Начало вращения

Проснувшись от неожиданного, редкого теперь для Долины, ночного завывания, Цзюсяо неприязненно поморщился и поднялся с широкой лежанки в комнате. Осторожно наступая на левую ногу, он вслепую дошёл до старого стола с облупившейся краской, взял пиалу с обезболивающим, холодным уже, отваром. Выпив — услышал, как грохнулась о стены дверь из покоев шисюна, откуда его быстрые шаги направились в сторону уже различимой громогласной брани Жун Сюаня. Цзюсяо хотел было по привычке пойти за ним, открыл даже дверь, как наткнулся на такое же заспанное, как у него самого, лицо Би Синмина. Накинувший плащ, вместо верхнего халата, Синмин, не приветствуя, сразу сказал ему решительно: — Оставайся на месте, А-Сяо. Я сам проверю, что там приключилось. — Но я тоже... Зловещее освещение в коридорах колыхалось при лёгких дуновениях ветра, пробирающегося внутрь с улицы. Босые ноги слегка захолодило, и Цзюсяо поджал пальцы, ощущая дрожь и покалывание в левой ноге. Благодаря травнику она теперь вновь срасталась. Однако, хотя прошло уже достаточно времени, чтобы он мог нормально ходить, пускай и не быстро, нога всё равно попеременно сильно ныла. — Я тоже в состоянии проверить, Би-шисюн... — Это был приказ Хозяина, чтобы ты за ним не ходил, Лян-шиди. А приказы... Третье и последнее правило Долины. Он его знал настолько хорошо, будто миг назад услышал. Потому что оно ни единожды уже было им нарушено. Конечно, Цзюсяо помнил. — «Приказы не обсуждаются», — с разочарованным пониманием сказал он и еле сглотнул образовавшуюся тяжесть где-то в горле. Чжоу-шисюн не обращал на него больше внимания. Не говорил с ним. Даже старался лишний раз не смотреть. А поручения передавал через других призраков и бывших учеников поместья. Когда шисюн, при последней вылазке из Долины, говорил, что Цзюсяо заплатит сполна — он не то что в это не верил совсем. Но как-то, на фоне сжигающей нутро злости в отношении Вэнь Кэсина, подзабыл об этом. Это был особо яркий вид ненависти. И неприятный вид этого травника, который порой спотыкался на ровном месте, лишь больше её разжигал. Он казался таким жалким: когда вышел из Зала Яма и застыл на месте, ища потерянным взглядом шисюна и щурясь... И видя, как в другой стороне Жун Сюань и Цзышу вели, видимо, не очень приятный разговор, Лян Цзюсяо решил, что с него хватит. При виде него лицо травника стало удивлённым, но приветливым, хотя они не общались нормально до этого дня. «Ты не знаешь, где?..» — дружелюбно начал тот, и захотелось наглядно показать, что ему здесь были не рады. Чтобы понял, что был тут ненужным балластом. «С Жун Сюанем, там — мотнул в сторону головой он, и Вэнь Кэсин, пробормотав слова благодарности, сделал шаг в их направлении, но Цзюсяо сместился и загородил ему дорогу — знаешь, когда-то давно Поместье Секретов было разрушено, потому что наш учитель убил Чжао Цзина...» После этих слов Вэнь Кэсин поднял на него испуганный взгляд, резко побледнев. Любопытная реакция. Цзюсяо был рад, что тот теперь сосредоточил своё внимание на разговоре. «Два с лишним года назад мы только нашли шисюна. И, как оказалось, сюда приходили по одиночке наёмники первого принца вначале. Теперь же, скорее всего, нам придётся вновь опасаться осады на Фэнъя». «Вновь?..» — нахмурился в непонимании тот. Чжоу Цзышу ему не говорил?.. Значит, не такие уж и хорошие они друзья. «Именно. Примерно чуть больше года назад на Долину Призраков устраивали облаву. Это было уже при мне: по наши души появились головорезы Его Величества. Мы боролись несколько суток и лишь чудом отбились. А сейчас, после убийства учителя школы Эмэй, после того, как ты вошёл в Долину... Я вот что хочу сказать: не встреться вы с шисюном в тот день, то всего этого сейчас бы не было». «Если ты ещё помнишь, — перебил его тогда вдруг Вэнь Кэсин — то это не я следил за своим шисюном, забывая смотреть по сторонам и не замечая слежки. Не перекладывай свою вину на меня». И это высказывание так разозлило Цзюсяо! Потому что было правдой. От первого до последнего слова. «Тебе здесь не место. И никогда не будет. Твой отец уже пытался убить моего шисюна. И, не сомневаюсь, он попытается ещё не раз. Из-за тебя. Ты — не более чем помеха, Вэнь Кэсин. Не знаю, что в тебе нашёл Чжоу-шисюн, коль общается с тобой, но держись от него подальше». Возможно он был слишком резок и самонадеян, когда говорил всё это травнику, который потом его лечил. Однако тот действительно старался помочь Цзюсяо с ногой, хоть и после долгих уговоров Би Синмина. Потому что сам Лян Цзюсяо ни за что бы не попросил его об этом. Всё то время, что травник Вэнь провёл в Долине Призраков, Цзюсяо замечал, какими глазами он провожал каждое движение шисюна. Такое невозможно не заметить. За исключением тех случаев, когда ты влюблен настолько сильно, что уже не видишь отражения этого чувства в глазах объекта своего обожания. И Чжоу-шисюн... Он был целиком и полностью им порабощён. Чертовски влюблен. Но почему-то значение этому придавал только Цзюсяо. Лишь он сумел распознать в этом назревающую опасность. Рассказав о своих наблюдениях и предпринятых шагах на опережение — упреждении и устранении этой опасности, разговоре с Чжоу Цзышу — Би Синмину... Наверно он ожидал похвалы и поддержки или какой-то нейтральной реакции. Но не того, что ему с размаху влепят пощёчину. «Я знаю — Синмин выглядел очень сожалеющим в тот момент, но не стал извиняться. Притрагиваясь ошеломлённо к щеке, Цзюсяо не мог и слово выжать из себя. Не понимая, чем заслужил это — знаю, что ты хочешь для него лучшего. Но никогда, Лян-шиди, никогда не смей давить на Чжоу-шисюна чувством вины! Я просто... После того, что ты для нас всех сделал, я, наверно, был о тебе лучшего мнения. Оказывается, вот почему травник ушёл, и шисюн выглядит так, будто... Ты!.. Ты просто наглый, неблагодарный и ревнивый засранец!» Ревность? Тогда Цзюсяо насмешило это предположение. Но видя сейчас, как Би Синмин шёл на помощь к Чжоу Цзышу, слыша, как он просил пойти с ним и Цзю-Цзю... Возможно в этом была доля правды. Он так боялся, что кто-то отнимет у него шисюна, что сам невольно подтолкнул Цзышу к тому, чтобы тот полностью от него отвернулся. Цзюсяо всё ещё считал, что поступил правильно, высказав ему свои опасения. Хотя в момент, когда практически прокричал «ты хочешь обречь нас на смерть ради... ради него?!» ему стало больно от вида Цзышу. Тёплая рука, толкнувшая его. Годы, когда он жёг ему ритуальные деньги, молился за его душу. И пускай это не Цзышу умер тогда, а Би Чэнфэн. Но Цзюсяо видел, что могло с ним стать. Видел то тело. И, когда прикрикнул сгоряча на обожаемого старшего брата, вдруг по-настоящему испугался. Потому что тот побледнел так, будто испустит дух на месте. Ему даже на миг померещилось, что всё, что он узнал и увидел в Долине, было жестоким, но счастливым сном, который кто-то по милости позволил ему запомнить. Лян Цзюсяо тогда даже потянулся к шисюну, чтобы убедиться, что он — не мираж, что Цзышу — реален. Но тот отшатнулся назад. В какой момент так сложилось, что между ними появилось это отчуждение? После этого разговора? Или всё-таки до него? Из-за Вэнь Кэсина? Или из-за того, какой дорогой каждого из них повела судьба? Собираясь зайти обратно в покои, Цзюсяо услышал весёлое гуление и топот маленьких ножек сына Цзю-Цзю. Когда тот появился, то держал в руках очередную сломанную бабочку из бамбука. На всех парах несясь, он врезался в Цзюсяо, а тот его аккуратно придержал, не давая упасть. Склонившемуся над ним Цзюсяо игрушка врезалась в ушную раковину, царапая сломанным крылом. Хмыкнув, он отвёл в сторону ладонь ребёнка, убедился, что тот не поранился сам и решил уйти досыпать. Однако... — Сяо-гэ плакать, — коряво произнёс тот, задумчиво. А потом решительно потянулся к нему, обхватывая за шею, всем своим маленьким весом повисая, и начал гладить по голове. — Сяо-гэ не плакать. Не плакать. Не плакать. Цзюсяо словно одеревенел в склонённой позе, давая мальчику вдоволь проводить ладошками по своей голове. Поглаживания были как... Конечно, это не руки Чжоу-шисюна. Но это были его движения. Притронувшись к щекам и утерев их кулаком, понимая, что, почему-то, совсем не получилось... Сколько потом он там не тёр — рука только размазывала слёзы по лицу. А мальчишка всё упорно повторял: «Не плакать, не плакать». Не зная зачем, он сам его обнял, чувствуя, как хрупкий ребёнок замер при этом. Цзюсяо сдавленно прошептал ему, утыкаясь в маленькое плечо: — Сяо-гэ обещает, что больше не будет плакать. Ты его успокоил. Всё хорошо. Всё правда... Правда хорошо. Пару мгновений спустя тот выпутался из его рук и опять требовательно протянул бабочку. В этот раз задев ею нос. — Что ты хочешь? Когда его снова ткнули игрушкой, Лян Цзюсяо беззлобно усмехнулся и шмыгнул. — Надо сказать: «Сяо-гэ, почини, пожалуйста, бабочку». На лице ребёнка застыло очень сложное выражение мыслительного процесса. Маленькие брови нахмурились, пухлые губы поджались. — Сяо-гэ ба-ба-ка! — очень громко крикнул он озарившее его откровение и счастливо улыбнулся. Цзюсяо понял, что это будет долгая ночь. Он знал, где находятся покои Цзю-Цзю, но не был уверен, можно ли ему в них заходить. Однако, если оставит мальца у себя, и его не найдут по приходу в кровати — абсолютно все будут подняты на уши. Препираясь с мальчишкой, поднятым на руки, идя до его с матерью покоев, он пытался заставить это мелкое чудовище понять, что он — не бабочка, но тому, походу, очень нравилось его недовольство. Он уложил его спать, в свете свечи показывая театр теней, изображая бабочек руками. Потому что чинить его игрушки, как господин Жун, не умел. Но ничего не было проще, чем переключить внимание сорванца на новую забаву, пока его не сморило тепло постели. Цзюсяо мельком подумал, что наверно поэтому господин Жун порой подолгу возился с этим мальцом. Потому что его не интересовали склоки вокруг них, в его мире пока не было ничего, что бы пугало его или заставляло сомневаться на каждом шагу, сомневаться в своих поступках. Ему просто были нужны его игрушки и те люди, которые бы с ним играли. Несмотря на то, что Цзю-Цзю поначалу не понимала и не знала, как воспитывать, она действительно его любила, заботилась о нём. Кто бы мог подумать, что в Долине Призраков может появиться настолько светлый душой человек? Преображавший всё вокруг себя. Которому порой даже резкий на слова Сунь Дин мог терпеливо показывать, как он делал цепи, концентрируя всю свою разрушающую энергию на металле, а эта мелюзга, стоя рядом, хлопала в ладоши. Которого, не отвлекаясь от проведения собраний, поглаживал успокаивающе по голове Чжоу Цзышу, зарываясь попутно в отчёты, сданные призраками, и тот сидел тихо, забравшись к нему на колени. Который однажды взял материал для маскировки у Лю Цинцяо и попытался приклеить себе, из тонкой и пластичной материи, что-то на носу, измазав его вдобавок тушью. И эта застенчивая, в чём-то, девица, неожиданно весело хохоча рисовала ему на щеках крылья бабочки. Даже Сюэ Фан остался неравнодушен. «Поранишься, дурень» — легко отталкивал он маленькие руки, тянущиеся к его режущим сетям. Попросив потом у Хозяина Долины разрешения спуститься к подножной деревеньке, Висельник вернулся с новыми толстыми верёвками и учил мальца плести узлы. «Вот так, мальчишка: если протянуть этот конец здесь, а этот — туда и затянуть, то получится крепкий узел, который сложно будет расплести врагу». С высунутым от напряжения языком, дитя старательно повторяло всё показанное. Мальчишка был их маленьким светом. Показывающим, какими, возможно, они сами были в детстве. И чего им, порой, не хватало во взрослой жизни. — Цзюсяо? — отвлёк его от любования посапывающим ребёнком голос Цзю-Цзю. Оглянувшись, он заметил, что та стояла в проходе, а за ней маячила фигура Цзышу, видимо, решившего проводить её. — А, — смутившись, Лян Цзюсяо нервно почесал за ухом, — он просто выбежал вслед за тобой, и его бабочка снова сломалась... Всё в порядке, мне не сложно было с ним немного посидеть. — Хорошо. Спасибо, — та обернулась на Чжоу Цзышу. — Благодарю, что проводили меня. Надеюсь, господину Жуну станет легче. — Я тоже. Если бы не ты, боюсь, он бы не дал себя напоить лекарством. — Доброй ночи, Хозяин. Цзюсяо, поняв, что их так выпроваживают, тоже поспешил попрощаться. С Чжоу Цзышу им нужно было идти в одну сторону, но тот ни словом не обмолвился с ним. Звук его шагов, несмотря на то, что они были тихими, отскакивал от стен. Был быстрым и ритмичным, будто тот желал как можно скорее покинуть его общество. — Шисюн! — неуверенно, но с надеждой позвал Цзюсяо, не зная даже, что сказать. Он так много обдумывал всё, произошедшее с ними, и ему становилось нестерпимо стыдно. Мысли беспорядочным вихрем метались в голове, терзая всё в груди и в душе. Не сбавляя шага и не оглядываясь, Цзышу добрался до деревянной двери в свою комнату и захлопнул её с треском. Слышен был звук запирающего изнутри засова. Воспрявший ранее духом Цзюсяо, оставшись один посреди каменного коридора, сгорбился. — Мне очень жаль, шисюн... — прошептал он в никуда.

***

Е Байи слышал тревожные слухи в тавернах и харчевнях. Кто-то наводил ужас на весь цзянху. Кто-то неуловимый. И это точно был не этот Многоликий. Даже обладай он первоклассным цигуном — не смог бы так резво промчаться от Долины до Лояна. Но почему именно Лоян? Почему неизвестный нападал на героев цзянху и лишал их языка и пальцев? Найденные Е Байи выжившие, встречающиеся на пути, точнее те, кто всё же чудом сумел спастись от этого жестокого человека, нарекли его Карающим духом. А помимо него было ещё две непонятные личности. Е Байи всегда немного бесило, что простой люд давал прозвища всем подряд, и при этом — такие несуразные. Вот Чанцин был «Призрачной рукой». Недомерка и воспитанника Хуайчжана назвали «Многоликий». Самого Е Байи начали величать за глаза «Великий монах», а в лицо звали учеником этого самого монаха. Теперь этот Карающий дух появился вместе с Призраком с выступающим носом и Чжэнь-у. Глупость какая! Хуайчжан слишком долго не объявлялся. Оставив Долину, Е Байи направился сразу в Лоян, стараясь как можно быстрее там оказаться. И, как он понял, всё же останавливаясь на ночлег в постоялых домах, Собрание Героев по уничтожению Долины Призраков откладывалось. К Монаху с горы Чанмин никто пока не взывал. Да и, по сути, сложно это было сделать, когда он сам был далеко от Чанмин, а главы школ сменяли друг друга в неразберихе. Молодые, только вошедшие в права и не установившие своего порядка, не имеющие толком авторитета среди прочих, погрязшие в собственных распрях… Колесо без спиц не могло поехать, только лишь сломаться. И пока школы внутри себя и между собой не договорятся — толку не будет. Мелкой дурной девчонки, которая ему встречалась тут однажды, здесь не было. И в таверну он захаживал, где повстречал её, и в лавку, где, как выяснилось, та недолго проработала. Е Байи даже немного жалел, что не увидел её. Было бы не так скучно, пока Хуайчжан не соизволил наконец явиться. — Не подскажете, где?.. — спросил рядом кто-то. То ли про столицу, чаровницу или вовсе где молиться. Е Байи не расслышал, но не мог не оглянуться, когда раздался гневный вскрик. На какого-то благородного господина наткнулся высокий молодой человек и случайно схватил за руку, чтобы не упасть. — Ты что же, недоумок, вообще слепой?! — сразу забрызжал слюной он, стряхивая с себя руку незнакомца. Тот же отступил на пару шагов, извиняясь и едва не запутываясь ногами в тёмном ханьфу. Бессмертный меч прищурился: а тот, похоже, и вправду был частично слеп. Или близок к этому. Походка была неуверенной и ломкой. Однако руки — очень даже ловкие. Он заметил, как наткнувшийся на всё ещё продолжающего бранить его мужчину незаметно присвоил чужой мешочек с деньгами. Случай забылся достаточно быстро, потому что привычная рутина Е Байи в ожидании — поиски слухов и попутные ленивые размышления, пока глупый второй ученик где-то задерживался. Мир жил совсем по-другому, нежели при Чанцине. Или может ему просто так казалось? Ведь тогда были он сам, Чанцин, призрачный моллюск Сюань: потому что, кроме как на моллюска, тот на большее и не тянул. Жена Чанцина — скверная особа, как по нему. И многим позже появился Хуайчжан — дитя, которое умоляло взять его в ученики. Сейчас шанс наткнуться на кого-то учёного, да хотя бы просто интересного и достойного, как считал Е Байи, был крайне мизерный. В принципе, как и ранее. Они с Чанцином достигли своих высот сами. И если бы не проклятая мантра, которую старший Жун выменял на один из своих мечей, всё могло бы пойти по-другому. Он как сейчас помнил тот день, когда тому встретился на пути тот нищий старец. И Чанцин, в погоне за знаниями, подарил ему меч Дахуан. Е Байи тогда не знал, что этот потрёпанный свиток разрушит его жизнь. Они вместе корпели над ним и, в какой-то момент, негласно прекратили. Но потом, когда девица, повстречавшая однажды Чанцина и влюбившаяся в него, кинулась за помощью к Е Байи, чтобы спасти этого дурака, продолжившего практиковать, как оказалось, в одиночестве технику, он… он был готов пожертвовать ради Чанцина всем. И пожертвовал. Свой человеческой сущностью. Возможностью пить обычный чай или вино, есть теплую еду, наслаждаться жизнью и стареть, как и полагалось по закону Неба и Земли. И пока Чанцин был жив — всё это не имело значения. Но того не стало. Как не станет когда-то, как он надеялся, и его самого. Возвыситься над Небом и Землёй имело смысл только с кем-то близким рядом. В ином случае лучше потеряться в вихре времени, забыть эту жизнь, выпив суп старушки Мэн По, и уйти на перерождение. Очередная харчевня была набита битком. И снова глупый люд обмусоливал одно и то же. Мальчишку его второго ученика и этого, призрачноносого убийцу. Е Байи заказал выпивку. И просто смотрел на принесённую чарку и кувшин, не притрагиваясь к содержимому. Пока А-Сюань ещё нуждался в нём, ему нельзя было уходить вслед за Чанцином. К тому же, тот и не ждал его на мосту Найхэ, он был уверен в этом. Но вот его сбившийся с пути ученик всё ещё ожидал за воротами Долины Призраков. И он не мог обмануть его и так просто исчезнуть. — Ты зачем пнул потом того слепого, Шэнь И?! Навлечёшь на себя и на нас ещё злого духа… — один из выпивох был очень громким в своём страхе. — Чтоб не болтался под ногами и ходил хотя бы с палкой, раз он слеп! Да, мне конечно стало неловко потом, но что я мог поделать? Я торопился! К тому же, я ведь ни слова не вымолвил плохого про императора. Все знают, что Призрак с длинным носом мстит лишь тем, кто о Его Величестве смеет вести порочащие речи. — Старина Шэнь, это Чжэнь-у так делает! Ты всё перепутал! Длинноносый мстит за непочтительность, а при каждом плохом слове о Многоликом появляется Карающий… — Что этот, что Многоликий… одного поля ягоды, тьфу, — сплюнул Шэнь И. — Официант, ещё вина! Друг господина Шэня удивлённо округлил глаза. — Ты видел Многоликого? — Нет, конечно! Боги помилуй его видеть! Думаю, ты слышал, что стало когда-то с сыном бывшего главы Хуашань, молодым господином Юем, — тот поиграл бровями, а его собеседник понимающе покивал с улыбкой. Видимо Шэнь И, по старой дружбе, с кем-то смаковал уже эту тему. — Главной ветви клана Юй точно пришёл конец, ведь их единственный наследник — без надлежащего конца! Ха-ха-ха! Так вот, — посерьезнел Шэнь И и чуть понизил голос, оглядываясь, — мне довелось узнать, что после каждой своей вылазки Многоликий оставлял после себя какой-то порванный флаг. Пострадавшие школы этим обычно не делились перед всеми, но между собой… Ты понимаешь, друг. Мне кажется, что Многоликий — один из учеников сожжённого Поместья Секретов… — Да ты брешешь! Столько лет прошло ведь, они наверняка не выжили. Старина Шэнь, давай лучше… Е Байи же стало скучно. Он всё это знал и так. Порванный флажок с тремя цветами находили в сожжённой резиденции Хуашань, на постоялом дворе, который обвалился на главу Гао. Только учитель из школы Эмэй остался без флажка, и то из-за спешки сорванца, меняющего маски. Получилось ли так специально или нет, но юный Чжоу обезглавил часть школ, которые имели отношение к трагедии Жун Сюаня. Ставший пару лет назад главой в Дунтине Гао Чун был теперь мёртв. Учитель школы Эмэй. Прямая линия рода Юй была прервана, что внесло разлад в сам орден. А Чжао Цзина вообще прикончил Цинь Хуайчжан. Можно ли было считать, что они мстили не только за себя, но и за своего… дядю и собрата по учению? Сам Е Байи задумался, а поступил ли бы он так же, как Хуайчжан и его ученик, коль узнал бы все подробности этой запутанной истории многим ранее. Но решил, что бессмысленно предаваться таким мыслям. Поздно ночью он не понял, отчего проснулся. Сердце почему-то колотилось в бешеном ритме. Прислушавшись, он различил призывы о помощи. Особо не раздумывая, Е Байи выпрямился, схватил лежащий около кровати Лунбэй и двинулся на источник криков на постоялом дворе. Шэнь И, который ещё вечером разглагольствовал о Многоликом, хватался теперь за собственный рот, в котором нельзя было различить язык. Белая спальная одежда была окрашена красным. Даже за столпившимися зеваками заметно, как нестерпимо мучительно было ему. Капли болезненного пота выступили на его побледневшем лбе. — «Преданность или смерть», — от Шэнь И отделилась холодно хмыкнувшая тень того самого слепого, полной ступнёй осязающего дощатый пол комнаты. Сверкнул гибкий меч, который был вытерт о подол тёмного ханьфу. — Это он! — Чжэнь-у! — Карающий дух! — Призрак с длинным носом! Е Байи толкнул одного доходягу в бок, чтобы протиснуться внутрь. Гибкий меч, отливающий серебром. Звон, с которым тот лёг в ножны. Работа Чанцина. Его Чанцина. Конечно он знал, что Жун Чанцин не мог вернуться в мир живых, хотя на одно мяо именно это он и подумал. Но логично предположил, что кто-то мог украсть меч у Хуайчжана… — Стой! Стой, кому говорю! — прорвался он в комнату, но этот «Чжэнь-у» скрылся за открытым окном. Через которое, вероятно, и пробрался изначально. Оставляя остальных зевак, Е Байи последовал за ним. Нагнал он его почти у выхода из города. Старающийся скрыться резко развернулся, и Е Байи на рефлексе выставил ладонь вперёд. Две силы схлестнулись друг с другом. И он ощутил что-то знакомое. А-Сюань… тот чувствовался примерно так же: буря энергии, проходящая через меридианы, пронзённые иглами. Сдерживающими и направляющими. Лицо юнца было совсем незнакомо ему. Незрячий глаз с блеклым зрачком. И совсем другой, правый: живой и полный едва контролируемой ярости. Веяло сильным искажением ци. Таким, с которым почти невозможно было справиться. Как минимум ранее, когда Байи ещё не поселился на Чанмин. Наверно, будь вместо него кто-нибудь другой, то он тут же бы испустил дух, едва соприкоснувшись с этой разрушающей силой. Он чувствовал, что собственная духовная энергия всё же была несколько мощнее. Но если бы попытался лишить жизни этого убийцу — не получил бы ответов, которых жаждал. И неизвестно, кто на самом деле вышел бы из этого противостояния победителем. Это ли был друг мальчишки Чжоу? Он ли помог А-Сюаню? Да и разве цзянху мог полниться столькими совпадениями? Большой нос. Незрячий глаз. Босые ноги и тёмное ханьфу. Если он ещё окажется и человеком из Долины Целителей, то впору было съедать свой собственный меч. Перед ним был Карающий дух, Призрак с большим носом и тот, кого идиоты прозвали Чжэнь-у. — Кто ты и почему используешь меч моего ученика? — Сюй-гэ не твой ученик, саранча бледная! — с явным трудом оттолкнул тот его. Только один человек до этого называл Е Байи так. Та самая дурная девчонка с диким нравом... «Расправиться бы с ним, да поучить манерам, раз в своё время родители не сумели...» — Мастер Е! Мастер! Е Байи оглянулся: объявился, наконец, его второй ученик. Цинь Хуайчжан. Как всегда не тогда, когда было нужно. Наглый пройдоха пустился снова бежать. Е Байи понял, что если погонится за ним вновь, то Хуайчжан будет не в силах за ними поспеть. Он вздохнул и позволил этому Чжэнь-у уйти. А-Сюань и Хуайчжан важнее. Ведь у Е Байи больше никого не осталось. А у них… Он глянул вновь на запыхавшегося второго ученика. Который стремился угодить учителю долгие годы. Большую часть своей жизни. Если в погоне за ним тот тоже, как и А-Сюань, собьётся с пути, то грош цена ему как учителю. Пока Хуайчжан не наделал ещё больше глупостей, его стоило направить. Он не сумел помочь в своё время Жун Сюаню. Но возможно стоило уделять больше внимания и своему второму ученику. Который снова выглядел как оборванец, нацепив на себя уродский маскарад. А он ещё удивлялся, почему Чжоу Цзышу такой. С таким учителем, каким ещё тот мог стать? — Мастер Е, я, наконец, нашёл вас! — тот почтительно склонился, и Е Байи показалось, что он даже услышал скрип его износившихся от множества лет костей. Почему безжалостный вихрь времени забирал всех, кто ему был дорог, но не его самого? — Ты долго шёл. — Пришлось помогать тем, кто попадался на пути. Вы слышали, что в округе объявился убийца… Е Байи закатил нервно глаза. Если ещё хоть кто-нибудь скажет ему хоть слово про этого призрака, что у всех на слуху, то он не знал, что с этим человеком сделает. — А кто это с вами был, учитель Е? — Тот самый убийца. Длинноносый и Карающий Чжэнь-у. — Но Чжэнь-у, как я выяснил, орудует только в столице, я недавно встретил оттуда купцов... Задумавшись, Е Байи даже оступился, когда он и ученик шли к постоялому дому. Как бы он не не любил маскарады и кражу чужих тайн и слухов, нельзя было отменять, что Хуайчжан был лучшим в этом… потому что никто другой за подобное бы не взялся. Если встреченный им был не Чжэнь-у, то кем тогда? Рассказав о том, что знал сам, выслушав всё, что ученик поведал, Е Байи чертыхнулся. Вес Лунбэя тяжело давил на спину, напоминая о себе. Сам он почувствовал себя целиком и полностью на свой реальный возраст, который… он, к редко напоминающему о себе стыду, не помнил, но предполагал, что уж точно перевалил за девяносто, если не сотню. — Долина Целителей… Знаешь, Хуайчжан, я крайне не люблю это место, — оставил Е Байи своего ученика в недоумении. А сам подумал, что, в чём-то, вихрь времени повторял сам себя. Он и Чанцин, и жена Чанцина. Жун Сюань и Фэн-эр. Теперь эстафету перенял мальчишка Чжоу и этот… — Мастер, так вы видели Вэнь Кэсина? — всполошился Хуайчжан, прямо как его ученик Чжоу. — Видел, — кивнул Е Байи. — Куда он пошёл? Мне нужно… — А я почём знаю? Если ты не заметил, то ты прервал нас во время рукопашного разговора по душам. Страдальческое лицо Хуайчжана немного повеселило его. — Отправляйся в столицу как и планировал, глупый второй ученик. А я подожду тебя здесь.