Начало вращения

Немой малыш носился не уставая. Просто наворачивал круги один за другим вокруг украшенного тканями каменного трона бывшего Хозяина Долины, который после него никто так и не удосужился хотя бы немного видоизменить. Наблюдение за расшалившимся мальчишкой вызывало у Цзышу головную боль и лёгкий приступ тошноты. А самому ребёнку всё было нипочём: ему сделали резную бабочку на бамбуковой ножке, и тот бегал с ней довольный, улюлюкая. — Господин Многоликий… — обратился к Цзышу тот, кого прозвали то ли Ловеласом, то ли Развратником. Он раньше его не сильно замечал, особенно когда были времена Большой Тройки. Мазнув незаинтересованным взглядом, Цзышу услышал вдруг звучное «Вууу! Вшух! Вшух! Тпфррр!» и поспешил прикрыть глаза, притворяясь спящим. Мелкий вихрь на коротких ножках пробежал мимо, завершая очередной круг. — Не обращайся ко мне, — пробормотал он едва слышно. — Меня здесь нет. Ещё совсем недавно этот малец сидел и выл, пока он не раздобыл эту игрушку среди кучи других, сломанных. Ради него он уговорил Жун Сюаня их мастерить на постоянной основе, в несчётном количестве, за что тот его по несколько раз на дню проклинал последними словами. Пришлось пообещать раздобыть хорошее вино. Много вина. Кувшинов пять, и все они должны были быть разными. Иногда он искренне ненавидел Жун Сюаня. Его вечно приходилось подкупать. В любых мелочах. Но, надо отдать должное, тот был чуть ли ни единственным, кто мог по несколько сяоши подряд сидеть, не разгибая спины, и что-то мастерить. Когда не было приступов. Развратник недоумевающе посмотрел на своего Хозяина, но ничего не успел сказать или сделать, потому что мелкий мальчишка, на очередном кругу, налетел на него. И врезался он прямо вместе с бабочкой, которую держал в руках, отчего та, при столкновении, сломалась. Чжоу Цзышу обречённо застонал от досады. Ребёнок, закономерно, протяжно завыл. — Аааа! Уааа! Цзышу думал, что совсем скоро у него разовьётся нервный тик. Или искажение ци. Или защемит какой-нибудь лицевой нерв. Он бы предпочёл, чтобы это произошло в том положении, когда нельзя было бы раскрыть глаза. Чтобы иметь возможность не лицезреть весь этот бедлам. Он дико устал от такой жизни. А сейчас была прекрасная пора пробуждения, и один далёкий травник наверняка выбрался в лес за своими лекарствами… — Если не хочешь лишиться конечностей, то приведи Цзю-Цзю. Немедленно, — процедил он, приподняв убийственный взгляд. Развратник поспешил скрыться, но даже так успел услышать: — Сейчас твоя мама придёт. Не реви! Кому говорю — не реви! Боги, да почему ты такое наказание… со всем Диюем было бы легче справиться, чем с тобой. Так… Проходивший мимо Сунь Дин решил заглянуть в Зал Яма. Скорбящий Призрак увидел, как наводящий на всех ужас новый Хозяин Долины отобрал несчастную палку, с которой свешивалась сломанная бабочка, и пытался прикрепить одно к другому каким-то шнурком. Но, конечно же, его заметили. Или… Скорее Хозяин подумал, что вернулся убежавший второпях Развратник, который даже не поздоровался с Сунь Дином, а бежал так, будто в него сейчас полетят и огненные стрелы, и ядовитые змеи помчатся, изучившие искусство цигуна не хуже героя цзянху… — Ты! Да, ты! Приведи Жун Сюаня! А то я тебе не только ноги, но и член сломаю! Услышав такую угрозу, Скорбящий Призрак заторопился выполнить приказ. Не имело значения: спутали его с кем-то или нет. После введения правил и практически неукоснительного им следования всеми, здесь живущими, он уже понял для себя, что бывшее развлечение Варвара слов на ветер не бросало. Хорошо, что он вовремя встал на его сторону, пускай и невольно. В Долине стало немного спокойнее. До тех пор, пока Цзю-Цзю не показала своего отпрыска Многоликому. От перепадов настроения Хозяина страдали все, как минимум словесно. До членовредительства, в прямом смысле, ещё ни разу не доходило, однако, учитывая недавнюю угрозу… Кто мог бы сказать наверняка? Ни один Хозяин ещё не был полностью вменяемым. По крайней мере ни один призрак, спроси кто тихо об этом, не ручался бы за это. Пришедший Жун Сюань был недовольным. И он зачем-то привёл с собой сопротивляющегося Цзюсяо. — Шисюн! Шисюн! — заорал тот, увидев его, но, под тяжёлым взглядом и коротким «ш-ш-ш», с приложенным к губам пальцем, быстро замолк. Жун Сюань чуть ли не откровенно потешался, смотря на Многоликого, который, если бы мог, точно метнул бы в него пару молний. — Если вы его разбудите, то я с вас кожу сдеру. Жун Сюань, скажи, что ты принёс?.. — А как же, — вынул он новенькую, без единого мятого крылышка, резную бабочку. Ещё более красивую, чем предыдущая. — В этом месте, походу, я единственный мастер на все руки. — И почесать языком — тоже, — не преминул заметить Цзюсяо, и кое-как вырвался наконец из его хватки, поспешно отряхиваясь. — Меня-то ты зачем притащил? Жун Сюань неприятно улыбнулся. Они не особо доверяли друг другу и только из-за Чжоу Цзышу пытались поддерживать видимость нормальных взаимоотношений. — Твоя очередь его учить разговаривать. — Господин Жун, ты не мог привести кого-то… другого? — Многоликий пытался вылезти из-под ребёнка, который мирно пускал слюни на его ханьфу. Но тот обхватил его как родную мать и мило причмокивал во сне. — Синмин занят обучением молодняка, сам же запряг его, — пожал плечами тот. — Нужно уметь принимать последствия своих решений. Так что теперь — страдай. — Я уже заранее ненавижу твоего учителя, — огрызнулся тихо Цзышу. — Раз ты был с ним с детства, то именно он тебя и воспитал такой бесчувственной скотиной. Неужели у тебя нет ни капли сострадания к ближнему своему? — Это к тебе-то? — едва слышно хохотнул Жун Сюань. — Ты у нас «Многоликий», так обратись бабочкой и упорхни! — С удовольствием, если ты подержишь этого, — кивнул он на только недавно задремавшего сорванца, — ловца и губителя всех бабочек! Хмыкнув, Жун Сюань аккуратно взял на руки мальчишку, который сонно завозился. — Так, ну а я тут для чего? — устало прошептал Цзюсяо. — Ты у нас тут самый нежный и добрый ко всем. Так что, А-Сяо, — издевательски протянул Жун Сюань шёпотом, — тебе и заниматься нашим мальцом. — А тебе, — глянул на него Цзышу, — делать ему очередную порцию игрушек. Он все остальные тоже сломал. Мы скоро весь бамбуковый лес вырубим ради этого, и подход к Долине тогда затопит. То, какими темпами малец уничтожал всё, к чему прикасался, наводило на мысли, что, когда тот вырастет, то непременно будет носить имя какого-нибудь духа разрушения. Он был одной из многочисленных проблем Хозяина Долины. Но всё же… Глянув на то, как Жун Сюань пытался не слишком громко и приторно ворковать над мальчиком, Цзышу подумал, что всё не так плохо, как казалось. А ведь ещё до недавнего времени Жун Сюань предлагал кардинально решить вопрос касательно ребёнка Цзю-Цзю. И Цзышу рад, что вышло так, как было сейчас. Хотя и ощущал себя не совсем в своей тарелке. Ведь если ранее у него был кто-то, кто не прогибался под ним, то теперь… они все на Фэнъя поставили его на ступень выше себя. И что делать ему, не готовому к такой ответственности? Он уже не выдерживал. Раньше разговоры с Жун Сюанем были спасением. Но после случая с мальчишкой, которому господин Жун сейчас поправлял одежду… Они больше не были на равных. Эта разница остро чувствовалась в поведении самого пугающего призрака Фэнъя всех времён. Жун Сюань теперь больше давал советов, но всё же не мог, как ранее, плеваться ядом. Разве что во время приступов. Но в основном они почему-то теперь проявлялись по ночам и в периоды очень сильного волнения. Лекарство, изменённое Лао Вэнем, подействовало в чём-то непредсказуемо. И было странно ощущать, что привычное отношение... так сильно переменилось. — Не будет поводов уматывать к своему дружку, шисюн, — дерзко, но стараясь не повышать тона, влез паразит-Цзюсяо. Ещё одна великая напасть, одна из самых больших, если уж на то пошло. Дверь с грохотом распахнулась: мальчик на руках у Жун Сюаня резко распахнул глаза, которые тут же наполнились влагой, и вновь заревел. А обеспокоенно влетевшая внутрь Цзю-Цзю опасливо замерла под тремя испепеляющим взглядами. — Я… я просто… — заломав руки, она перевела испуганный взгляд с Многоликого на Жун Сюаня, который поспешно опустил глаза в пол. — Сделай ему еду. Сегодня он дальше будет с тобой и Цзюсяо. Только тише будьте все: он от новых громких звуков слишком бурно себя ведёт. И ревёт как не в себя. Скоро придется переименовывать это место в Долину Слёз или Долину Сломанных Игрушек. А игрушками будете вы, и на побегушках у него, — Цзышу кивнул на мальца. Тот же шумно вздохнул и запихнул большой палец в рот, посасывая. Заметив мать, он как-то подуспокоился. Спину прожигал обиженный взгляд Цзюсяо, благодарный — Цзю-Цзю, насмешливый — Жун Сюаня. Последний очень хорошо знал, куда и зачем Хозяин Долины Призраков торопился. Точнее — сбегал. Без лишних слов Чжоу Цзышу чуть ли не летел к выходу из Зала Яма. И был безмерно рад, что его никто не окликнул. Около ворот его попытался остановить Хэй Учан, что-то говоря, но — он никогда не испытывал особой приязни к нему и его брату в белой одёжке — был остановлен взмахом руки. И как же повезло Хэй Учану, что тот послушался, а Бай Учан, при появлении своего Хозяина, сразу скрылся из виду. Цзышу всё ещё не до конца понимал, почему, в большинстве своём, они все эти годы проявляли послушание. Что Учаны, что призраки, что даже собственные шиди, что прибывшая год назад Лю Мэйлин. Ворота захлопнулись, и Цзышу выдохнул. Возвращаться решительно не хотелось. И пока и не нужно. Однако, если они не увидятся сейчас… он готов был перевернуть вверх дном Долину Целителей чтобы найти этого травника. Ему нужен был он. Тот, кто его понимал и не неволил.

***

Очередная встреча проходила непривычно тихо. Обычно нелюбопытный Чжоу Цзышу даже спросил в чём дело. Рядом не было Гу Сян. Не было её и дома. И от этого Лао Вэню делалось на душе слишком пусто. Будто какой-то кусочек души варварски вырвали из груди. Много лет прошло. Но он всё ещё не оставлял надежды, что она вернётся. — У меня не то что есть проблемы… Мне грешно жаловаться, А-Сюй, правда, — Вэнь Кэсин, застанный врасплох, натянуто улыбнулся. Они не договаривались в этот раз увидеться, хотя тот и был рад, что их пути пересеклись. Как всегда там же, на том же месте: в лесу, на опушке. Несколько оторванный от реальности Вэнь Кэсин попытался сосредоточиться на разговоре. — Ты, на удивление, раньше обычного. Раньше говорил, что не можешь часто… — Но пару лет назад я же и говорил, что возможно смогу выбираться чаще. И у меня, — чуть самодовольно улыбнулся Цзышу, — теперь это будет получаться. Тот ад, который он пережил, склоки в Долине Призраков, уловки и вечные увёртки, этот немой мальчишка, приступы Жун Сюаня и его непримиримость, постоянно опекающий его Цзюсяо, душащий своей заботой как тисками… возможно всё было не зря. Эти дрогнувшие кончики губ, поднявшиеся вверх, озарившие лицо Лао Вэня счастьем, растопили ледяной ком, скопившийся внутри Цзышу. Лао Вэнь мог болтать за двоих. Лао Вэнь ничего не требовал от него. И его присутствие рядом всегда согревало ту часть души, которой хотелось покоя. Хотя странно называть покоем то, как Вэнь Кэсин заставлял его носиться за собой или от него, как они обменивались ударами, и Цзышу, по непонятной ему причине, всегда побеждал, хотя чувствовал, что духовных сил Вэнь Кэсина достаточно, чтобы попеременно одерживать верх. А эти сумасбродные цитирования не в тему? Они и бесили и… были такими беззлобными, в чём-то ребяческими. Цзышу порой слышал в них то, чего там не было. Или то, что явно не подразумевал Лао Вэнь. Или сам поэт, написавший произведение. Как с такой непосредственностью можно цитировать… да хотя бы вот это! — «Совсем не тронутая пылью, цветёшь ты у ограды сада, С моею хижиною рядом. О, сердца моего отрада!». — Хочешь сказать, что я — твоя отрада? — сначала впал в ступор Цзышу. — Да, прямо как у Лин Хэнцзина — мэйхуа. Жаль, что только не растёшь… не живёшь прямо у моего дома, точнее, — усмехнулся тот как-то… какое можно было определение дать этому лицу? Издевающееся? Проказливое? Шалое? Эти сузившиеся от смешинок глаза, задранная кверху голова, открытый вид на шею и кадык… У этого прохвоста-травника точно в роду был кто-то из лис! Иначе почему от него сложно отвести взгляд? Чжоу Цзышу очень долго не находился с ответом. Но всё же вспомнил, как читал когда-то то, на чём настаивал мастер. И тут его проняло. В этом же стихотворении говорилось, что цветущую сливу называли… супругой Лин Хэнцзина. — Вэнь Кэсин! — вскипел он. — Сюй-гэ, ну что ты, я всего лишь сравнил тебя с цветком…! Как будто сравнение с цветком лучше. Можно было сразу сравнивать с овощем. Жун Сюань бы оценил. Хотя он, почему-то, предпочитал порой говорить, что «от тебя пользы — как от пустого кувшина вина» … — Ты рвёшь цветы и пускаешь на свои вонючие варева! — Не «вонючие», а полезные. И «рвать цветы», ах… Какая грубость! — тот сделал вид, что оскорбился этим предположением. — Я их сре-за-ю! Ножичком. Специальным. Мамой подаренным. Можно сказать, что травники, как и целители, начинали в чём-то пугать Цзышу. Когда очередное бегство закончилось лёгким ударом в сплетение и повержено поднятыми вверх руками Кэсина, прижатого к дереву, Цзышу смог свободно выдохнуть и перевести дух. — Пойдёмте, господин Вэнь. Этот Чжоу обещал вам однажды хорошее вино. И, — Цзышу отпустил его из хватки и, обернувшись, выудил из оставленной им корзины названное, — я держу свои обещания. Блеснувшие озорством и предвкушением глаза встретили такие же, воодушевлённые. Расчеты над лекарством для Жун Сюаня продолжились. Цзышу передал Вэнь Кэсину часть порванных Жун Сюанем цепей, а тот поведал, что посовещался с матерью, и они скоро могли прийти к какому-то решению: у них кое-что начало получаться. А пока что стоило слегка усилить дозировку лекарства. Но если организм Жун Сюаня вдруг выработал за это время к нему иммунитет, то всем в Долине могло прийтись совсем несладко. На всякий случай Цзышу уже заранее попросил Сунь Дина найти новый, более прочный материал для цепей. Но если и они не помогут, то выход оставался только один. И не понятно было: временный он или окончательный. Если Жун Сюань разорвал во время искажения толстую цепь, то помешает ли ему обвал сводов пещеры вырваться наружу в самый неподходящий момент? Однако Вэнь Кэсин заверял, что надежда вернуть Жун Сюаню полный контроль над разумом есть. И Цзышу предпочитал верить этому честному взгляду, этой бескорыстности, открытости и ненавязчивости. — Что ещё нового произошло у вас? Вэнь Кэсин улыбнулся: — Всё практически как обычно, — он который раз за их встречу почесал запястье. И, заметив внимание Цзышу к этому, пояснил: — О, лёгкая аллергия на один ингредиент, ничего такого, — прикрыл Кэсин рукавом участок кожи. — А так... Отец, наконец, провёл церемонию волос для меня... Часто видеться с Лао Вэнем — милость, которую ему кто-то сверху даровал, искупающая многое, что он перенёс за столь долгое время. И невозможно было удержаться от улыбки, глядя на повеселевшее лицо Вэнь Кэсина. — А-Сюй, у тебя тут веточка! — вдруг прервал его мысли Вэнь Кэсин, вынимая названное из волос. — Мы так носились, что у тебя заколка покосилась, — не сдержавшись, Цзышу сам потянулся к его причёске, но в итоге красивая нефритовая шпилька просто оказалась в руках, соскользнув. Он спешно придержал его волосы, полностью не успевшие распуститься, и отвернулся, пока Вэнь Кэсин как-то слишком тихо поправлял всё то, что он растрепал своими неуклюжими попытками исправить. Иногда Чжоу Цзышу очень хотелось, чтобы некоторые моменты в его жизни никогда не заканчивались.