Начало вращения

Дороги вели разными путями. От дома в лес, от леса к новому дому, к новым людям, которых поначалу она побаивалась, но, потом, спустя время, начала раскрывать некоторым из них своё сердце нараспашку. Как выглядела мама? Она помнила только могильный камень, на котором добрый мужчина, которого позвал его сын, выбивал столбцы иероглифов. Не знала ни причины, по которой они пришли с матерью в этот лес, ни теперь не могла вспомнить родное лицо, чём-то похоже собственное. Как горько: о родной семье помнить пару строк. И видеть другую семью, которая могла бы быть у неё. И всё же, она не стала в ней лишней. Как раз напротив: семейство Вэней показывало ей всю ту любовь, которую само порой боялось проявлять друг к другу. Лишний раз осторожничая. Сяо-Сяо не знала, что можно любить так. Трепетно. Отчаянно. Нежно. Но они любили и друг друга, и её. И хоть она не хотела забываться, но всё же поверила в эту прекрасную сказку: в далёкую Долину Целителей, где текла бурная ледяная река, где ветра доносили свежий запах, где воздух был насыщеннее и будто слаще, где небеса казались ближе, а звёзды сияли ярко-ярко, однажды отец и сын привели к матери… дочь. И её приняли как родную. Она никогда не говорила своего имени им, потому что настоящая мать его ей не дала. Сяо-Сяо слышала, что некоторые не давали имени, чтобы злые духи не могли прийти по души детей, чтобы не накликать беду. Другие же давали ужасные личные имена, чтобы от отвращения духи не позарились на беспомощного ребёнка. Потому каждый раз, когда нашедший её Вэнь Кэсин спрашивал об имени, у неё не имелось для него никакого ответа. Так она стала отзываться на простое «Сяо-Сяо». Тётя Мяо научила её многому. Как делать отвары, как отличать одни цветы от других, как готовить лекарство от кошмаров — то, что лучше всего ей удавалось. Дядя Жуюй учил технике своего меча «Восемнадцать касаний Света осени», похожую движениями на опадающую листву в поздний период холодной росы, которую уносил вдаль сильный ветер. И хоть меч Цюмин был тяжёлым, и она не могла держать в руках его подолгу, даже одну палочку благовоний не выдерживала — Сяо-Сяо чувствовала гордость, что могла повторить его приёмы с той же бамбуковой палкой, которую дядя Жуюй ей смастерил для удобства. Они были замечательными родителями. И ей не раз и не два хотелось так их назвать. Но что-то внутри останавливало. Син-гэгэ она считала настоящим братом. Заботливыми трудолюбивыми, хоть и болезненным. Она не знала почему тот не говорил о своём ухудшающемся самочувствии. Видела, как он украдкой уходил из дома, прятался подальше от деревни. Слышала треск камней от его дрожащих рук. Он учил её определять искажение ци, и все признаки сходились. Как Гу Мяомяо и Вэнь Жуюй этого не замечали? Брата Вэня ведь начинали побаиваться в селении. Особенно соседские дети. Принявшись наблюдать за тихо переговаривающимися целительницей и мечником, она начала понимать, почему: они просто смирились со странной нелюдимостью сына к другим, потому что с ними тот себя вёл обычно. Или старался это делать. Они видели, что тому плохо, но не осмеливались, по каким-то своим причинам, просто поговорить с ним. — Тебе не кажется, что Сяо-Сяо и Син-Син что-то скрывают? — прошептала целительница Гу, сидя около входа в дом, думая, что дети уже спали. — Кажется, А-Мяо. Но что мы можем поделать? Они растут, и естественно, что у них появляются какие-то свои тайны. Мы не можем заставить их всем делиться. Только протянуть руку помощи, когда сами они созреют о ней попросить, — Вэнь Жуюй обнял её со спины, поцеловав в макушку. — Моя драгоценная, я тоже замечаю. И то, как они стараются уйти подальше, то, как А-Син прячется, уходя куда-то, где мне за ним не проследить при всём желании... Я пробовал с ними говорить, и оба всё отшучиваются и отрицают наличие проблем. Но знаешь, что меня радует? — Что тебя в такой ситуации вообще может радовать?! — возмутилась та, воззрившись на него. — Что они, — опустился рядом с ней на скамью Вэнь Жуюй, — мало того, что ладят. Наши дети верят друг другу. Укрывшись тогда с головой полностью, когда те решили заглянуть в окно и проверить, спят ли обсуждаемые ими, Сяо-Сяо постаралась подавить радостное и горькое одновременно чувство. «Наши дети». Гу Мяомяо и Вэнь Жуюй и вправду воспринимали её как неотъемлемую часть семьи. Они достаточно за них волновались: тётя Мяо всегда встречала их после сбора трав, дядя Жуюй провожал на сбор и старался быть неподалёку. Но абсолютно за всем уследить не могли. Соседские дети начали задирать её. Просто потому, что не знали. Да и не желали узнавать. Для них, она — чужачка. Некрасивое пятно на привычном когда-то узоре. Завидовали тому, что Вэнь Жуюй начал обучать её, когда к нему приходили на поклон многие семьи с просьбой заняться их отпрысками. Тот отказывал им, но делал всё для неё. Неизвестно откуда взявшейся. Негодование разозлённых отказом вылилось на неё, только обретшую новый дом и семью. И потому однажды она ушла. — Гу Сян! Ты — моя Гу Сян! — крикнул растянувшийся у берега реки Вэнь Кэсин, который снова из-за неё полез в драку. Нашёл ли бы без него мечник Вэнь маленькую безымянную девочку в лесу? Сожгли бы её матери благовония, похоронили ли бы её вообще? Выжила ли бы она сама? Братец Вэнь дал ей так много, ничего не прося взамен, даже толком не понимая, что именно сделал. И Гу Сян вечно будет благодарна ему. Напоследок он дал ей настоящее имя. И теперь она могла идти с ним дальше. Путём, который бы позволил рано или поздно отплатить за ту доброту, которую ей подарили. Но тогда ей лучше было уйти, чтобы хрупкий мир между её благодетелями и жителями деревни не разрушился окончательно.

***

Иногда попадались зайцы. Порой — лисы. От вторых приходилось прятаться. Бамбуковая палка — единственное, что Гу Сян забрала с собой, помимо знаний, которые в чём-то напоминали кашу в голове. А зайцев она ловила, с удовольствием запекала, сидя в глуши. Не было конкретно намеченного места, куда пойти. Было бы достаточно и одного большого крупного города. В одном из таких её пристроил к себе аптекарь. И есть приходилось уже не под открытым небом, а в таверне. По ночам, глядя из окна на небо, ей казалось, что одна из звёзд вела её, берегла. Братец Вэнь тоже часто глядел на него в тёмное время суток с крыши их дома. Наверняка считая, что все уже спали. После традиционного ночного обхода, он забирался аккуратно наверх и сидел там по несколько сяоши. Что он искал в нём? О чём думал? Зачем постоянно проверял дыхание близких перед тем, как туда взобраться? Ответ на последний вопрос она думала, что знала, хотя они никогда об этом не заговаривали. Достаточно было вспомнить их, переломную для неё, встречу: первое, что сделал Вэнь Кэсин, подойдя к ней и её матери, это сунул указательный и средний пальцы под нос последней. Тихо выдохнул и с сожалением покачал ей головой. Пускай лик той, что подарила жизнь, забылся. Но её ласковые руки, обхватывающие в объятии спину, она ощущала, как если бы это было вчера. Это она ещё помнила. Как и лица разбойников, которые гнались за ними. То были обычные торговцы людьми, что было запрещено в их времена, но... что мог простой люд против шайки вооруженных людей? Когда она их всё же повстречала, пускай и случайно, то захотела отомстить. Бамбуковая палка была всё ещё при ней. Если бы не они, то она бы никогда не узнала, что такое, когда у тебя есть брат, и, если бы не они — её брату не приходилось бы её постоянно защищать, терпя осуждение за спиной. Тёте Мяо не пришлось бы слышать мерзкую ложь, которую говорили нечестивые рты о дяде Жуюе. Гу Сян бы не появилась у них, и их жизни не были бы запятнаны её разрушительным присутствием. Когда она с ними дралась, крича и обвиняя, и те теснили её из таверны, напирая, обрубая срез палки, сделанной дядей Жуюем, лишь один человек преградил путь её противникам. Загораживая её от них спиной в белых одеждах — Ты не видишь, что их много? У тебя что, рис на глазах?! — Дай мне их убить, глупый монах! — разъярилась она, но её легко оттолкнула его ладонь, в которой чувствовалась сила. Сила защищать, ей недоступная. Расправившись быстро с разбойниками, — которых она не чаяла даже найти в этой жизни, не то, что воздать им за совершенное —он выдворил их. Стража, которую Гу Сян увидела за дверьми постоялого дома, удивлённо только покачала головами, получив бездыханные тела от того, кто был даже без оружия. Невозмутимо зашедший обратно монах получил похвалы от попрятавшегося за столы люда и вернулся обратно… к своему месту и горлянке, не трогая купленную еду. Поглядев на Гу Сян, он лягнул стул ногой: тот выдвинулся, показывая, что ей стоило бы сесть напротив. Когда она с опаской примостилась на самом краю, ей втолкнули в руку тарелку аппетитной лапши. — А как же ты? Смерив её насмешливым взглядом, монах в белых одеждах взмахнул объёмным рукавом, поправляя его, берясь за своё странное пойло. От него не пахло алкоголем, ничем резким. Неужто обычная вода? — К сожалению, здесь не разрешают пить своё, не купив чего-нибудь ещё. А мне хотелось просто посидеть и спокойно поразмышлять. — Надеюсь, ты заплатил за еду? — с сомнением протянула она. Монахи обычно были не очень богаты. — Твои недруги отлично справились с этой задачей, — вдруг кинул он ей мешочек с деньгами, звякнувший призывно своим нутром. Монах представился Е Байи, что в принципе ему подходило в чём-то. Только вот на монаха он был совсем не похож. Расправившись с едой, Гу Сян невольно последовала за этим мужчиной в белом. Он был странным и не от мира сего. Монахи ей представлялись древними стариками, но у Е Байи от них был разве что премерзкий нрав и неумение общаться нормально с людьми. Он смотрел на всех как на пыль под ногами. На юном лице словно была приклеена неживая маска. Однако почему-то при взгляде на неё он из безмолвной статуи Гуаньинь всё же казался немного похожим на живого человека. — Куда ты направляешься, господин Е? — бежала она за ним, когда тот даже не сбавлял мерный шаг. — Искать своего ученика. Слыхала когда-нибудь о Жун Сюане? — ухмыльнулся Е Байи, принимаясь за свою извечную горлянку, и пара прохожих почему-то шарахнулась в сторону. Имя же ничего толком не знавшей Гу Сян было не знакомо. — Нет, зато слышала о Юмэне из Чу, живущем на горе Призраков. В одной из деревенек, может за год до встречи с этим монахом, она увидела странного высокого мужчину с вымазанными чем-то чёрными губами. В одеждах цвета тёмного неба, с высокой шапкой на голове, поздним вечером он покупал ханьфу у торговца. Гу Сян впервые увидела что-то настолько роскошное: ткань — как сочный спелый персик, расшитая золотыми нитями, с узорами птиц и цветов. Переливалась на неярком свету как что-то сверхъестественное, совершенное. Сотворённое наверно богами, а не людьми. Заглядевшись, поддавшись своему любопытству, она застыла, рассматривая эту красоту. «Снова своей женщине берёшь?» — торговец усмехнулся так, будто сказал какую-то давнюю шутку, повторяющуюся из раза в раз. «Никакая она не моя женщина. Юмэну из Чу беру!» «Ну-ну. Ты ради этого мальчишки и подножной грязи бы пожалел, так костеришь порой. Мы давно друг друга знаем, старина. Признайся хоть себе, что твоя пассия...» «Ты жив лишь потому, что обычно не мелешь много языком. Хозяин как раз развлечение себе ищет. Хочешь им стать в ближайшее время? Заодно на представления Юмэна на Фэнъя поглядишь» — ответил ему мужчина, осматривая придирчиво ткань. «Нет-нет, господин Мэн. Юмэну так Юмэну! Хоть из Чу, хоть из Диюя!..» — Большего бреда в жизни не слышал! — поперхнулся Е Байи водой, которую хотел проглотить. — Юмэн из Чу жил давным-давно… Ты ещё хуже моего глупого ученика! — Учитель — всё равно что второй родитель. Груша… — она запнулась и засомневалась. Если родители одни, и они кровные родственники своему ребёнку, то учитель не мог быть здесь назван чем-то близким, вроде грушевого дерева. Другой род, другая семья, другая наследственность, но тоже… фрукт? — Груша от яблони недалеко падает! — Ты не умнее рисовой кадки! — сплюнул он. Гу Сян яростно не согласилась. — Неправда, я умею разговаривать, читать и неплохо знаю травы! Она уверилась, что Е Байи — точно не монах. Потому что монахи должны были быть вежливыми, обходительными и скромными, а господин Е только и делал, что сыпал странными оскорблениями и принимал величественный вид. — Ты похож на важную саранчу в белых одеждах, вот так вот! Воззрившись на неё в коротком удивлении, он встал как вкопанный на мгновение, развернулся, а потом… — Сегодня за тебя заплатили твои противники. Но ты не заплатила мне. Возьми мне комнату на постоялом дворе, буду ждать тебя там, — невозмутимо ответил он, оставив Гу Сян на улице возмущённо открывать рот. Этот старый дед был полезен только в том, что, поднявшись наверх в оплаченную ею комнату, проверил её меридианы. — Плохо, но могло быть хуже. С этим человеком невозможно было нормально разговаривать. Он всё время будто был погружен в глубокое озеро, а когда его о чём-то спрашивали — на миг выплывал из мыслей, чтобы потом забраться обратно, на дно. Гу Сян и сама знала, что силы у неё — середнячок. Но она и не стремилась стать великой воительницей. Достаточно просто быть сильной, набраться знаний, суметь помочь брату и оставленной ею семье. И эта саранча... Она дралась так, как никто другой не смог бы. Если он не просто так ходит с таким надутым видом умной курицы, то точно должен знать ответ на её вопрос. Или где его можно найти. — Господин… — когда она заметила его ехидную ухмылку, то не сдержалась и плюнула на попытки быть вежливой, — саранча Е, ты не знаешь, есть ли спасение от искажения ци? У него дёрнулся уголок губ в намёке на удивление. — Зачем тебе это? С твоей ци всё в порядке, в ближайшие годы точно не помрёшь. Е Байи не рассказал ей ровным счётом ничего нового: не было спасения. А техники, изучающие искажение, находились под строжайшим запретом из-за слишком большого риска смерти что целителя, что пациента. — Если где что-то об этом и можно разузнать, то разве что у каких-нибудь далёких, малоизвестных школ цзянху. Или в столице. «Хоть ты и мерзкий как нудный старикан, но прок от тебя всё же есть», — подумала Гу Сян, когда ей снисходительно, после долгой молчаливой паузы, указали на дверь. Вряд ли у неё получилось бы за свою жизнь найти и обойти абсолютно все школы, пробраться к ним и получить их знания. Но вот если набиться к кому-нибудь из придворных в служанки, то может ей и повезёт. Оставив саранчу Е с лицом прекрасного юноши, которая всё же, даже не зная толком её, помогла отплатить виновным в смерти матери, она направилась в самое сердце Поднебесной, как только сумела достаточно скопить на дорогу. Столица была огромна. Она потерялась в этих улочках, переулках, широких мостовых и узеньких дорожках. Последние вели часто к тупикам, где было не пройти совершенно. Гу Сян затерялась среди сладких, а порой и резких запахов с рынка, от которых скапливалась слюна во рту. Рынок главного города Великой Цин был будто отдельным миром: там были многие, кто говорил на их наречии, а были и те, кто ни слова толком не понимал, помимо названия блюд. Ей довелось встретить мальчишку, который принимал заказы в одной лавке с выпечкой, и она даже спросила, как долго будут готовить... — Булочка, — утвердительной интонацией ответил ей мальчик с длинными косами и бусинами в волосах, — булочка-булочка! — повторил он и пару раз кивнул для верности, видимо осознав, что она его не понимала. Но не понимал здесь именно он. Ей нечасто удавалось найти ночлег: почему-то многие не хотели её даже впускать в постоялый дом. Как она потом выяснила, жители столицы двигались всегда медленно, а она — быстро, не всегда владели боевыми искусствами, а по ней возможно было видно, что она — другого склада человек. Или дело в одежде? Та была излишне истрёпанная за время скитаний. Неожиданно в столице её приметил один человек, когда она искала работу у местного лекаря. — Ишь, чего удумала! Ты выглядишь как дикарка! Мне не нужны проблемы, убирайся отсюда вон! — её буквально вытолкнули из лавки за заплетённые косы, звучно захлопнув дверь. И спиной она врезалась в ещё какого-то монаха. К сожалению, ей везло на них. — Ты не ушиблась, дитя? — ласково придержали её под руки и помогли подняться. — Спасибо, господин-монах! Вы очень добры!.. — Гу Сян осеклась, заметив в его глазах неясный расчёт. И решила, что тот мог быть и ей на руку. — Я только недавно приехала сюда, и совсем ничего не знаю. Может… может?.. Неясная путеводная звезда привела её туда, где она даже не предполагала оказаться. Представившись, даос Ли предложил ей работу не у кого-нибудь, а у второго принца. И поначалу она была рада. Но попав во дворец… — Выше Высочество, принц, ваш чай… — держала она поднос, который тут же выбили из рук, и всё пролилось. Ей приходилось заходить в его покои и видеть, чем он занимался. А Его Высочество принц Хэлянь Ци редко предавался в них разглядыванию документов. Или, по крайней мере, не при таких служанках, как Гу Сян. Она впервые узнала, что люди могли друг к другу относиться как животные. За ней самой когда-то гнались как за лисой. Глядя на юнцов, прислуживающих Хэлянь Ци, она поняла, какая участь могла бы её ждать. Всё ещё непонятно, почему за ней и мамой гнались, но просто видя тошнотворную картину перед глазами… Сколько нужно внутреннего стержня, силы духа, чтобы разыгрывать столь явное обожание, а получая заветный мешочек золота — пытаться яростно оттереться в купальне, давясь рвотными позывами? Её наняли только потому, что остальные отказывались или сбегали. Её путеводная звезда оказалась в чём-то совсем несчастливой. Отстирывая очередную простынь, отбивая её палкой, Гу Сян осознала, что так она ничего не сможет сделать для семьи. Здесь она скорее сгниёт. Как красивое яблоко на усыхающем дереве. До библиотек и целительских трактатов, постоянно стирая что-либо и поднося вино и чай, ей, при всём желании, было бы совсем не добраться. Но однажды ночью её, уставшую, с кровоточащими от частой стирки руками, схватили, закрыли рот, чтобы не издала ни писка. Зажавший её мужчина напугал. Как и то, что он приволок её к своему господину. Первому принцу. Хэлянь Чжао. — Как тебя зовут? И кланяйся, когда говоришь с Его Высочеством! — толкнули её на пол на колени. — Уймись, Сылай. Так мы ничего не добьёмся. Дитя, — подняв глаза, она встретилась с тёмными беспощадными глазами. — Как твоё имя? — Сяо Сян, — пролепетала она, быстро опустив голову вниз. — Скажи мне, чего ты желаешь, малышка Сян? — впервые кто-то спросил о её желаниях так: как о сделке. Она не умела продавать. Только собирать травы, немного готовить, владела техникой дяди Жуюя. Но тут... Чего она хотела? У неё только было только одно желание. — Мне нужно вылечить брата от искажения ци. Какие-нибудь трактаты, книги, что-то, что мне поможет в этом. Я смогу найти лекарство или составить его, меня обучали целительству… Если у меня будет шанс поискать это здесь… Переглянувшись с Сылаем, первый принц, с явной насмешкой, кивнул ей якобы благожелательно. Наверно это глупо — искать лекарство, за которое не брались даже самые учёные умы. Она это понимала. Но у семьи Вэнь была одна отличительная черта: они получали рано или поздно желаемое. Были упорными. До самого конца. А она — часть этой семьи. И не могла её подвести. — В таком случае, если будешь докладывать, что делает Ци-эр, с кем говорит, станешь его незаметной тенью — я дам тебе вволю порыться в библиотеке императорского целителя. Решайся, малышка Сян. Первый принц её откровенно пугал. Как и его первый советник, Чжо Сылай, который глядел на неё так же, как Хэлянь Ци — на каждого юношу, что входил в его покои и не всегда выходил оттуда на своих двоих. Гу Сян сглотнула. Следить за Его вторым Высочеством и шпионить? Она этого не умела. Но глядя на угрожающую и деланно расслабленно сидящую в кресле фигуру Хэлянь Чжао понимала, что у неё два выбора: либо подчиниться, либо умереть. Мёртвой она ничем бы не помогла Син-гэ. И даже не увидела бы его. — Я согласна, Ваше Высочество, первый принц-господин. Чжо Сылай попытался заставить её надлежаще поклониться, но у неё откровенно плохо это получилось. Её никто никогда не заставлял ранее пресмыкаться. Даже дети, что хотели выжить её из Долины Целителей, пускай и не признавали её равной, но вынуждены были считаться с ней. Здесь же её жизнь была разменной монетой, которая ничего толком и не стоила. Однако... — Оставь, Сылай. Мне нужны её результаты, а не неуклюжие попытки быть вежливой. А ты, маленькая дикарка, — вперились вновь в неё эти бездушные глаза, — будешь появляться здесь раз в семь суток. Если будет что-то срочное — значит чаще. Гу Сян чувствовала себя так, будто находилась теперь между двумя лисами. И если одна из них потянула бы за руку, схватившись упрямой зубастой пастью, то что же осталось бы от неё самой? Выбирая между двумя лисами надо брать ту, чья шкура лучше. Выбирая между растениями для лекарства нужно отдавать предпочтение или молодому побегу, или же тому, что был более крепким. Зависело от лекарства. Но шкура Хэлянь Чжао толще, прочнее. И ей в любом случае выдался шанс помочь как-то своей семье. Она стала его глазами и ушами. Запинаясь, впопыхах рассказывала всё то, что удалось узнать. Для второго принца она так и осталась бестолковой служанкой, но всё равно вслух благодарила его за каждое слово, как и даоса Ли. Но к даосу она и вправду испытывала благодарность. Ведь благодаря ему она смогла попасть туда, где пути были более открытыми, хотя и со многими охотничьими ямами, спрятанными в земле в ожидании хорошей добычи. — Это мерзкий старикан сказал, что я могу всю жизнь сторожить эти треклятые гробы! — бесился Хэлянь Ци, выплёвывая каждое слово своему ручному даосу. — И если он так сделает, господин Ли, то ты и твои храмы я больше не смогу содержать! Все наши планы пойдут крахом! Придумай с этим что-нибудь. Я не успокоюсь, пока не получу всё, причитающееся мне! Он хочет списать меня со счетов? Как бы не так! Второй принц был прекрасен ликом, но гнев искажал его настолько сильно, что хотелось съёжиться и спрятаться, лишь бы никогда больше его не видеть. Даже даос Ли задрожал. — Ваше Высочество, этот слуга уверен, что Его Величество говорил такое просто от гнева. Ярость правителя утихнет вскоре… — тот подобострастно поклонился. — Ты, — красными от злости глазами глянул на неё Хэлянь Ци, — приведи сюда троих. Гу Сян, позвав тех, кого желал тот видеть, тяжело привалилась к закрывшейся двери. И, услышав первые крики, поспешила прочь. К первому советнику первого принца. Докладывать. Может если Хэлянь Чжао встал бы во главе страны, то было бы меньше тех, кто страдал? Она всё ещё не могла помочь брату, но она могла сделать хоть что-то. Гу Сян старалась быть полезной Хэлянь Чжао, чтобы был шанс и для её семьи тоже. Когда принесли отрубленную руку какого-то стражника, всё ещё бывшую в доспехе, а вместе с ней ещё одну, мало чем отличающуюся, она, зажав нос, вспоминая, как целительница Гу лечила и язвы, справилась с тошнотой. И снова поспешила докладывать, опережая советника Чжо. Ей нужно было расположение Хэлянь Чжао. Потому что сейчас помощь ему равна была помощи брату. Хоть на поиски лекарства ему и оставалось совсем мало времени. Когда первый принц прислал однажды за лекарством от кошмаров, она вспоминала Син-гэ: как скрупулезно он выбирал листья не только по внешнему виду, но и по запаху, как их смешивал с другими, ловкими движениями толок их в муку или кашицу в ступке. И поначалу её господин благоволил ей. А по скупым разговорам в своём присутствии Чжо Сылая и принца смогла понять, что ввязалась прямо под колесницу, которая на всех парах неслась в бездну. И спрыгнуть из неё ей вряд ли удастся. Ничего. Она выдержит. Ещё немного. Ещё чуть-чуть. В один из дней ей довелось узреть мерзкую картину, как Хэлянь Ци избил какого-то мальчишку. — Ваше Высочество! Я сделал всё как было нужно! Так, как вы и говорили! — Ты недостаточно постарался, раз меня и остальных снова вызывают о деле Времён года! Ты получил небольшое имение, хорошие деньги, тебе уже как полгода благоволит Его Величество. Поэтому... помяни моё слово: если начнёшь говорить не то, что нужно — твоя смерть будет весьма болезненной. Более, чем происходящее сейчас. Гу Сян держала набор игл для акупунктуры. Каждую из которых Хэлянь Ци использовал для пытки. Она не смотрела на мальчишку, которого предложила когда-то выбрать даосу Ли в качестве новой пассии для второго принца по приказу Чжо Сылая. Не обращала внимания на его крики. Выбирая между кем-то и своим братом, она выбирала Вэнь Кэсина. Ещё одна жертва? Хорошо. Пускай так. Если благодаря этому её допустили бы до трактатов придворных целителей... — Маленькая дрянь, ты разучилась слушать? — Хэлянь Ци вылил какую-то жалящуюся жидкость ей на руки, и она вскрикнула. — Бестолочь! Даже иглу вовремя подать не можешь! Убирайся отсюда! Когда она выбежала из покоев второго принца, то тут же в дверях столкнулась с его советником Ли, который её сюда и пригласил работать. — Дитя, господин на тебя разгневался? — он внимательно осмотрел обезображенные покрасневшие ладони и поднял на неё холодные глаза. — Он просто очень огорчён. Пожалуйста, пока не приходи с недельку, второй принц горяч, но отходчив... — Мы оба знаем, что это не так, господин-даос. Но Сяо Сян всё понимает. Сяо Сян провинилась. — Да, дитя, — покивал он ей, — а теперь: ступай. Побудь немного за пределами дворца. А потом приходи. Мы что-нибудь придумаем. Всё же, ты так долго тут продержалась... У неё не было места куда пойти. Поэтому она сняла комнату на все семь ночей. И средства быстро закончились. Хэлянь Ци платил больше Хэлянь Чжао, но не настолько, чтобы на это можно было безбедно жить. А по приходу ко двору даос сообщил, что ей нужно ещё потерпеть. Что господин всё ещё гневался на неё. Все гостиницы были уже либо переполнены, либо сняты, как одна из них, кем-то на длительный период. Уже выбившись из сил, скитаясь как неприкаянный дух, она просто присела рядом с последней, стараясь отогреться и решая, куда же двинуться дальше. Один добрый господин, увидев её, предложил ночлег, выслушав, что Гу Сян некуда было пойти. Доброго господина осмеивали за глаза, а в лицо старались ему не смотреть. У него были жёсткие волоски над губой и какие-то странные, будто трескающиеся руки. — Госпожа, вот, возьмите плащ, — накинули на неё теплую вещицу, и Гу Сян не нашла в себе сил отказаться или возмутиться. Холод был слишком силён, а в ней самой сил практически не осталось. — Юй Цюфэн, к вашим услугам, — добавил он, видя её заминку. — Сяо Сян, — сдержанно представилась она. Юй Цюфэн проводил её до входа, представил главе своей школы — какому-то задирающему нос юнцу, который, тем не менее, согласился пустить уставшую путницу. Она задержалась там всего на неделю, набираясь сил. — Почему господин Юй столь добр был ко мне с первой встречи? — всё же решилась спросить Гу Сян в один из дней. Юй Цюфэн, ведший себя исключительно благовоспитанно, хоть и немного налегший на вино, рассказал ей, что однажды не уберёг одну девушку. И пытался сейчас хоть как-то исправиться. — Да ты просто обкорнан по самое не балуй! — крикнул кто-то ещё более пьяный, проходя мимо них, мирно сидящих во дворе постоялого дома. Юй Цюфэн зарделся предательскими пятнами. — Может и так, — упёршись взглядом в свои ладони тихо выдохнул он скорее самому себе, чем кому-то ещё. — Но я ещё пытаюсь стать хорошим человеком… что бы это не значило на самом деле. Даже если меня никогда не простят, я всё равно постараюсь быть кем-то достойным. Чтобы всё это было не зря. В Гу Сян взыграло любопытство: — Какая она, та девушка? Нежные руки и ласковый взгляд, кроткий нрав и почтение к старшим… множество благодетелей имела возлюбленная Юй Цюфэна. — В таком случае, коли ты действительно обидел её, то ты — непроходимый тупица! Юй Цюфэн невесело испустил смешок: — Я знаю. Различие между ней и Цюфеном, считала некоторое время Гу Сян, в том, что она продолжала бороться, чтобы помочь родным. Даже вдали от них не опускала рук. Слушая чужие разговоры перед самым уходом, она узнала, что прибывший за лечением в столицу Юй Цюфэн, которому когда-то давно пророчили место главы школы Хуашань, отказался от этой чести. Кто-то считал, что из-за своего состояния, которое точно никак не излечить, разве что уменьшить болезненные симптомы. Кто-то — что из-за тоски по девушке, которой изуродовали лицо, а сам он когда-то вместе со всеми потешался над ней. — Благодарю за гостеприимство, — уже уходила она дальше. Этот вид любви ей был совсем непонятен. Но она надеялась, что каждый герой в истории господина Юя найдёт свой покой. Юй Цюфэн был в чём-то таким же слабым, как и она сама. Вместо того, чтобы отстаивать своё до конца, он сдался и пошёл на поводу у остальных, о чём, наверно, жалел. Если бы он был главой школы, то смог бы защитить свою Цяо-Цяо? Если Гу Сян была бы более сильной, могла бы она защитить маму от разбойников? Возможно скоро у неё будет достаточно сил, чтобы быть защитой и опорой для своей новой семьи. Её всё же пустили обратно в резиденцию Хэлянь Ци. И она смогла вновь вернуться к докладам для Хэлянь Чжао. Гу Сян всё чаще слышала, как первый и второй принц попеременно говорили о некоем князе Наньнина. О том, что тот им в чём-то постоянно мешал. Но впервые она его увидела, когда стало достаточно поздно. Она бежала на всех парах сделать очередной доклад о низверженном Хэлянь Ци, которого вполне осознанно предала. И Гу Сян так ничего и не смогла найти для брата за годы, проведённые в его дворце и на побегушках у первого принца. Из-за постоянных кошмаров её господин стал более нервным и раздражительным. Больше не был тем, кто действительно исполнял каждое своё обещание. Нельзя сказать, что она слепо верила ему. Но всё ещё помнила его болезненный отказ: «Никто не уходит со службы тогда, когда желает, Сяо Сян». Это было единственное, что она осмелилась попросить за годы службы: навестить семью. Хотя бы одним глазком увидеть их, убедиться, что они были живы на фоне того, как слухи о пугающем мстительном духе разрастались. О нём говорили и в лавках, и на постоялых домах. И даже во владениях Хэлянь Ци слуги нет-нет, а упоминали его. Было известно, что несколько школ цзянху лишились своего крова. Это было ещё более пугающе, чем изредка доносящиеся вести о Многоликом. Потому что у того, создавалось такое впечатление, будто для каждого был свой собственный приговор, он обходился только каким-нибудь учителем или учеником. А Карающий дух был другим. И его нападения, передающиеся из уст в уста, вызывали опасения. Куда он собирался? Кого думал наказать в следующий раз? И… за что? Гу Сян опасливо обошла убитых стражников и трясущейся ладонью приоткрыла побольше щёлку в проёме двери в тронный зал. — Старший брат, как это понимать?! Хэлянь Чжао глянул на двоих, взятых под стражу. Тронный зал был битком набит людьми его людьми в доспехах и чиновниками двора. Все экстренно собрались, но вместо императора их встретил первый принц. — Его Величество, — начал вещать Хэлянь Чжао перед своими подчинёнными, держащими двух мужчин. Один, судя по дорогим одеждам и гуаню, был его братом. А второй… — слёг после покушения бывшего наследного принца. Сейчас его осматривают лекари, но шансы невелики. — Ваше Высочество, это слишком дерзкое обвинение! И кто же тогда будет управлять страной?! — Так как третий брат предал доверие Его Величества, я, от имени правителя, арестовываю его и Цзин Бэйюаня. — Какие у тебя на это могут быть полномочия, старший брат?! — вскинулся Хэлянь И, которого Гу Сян впервые видела. Стоящий рядом с ним на коленях сжал руки в кулаки и так же быстро разжал. Оба со спины казались сломленными. Но эта вторая фигура в светлом шёлке одежд, более худая и, в то же время, статная. С гордой осанкой, несмотря на удручающее положение... «Вот как выглядит Наньнин-ван», — почему-то сразу поняла Гу Сян. Хэлянь Чжао перехватил сверкающий меч одной рукой, а другой вынул из рукава прямоугольную золотую дощечку с выбитыми на ней иероглифами. Зал ахнул: это была императорская печать, позволяющая действовать от имени властителя. Чжо Сылай, подобравшись незаметно, толкнул Гу Сян в бок. — Девчонка, чего застыла? — шепнул он ей на ухо. — Первый советник, это… Заглянув сразу же внутрь, Чжо Сылай побледнел и схватился за сердце. — Быть того не может… — он поражённо выдохнул и, отлипнув от двери, даже отшатнулись от неё, прислонился спиной к стене. — Сяо Сян, что теперь будет? В обход других, ни с кем не советуясь, Хэлянь Чжао решился на меняющий всё рывок вперёд. Весь дворец содрогнулся. Когда выводили из зала третьего принца и князя Наньнина, Гу Сян вдруг ощутила укол неправильности в груди. Чиновники, выпроваживаемые подконтрольной первому принцу стражей, тоже покинули зал. Так не должно было быть. Ведь правитель был ещё жив. Но, как заколдованная зайдя внутрь этого опустевшего от толпы зала, она увидела, как его место по широкой дуге обходил змей в доспехах. Гу Сян никогда не видела драконов и не знала, существовали ли те вовсе. Однако казалось, будто Хэлянь Чжао, сокращая расстояние между собой и троном, будто преображался на глазах. «Это проклятое место пожирает каждого, кто осмеливается заявить на него свои права», — подумала она и вздрогнула, когда Хэлянь Чжао резко развернулся с вызывающим дрожь полуторным мечом, направив его на неё, и обратился к ней. — С этого дня ты будешь приносить еду в камеру ещё и моему третьему брату, дикарка. — Ваше Высочество… принц-господин, Сяо Сян хотела сказать… сообщить… Хэлянь Чжао позволил себе сесть на не принадлежащий ему трон. Было тихо, земля не заходила ходуном, не содрогнулась, но Гу Сян вновь почувствовала это: неправильность. Как от человека с искажением ци на начальной стадии исходили едва ощутимые волны дурной и неконтролируемой силы, так тут: от трона веяло какой-то незримой аурой. Как если бы он был живым. Хотя, конечно, это было самое обычное широкое сидение, пускай и местами золочёное, пускай и с нефритовыми вставками, над которым работали искусные мастера своего времени, из резного, возможно сандалового, дерева... Продав которое можно было, наверно, всю жизнь провести как у Будды за пазухой. — Что такое? Подняв на него глаза, ей тут же захотелось сжаться во что-то незаметное. Змеи нападали молниеносно. А её скорости цигуна не хватило бы, чтобы быстро исчезнуть из этого дворца. — Его второе Высочество… Камера пуста, господин. Глаза Хэлянь Чжао были пропастью, в которой таились тёмные злые тени. Его взгляд как меч, который мог погубить и врага, и собственного владельца. Потому что если бы он сейчас себя видел в зеркале, то скорее не узнал бы того, кто был в отражении. «Никогда не касайся лезвия этого меча, Сяо-Сяо — вспомнилось наставление Вэнь Жуюя, перехватившего однажды её занесённую маленькую ладонь над Цюмином — обоюдоострый клинок может ранить и того, кто его держит». Наказав убраться ей, чтобы предаться своим мыслям, Хэлянь Чжао погладил подлокотник, словно пытаясь впитать в себя какое-то новое ощущение. — Сяо Сян… Этот Чжо хотел бы загладить перед тобой свою вину… Гу Сян бесцеремонно приложила палец к его губам, встав на носочки, и глянула снова за створку. Первый принц, оставшийся единственным претендентом на трон, поднял голову к потолку. И надломлено расхохотался. Смех отражался эхом от опустевшей залы. На него взирал дракон. Безмолвный. Просто нарисованный. Гу Сян никогда не понимала, что все находили в этих художествах помимо красоты или же уродства. Стихи были в её понимании лучше. Вспомнить бы только хоть один из тех, что братец Вэнь зачитывал ей наизусть… Ещё чуть-чуть. Ещё немного. У всего было начало, и у всего будет конец. Пускай груши и яблоки — разные фрукты, но при сильном гниении они выглядели практически неотличимо. Пускай она — всего лишь яблоко среди груш. Другого рода: может наньцзянского происхождения, а может и нет. Но она ещё помнила, что такое семья. И Гу Сян выжидала возможности ей помочь.