Зовите меня Бес!

«Тот, кто пламя сам, — не сгорит в огне… Имя мое прежнее здесь забудут пусть…»

      — А где Тирион? — спросил маг, оглядывая укладывающихся в разных углах пещеры уставших, продрогших, но хотя бы сытых путников.       — Пошел чистить котело-ок, — зевнул довольный Бофур, поплотнее заворачиваясь в одеяло.       — Вне очереди? С чего вдруг такое рвение?       — Не спрашивай. Хочет возиться с грязной посудой — я только рад. Сначала возился с хоббитом, теперь — с котелком…       Гэндальф вышел из пещеры, провожаемый внимательным взглядом Торина.       — Тирион, что ты здесь делаешь?       — Я уже закончил, — Тирион встряхнул котел. Посмотрел на ладонь, яростно потер ее о песок. — Бофур тащит больше, чем мы. На привале все заваливаются на отдых, а на нем и готовка, и сегодня, вон — уборка. Все одно я — дежурю.       — Ну…       — И мне надо подумать.       — Под дождем?       — Он почти перестал. Гномы очаровательны, и не менее очарователен их храп. Но он отгоняет мои мысли.       Бильбо, сидевший рядом с Тирионом, принял котелок и понес его к гномам. Гэндальф протянул человеку флягу:       — Может, глоток доброго красного заставит их вернуться?       — Ммм… эльфийское, — присосался к ней Тирион. — Мое давно закончилось. Хоть какая-то радость от этого дня!       — Мы живы, Бес. Это немало.       — Стаи черных птиц не уходят с горизонта. На нас таращатся, твари летучие. Ходячие горы меня несколько озадачили. Тебе не показалось, что они пытались пнуть именно нашу королевскую троицу?       Маг помрачнел и ничего не ответил.       — Да, Гэндальф, спасибо за помощь, — допив и вытерев губы, сказал Тирион. — Когда обвалилась дорога, я думал, мне конец.       — За что ты благодаришь меня? — нахмурился маг.       — Не скромничай. Висеть в воздухе я еще не научился. Меня тут же зашвырнуло обратно, крепко приложив о стену, не успел я заорать «орочью мать твою за ногу и топор в одно место»! Хорошее выражение, особенно мило звучит на кхуздуле. Жаль, что я его не знаю, хотя понимание языков вестрон-орочий меня несколько напрягает. Особенно их сочетание.       — Я… Тирион, я был далеко впереди, — голос мага звучал удивленно. — И лишь потом, вернувшись, понял, что хоббита спас Торин, а самого Торина вытащил Двалин. Я даже не знал, что ты тоже упал!       — Если это был не ты… кто тогда спас меня, Гэндальф?.. — тихо спросил Тирион. — Кто заведует камнями и воздухом?       Маг опять ничего не ответил. Потом сказал:       — Я должен поблагодарить тебя за мистера Бэггинса. После гостеприимного Ривенделла эти плутания в высокогорье его сильно утомили, и отповедь Торина…       — Он хоббит, — прервал мага Тирион. — Милый, добрый, видящий то, что на поверхности. Для него крик — это ругань. Я объяснил ему, что рык Торина не означает, что гном хочет его съесть. Иногда крик — это проявление испуга, а если и гнев, то на самого себя: не уследил, не защитил. Все просто, если понимать причины. Теперь хоббит рад, что его ценят. И рвется в бой. А мы на привале отработали еще пару приемов.       — Так ты это сделал для Торина! — пораженно воскликнул маг. — На что ты еще готов ради этого упрямца?       — Не для Торина. Не для Торина!.. — буркнул Тирион.       — Что — не для Торина? — улыбнулся подошедший король гномов. — Потише орите. Все уже спят.       Гэндальф, бормотнув что-то неласковое, ушел в пещеру.       — Тирион, иди, — позвал гном. — Уже темнеет, надо гасить костер. Завтра рано вставать. Покараулишь в пещере.       — Торин, скажи… — спросил тот, не собираясь уходить. — Зачем тебе эта гора?       — Зачем?       Торин уселся рядом, видно, решив, что так будет быстрее. Тирион с ожесточением потер руку о мелкий песок.       — Это наш дом, наша родина.       — Хм. За столько лет Синие Горы не стали вашей родиной?       — Это другое.       — Хорошо, зачем тебе родина?       — Тирион…       — Просто подумай, Торин. Здесь нет никого, кто, увидев твои сомнения и раздумья, решил бы, что ты слаб или недостоин трона твоих предков.       — Мои предки… Думаешь, я как и они, уже подвержен безумию, только сам этого не осознаю?       — Нет никакого безумия, пока ты в него не поверишь. И не обращай внимания на чужие слова. Так зачем тебе родина? Для славы, для золота? Зачем вы поперлись к горе втринадцатером?       — Я хотел… — Торин помолчал. — Хорошо! Я хотел увидеть Эребор. Еще хоть раз. И показать его племянникам. Для них-то Синие Горы как раз стали домом. Они родились там и даже не представляют, как было все в Одинокой. А если хоть что-то получится сделать, какими они будут королями!       — Это уже лучше. А ты не так безумен, как кажешься.       Торин лишь улыбнулся снова, словно поняв, что это как раз те слова, которые стоит пропустить мимо ушей. Тирион, взглянув на гнома, довольно ухмыльнулся. Потом раздул угольки, между которыми сверкнул раскаленный металл. Опять потер ладонь о песок, поморщившись, глянул на нее:       — Да как же меня это достало!       Наклонившись, быстро выхватил из костра обломок ножа. И сжал пальцы…       — Тирион! — король тут же оказался на ногах. — Брось его!       — Не трогай меня, Торин! — человек отскочил, продолжая сжимать кисть. Теперь с удивлением.       — Останешься без руки, кормить не буду! — Торин, выставив раскрытые ладони, медленно шагнул навстречу. Резкие слова шли вразрез с беспокойством, плескавшимся в глазах короля. Это ранило почти больше открытия о матери. — Разожми кулак, дурила!       На их крики из пещеры выскочил маг.       — Что случилось? Вы перебудите всех гоблинов в Мглистых Горах!       Тирион наконец разжал пальцы. Металл все также отливал красным. Ни запаха паленого мяса, ни дыма от сожженной кожи.       — Я много раз разводил костры в детстве, — завороженно сказал Тирион. — Я часто резался, но никогда не обжигался.       — И что это означает? — спросил маг, глядя на раскаленный металл на руке человека.       Тот сбросил его, а Торин, коснувшись, тут же отдернулся:       — Он горячий, Гэндальф! — гном бросил взгляд на мага, а потом удивленно уставился на человека. Но во взгляде короля все равно не было никакого осуждения или подозрения, и спросил он именно Тириона, уже гораздо тише: — Как это возможно?       — Это означает, что моя мать — шлюха! — отвечать Гэндальфу было проще, поэтому Тирион вернулся к первому вопросу, стараясь не замечать ни Торина вообще, ни его слов. — Хотя чему я удивляюсь!       — Покажи руку, Тирион.       Гэндальф протянул свою, и Тириону не оставалось ничего другого как выполнить требование. Как бы там ни было, а разобраться в себе хотелось. Маг внимательно и все более встревоженно рассматривал белый след на ладони человека.       — А это что?       — Краска какая-то орочья. С Ривенделла не могу оттереть. И чешется. Думал, хоть огнем…       За их спинами загрохотало так, что все трое подскочили.       Торин первым кинулся в пещеру. Заскочившие маг и человек увидели только сомкнувшийся пол и сверкнувший под ним огонь…       А от гномов и хоббита не осталось и следа.