ID работы: 1341252

Золотая рыбка

Джен
NC-17
В процессе
52
автор
Размер:
планируется Макси, написано 179 страниц, 7 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
52 Нравится 106 Отзывы 14 В сборник Скачать

I-II

Настройки текста
За порогом. Умирая. Бетанкурию называют недружелюбной. Главным образом – из-за климата. Зажатая на стрелке двух больших судоходных рек, окружённая цепью гор, она как будто в петлю ловит всю влагу окружающих земель, в результате чего единственная погода, которую знают жители города и окрестных земель – это дождь. Зимой к нему примешивается ледяное крошево, при сильном ветре способное даже разбить оконное стекло, летом – тяжёлый туман, душный, мокрый, отчего всё вокруг пропитывается запахом сырого подвала. Говорят, это делает и самих бетанкурцев такими же. Как в темноте все кошки серые, так под дождём все лица – хмурые. Отца забавляли такие предрассудки. В ответ он обычно парировал, что жителям портового города, где постоянно мимоходом бывают тысячи и тысячи чужаков, быть слишком открытыми и доверчивыми – недальновидно. К тому же, не самый приятный климат делает местных одновременно терпеливыми и упорными. Именно этим, был уверен отец, он когда-то получил руку иноземки-мамы, отвоевав её у других, даже более выгодных претендентов. «Такова Бетанкурия, - смеялся он. – Маленький, но очень въедливый и упрямый городок». Такова была Бетанкурия. Такой я её запомнила. Но мы не виделись уже два месяца. Тем не менее, за порогом «Медвежьей норы» меня встретил знакомый моросящий дождь. Не знаю, чего я ждала. Я прекрасно знала и понимала, что мир не обрушился в Бездну, что с улиц давно убрали всё, что могло напоминать о побоищах, что сами люди уже свыклись со своим положением – во всяком случае, в ежедневном и рутинном. Но всё равно, я вглядывалась в лица, силясь различить что-нибудь из ряда вон, понять и почувствовать, что не только для меня жизнь катастрофически изменилась – но они, казалось, и не замечали, что всё иначе. Болтали, смеялись, ругались, шли по своим делам… Нет, я несправедлива. Они замечали дорнов. Когда из-за угла показалась первая пара патрульных в своих омерзительных серо-красных доспехах …серый и красный… грязь и кровь, кровь и грязь… я запаниковала. Конечно, рядовые дорны не могли знать меня в лицо, да и выглядела я так, что меня родители с первого взгляда бы не признали, но это не помешало страху на несколько мгновений парализовать меня. За эти мгновения я и заметила, как при приближении дорнов люди умолкали. Голоса стихали, лица каменели, глаза становились испуганными и настороженными. Никто не бросался бежать или что-то такое, но не почувствовать изменения всё равно было невозможно. Дорны как будто двигались внутри сферы заклинания тишины, ещё и наэлектризованной – так резко рядом с ними обрывался любой говор. Сами они не обращали на это никакого внимания, их собственные лица – идентичные маски холодного всепоглощающего презрения. Они как будто и не хотели лишний раз замечать, что такое копошится вокруг них. Я достаточно хорошо знала их, понимала, что для дорнов, с их строгой дисциплиной, иерархией, верховенством военных законов и высеченными из гранита «высокоморальными» догмами, все мы – едва ли не дикари. Даже в годы самых лучших отношений между отцом и Императором, посланники Империи были способны лишь на доброжелательное снисхождение. За которым всё равно угадывалось всё то же презрение. Но таково преимущество ни разу не знавшей поражения Империи, преимущество сильного – не вмешиваться до поры до времени в жизнь низших, позволяя им копошиться в своей «грязи». Лицемеры. Фанатичные надменные лицемеры. Ведь продажные женщины и фривольная музыка – это плохо. Но как хорошо перерезать целый замок людей, включая детей, как хорошо развешивать на стенах головы убитых королей… Я сжала зубы, отворачиваясь от патрульных, прилагая все силы к тому, чтобы моё бешенство, перехлестнувшее даже страх, не отразилось на моём лице. Этого они могли и не спустить. Не исключено, что люди на улице вели себя так обычно лишь потому, что всех, кто не желал, просто убирали с глаз долой. В тюрьму, на виселицу… Натан сказал, что они казнили даже всех до единого городских стражников. Про солдат нечего было и гадать. Тот болван-предатель, который взял на себя роль наместника и наверняка думает, что таким образом вышел сухим из воды, тоже вряд ли протянет долго. Лишь до тех пор, пока дорны не решат, что местные уже достаточно свыклись с фактом их правления. Меня затрясло. Только кровь и грязь… Но бежать было некуда. От некоторых вещей просто не убежишь. Поэтому я мысленно стиснула кулаки и просто пошла вперёд. Улочка, ведущая от «Медвежьей норы», была небольшой, но достаточно оживлённой, поскольку брала своё начало от рыночной площади. Вся Северная Бетанкурия была, по сути, одним огромным торжищем. Здесь находилось большинство лотков, магазинов, даже в жилых домах на первом этаже обязательно располагалась очередная булочная или лавка травника. Я невольно отмечала каждое заколоченное окно, след от снятой вывески, сбитую с петель дверь – таких было немало, но в общем числе лавок всё равно терялось. Когда же я вышла на сам рынок, меня и вовсе поглотил хаос. Если количество людей внутри таверны показалось мне избыточным, а их поведение – не поддающимся контролю, то теперь я буквально свалилась в водоворот. Десятки, сотни горожан, они все куда-то шли, двигались в разных направлениях, кричали, не обращая внимания ни на меня, ни друг на друга. Никаких шансов, что этот поток остановился бы ради меня – в него можно было только нырнуть и следовать своему течению. Которого у меня не было. Я вдруг поняла, что вышла без всякой маски. Ни корзинки или сумки в руках, чтобы сойти за всё ту же кухонную девчонку, отправленную за покупками, ни зонта или накидки, чтобы притвориться вышедшей на прогулку, ни даже книги, в которую я могла бы уткнуться. Просто я, с без толку болтающимися пустыми руками – и наверняка совершенно растерянным лицом. Как назло дорны стали попадаться чаще. Я с притворным любопытством вытаращилась на торговые лотки. Ткани, украшения, цветы… девушке ведь может всё это быть интересно? Да, должно быть. Ближайший торговец тут же вцепился в меня, расхваливая нитку каких-то совершенно глупых дешёвых бус, но сам невольно осекся, заметив мой пустой взгляд. Патруль прошёл за мой спиной, всё в том же коконе тишины. Я не шевелилась, так и застыв, едва ли не панически глядя на купца, который так же молча смотрел на меня в ответ. Перевёл глаза на дорнов, обратно на меня, понимающе нахмурился… Пожалуйста… Он всё же дождался, пока солдаты отошли на приличное расстояние, прежде чем отогнал меня. И долго ещё косился в мою сторону, чтобы убедиться, что я действительно ухожу. Надо собраться. Дьяволы меня возьми, я так долго не протяну. Ну же, очнись. - Последние новости! - грянул прямо надо мной голос глашатая, и я вздрогнула, только теперь обнаружив себя на небольшом пятачке у возвышения, откуда вещал крикун. Людей вокруг толпилось немного. Видимо, были дела поважнее. Или новости в последнее время были не такими интересными. Надо же, на сарказм сил и собранности у меня всегда хватает. Я остановилась, стараясь держаться поближе к немногочисленным слушателям. Свиток в руках глашатая был внушительным, но заглядывал он в него изредка – похоже, большинство объявлений уже давно не менялись. Я слушала. Слушала про самоотверженную работу нового мэра, про пропускной режим для кораблей, про верное восстановление порядка и процветания в городе, про вынужденное закрытие Академии, про смену первосвященника храма… Слушала – и что-то во мне умирало с каждым его словом. Крикун говорил хорошо, профессионально, с нужными драматичными паузами, с великолепно поставленными интонациями. Понимать и чувствовать, что именно он говорит, от него не требовалось – поэтому лицо его оставалось ничего не выражающим. Хотелось бы мне верить, что при отце было иначе – но вряд ли. - Прошедшей ночью совместными усилиями двух патрулирующих отрядов была обезврежена и уничтожена банда разбойников, промышлявших в Северной Бетанкурии. Всего солдатами было убито шестеро головорезов прямо в их логове, откуда они совершали свои преступления. Однако власти уверены, что эта шайка – лишь небольшая толика куда более крупной организации, орудующей в городе. Наместник напоминает всем жителям, что за любую информацию о негодяях полагается высокая награда. Вместе мы искореним эту заразу, пирующую на ранах нашего оправляющегося от потрясения города! Я проглотила поднявшуюся в горле дурноту. Какие слова, какие обороты… Могла ли я когда-нибудь представить, что подобные новости будут иметь отношение ко мне? Шестеро… Интересно, большие ли это потери для Натана и его дружков-подельников? На миг подумалось, как просто всё могло бы быть, будь я наивной. Ведь чего-чего, а информации «о негодяях» у меня было предостаточно. И в лучшем из миров я, наверное, могла бы ею поделиться и не лишиться головы от дорнов в качестве награды… Да, в этом волшебном мире всё было бы честно. И я не чувствовала бы - вопреки всему, всей ненависти и презрению к этим бандитам – себя обязанной им жизнью. Не думала бы, как бы парадоксально это ни было, что указывать дорогу к ним – это неправильно. Тем более дорнам. Не знаю, чего было в этом больше – мстительного нежелания играть на руку захватчикам или действительного чувства долга… но результат получался патом. Всемогущие боги, я и вправду не представляла, кого ненавидела сильнее. Глашатай тем временем закончил своё выступление, спускаясь с помоста – и сразу как будто ссутулился, сжался в размерах, стараясь затеряться в толпе. Но те немногие, кто его слушал, уже обступили человека, говоря что-то, наперебой, но тихо и напряжённо. Я невольно тоже подошла ближе. Инстинкт самосохранения, не иначе. Если меня что-то останавливало от помощи дорнам, то других – нет. Но никто ничего не рассказывал. Они спрашивали. Новости. Настоящие новости. - А с Вествудом что? Они уже туда добрались? - Понятия не имею, - бурчал глашатай, явно нехотя, устало, но всё равно не отмахивался и не уходил. У всех свои долги. – С севера ничего не сообщают. Вообще про всё, что за границами города, молчок. Это лучше в доках узнавайте, на прибывших кораблях. - Так там все корабли уже месяц на якоре тут торчат! Какие у них новости?! - Ну а я что сделаю?! - А город сам они собираются открывать? У меня сын с невесткой на ферме вверх по тракту остались, я ни весточки от них не могу получить! - Папаша, я же не магистрат, чем я тебе помогу-то? Говорят, следопытов из Гильдии пропускают туда-сюда, сходи к ним. - Пропускают? Точно? - Ну я так слышал. Иногда. На прочёс земель, чтоб никакая дрянь не развелась там, в лесах. Заплати какому-нибудь, уж письмо-то он, наверное, перебросит твоим. Если они там живы вообще… - Разойтись! – окрик дорнского патрульного заставил умолкнуть всех и разом. Неведомое заклинание тишины работало на славу. – Что у вас тут за сходка? Глашатай выдавил из себя улыбку, такую напряжённую, что она собрала в маленькие болезненные складки и морщинки почти всё его лицо: - Да всё то же, офицер. Новости рассказываю. Знаете ведь как, слушать никто не хочет, всем надо лично передать. - Всё узнали? – дорн смерил стремительно редеющую группу острым взглядом, следя, запоминая, пересчитывая... – Разошлись, быстро. Они подчинились, исчезли, не оглядываясь – по крайней мере, пока не оказывались на достаточном расстоянии. Глашатай тоже покорно скрылся, забрав все свои бумаги. - Ты, - холодный голос пригвоздил меня к месту. Наблюдая за остальными, я не успела сообразить, что осталась перед дорном одна посреди опустевшего пятачка. Слишком привыкла быть привидением. – Я с тобой говорю! Я заставила себя повернуться, плотно сжав губы и уповая на то, что лицо моё не отражает того, что творилось внутри. Приходилось напоминать себе, что он меня не знал. Не мог знать. Видел лишь то, что можно было видеть. Молодая девушка в скромном голубом платье. Не больше. Ничего больше. И ничего больше я не должна была ему показать. Я нарочито неуклюже присела, не поднимая слишком открыто глаз, но и не избегая взгляда: - Господин? Дорн сверлил меня пренебрежительным изучающим взором. Ладонь покоилась на рукояти убранного в ножны меча. - Почему ты одна? Где твои родители? Мертвы. Внутри взметнулась ярость, но я успела её ухватить, задушить обеими мысленными руками. Лишь чуть пошире раскрыла глаза в удивлении: - …Господин? - Ты же знаешь закон, несовершеннолетние девушки могут выходить на улицу только в сопровождении старших. - Мне девятнадцать! - отрезала я. Так опешила, что на мгновение потеряла собранность. Спохватившись, опустила глаза. - …Господин. Патрульный с очевидным сомнением окинул меня взглядом с ног до головы, поморщился: - И не ври. Иди домой. Нечего приключений искать. - Тебе чего от неё надо, дорн? – потребовал над моим плечом знакомый, но совершенно неожиданный голос Тимо. Солдат перевёл взгляд с меня на гиганта. Пожалуй, то, насколько высоко этому взгляду пришлось переместиться, могло бы выглядеть комично со стороны. Но мне было не до смеха. Тимо остановился чуть позади меня, но я не стала оглядываться, чтобы не показать дорну, что появление «защитника» для меня такой же сюрприз, как и для него. - Ты кто такой? - Её брат. Так что отойди. Мне не нравится, когда к сестре привязываются подозрительные мужики. Здесь, на секунду, даже у меня губы дрогнули в невольной улыбке. Дорн явно растерялся, насколько это вообще возможно было понять по их поголовно каменным лицам, даже как будто оскорбился. Видимо, его за время службы называли разными словами, но «подозрительным», да ещё и с таким недвумысленным подтекстом, - вряд ли. В конце концов, он был солдатом Империи Дорн, а значит по определению чист от подобной нецивилизованной грязи. Когда-то я считала похоже – и вдруг не без удивления поняла, что вижу в этом скорее иронию, чем повод для сочувствия ему или себе. Наверное, это был хороший знак того, что я кое-как, но смогла адаптироваться к своему положению... Или же мой разум просто сплёл ещё один защитный кокон, и ироничным всё это казалось лишь девушке в голубом платье, но никак не мне. - Смотри тогда за своей сестрой, - нашёлся наконец патрульный, явно не желая ни связываться с таким громилой, ни оставаться в проигрыше, - а то она шарахается тут в одиночку. Империя следит за порядком, но везде мы не успеем. Улыбаться больше не хотелось. Хотелось вцепиться ему в горло. Неужели он вправду верил в то, что говорил? Что всё, что они устроили здесь, было благом и во благо?! - Я-то смотрю, - буркнул Тимо, опуская огромную ладонь мне на плечо, но как-то осторожно, аккуратно, словно не был уверен, что можно. Я стерпела, хотя прикосновения малознакомых людей и были для меня по-прежнему пыткой. Стерпела по крайней мере до тех пор, пока патрульный не отправился прочь по своему маршруту, оставляя нас в покое – а к этому времени Тимо уже сам убрал руку, обходя сбоку, чтобы оказаться передо мной и посмотреть на моё лицо. Именно так, не разворачивая к себе, а обходя меня. - Он тебя не обидел? – с полной серьёзностью спросил гигант. Мне лишь сейчас пришло в голову, что и всё остальное он тоже воспринял и говорил всерьёз. - Ты следил за мной? – отозвалась я тихо, глядя на него исподлобья - хотя бы потому, что никак больше смотреть на него было нельзя, разве что запрокинув голову. - Присматривал, - всё так же серьёзно поправил он. – Натан велел. На улицах правда опасно. Что ж, Иоланта, ещё одна пощёчина твоей наивности. За то, что поверила, что тебя и вправду просто так выпустят одну даже на относительную свободу. И уж точно не стоило думать, что он совершенно случайно из всех своих прихвостней выбрал именно этого человека – человека, на которого я из-за его… особенности не смогла бы ни по-настоящему разозлиться, ни даже повысить голос. Чтоб тебя дьяволы разодрали, Натан. - Нет, Тимо, меня никто не обидел, - я даже смогла улыбнуться. – Он просто почему-то был уверен, что я несовершеннолетняя. Тимо задумчиво посмотрел на меня и пожал плечами. Завораживающее зрелище. Как будто движение гор. - Ты маленькая, - вынес он свой вердикт. Немного помолчал и добавил: - Хотя грудь у тебя очень даже взрослая. - Тимо! – воскликнула я, паническим порывом ссутулившись, скрестив руки и закутавшись в лиф платья. Самой стало мерзко от своего страха, но инстинктивная память плоти была куда сильнее всех осознанных команд мозга. Испуг, отразившийся на широком бородатом лице, был, как и всё, абсолютно детским, с округлившимися глазами и приоткрытым ртом: - Что ты? Ты всё равно очень красивая! Я тряхнула головой, прилагая силы, чтобы подавить уже привычную дурноту: - Дело не в этом. Просто… о таком не говорят вот так вслух. Это… невоспитанно. Даже сквозь тошноту стало смешно. Я что, и вправду хотела преподать урок воспитанности двухметровому бандиту? Тимо вновь пожал плечами, немного виновато улыбнулся: - Прости, я глупый. …Тебе-то как раз не пристало за это просить прощения. Просил бы тот, кто этим пользуется. - Ты не глупый. - Да нет, глупый, я знаю. Но зато большой и сильный. Поэтому я охранник, а не… тот, кто думает. Я молча смотрела на него. Он говорил без всякой обиды или ложного самопринижения, которым добиваются комплиментов и убеждений в обратном. Он просто так и считал. На этом строилась его реальность. - …И тебе нравится быть охранником? - Да, - он с готовностью кивнул. – Я полезный. Нужный. Сейчас вот нужный тебе. Мне нравится. Куда ты шла? - О, я… - не могу же я сказать, что шла в никуда, лишь бы подальше от тех людей, в круг которых входит и он? Вовремя вспомнив про листок, аккуратно спрятанный в рукав, я выдернула его: – У меня задание, на самом деле. Нужно сходить… - отыскала в списке ближайший адрес, сама же с сомнением нахмурилась: - в «Чайный магазин»? Чему я удивляюсь? Столько времени прожила в таверне, прикрывающей собой бандитский штаб… - К Хато, - пояснил Тимо и вновь кивнул. – Хато смешной. Пойдём. - Погоди. Может, нам… следовать той же стратегии, что и раньше? Я пойду, а ты будешь присматривать. Издалека. - Зачем? Ты же уже знаешь, что я тут. - …Мне нравится быть одной. Это была правда. Дословная, неприкрытая. Может, именно поэтому Тимо её и понял. Не потребовал ни объяснений, ни оправданий. Только опять кивнул и без толики недовольства зашагал в сторону от меня.

***

Через полчаса стало мучительно стыдно. Я петляла по узким проулкам, оказывалась в каких-то аллеях, усаженных деревьями, и едва ли не парках; тут же выходила в совсем крохотные дворы-колодцы, где дома словно готовы были вот-вот столкнуться лбами – но не могла отыскать то, что мне было нужно. Я совершенно не знала этого города. Казалось, даже вездесущие дорны ориентируются в нём лучше меня! Я уже готова была подождать Тимо и спросить у него дорогу, но какая-то злая детская обиженная гордость не позволяла мне, заставляя вновь и вновь вслепую выбирать повороты, не сбавлять шага, не оглядываться… Мимо кузницы я прошла, наверное, трижды как минимум. Во всяком случае кузнец, прокуривающий свой перерыв под навесом, встретил меня в очередной раз уже насмешливым взглядом. Это был крупный, прокопченный своим ремеслом почти до черноты мужчина, с длинными до комичности усами, которые, чтобы не мешались, он перебрасывал за уши. Когда я наконец ответила на его взгляд, он позволил усмешке отразиться и на губах. - Заблудилась, барышня? - Да… наверное, - я сделала шаг к нему, осторожный. Не слишком мне нравился его пристальный взгляд на мне. – Я ищу «Чайный магазин» мастера Хато. - Ну, это не он. Я скрипнула зубами. Что я такого делала, что вызывала у всех желание потешаться надо мной? Может, я притворялась не настолько хорошо, как сама о себе думала – и в этом наряде, в самом этом образе выглядела неестественно и нелепо? Может, тогда и не стоило притворяться? - Я ищу «Чайный магазин» мастера Хато, кузнец, - повторила я, медленнее и ровнее, чуть чеканя каждое слово холодом. – О том, что это не он, я знаю, иначе я бы сразу вошла. Будь любезен, укажи мне дорогу, а если она тебе неизвестна, то скажи об этом прямо, не тратя ни моё, ни своё время. Подействовало. Во всяком случае, свою трубку он так и не донёс до рта. Правда, поглядывал на меня теперь с любопытством. - Ты не из «Медвежьей норы», случаем, с порученьицем? – спросил он вдруг, на секунду выбив у меня почву из-под ног. Я была готова к конфронтации, но никак не к тому, что он может знать или догадываться, кто меня прислал. Что ж, ещё один минус мне. Похоже, даже моей настороженной подозрительности было недостаточно для тех, с кем я имела дело. Кузнец усмехнулся на моё напряжённое неподвижное лицо. – Просто что-то не верится, что это тебе так чаю захотелось. А дорны, вроде, своих баб до службы и слежки не допускают. Вообще не уверен, что они у них есть. - Так понимаю, мне даже не нужно ничего отвечать, ты всё ответишь за меня. - Ещё и хамка. Точно от Натана, - он хохотнул, ткнул мундштуком трубки куда-то себе за плечо. – Через переулок, с обратной стороны дома, вверх по лестнице. Я успела пройти несколько метров в указанном направлении, когда он вновь окликнул меня. Я обернулась. Кузнец уже встал со своего места, выправил усы, но по-прежнему изучающе смотрел на меня. На всё, что ниже шеи. Я сглотнула. - Заработать не хочешь? – спросил он совершенно без обиняков. - …Нет, - голос мой скатился в хрип. Позади был лишь переулок, путь обратно на улицу пролегал бы через кузнеца. Вскарабкаться куда-нибудь в такой длинной юбке тоже возможным не представлялось. Проклятие, Тимо, где же ты??? Но это же не дорн. Разве кто обещал, что защищать меня будут от всех? Кузнец разочарованно вздохнул: - Жаль. У меня таких мерок нет. А никогда ведь не знаешь, вдруг случится чудо и ко мне в кузню какой-нить эльфиёк забредёт за доспехами, с их-то ростом. Я вновь сглотнула, силясь прогнать глупый гул в ушах, чуть прикрыла глаза, успокаивая саму себя. Он поднял взгляд на моё лицо, нахмурился: - Чего с тобой? - Всё в порядке, - я одарила его механической, ничего не выражающей вежливой улыбкой. Кончиками пальцев чувствовала гусиную кожу на плечах. А ведь даже не заметила, что опять инстинктивно скрестила руки, закрывая грудь. – На мгновение подумала, что ты имеешь в виду другой заработок. Кузнец раздражённо тряхнул головой. Как будто даже обиделся: - Ну да, ещё дорнов на мою голову не хватало, у них теперь каждый неженатый, но довольный жизнью мужик под подозрением в пособничестве проституции. Да и серьёзно, ты ж мне совсем в дочки годишься. Я равнодушно пожала плечами и продолжила свой путь. Кого-то это не остановило. Вход в «Чайный магазин» обнаружился на уровне второго этажа, в своеобразной мансарде, куда вела резная деревянная лестница, украшенная крупными, но очень изящно вырезанными драконами, которые из-за своей филиграни казались совсем воздушными. Не удержавшись, я даже погладила одного по морде. Магазин, говоря грубо, вовсе и не был магазином. Настоящая чайная, небольшая и уютная, пропитанная запахами благовоний, украшенная всеми необходимыми восточными атрибутами, вплоть до звенящих подвесок из тусклых крупных монет, сулящих богатство, и аляповатой росписи на жалюзи рисовой бумаги. Насколько я поняла по пути, разглядывая нагромождение труб, кузницу и чайную соединяла хитроумная инженерия, позволяющая перегонять жар из первой во вторую. Впрочем, это было наверняка не единственное «соединение», либо работало оно не только для циркуляции тепла. Вряд ли подельники в делах Натана отказались бы от такой возможности поддерживать постоянный контакт и прикрывать друг друга. Мой приход ознаменовался мелодичным звоном одной из вездесущих подвесок. Посетителей почти не оказалось, лишь какая-то степенная пара занимала столик в углу. Встретил меня единственный работник, невысокий угловатый мужчина с раскосыми миндалевидными глазами и рублеными чертами лица уроженца восточных краёв. Никогда по таким лицам я не могла определить, сколько человеку на самом деле лет. Не говоря уж о том, что своей сдержанностью и непроницаемостью они могли посоревноваться с дорнами. - Приветствую, юная госпожа, - он почтительно склонил голову, но эта почтительность была скорее натренированной, чем особенно искренней. Но мне ли было за это кого-то судить? Я вернула его кивок, украдкой оглядываясь по сторонам: - Я ищу мастера Хато. - К твоим услугам. Он смотрел всё так же спокойно и равнодушно. Я поняла, что понятия не имею, что сказать теперь. Мне нужно было найти его – я его нашла. Но никаких подсказок по поводу того, что следовало делать дальше, он мне явно давать не собирался. - Зачем ты пришла? - Меня прислал мастер Натан. - Знаю. Игорь передал, - заметив мой непонимающий взгляд, Хато чуть кивнул в сторону улицы: - Кузнец, мой сосед. Так зачем ты пришла? - …Мастер Натан сказал, что… Он поморщился, едва заметно, будто ветерок пробежал по водной глади: - Я знаю, зачем он тебя прислал. Зачем ты пришла? Вот как. Немного восточной мудрости мне с утра. Определи свой путь, Иоланта, найди свою дорогу из звёзд и жемчугов внутри себя, и шагай по ней к внутренним небесам. Не обращай внимания на вонь лжи и отбросов вокруг, ибо твоя внутренняя суть останется незапятнанной. Как там говорила Трисса? Нетронутая, мать твою, снежинка? Прости, мама… - Я не знаю, - ответила я наконец, ровно, как только могла. Пусть лепит из этого, что хочет. Хато вздохнул, тоже огляделся, пожал плечами: - То есть, никаких неотложных целей у тебя нет. Хорошо. Тогда поможешь мне пока на кухне? Я криво усмехнулась. От одной кухни к другой. Почему нет? - Конечно, если у вас найдётся фартук. - Найдём, - он кивнул глубже в зал, за стойку. – Как твоё имя? Не знаю, почему мне на ум пришло именно это имя – однажды я уже пыталась им представиться, но хорошо это не закончилось. Впрочем, в одном я могла быть уверена – прежняя обладательница уже никогда не сможет его оспорить. - Кира, мастер Хато. - Кира, - он вновь кивнул. - Хорошее имя. Простое.

***

Натан сказал, что все люди в моём списке должны будут «оценить, на что я способна». Что меня проверяют, я поняла достаточно быстро, пока мыла посуду. Хато перебрасывал мне чашки, блюдца и прочую утварь, использованную посетителями, через специальное окошко из главного зала – но в какой-то момент мог сделать это нарочито неловко, чтобы было труднее поймать. Разбился лишь один маленький заварочный чайник, и то потому, что хозяин бросил его уж слишком заковыристо. Мне пришлось бы сильно изловчиться – а это означало признать, что я в курсе идущей проверки. Да и подвергать риску платье дочери Шеллы не хотелось. С наигранным охом я пропустила чёртову посудину, позволив ей разлететься вдребезги, виновато посмотрела на Хато. Он кивнул: - Реакция хорошая, а вот врёшь ты плохо. С мысленным вздохом я прогнала маску с лица, безразлично повела плечом: - Редко приходилось это делать. - Ловить посуду – чаще? Сомневаюсь, - он оставил опустевший зал и прошёл ко мне на кухню, беря с подноса для сушки пару чашек и чайничек. Зашуршал своими запасами, заваривая напиток. По воздуху поплыл сладковатый травяной аромат. Я была так голодна, что, кажется, мне даже померещился в нём запах хлеба. И слив. Мне везде чудились сливы. Домыв оставшуюся посуду, я тщательно вытерла руки и повернулась к уже готовому маленькому застолью. Замешкалась, припоминая, что с чаепитием на востоке были связаны целые ритуалы – но Хато, очевидно, уловил это, потому что поморщился и бросил: - Оставь, я на родине этого наелся по горло. Просто сядь и пей чай. Так я и сделала. Смесь трав была удивительной – казалась знакомой, но никакую из отдельных ноток ухватить и определить я не могла. Но зато это занятие дало мне несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Хато терпеливо наблюдал за мной поверх своей чашки. - Мне сказали, что вы оружейник, - наконец произнесла я. - Игорь оружейник. И бронник. Я натянуто улыбнулась: - …Я так и поняла, - держаться спокойно с этим человеком было сложно. У него была эта раздражающая привычка не спорить, а просто хлопать на стол факты, противоречащие твоим словам – возможности на ответ с твоей стороны не оставлялось никакой. Предпочитал, чтобы всё, включая и разговоры, было упорядоченным, простым и стерильным. – Нет нужды цепляться к формулировкам. - Не говори неправильных. - Лишь передаю чужие слова. - Не передавай. Я сосредоточилась на кончиках пальцев, потирая ими тонкий фарфор чайной чашки. Это помогало немного отвлечься от раздражения и перенаправить хоть какую-то его часть. - Вы умеете обращаться с оружием. Полагаю, лучше многих других, кого знает Натан. Иначе я и не узнала бы вашего имени. Я хочу, чтобы вы научили меня. - Зачем? Хотелось запустить чашкой ему в голову. - Чтобы уметь. Уметь… защитить себя. - И только? – он пожал плечами. – Все умеют защищать себя. Бегство – это защита. Быть подальше от того места, где началась или может начаться резня – тоже защита. Перетерпеть и принять меньшую боль, чтобы избежать большей – тоже она. «Так что, мне думается, несколько минут на полу – это не такая уж большая цена за жизнь, разве нет?» - Я хочу убить человека, - слова вырвались так легко, словно всегда были здесь, на самом кончике языка, и лишь ждали своего часа. Это тоже была правда, простая и незамысловатая. Возможно, и в самом деле одна из причин, по которым я всё ещё была здесь и играла в эти идиотские игры, а не пыталась просочиться сквозь кордон дорнов и просто исчезнуть из города. Мысль о дорнах заставила добавить: - Я хочу убить много людей, - взгляд Хато вызвал у меня усмешку: - Нет, не поймите неправильно. Я хочу уметь это делать, если мне это понадобится. Не более. - Это решается далеко не только оружием. - Знаю, - улыбка моя стала холоднее. – Но вы можете мне предложить только это. Остальное я узнаю у кого-то ещё, если будет в том необходимость. - Я не обучаю женщин военному делу. Таковы правила моего Ордена. Тем более с чистого листа, - он позволил и себе улыбнуться, хотя улыбка была тонкой, походила больше на трещинку на лице. – Для тебя исключение тоже не сделаю, пускай Натан и думает, что я почему-то должен. …Вот как? Исключение для меня? Что это с вами, мастер Натан? - Я не чистый лист, - совсем не чистый… - Меня учили. Немного и… в шутку, но всё же. Хато нахмурился: - Нельзя учить сражаться в шутку. Шуткой это может воспринимать только ученик. Видимо, кто-то тоже хотел, чтобы ты умела. Но тогда этого не хотела ты. Да. Да, наверное, именно так оно и было. Это похоже на Дрейвена. Прости меня. - Что ж, идём, - он поднялся со своего места, но всё же предупреждающе качнул головой: - Учить тебя я не буду. Но взгляну на то, что ты умеешь, и прикину, что ты можешь уметь, если захочешь. Этого тебе хватит. Остальное выучишь на своих ранах и своей крови, если понадобится. Я тоже встала, и лишь почувствовав, как скользнула по ногам ткань юбки, подумала, что сражаться в платье – плохая идея. Тем более в платье, которое я хотела бы сохранить и вернуть. Но вряд ли Хато принял бы такие жалкие извинения и увёртки теперь. И вряд ли бы согласился снова, устрой я всё же перерыв. Поэтому я просто молча последовала за ним, когда он запер входную дверь чайной и прошёл вглубь зала, исчезая за одной из бесчисленных занавесок. Позади оказалась лестница, спуск вниз по закрытым, как ствол шахты, пролётам. Сюда не проникало никакого света, но Хато явно знал путь наизусть, не нуждаясь в том, чтобы его видеть. Я осторожно спускалась следом, скользя рукой по стене для уверенности и хоть какой-то ориентации. На уровне первого этажа стена стала теплее – эхо жара от расположенной за ней кузницы. Но мы спускались ещё ниже, в подвал, и вместе с тусклым светом оттуда во мне начала подниматься паника. Куда я иду? Что мне делать, если там обнаружится совсем не то, что мне бы хотелось? Чего мне хотелось? Поглощённая собственным страхом, я даже не заметила, как прошла в дверной проём, окаймлённый странным витиеватым узором из незнакомых мне знаков, сияющих бледным, каким-то болотным зелёным светом. Именно эти отблески хоть немного, но разгоняли тьму. Вот только когда я прошла под и между ними, они на мгновение мигнули ярче, издав почти статический треск. Я застыла, оглядываясь по сторонам, не зная, что это было и чего мне ждать теперь. Туго переплела пальцы, стараясь не обращать внимания на жжение под кожей, тягучее и жидкое, будто по венам двигалась не кровь, а одна из тех алхимических смесей, что разъедали металл. Видимо, мои капилляры были покрепче металла. Хато тоже оглянулся, задумчиво глядя на меня: - Мне не сказали, что ты владеешь магией. Губы пересохли. - Я ничем таким не владею, - хрипло ответила я. - Нет? Тогда лучше начни владеть, пока не получилось наоборот, - он сделал жест в глубь подвала, отсекая мои дальнейшие слова и одновременно давая понять, что ему это безразлично. – Сюда. Помещение оказалось очень просторным, целая квадратная зала, дальних стен которой я даже не видела в полумраке. Центр занимала круглая углублённая площадка, похожая на чашу, по краям были раскиданы какие-то циновки и просто ворохи соломы. Внушительную часть стены занимала стойка со всевозможным оружием и его муляжами, от привычного мне до каких-то совсем экзотичных экземпляров, за которые я и не знала бы, как взяться. Интересно, сколько из этого выковал Игорь? И во сколько это могло бы обойтись? - Вперёд, - кивнул Хато, сам забираясь на высокий стул, похожий на насест. Надо думать, сверху ему открывался вид на всё его «тренировочное поле». Где были его ученики? Были ли они у него сейчас? – Выбирай привычное для тебя оружие и начинай. У стойки рука сама потянулась к мечу, но я её остановила. Ведь у меня был выбор. Наши шутливые (для меня) тренировки с Дрейвеном проходили на том оружии, что выбирал он. Мне было по сути всё равно, происходящее становилось лишь ещё одной формой совместного времяпрепровождения, мы могли хоть камнями кидаться – эффект был бы тем же. Теперь же стоило подумать, что именно я хочу держать в руке. Ничего. Ничего я не хочу. Не хочу, чтобы всё это вообще было! Для этого уже поздно. Глубоко вдохнув, я взвесила в ладони несколько кинжалов, сабель, даже ухватилась-таки за какое-то хитроумное приспособление, топорщащееся во все стороны лезвиями. Безразлично. Хотя ощущения в руке от оружия были другими, отличались от тех, что я помнила. Возможно, потому, что сами руки уже сильно отличались от тех времён. В руке задержался клинок, длиннее кинжала, но не дотягивающий до короткого меча. С узким лезвием, гладким, если не считать едва заметных зазубрин почти на самом конце. Я не представляла, как им сражаться. Не представляла, что происходит по мою сторону рукояти, но почему-то очень ярко увидела, как плавно и легко он должен входить в цель. Зазубрины располагались в том же направлении, что и остриё, так что помехой для лезвия при протыкании не должны были стать. А вот при движении обратно… Маленькие, но могли ли они разорвать рану, если выдернуть нож очень быстро? Рывком. Захватят ли хоть немного, хоть крохотный кусочек плоти изнутри? Не говоря уж о том, если его провернуть… У меня внезапно едва не подогнулись колени, и я шумно выдохнула, чувствуя странную дрожь внутри. Не такую, как от страха и отвращения, а… другую. Медленную. Тёплую. Звонкую. Почти… приятную. Я практически отшвырнула нож обратно на стойку, как ядовитую змею. Нет, благодарю. Выбрав всё же меч, достаточно для меня лёгкий, я отошла на площадку и глянула в сторону Хато, ожидая его дальнейших распоряжений. Он сделал безмолвный круговой жест ладонью, призывая меня просто продолжать. Продолжать что? В который раз вздохнув, я прикрыла глаза и дала телу возможность вспомнить какую-нибудь из начальных стоек… - Нет, - Хато оборвал меня быстро, вызвав новый всплеск раздражения. Он наблюдал за мной достаточно пристально, почти с любопытством, облокотившись о свои колени и опираясь подбородком на сцепленные в замок руки. – Тебя учил мужчина. На локоть-полтора выше тебя. Правша. Скорее всего, привычный к сражениям в тяжёлых доспехах. Мужчина, который очень снисходительно и очень заботливо к тебе относился. Он не исправлял твои ошибки, а подстраивался под них. Он тебя развлекал. А ты теперь пытаешься его повторять. Забудь это, - я молчала, яростно впившись зубами во внутреннюю сторону щеки, чтобы не вымолвить чего лишнего. Глаза жгло раскалённым железом. Даже когда во рту появился привкус крови, я не шелохнулась. Заметив моё лицо, Хато кивнул: - Полагаю, он мёртв. Тебе тоже придётся. Если действительно хочешь того, о чём просила, то сначала придётся убить себя. Всё, чем ты была когда-то. Новое начало – это всегда маленькая смерть. Умри и оставь мёртвых в покое. - …Понимаю, - прошептала я, отводя глаза, чтобы он не видел так явно моего бешенства. Чёрта с два. Не тебе указывать, что мне делать с моими мёртвыми, человек. И уж тем более – что мне делать с собой. - Надеюсь, что понимаешь. Иначе будет очень больно. Вон там, - он указал в дальнюю часть площадки, где тенями высились боевые манекены. – Убей его. Я сощурилась на немного скособоченный, явно видавший виды манекен. Качнула рукой с мечом. Вроде, на этих штуках отрабатывают удары. Как их можно… убить? Я пожала плечами: - Он же не нападает. Моя реплика неожиданно вызвала у Хато смешок. Сухой, как треск переломленной доски. - Да, давненько я такого не слышал. Для твоего дела, Кира, и лучше, если не нападает. Ещё лучше, если вообще не ожидает удара и не собирается на него отвечать. Не сражайся с ним. Не бей его. Возьми и убей. Я облизнула вновь пересохшие губы. Затем вернула меч на стойку и взяла тот самый нож.

***

Странно, но весь путь назад по длинной тёмной лестнице, а затем и из лавки Хато на улицу, я преодолела спокойно. Лишь остановившись уже под открытым небом, начала чувствовать, как тянет мои мышцы. Манекены у Хато оказались соломенными, и он позволил мне перепороть немало из них, лишь отстранённо комментируя, насколько эффективным, опасным и потенциально летальным было то или иное повреждение, что я им причиняла. Глупо, но в первый неуклюжий раз, когда из рассечённой мешковины мне на ноги хлынула соломенная мякина, стало немного дурно. Слишком уж беспокойный мозг старался гадать, какие именно внутренности и в каком виде вывалились бы при этом у живого человека. Потом я уже смогла это блокировать. Когда хотела… По окончании «урока» я почти ждала, что Хато даст мне задание выйти и зарезать первого встречного человека – но боги миловали. Рассыпанную солому я помогла убрать. Понятно было, что женщина, моющая посуду и прибирающаяся, у Хато вызывает больше одобрения, чем женщина, с ним спорящая и пытающаяся махать клинком. Во всяком случае, моя покладистость заработала мне тот самый проклятый нож, от которого какая-то часть меня хотела избавиться при первой же возможности, и свёрток тонкой, бархатисто-мягкой кожи, бывшей в прошлом чьим-то не то одеянием, не то доспехом – по словам Хато, конструкцию можно было перекроить под меня. Видимо, мои пируэты в платье вдохновили его не больше, чем меня саму. На улице под навесом Игоря сменил Тимо, явно поджидая меня, степенно сложив руки на коленях, как примерный школьник. Я устало ему улыбнулась. - Скоро стемнеет, - сказал он опасливо. – Нужно возвращаться, пока не комендантский час, - спохватился: - Ой, да, привет. Улыбка моя невольно стала шире: - Привет. Дай мне ещё минутку. Или пойдём со мной, к мастеру Игорю. Он тебя знает? - Меня все знают. И мы с ним виделись уже. В кузнице вовсю кипела работа, и за клубами жаркого пара отыскать кузнеца оказалось не самым лёгким делом. Игорь, взмокший и раскрасневшийся, сыплющий проклятиями с каждым выдохом, в такт с ударами почерневшего молота, выглядел достаточно жутко, чтобы я мысленно порадовалась, что взяла Тимо с собой. Его присутствие избавляло меня от многих иррациональных страхов, позволяя мыслить куда как разумнее. - Снова приветствую, мастер Игорь, - подала я голос. Кузнец бросил обломок какой-то железяки в бочку с водой, вытер лицо и смерил меня подозрительным взглядом: - Чего добродушная такая вдруг? - Решила принять ваше предложение. Насчёт мерок. Но с одним условием, - я выложила на ближайший верстак свёрток от Хато, - в первую очередь эти мерки пойдут на это облачение для меня. - Не вопрос, - Игорь буквально просветлел. – Закончу текущий заказ и сразу примусь за твой. - Нет. Он мне нужен как можно скорее, - я взглянула на него так выразительно, как только могла. – Это же вопрос… Семьи, сами понимаете. - …Да ну конечно, - кузнец фыркнул. – Знаю я вас, пигалиц, за новую шмотку и не тем прикроетесь. Так ведь, парень? Он взглянул за подтверждением на Тимо. Гигант молчал, никак не меняясь в лице, отчего шутливое недовольство Игоря снова сменилось мрачной подозрительностью. Посмотрев обратно на меня, он обречённо покачал головой и стянул через голову фартук: - Ладно, провались ты в Бездну. Иди, верхнее снимай, с мерками до темноты бы управиться. На одеревеневших ногах я прошла за массивную ширму. Как же я не подумала. О том, что нужно будет раздеваться. О том, что он будет прикасаться ко мне. Руки тряслись, как сумасшедшие, когда я осторожно снимала платье, как нарочно путались в завязках и складках, цепляли ткань за волосы, словно сами желая оттянуть проклятый момент. Отданный Хато клинок с глухим стуком вывалился из-под пояса на пол. Я уставилась на него, как загипнотизированная, с растущей пустотой внутри понимая, что лишь каким-то чудом не лишилась пальцев на ногах. Теперь меня трясло всю. Отложив платье и оставшись в одном исподнем, я силой воли заставила руки опуститься, а не скрещиваться на груди. Бесполезно. Пальцы судорожно сжимались и разжимались, всё внутри стягивало в пружину, грозя привычной волной тошноты. Я чувствовала себя так, словно меня вот-вот хватит удар. Что я просто упаду и умру. «Умри и оставь мёртвых в покое». Резко наклонившись, я подхватила клинок и аккуратно вложила его в щель между секциями ширмы. Рукоятью к себе - и убедившись, что зазубрины расположены так, что не помешают мне быстро высвободить оружие. Если что. Так спокойнее. Вновь заставила себя опустить руки, не обращая внимания на предательских озноб, который так и тянул поёжиться и начать растирать плечи, таким образом закрывшись. Ложь. Не было никакого озноба. Тут слишком жарко для этого. Это был всё тот же страх. Неподалёку стоял манекен. Не такой боевито-расхлябанный и потрёпанный, как те, что населяли подвал чайной Хато – нет, этот был аккуратным, даже осанистым, цельная деревянная болванка человеческого торса. Правда, обезглавленный и без рук, но его это явно не волновало. Я чуть прикрыла глаза и направила всю свою волю на то, чтобы представить себя таким же манекеном. Не кожа и мясо, но шкуреное дерево. Хотя бы скорлупа из дерева. Скорлупа, которая не треснет и не забьётся в омерзении от прикосновения. Игорь наконец подошёл откуда-то из таинственных глубин своей кузни, со стопкой обрывков бумаги под мышкой, шея увита размеченной мерной лентой. Окинул меня взором, вздохнул: - Эх да, ты любого старика заставишь мечтать о молодости. Я бросила быстрый взгляд на рукоять ножа и закрыла глаза, напрягая горло, проталкивая обратно вниз поднявшуюся дурноту. - Быстрее, - повелительно отчеканила я. Мысленно поморщилась и заставила себя добавить: - Времени до комендантского часа мало. Нужно открыть глаза. Это лучше, чем чувствовать его передвижения по колебанию воздуха, едва различимому смещению ткани на коже… Не такая пытка. Не гадать вслепую, где его пальцы, и не означает ли этот шорох моего белья, что именно в этом месте сейчас… Я не упала в обморок. Просто оставила проклятое слабое тело стоять там настоящим живым манекеном, позволила мыслям и самому разуму уплыть в знакомую спокойную гавань далеко-далеко, к стайке золотых рыбок, маленьких, блестящих, с едва различимыми мазками крови на сверкающих чешуйках… Тимо ничего не сказал потом, на улице, молча и терпеливо дождавшись, пока я опустошу желудок в ближайшую сточную канаву. На выходе сладковатый чай Хато был уже далеко не таким чудесным…

***

Путь обратно в таверну большей частью прошёл для меня в полубреду. Я не отослала Тимо подальше, идя почти бок о бок с ним на тот случай, если мне станет совсем дурно, и даже попросила, чтобы мы прошли вдоль канала в южной части района. Такой путь занял больше времени, но мне это было нужно. Пройтись. Освежиться. И подумать. Слишком многое крутилось в голове. Как рой гнилостных мух над шматом червивого мяса. Я убрала себя далеко, выдернула из происходящего, сделав всё возможное, чтобы не воспринимать происходящее так лично - это, как оказалось, вело к явному физическому и психическому помрачению. Нужно было думать по-другому. Думать масштабами карты, принципами шахматной доски. Моих чувств нет, там - нет. Они лишь во мне, доске от них ничего не достанется. И вот здесь, к немалому своему удивлению, на смену отвращению и вспышкам паники пришло какое-то больное, жужжащее теми же мухами любопытство. Метафора о мухах особенно лакома, учитывая, что я явно угодила в паутину. Натан и его шайка не были просто шайкой. Ни Игорь, ни Хато не были головорезами и карманниками. Как и сам Натан не был. Они вели свои дела не только для прикрытия – они ими жили, но в то же время были винтиками некоего общего механизма. Структуры. Сети. Силы. Куда хотели вписать меня? Куда могла встать я сама? Зачем? Нужно ли? Нет, боги, я знаю пока слишком мало. - Что это там? – прогудел Тимо над моей головой, останавливаясь и вглядываясь в людей, толпящихся на краю канала. Поток моих мыслей был прерван, и я не была уверена, порадовало меня это или нет. Но отголоски любопытства, о котором я думала, заставили тоже уставиться на собравшихся. Толпа была небольшой, но плотной, и заметив среди них несколько дорновских плащей, я была уже готова утянуть Тимо прочь – но тут заметила, чем дорны занимались. Они вытаскивали из канала труп. С такого расстояния я не могла понять, то ли человек при жизни был полным, то ли провёл в воде достаточно времени, чтобы так раздуться, но и это отошло на второй план. Уцелела его униформа. Дорны выуживали тело своего офицера. Как завороженная, я подошла ближе, не обращая внимания на Тимо, который тут же последовал за мной. Видела ли я когда-нибудь мёртвого дорна? Возможно, во время моего бегства через замок, но тогда мне было некогда разглядывать. И уж точно я не видела мёртвого дорна таким. Отекшее посиневшее лицо было уже объедено рыбами, черты расползлись и разъехались во все стороны, стирая все следы коронной высокомерной собранности офицера Империи. Я не сразу увидела раны, мешали доспехи, но по обрывкам и частям порезов, что мелькали при быстром осмотре трупа его бывшими сослуживцами, создавалось впечатление, что офицеру распороли горло и весь торс, сводя раны буквой «Т», а затем упаковали всё это обратно в кольчугу. Наверное, именно её вес и держал его под водой столько времени. Я пыталась рассмотреть отличительные знаки, определить, кто был офицер – но взгляд мой всё равно тянуло к его лицу. Изуродованному, оплывшему куску плоти. Было отчего-то… хорошо. Мерзкое, нездоровое чувство, но оно было. Хорошо было вдруг понять, что эти каменные, непоколебимые, бесстрастные нелюди легко превращались в такое. Не великая сила Империи уничтожила моего отца и всех, кто был мне дорог. Это сделали люди. Смертные, очень смертные люди. - А что произошло? – тихо, но с присущей ему серьёзностью спросил Тимо кого-то рядом. К нему обернулась женщина, с горящими от смеси страха и знакомого мне любопытства глазами: - Говорят, это был один из главных следователей. Кто говорит? Я пробежала взглядом по дорнам, занимающимся трупом. Они себе не изменили. Всё те же големы в виде человека. Действовали быстро, эффективно, слаженно. Заворачивали останки и готовились их унести. Ничего из ряда вон. Только кокон пустоты, преследовавший каждого солдата, казался больше. Подойти ближе не решался никто. - Ох, они же теперь совсем озвереют, - продолжала вполголоса причитать женщина. - Да, - Тимо медленно кивнул и потянул меня за локоть. – Не надо нам тут быть. Я машинально высвободилась. Дыхание стало тяжелее. Следователь? Ещё одна петля той же сети? Если так, если они резали дорнов, и делали это под покровительством целой упорядоченной структуры… о, быть может, вписаться в неё было бы не такой уж отвратительной идеей. Ведь я смогу? Я… я заставлю себя смочь. Клянусь Девятью кругами Ада, Бездной и всеми богами, я найду всему этом применение. Жарко. Как будто в лихорадке. Лезвие клинка, уложенного вдоль бедра, казалось ледяным. Что мне сделать? Какой шаг? Как? Я… - …Я хочу украсть вон тот кошелёк, - горячо прошептала я Тимо, рывком кивнув на стоящего у края толпы мужчину. Точнее, на его пояс, увешанный всевозможными мешочками, побрякушками и прочей ересью – в числе которой явно виднелся небольшой кожаный кошель. Монет на десять, не больше. Гигант непонимающе смотрел на меня и уже начал было долгий процесс пожатия своих огромных плеч, но я его оборвала: - Подойди, отвлеки его чем-нибудь. Я… я никогда этого не делала, мне нужна помощь. - Тут дорны, - осторожно напомнил он. - Да! Да, я знаю, - я сдержала полусумасшедший смешок, глядя на него во все глаза. Наверное, выглядела я и вправду безумной. – Пожалуйста, Тимо, так надо. Тимо изучал меня взглядом ещё несколько мгновений, пытаясь прийти к какому-то решению – но он ведь сам признался, что не был мыслителем, а лишь тем, кто делает. Поэтому покорно двинулся обратно к толпе, поближе к намеченной «жертве», и начал пытаться протиснуться в первые ряды. С его ростом и весом он мог бы растолкать зевак, как пушинки, но вместо этого принялся за нарочито настойчивое отодвигание людей локтями. Я тенью последовала за ним, подбираясь к раздражённому таким вмешательством мужчине с другой стороны, вытянула шею, делая вид, что хочу увидеть что-нибудь поверх его плеча… Будет что рассказать Карону, это точно. - Боги, какой кошмар, - выдохнула я мужчине прямо в ухо, слегка навалившись на его спину. Он дёрнулся, оглядываясь на меня, сердито отмахнулся: - Ну так и проваливай, чего тут торчать-то? Я уже отошла, ещё до того, как он получил бы возможность дотронуться до меня, стискивая кошелёк раскалёнными пальцами в складках юбки. Фальшиво-испуганно кивнула, отошла дальше, убедилась, что Тимо заметил моё отступление, понял, что всё закончилось – и бросилась бежать прочь.

***

К тому времени, как все переулки остались позади, а я приближалась к рыночной площади, уже наступали сумерки. Я бежала всё время. Между домами, дворами, лишь иногда переходя на стремительный шаг, когда поблизости оказывались люди. Они всё видели и понимали. Не могли не понимать. Кошелёк не просто «жёг руки», как говорят – мне казалось, он сияет солнечным светом и адским пламенем одновременно. Боги, он был огромен, почему я не заметила, какой он гигантский? И будто бы становился больше с каждым шагом, выползая из моей хватки, извиваясь и пытаясь вывалиться, как червь. Пальцы мои уже свело, я сомневалась, что разожму руку, даже если захочу. Плевать. Я же взяла зачем-то нож. Расковыряю им. Мысль вызвала приступ смеха и головокружения одновременно. Тошнота тоже уже была тут. Но я продолжала идти и бежать, не выпуская свою проклятую «добычу». Дочь Бальтазара де Грокка Третьего, с украденными золотыми в слипшихся от напряжения пальцах. Наследная принцесса Бетанкурии, убегающая с чужим кошельком. Будем считать, что это налог. Смешок вырвался сдавленным истеричным взвизгом. Но тошнота всё-таки победила. Мне пришлось остановиться и прислониться к стене ближайшего дома, вдавив горячий лоб в холодные камни, чтобы хоть немного полегчало. И что теперь? Что делать с этими… деньгами? Я не могу их оставить, меня на куски разорвёт от одного их присутствия. Я же не собиралась их воровать, я лишь хотела проверить, получится ли у меня. Вернуть? Ну да, может, ещё прямо дорнам отдать? С повинной? «Я, Иоланта де Грокк, находясь в нездравом уме и нетвёрдой памяти…» Боги, я же в двух шагах от базарной площади. Я их потрачу. На бусы. На те самые глупые бусы. И не буду их носить. Подарю Триссе. С искренним раскаянием. Это не я… Мама, мамочка, прости, клянусь тебе, это не я!!! «Умри и оставь мёртвых в покое». Вот только я… жива… Жива ли? Оттолкнувшись от стены с такой яростью, что каменная кладка должна была бы провалиться внутрь дома, я вышла на площадь. Торговцы уже сворачивали палатки, и того самого купца с его дешёвыми побрякушками я не смогла отыскать. Зато сами отыскались дорны, подняв во мне новую волну паники. Уж они-то наверняка видели этот чудовищно огромный кошелёк. Готова спорить, заметили даже идиотский клинок у меня под юбкой. Потому что – ну как было не заметить? Вот оно всё, прямо здесь, на виду! Привидения – мы же все прозрачные. Иоланта, успокойся, слышишь? Да, папа. Я пересекла площадь прямо перед патрулём, не сбавляя шага, но и не убыстряя его, словно и не замечала никаких солдат. Свернула в первый же шатёр, плотный и тёмный, который бы скрыл меня всю и от всего. Застыла за самым порогом, глядя в узкую оставленную щёлку, щурясь на крохотный ломтик гаснущего света… - Госпожа, мы уже закрываемся, - прощебетал рядом со мной девичий голосок. Совсем подросток, лет одиннадцать, не больше, очаровательное создание, зачем-то специально изуродованное какими-то рисунками на лице, слишком тёмно и ярко подведёнными глазами… - Мадам Сеннар нужен отдых. Я оглянулась. В полумраке маленького шатра стоял лишь круглый резной столик, на котором покоилось что-то круглое, накрытое узорной шалью. В похожую шаль куталась диковатого вида старуха, вся увешанная украшениями и цепочками. Судя по устремлённому в никуда взгляду – слепая. Гадалка? О, прекрасно. - Пусть предскажет мою судьбу, - усмехнулась я, буквально вталкивая проклятый кошелёк в руки девочки, и бросила взгляд обратно на улицу. Надеялась засечь возвращающегося Тимо. Он ведь понял, что я всё равно вернусь к «Медвежьей норе»? Боги, а если нет? Если он меня ищет теперь? - Госпожа, мы… - Оставь, Сара, - подала скрипучий голос старуха. Голова её была уже чуть повёрнута и наклонена к плечу, чтобы выставить вперёд ухо и лучше слышать. Это мой голос её так заинтересовал? – Пусть подойдёт. Девочка хотела было возразить, но в этот момент наконец прощупала пальцами, сколько именно монет было в кошельке, и с округлившимися глазами подтолкнула меня к старухе, тут же скрывшись в тенях шатра – видимо, чтобы пересчитать щедрый улов. Гадалка сдёрнула шаль со стола, открывая мутный хрустальный шар, подставка которого была ожидаемо украшена безвкусными, но броскими звёздами, завитками и выпуклыми женскими лицами. Всё в фальшивом серебре. Я улыбнулась, когда старуха драматичным жестом простёрла ко мне руку, увешанную браслетами и перстнями так щедро, что непонятно было, откуда у неё берётся достаточно сил всё это поднимать. - Прикоснись к шару, дитя. И не бойся, после каждого сеанса я выпиваю специальный настой, который стирает мои воспоминания за прошедший час. Что бы я ни увидела, я этого не запомню. Не запомню даже того, что ты здесь вообще была. - Профессионально, - усмехнулась я, опуская ладонь на гладкую поверхность шара. Внутри тут же заклубился туман, тёмный и подобающе таинственный, с проблесками сиреневых всполохов. - Как твоё имя? - Кира. Старуха издала странный звук не то неодобрения, не то сомнения – он в любом случае мне не понравился. Но право, когда специально для тебя разыгрывают такой спектакль – невежливо не досмотреть до конца. Я убрала руку, и гадалка обхватила шар шишковатыми пальцами, склоняясь так низко, что тусклый свет изнутри приспособления отразился в её бельмах. Что-то забормотала себе под нос. Горестно вздохнула: - Ты идёшь трудным путём, дитя. Извилистым. - В самом деле? – я не посчитала нужным даже скрывать усмешку. – Тернистым? - Да, очень… И как же трудно тебя на нём отыскать. Даже зайцы так не петляют и не путают следы. Много поворотов, много развилок, много возможностей, даже до сих пор они ещё остались… Я вижу тёмный путь. Ты идёшь по чужой земле, под каменным беззвёздным небом, ты вся печаль, и страх, и кровь… Ты идёшь бок о бок с кем-то таким же чёрным, как сама тьма вокруг тебя, ты ведёшь его, но это его ошейник на твоём горле… Вижу снег и искрящийся холод, и женщина с белоснежными волосами, ты ищешь её… Король мёртв, но его темницы по-прежнему стоят. И только принцесса поможет тебе пройти через них… Ты лежишь с тёмным рыцарем. С тем, кто заставит тебя кричать… Вот, вот ты идёшь по долине смерти, не зная сама, мертва ли ты уже… Я вижу храм. Плохое место. Он притягивает тебя. Проглатывает… и на твоих руках снова кровь. Ты убиваешь своих спутников, чтобы выжить… и не один раз, но снова и снова… Но в конце… в конце тебя предадут. Я смотрела на неё, не сразу поняв, что речь уже закончена. Улыбка так и держалась на лице. Разве что… застыла немного. - И это всё? – полюбопытствовала я. Старуха тяжело вздохнула, шаря в полах своего одеяния, пока не вытащила маленький пузырёк: - Главное, помни, дитя, что никакая судьба не высечена из камня. Всё можно изменить. Ты же должна быть осторожна. - Разумеется, я же убегающий заяц, я помню. - Нет, ты золотая рыбка. Твоя жизнь и твоя смерть могут исполнить слишком много чьих-то желаний. Она сорвала пробку со своей склянки и опрокинула содержимое в рот. Я метнула вопросительный взгляд на девочку, наконец завершившую пересчёт доставшихся ей ворованных денег. - Вам в самом деле за это добровольно платят? Девочка недоуменно моргнула на меня. Покачав головой, я отбросила полог и вышла на улицу. Ночь была уже слишком близко…
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.