя нет родных, чтобы пройти церемонию волос. Учитывая то, что ты училась у моего учителя и у меня самого… Хочешь ли ты?.. — Разве церемонию не должна проводить женщина, господин? — Должна. А ещё она по канонам должна приходиться тебе родственницей. Цзю-Цзю явно не подходит под эти критерии, а остальные женщины Долины были истреблены вместе с предыдущими Хозяевами, — тихо сказал он, омывая руки в принесённой пиале. — Тебе уже должно было исполниться пятнадцать, а всё ходишь, как дитя, с косами. Мы всё равно не принадлежим внешнему миру. А так… я смогу защитить тебя, даже если призраки подумают что-то не то. Но, если хочешь, я могу позвать и Цзю-Цзю. За горем от неудавшейся жизни ей было не до традиций. Но всё её существо вдруг воспрянуло и затрепетало от затаённой радости. У неё не осталось родных, и Многоликого она к ним не относила. Но сейчас появилось понимание, что тот, пускай и скупо, уж как умел, предложил... позаботиться о ней. — Спасибо. Но, пожалуйста, проведите её сами. Он дал ей на выбор много разных заколок. Лю Цинцяо, немного дрожащими пальцами, сама расплела перед ним свои косы. И надлежаще прочесала гребнем. — Смотри, — указал он на деревянные украшения, каждое из которых имело один зубец. — Какую ты хочешь? Выбор был сделан не думая. Ей было важно, что хоть кто-то в её жизни, хоть раз, помимо родителей и старого мастера, отнёсся по-человечески. Помотав головой, Лю Цинцяо слабо указала на ту заколку, которая была ближе всего. — Ты понимаешь, что теперь к тебе отношение призраков изменится? — Понимаю, — её будто тряхнуло, когда головы коснулись чужие руки. Это было настолько непривычным, что она вновь вздрогнула. Трогать волосы обычно можно было только тому, кому доверяешь. Доверяла ли она Многоликому? Сквозь мутное от невольно подступивших слёз зрение, она глянула в зеркало на то, как осторожно перебирали её пряди, составляя прическу. Без лишних движений, без косых взглядов, полных отвращения, к которым она уже привыкла и которых подсознательно ждала. И решила, что ради этого человека или призрака действительно пойдёт на всё. Наверно поэтому многие из призраков говорили: «Преданность или смерть». За такое отношение к ним, отверженным всем остальным миром, можно было и умереть, не страшась. Лю Цинцяо подумалось, что такого вряд ли дождётся какой-либо император. Потому что Многоликий во всем цзянху был только один. — Теперь, даже если кто замыслит недоброе, он будет знать, что ему придётся иметь дело со мной. Лю Цинцяо смотрела в зеркало на собранные в пучок волосы, скреплённые деревянным украшением с узорами. — Ты дашь мне взрослое имя? — Мы сделаем по-другому. Скорее я дам тебе домашнее имя. Потому что для всех ты уже известна как Лю Цинцяо. Как насчёт… Мэйлин? Нефрит сливы. Или нефритовая слива. Лю Цинцяо помотала головой. Какая же она слива, к тому же нефритовая? Когда-то Юй Цюфэн встречал её у порога дома и укрывал своей меховой накидкой, сам оставаясь мокнуть под летящим мокрым снегом. Мех снежной лисицы согревал шею и щёки, в то время как болезненные пальцы Юй Цюфэна были в трещинках на огрубевшей коже — он тяжело переносил зиму, но ради Цинцяо приехал в глушь, подальше от основной резиденции своего дома. И тоже говорил о том, как она красива, как похожа на изысканный нефрит. — Я скорее обугленная ветвь. Простите уж, господин, — она понурила голову, не решаясь встретиться с его взглядом через старое круглое медное зеркало. — Цинцяо. Красота не только снаружи, но ещё и внутри. А внутри ты как настоящий нефрит. Наверно когда-нибудь Лю Цинцяо поверит ему и действительно почувствует себя соответственно новому имени: незапятнанной ничем, играющей на солнце бликами и нежной душой как лепестки цветов сливы. Сейчас же она чувствовала благодарность за эти слова. Даже если они были лживы.