Начало вращения

Один день за другим по палящему солнцу. Лишняя капля воды казалась блаженством. И Вэнь Кэсин пил жадно. И не мог насытиться. Ранее ему нравилось вино, потому что оно олицетворяло тягу к чему-то далёкому, прекрасному и недостижимому, с вином казалось, будто невозможное можно нагнать. Вода же олицетворяла жизнь. Жадность до неё, до дыхания, которое терялось в горле с каждым новым неряшливым глотком. Мысли путались. Зрение было неполным и мутилось. А от яркого света хотелось закрыть глаза и больше никогда их не открывать. Но разве можно так запросто сдаться, когда цель была практически в его руках? Когда гордый журавль был почти пойман им, но, как оказалось, должен был ещё позаботиться о кучке маленьких журавлят. «Чжоу Цзышу — слабо улыбнулся Вэнь Кэсин, прикрыв глаза рукой — отвёл меня туда, откуда я не смог бы выбраться сразу? Даже попросил остаться незнакомцами...» — грудь наполнил кашляющий смех. Солнце всё так же безжалостно светило. Нельзя было сказать, что Вэнь Кэсин не понимал к чему всё шло. Взгляды Лян Цзюсяо, полные пренебрежения, опасливые — Би Синмина. Извиняющиеся, принадлежащие Лю Мэйлин. Понимающие и немного горькие, которые бросал господин Жун. И взгляды самого Сюй-гэ. Прощающиеся каждый раз. Сомневающиеся в правильности своего решения, когда тот думал, что Кэсин не смотрел на него, и решительные при прямом контакте глаз. Цзюсяо сказал ему, чтобы он не приближался к его шисюну. Он даже и не думал об этом. Это ведь слишком слабое слово для того, что Вэнь Кэсин обычно делал. Поэтому просто приближаться, он, конечно, не стал: он подошёл и на глазах у Цзюсяо обхватил подрагивающие пальцы А-Сюя своими. Ведь Цзюсяо не уточнял, что Кэсин не мог вмешиваться, когда посчитал бы нужным. Однако слова Лян Цзюсяо о том, почему именно ополчились на всё поместье... Теперь ему стало понятнее всё произошедшее. Да, цзянху полнился слухами, которые всё же добредали и до земель Долины Целителей. Но одно дело — слухи, а другое — узнать всё от первоисточника. Цинь Хуайчжан спас его семью, но при этом подставил всех своих учеников. И Кэсин не знал: будь у него самого видимый выбор между чужими жизнями и жизнью родителей, сумел ли бы он выбрать что-то одно. Но вряд ли и сам мастер Цинь знал о том, как всё обернётся в будущем. Он просто увидел несправедливость и пресёк её. Не требуя ничего взамен. Однако с тех пор судьбы двух именитых целителей и их сына, судьбы учеников Поместья Секретов оказались неразрывно связаны. Как бы эгоистично это не было, Кэсин, в чём-то, благодарен Небесам за то, что сложилось именно так. Но то, как Цзюсяо давил морально на его А-Сюя... Он мог разорвать Цзюсяо. Мог уничтожить этого наглого червяка... Но видя то, как Цзышу с ним говорил, как им дорожил, не посмел. И с большим трудом подавил свою взметнувшуюся злость. Кэсин слышал каждое слово, брошенное упрёком в лицо Чжоу Цзышу. И каждое ответное. Потому не особо удивился и воспротивился, когда его увели поздней ночью из Долины Призраков сначала в одну деревню, потом в другую, третью. Хотя до последнего глупо надеялся, что всё будет по-другому. Однако они петляли так, что Кэсин и вправду не запомнил дороги назад. Ему, который обычно ходил только из Долины Целителей до её угодьев и обратно, было бы трудно вернуться назад. В Долине Призраков он провёл почти месяц. Ему было привычно находиться среди общества тех, кто к нему был не особо благосклонен. Но они не склонялись перед авторитетом его отца и матери, Старейшины, как было в Долине Целителей и ближайшем к ней поселении. Тот же Цзюсяо не делал вид, что хотел с ним дружить, лишь бы угодить своему шисюну. Они хотя бы были искренни в своем отношении. Не юлили. Не выказывали ему почестей как другу Многоликого. Не делали его равным ему, но и не принижали его самого. Ему, по правде, там в чём-то нравилось. Там было немного свободнее всё. Мало условностей. За воротами ты мог быть кем угодно: целителем, воителем, вором, душегубом. А в Долине был просто призраком. И там было только три правила, которым нужно неукоснительно следовать. Злосчастный клочок бумаги с посланием А-Сюя он сжёг, не приходя толком в себя от резкой боли в глазу и меридианах. Не ощущая разницы между тем, что расплывалось перед взором, и тем, что видел, закрывая веки. Это было так дико, так похоже на агонию тех, кто находился на последних мгновениях своей жизни. Многие, кого лечила мама, и кто был в состоянии рассказывать, говорили, что видели что-то из своего прошлого. Но то, что видел он, никогда не происходило в его жизни: горящее старое поместье, затерянное в горах. Какой-то совсем юный мальчуган, которого пнул сапог. И, почему-то, Долина Призраков, но немного странная, не такая, какая она сейчас. Там был старый Варвар, которого он видел в своём детском кошмаре: тот сидел на каменном троне, который обычно занимал Цзышу. Сам Кэсин, скидывающий со знакомого утёса что-то тяжёлое... А ещё был какой-то незнакомый седой старик с ледяными искрами в глазах. Который смотрел так, будто видел всю подноготную, все мысли, чувства, желания. Который передал кому-то потрёпанный свиток, а мужчина, выглядящий очень похожим на Жун Сюаня, дал ему взамен зловеще выглядящий меч. Почему-то Кэсин, в момент сжигающей что-то внутри него боли, как-то отрешённо стал задумываться о том, как бы повернулась жизнь, достигни Чжао Цзин своей цели. И о том, что в Долине Призраков он почему-то чувствовал себя почти на своём месте. Почти цельным. Звёзды казались там более знакомыми, хотя глупо наверно сравнивать звёздное небо двух долин, в которых ему довелось бывать. Если бы кто-то сделал что-то по-другому… приди Чжао Цзин раньше за его семьёй, где бы он был и кем? В Долине Целителей ли, беспечным сыном целительницы и мечника? Мертвецом? Или призраком, который бы выгрызал себе право на голос, на жизнь? Какой бог перепутал порядок звёзд на небе, дни и года, что их жизни висели на волоске? От одной мысли становилось очень тревожно. Он не хотел, чтобы было так. Но и то, что происходило сейчас, казалось неправильным. Словно он украл что-то у кого-то... Возможно не стоило воровать у кузнеца материал для игл, так бы груз вины не давил столь сильно. И пускай тот собирался выкинуть металл, ставший ненужным, наверно стоило спросить разрешения... Видя Цзюсяо, мучающегося от боли в явно сросшейся неправильно ноге, Кэсин не спешил предлагать свою помощь. Потому что его ци могла взбунтоваться. Он пару лет искал способы контролировать себя и свою силу. И только в семнадцать додумался до полых внутри игл. Сделал их, стащив расходный материал у кузнеца в деревеньке, к которому часто захаживал с лекарствами. Пропитал их в растворе, когда они полностью сформировались и были готовы к использованию. И поздней ночью пронзил меридианы в руках. Так он был готов к новой встрече с Чжоу Сюем после исчезновения Гу Сян. Этот способ был одновременно и простым, и сложным. Ци всё ещё бурлила внутри. Он чувствовал её течение. Одно — правильное, спокойное. И другое: собирающееся в тёмный клубок, готовое разорвать его на части. А на подобную идею его натолкнула, сама не зная того, мама. Однажды стоя у окна, она набрала пригоршню осыпавшегося на его выступы снега, опустила половник в него на некоторое время, а затем взяла его и слегка окунула в наваристый суп. И так по несколько раз. Кэсин, толкущий тогда травы, искоса следил за её движениями, не особо понимая, для чего были нужны эти манипуляции. «Мам? А почему ты?..» Гу Мяомяо глянула тогда на него улыбчиво, отвлекаясь. «Твоему отцу всё ещё нужно более лёгкое питание порой. Он, конечно, выздоровел, и не окажется в том же положении, как... Как когда тебе было девять. Но ему иногда нужно, для профилактики, есть что-то нежирное. Не придумала ничего, кроме этого, чтобы как-то убрать большую часть масла...» «Как это работает?» — Кэсин всё ещё не понимал. «Поди сюда, А-Син. И смотри — она вновь сполоснула водой половник, окунула его в снег, а потом провела им по поверхности супа. И на половнике остались маслянистые пятна, тогда как в еде их стало в разы меньше — можно было бы, конечно, полностью охладить всё, но мне слишком не хочется потом заново разогревать». «Мам, — Кэсин был настолько ошеломлен от такого простого действия, ему будто открылось что-то невиданное, что он сам до конца не мог толком в своей голове осознать, но что начало приобретать форму — мама, ты просто гениальна...» «Да ну тебя, подлиза! — фыркнула добродушно она, глянув лукаво — что в этом может быть гениального? Так многие делают вообще-то...» «Нет, мам, ты не понимаешь!..» «Единственное, что я точно понимаю, молодой человек, так это то, что ты уже достиг брачного возраста! Когда в моём доме появится невестка?» Вэнь Кэсин попятился опасливо назад, к выходу с кухни. Если Гу Мяомяо начинала говорить таким тоном, то лучше готовиться к бегству. Он безмерно любил её и уважал, но вряд ли когда-нибудь будет прилежным мужем. Даже сыном и братом таким быть не получалось, так зачем ему губить какой-нибудь деве жизнь, когда у неё есть шанс на счастливый брак? «Этот презренный сын просит прощения, но он ещё не готов к женитьбе. И не уверен, что когда-либо женится», — склонился он в смиренном поклоне ей, прежде чем вылететь за дверь. Наверно впервые в жизни он так улепётывал из дома, что даже пятки сверкали. И пускай в спину раздался смех матери и её крик «да я же пошутила, А-Син!», он не хотел рисковать. Если это работало с маслом... Почему не должно сработать с той же ци? Может это было крайней глупостью, а может было глупостью то, что никто до такого сравнения не додумался раньше, но... Тогда он руководствовался мыслью, что если не попробует, то точно будет всю жизнь жалеть. В конце концов, он обещал А-Сюю решение проблемы. А раз уж она касалась его, то он к ней подошёл с большим упорством, чем мог бы. Ради себя он старался не столь активно, и по первости ему хватало простого лишения духовных сил, опустошая себя от них... Которые, со временем, возросли, но которые были способны лишь помочь ему быстро передвигаться или пользоваться техникой усиления голоса или слуха. Он ни в коей мере не считал себя целителем. Потому что, в сравнении с его матерью и отцом, являлся всего лишь блёклым пятном на фоне красивого и яркого узора их умений. Ему не давались ни техники меча, ни продолжительное лечение с помощью ци. Если его когда-нибудь кто-то попросит вылечить царапину, а не проверить пульс или что-то временно обезболить, то с большей вероятностью он что-нибудь сломает этому человеку. Так же, как сломал когда-то старый отцовский кинжал. То, что он сделал, Вэнь Кэсин, естественно, применил сначала на себе. Господин Жун был прав — никто не занимался особо лечением искажения ци. Потому что от него практически не было спасения. Все запертые внутри чувства и эмоции пожирали своего владельца рано или поздно. А собственная ци разъедала нутро. К болезни могло привести потрясение, сильный гнев и въевшееся в сердце чувство вины. Как и постоянное ощущение беспомощности перед судьбой. И далеко не всегда медитации помогали. Чаще просто отсрочивали неизбежное. Но он, неожиданно, смог что-то сделать. Перепробовав множество вариантов, понял, что лучше всего подходили полые внутри иглы. Только потому предложил такой вариант и Жун Сюаню. Чья мощность духа просто поражала. Было удивительно, как эта сила ещё не разорвала его на клочки. Однако увидев, как менялось лицо самого страшного из ныне живущих призраков при взгляде на мелкого мальчишку и двух дев Долины… кто бы мог подумать, что внушающий страх всему цзянху Жун Сюань боялся женщин и робел при виде ребёнка? Для него было совсем ещё не всё потеряно. Ведь он столько лет продержался. «Чему ты хмыкаешь там, мальчишка?» — бросил тот ему, когда Вэнь Кэсин заметил его внимание к Цзю-Цзю, пытающейся напоить сына. «Вы часто, глядя на неё, вспоминаете Юэ Фэн? — гневное развернувшееся лицо конечно напугало его, но, в то же время, недостаточно, чтобы Вэнь Кэсин замолчал — Юэ Фэн приходила в Долину, когда я был маленьким. Она очень дорожила вами… ведь, судя по всему, именно для вас она украла Руководство Инь Ян». «Не смей произносить…» «Юэ Фэн — упрямо продолжил Вэнь Кэсин, стараясь не обращать внимания на встревоженный взгляд Цзышу, который их заприметил — вам стоит перестать винить себя в её смерти». «Скажи это себе, паршивец — глаза Жун Сюаня заволокло тогда кровавой пеленой боли и злости — у тебя тоже ведь есть искажение. Я чувствую его за много ли. Чего же ты сам постоянно избегаешь в мыслях?» На очередном «Юэ Фэн» Жун Сюань, уже не соображая кто он и где находился, кинулся было к нему, как его остановила пара-тройка метких игл. Прибежавший Чжоу Сюй вопросительно глянул, подхватывая падающее тяжёлое тело, но Кэсин без слов просто помог ему оттащить господина Жуна в его покои. Проспавшись, тот даже хотел отблагодарить и, как не удивительно, попросить прощения. «Отдохните, господин Жун. Один день у искажения ци мы выиграли. Будете нервничать меньше — выиграем целую жизнь». А потом он показал ему свои руки с иглами. И тот согласился попробовать хотя бы так укротить бушующую энергию. Сморгнув слезу от слепившего в глаза солнца, Вэнь Кэсин прикрыл глаза от его света рукой. Вдали виднелось много путей, троп. Одна, возможно, напрямую вела в сторону Долины Целителей. Другая, может быть, в сторону Чжоу Сюя. — Я не буду тебя искать, — он ступил на вымощенную грубым камнем дорогу, которую давно никто не ремонтировал. Такие, судя по тому, что он слышал в детстве, должны вести либо в один из двух провинциальных городков, либо в столицу. Камни впивались в босые ноги. Но так он хоть яснее чувствовал, куда шёл. Был увереннее. Полуразвалившиеся сапоги остались на постоялом дворе, где он их последний раз надевал. Он старался не останавливаться, двигаясь в сторону столицы. Ведь именно там всё и началось: нападения на Долину, где жил А-Сюй. Кэсин слышал, что сменился император. И он, судя по обрывкам разговоров призраков, был именно тем, кто с самого начала направлял к ним разведчиков и убийц. Вэнь Кэсин не знал, на что рассчитывал, двигаясь именно в ту сторону. Мысли порой очень сильно путались и искажались. Он не всегда помнил, где бывал. Не всегда осознавал, ел ли он что-то или нет. Но в какой-то момент, плутая, стал замечать, что с каждым пройденным поселением его, почему-то, всё больше опасались. А ещё либо принимали за совсем слепого, либо за попрошайку, хотя он ничего ни у кого особо не просил. Один раз так случилось, что его просто облили помоями ни за что ни про что, когда он просто примостился под чьим-то домом. И даже не извинились. — Проваливай отсюда, бродяга! — это было самое безобидное, что он слышал. Однако тем не стоило, только погнав его, заводить разговоры о Многоликом. У Жун Сюаня слабым местом, вызывающим вспышку неконтролируемой ярости, была Юэ Фэн. У него же — призрак со множеством лиц. Кэсин в какой-то момент понял, что Жун Сюань лишь невообразимым и чудесным образом его не уничтожил на месте, когда он его провоцировал, пытаясь проверить, что именно было тем, что держало его на плаву и что наоборот — повергало в безумие. Потому что он сам сдержаться не смог даже несмотря на ограничители в виде игл. Придя в себя, он в ужасе отшатнулся от тела мужчины, ещё недавно бахвалившегося перед друзьями, что ему дай только возможность, и он преподнесёт Многоликого на блюде Его Величеству. Ему стало грустно. А дни в Долине Призраков казались, как это ни странно, самым сладким сном. — «В грёзах был ты иль вправду был — Я же стоял и смотрел издалёка, как ты, неясен и мил, Неторопливой походкой мимо проходил», — взглянул он потом на тёмное небо, над которым сгущались тучи. Какая-то старушка рядом вскрикнула и спряталась за дверью старой хижины поселения, где он шёл. Пожав недоумённо плечами, он постарался побыстрее оттуда уйти. Наступила какая-то аномальная весна. В то время как ночи были всё ещё промозглыми, дневной жар припекал. А ему самому всё время чего-то не хватало. Воздуха, собственного дыхания, порывов ветра, которые вроде как усиливались, или воды. Чжоу Сюй не так часто рассказывал о себе что-либо, но Кэсин чувствовал, будто знал его всю жизнь. И ощущал себя подобным ему. Призраком. Но теперь — лишившимся души. Пальцы наткнулись на гибкий меч на поясе, на холод его ножен. На пробу он вынул его и ощупал лезвие, случайно раня пальцы. Сжав оружие покрепче, он попробовал повторить технику отца. Но ей совершенно не подходил этот меч. Для техники требовалось более тяжёлое оружие, которым нужно орудовать рубящими движениями. Срезав пару веток деревьев, он решил, что меч — это всё же не для него. Зато в другой раз, когда его накрыл приступ искажения при очередном упоминании А-Сюя, он почувствовал некое равновесие с самим собой, когда пальцы соприкоснулись с рукоятью. Пускай и в самый последний момент. Его А-Сюй не с ним, но его меч был под рукой. Это немного успокаивало рвущуюся на части душу. Путь до столицы не близок, и он не преминул воспользоваться случаем, чтобы местами поспрашивать о Гу Сян. Надежды найти хоть какую-то весть о ней спустя столько лет, конечно же, не оправдались. Он даже не представлял, как она могла сейчас выглядеть. А люди, жившие в тех краях, где ему довелось побывать, уже несколько раз могли переехать или забыть девочку со множеством косичек, которые ей любила заплетать Гу Мяомяо, подсмотрев эту прическу у кого-то из детей, которых она когда-то лечила. С каждым прожитым днём неистовая жажда мучила глотку. И её не утоляло питьё, скупая пища, которую он находил. Ему нужна была не вода. Не вино. А соприкосновение своей силы с чужой, как при бое. И ему даже встретилась какая-то белая саранча, стребовавшая с него за владение мечом А-Сюя... Но это было совсем не то. Не та сила. Не те движения, хотя в чём-то неумолимо похожие. За спиной монаха-саранчи показался старикан со странным лицом. Он казался знакомым. — Мастер Е! Мастер Е! Вэнь Кэсин, слыша этот голос, на миг впал в оцепенение, а потом резко понёсся прочь. Некоторые не жаловали Хэй Учана, предвестника мучительной смерти. Для него же Цинь Хуайчжан был своего рода Хэй Учаном. Ещё никогда его появление не сулило ему ничего хорошего. В столице на него косились, но он был не больше чем высоким телосложением мужчиной в немного потрёпанной одежде. На одном из объявлений в городе он увидел какой-то страшный портрет разыскиваемого некого Чжэнь-у: угрожающего вида тёмная тень, босая, с пересечённым правым веком… И ещё одну похожую на него личность: Карающего духа. Рядом с ними висел портрет и разыскиваемого опального второго принца. Он выглядел более точным, но вряд ли этот Хэлянь Ци в бегах разгуливал в благородных одеяниях, которые ему пририсовал художник. Или ходил по борделям, как гласил розыскной лист, призывающий жителей с осторожностью посещать подобные заведения. Вэнь Кэсин тихо посмеялся: мимо него прошёл вдруг какой-то бродяга. Тоже с босыми ногами, как и у него самого. И ещё несколько, таких же. Не самый благополучный район столицы. Изнанка её яркого сияния. Тут почти каждый второй чем-то был похож на описываемых преступников. Кэсин всё время блужданий чувствовал себя слепцом на слепой лошади. Но сейчас это ощущение почему-то усилилось. Ведь он и был теперь слеп, пускай и на один глаз.