Зовите меня Бес!

      От недолеченных ран, когтей громадных орлов или просто от усталости, но Торин весь полет провел без сознания, сопровождаемый тревожными криками гномов и птиц. Он пришел в себя лишь на высокой одиноко стоящей скале, верх которой был словно срублен мечом.       Пыль от взмахов крыльев поднялась до небес, до которых, казалось, отсюда и так — рукой подать.       Путники, кое-как сползшие с высоких, покрытых жесткими перьями спин, сначала отчихались в свое удовольствие, а потом уже начали поправлять шевелюры, растрепавшиеся во время перелета, и проверять вещи. Как ни сдувало их с орлов до потери дыхания и судорог в мышцах, ни оружие, ни добро никто из рук не выпустил. Ланнистеру Двалин тут же кинул сбереженный мешок, получив в ответ короткий кивок благодарности.       Тириона ни о чем не расспрашивали, словно подрубить сосну задолго до того, как под ней встанет Азог-Осквернитель — плевое дело, и он успокоился: никто в него пальцем не тыкал и не считал ни выродком, ни колдуном, ни кем-нибудь похуже.       Расчувствовавшийся Торин обнимал ошеломленного Бильбо (кинувшегося спасать Короля-Под-Горой с зубочисткой для орков, гордо именуемой Жалом) и уверил хоббита, что теперь он настоящий член отряда, прошедший сквозь воды гоблинских пещер и огонь высокогорных сосен. Теперь душа мистера Бэггинса пела под медные трубы славы. Правда, сначала гном не преминул рыкнуть для порядка, так что Бильбо особо не обольщался, попеременно обмирая то от ужаса, то от восторга.       — А где Тирион? — поднял голову Король-Под-Горой, видимо, решивший осчастливить не только мистера Бэггинса, но и весь мир.       — Нет-нет, — отказался Тирион, хотя выглядел польщенным. — Вот тебе хоббит — он срубил голову. Избавь меня от объятий, пусть и дружеских.       — О чем ты думал?! — как-то по-особенному рявкнул Король-Под-Горой, и тот, перестав ухмыляться, замер. — Ты легко мог погибнуть!       И, не успел Ланнистер подобрать слова для ответа поехиднее, как Торин, широко шагнув вперед, все же обнял его, не успевшего отшатнуться.       — Я волновался за тебя, Тирион, — прошептал гном. — Спасибо, что убил эту тварь.       — Э… маг, ма-аг, — позвал Ланнистер. Он смущенно вывернулся из объятий Торина, затем, отвернувшись, быстро провел рукой по щеке и продолжил: — Пока крылатые несуны еще тут — не мог бы ты им приказать, чтобы они нас докинули во-о-он дотуда, о, Великий-Волшебник-Гэндальф?       Торин, обернувшись на слова и жест Тириона, вскинул голову к горизонту и посветлел лицом.       — Нет, — ворчливее, чем обычно, ответил маг. — Это тебе не повозка и не пони, Бес-С-Бобрового-Утеса. Из огня спасли, и то — спасибо.       — Печально. Все было бы куда проще и много быстрее. Гэндальф, ай-ай-ай! Напомни мне, зачем ты подпалил эти деревья?       — Чтобы спасти ваши жизни! — вознегодовал маг, уже искренне. Это заставило Беса сбавить тон. Но не замолчать.       — Жа-аль… Чудесный был лес. Энты бы тебе голову оторвали, пусть эта голова и принадлежит известному магу.       Энты были разобраны по косточкам, вернее, по листикам, на очередном привале, когда путники перебирали обитателей Средиземья, в основном из тех, кто мог повстречаться отряду на пути к Эребору, особенно тщательно отнесясь к оборотням, лесным эльфам и жителям Города-На-Воде.       Торин в это время, словно не слыша и не видя никого, дошел до края обрыва. Долго вглядывался в еле видные очертания голубой горы, как понял Тирион, имеющей честь носить звание Одинокой. Судя по пустому горизонту вокруг — заслуженно. Затем обернулся ко всем и, глядя сияющими, словно майское небо после грозы, глазами, прошептал:       — Наш Дом!..       Спуск был долгим и утомительным. Едва добредшие до Андуина гномы собирались было быстро пересечь реку, но Тирион дернул мага, идущего впереди, за рукав серой хламиды:       — Вы ведь пересекли Мглистые Горы изнутри?       — Да, Тирион, — заинтересованно кивнул Гэндальф, сразу остановившись.       — Как я понял, гоблины особой красотой не блещут. Они уродливы даже на фоне орков. Все странного вида, в опухолях и язвах, так?       — О чем ты, Тирион?       — Думаю, пока наши друзья-гномы не стали похожи на них, нужно срочно помыться. И тщательно выстирать одежду, пока мы у проточной воды. На просторах Семи Королевств тоже есть мерзкие места, где нельзя быть долго — иначе полысеешь, перестанешь быть мужчиной или вовсе помрешь в муках.       — Отчего-то мне кажется, что потерять мужскую силу для тебя было бы печальнее всего, — усмехнулся маг.       — Для меня печальнее всего было бы лишиться головы, — грустно повел зеленым глазом Тирион. — Тогда бы я не смог придумать, чем еще поддеть тебя.       Гэндальф скомандовал всем остановиться, объяснив причину лишь Торину. Тот ничего не ответил, но тень недовольства, промелькнувшая по его лицу, не осталась незамеченной Ланнистером. Волшебник в последнее время командовал гномами, как своим карманным отрядом, и те подчинялись магу, видя кивок своего короля, а иногда — ранее его.       — Фили! — позвал Тирион.       — Я! — отозвался гном, на лице которого белели только зубы. Даже светлые волосы потемнели от копоти и грязи.       — Так кто в итоге убил короля гоблинов?       — Торин, кто же еще. Оркрист прошил этого урода как масло!       — Два вражеских короля пали за один день от рук тебя и твоего отряда, — негромко произнес Тирион. — Хороший счет, Торин.       Тот ничего не ответил, словно не услышал. Но мыться пошел, по виду, удовлетворенным.       В итоге с подначками и определением, что у кого больше, гномы провозились до вечера. Чем темнее становилось небо, тем больше нервничал и подгонял всех маг, заставляя натягивать еще влажную одежду.       Не успел отряд пересечь реку, как перед ним выросла громадная темная фигура, откуда-то из-под небес донеслось:       — Гэндальф!.. Опять, — горестный выдох: — Не люблю гостей.       — Беорн, мой добрый друг, — начал маг. — Мы…       Но договорить он не успел. Великан, отпихнув его, резко наклонился, словно сломался пополам — его лицо стало вровень с лицом Тириона. Принюхиваясь, прохрипел:       — Ты — звер-р-рь!       Гномы схватились было за оружие, но замерли от предупреждающего окрика мага.       — Я знаю, — спокойно ответил Ланнистер, признавая очевидное. — Ты — тоже.       — Да… — протянул Беорн, неохотно соглашаясь и так же неохотно (по крайней мере — медленно) выпрямляясь во весь свой внушительный рост.       — Но — не сейчас, — продолжил Тирион общаться ответами.       — Не сейчас, — повторил за ним Беорн. Плавно повернулся вокруг своей оси и втянул воздух еще раз: — Железо. Варги. Те, кто слепы днем. За вами гонятся?..       — Не должны, — пожал плечами Тирион. — Хотя теперь за нами все время кто-нибудь да гонится.       — Месяц уже нет покоя! — угрожающе и словно обвиняя сказал Беорн. — Бегите до дома!       И гномы побежали. Урчание, звериный рык и удаляющийся треск кустов подталкивали в спины не хуже бича, и до жилища оборотня они успели добежать к тому моменту, как последний луч солнца сверкнул в узких окошках дома.       — Быстро закройте ставни! — распорядился волшебник, оглядывая и пересчитывая одинаково тяжело дышащих гномов, хоббита и человека.       Увесистая, если не сказать — громоздкая щеколда уже легла на кованые петли, накрепко заперев массивную входную дверь.       — А как же хозяин? — удивился Тирион.       — Раньше утра не явится. А если придет… — маг не стал договаривать, но выразительно хмыкнул, ни капли не сомневаясь в необходимости увесистых засовов.       Гномы зажгли свечи. Дом был больше похож на амбар: высок, полон паутины и домашних животных, включая коз, кошек и мышей. Стол и стулья — громадные, под стать хозяину.       Гномы в закромах нарыли кислого молока и хлеба, и, немного перекусив, завалились спать прямо в солому.       Когда рассвело, Тирион проснулся первым. Вернее, очнулся от дрёмы: поспать не удалось — он то снимал с плеча обнаглевшую мышь, то сгонял с колен мурчащую кошку.       — И правда, холостяцкая берлога, — осмотревшись и вытряхнув остатки сухой травы из непослушных поутру волос, сказал Тирион.       — Ну, — протянул маг с трубочкой в зубах, смотревшийся так, словно и вовсе не спал. — Что ты хочешь от одинокого мужчины, тем более, живущего двойной жизнью?       — Что, он совсем-совсем один? — уточнил Тирион, отгоняя козу, решившую пожевать его кафтан. Коза уперлась всеми копытами, не собираясь отдавать одежду.       — Ты даже не представляешь, насколько, — глухо раздалось откуда-то из-за мага, и Тирион дернулся.       Коза, заблеяв, наконец ушла к хозяину, выплюнув измусоленный край кафтана.       Хозяин был уже дома, и Ланнистер удивился, что не заметил его появления. Здесь, у себя, оборотень казался в два раза выше, чем на открытом пространстве. Лохматый, с добрыми голубыми глазами, он походил не на медведя, а на большую бездомную собаку.       Молоко, сыр, хлеб и творог были поданы на стол. Но не было ни рыбы, ни мяса, что опечалило Тириона. Однако он решил, что всякая еда лучше, чем ее отсутствие.       — Никого из ваших не осталось? — негромко спросил Ланнистер, пробуя странного вида сыр: зеленый, с громадными дырками, отдающий мятой и базиликом. Другой — с плесневой корочкой, белый, мягкий и солоноватый, который надо было мазать на хлеб, ему понравился еще больше.       Они завтракали втроем. Гномы, умаявшись, еще крепко спали.       — Я — последний в роду, — раздалось из-под потолка.       — Ну… если существуют полулюди-полуэльфы, то почему нет таких, как ты, но… как бы помесь с человеком?       Маг закашлялся, а Беорн, смутившись, присел на табурет:       — Раньше… было. Мои предки. Более дикие. Похищали женщин и… э…       — Загадывали загадки, венки плели, танцевали? — прикидывал варианты Тирион. Беорн покачал головой. — Неужто купались голышом под луной? — Беорн еще больше смутился и, кажется, покраснел. — Да ты, братец, дев…       — Тирион, довольно, — сказал Торин из своего угла на полу, где вроде бы спал, сложив руки на груди.        Гном говорил негромко, но Ланнистер сразу примолк.       — Там… были орки. Много, — выдал Беорн медленно и тяжело, обращаясь к Торину. — Кое-кто скрылся.       Тирион, обернувшись к магу, который не курил, видно, из уважения к нюху хозяина, а грыз мундштук своей трубки, и начал обычным ехидным тоном:       — Дорогой Гэндальф, хозяин этого дома спас наши жизни, в том числе и твою. В благодарность за этот дар не мог бы ты поднапрячь память? Ведь за время твоих долгих и, несомненно, плодотворных шатаний на благо Средиземья ты мог встретить кого-нибудь… — скривившийся после «шатаний» маг теперь заинтересованно уставился на Беса, ожидая описания этого «кого-нибудь». Оборотня обижать не хотелось, поэтому Тирион продолжил, выражая всю особенность возможных встречных только голосом: — Этакого?       — Спрашивай поточнее, Тирион, — бросил словно разочарованный столь нейтральным и безобидным продолжением Гэндальф.       Тирион еще разок кинул взгляд на хозяина, приютившего их и даже принявшего бой за всю разношерстную компанию. Собрался с духом и произнес как можно небрежнее, будто встретить их — совершенно обычное дело:       — Оборотней-людей.       — Нет, не встречал, — ответил маг и съязвил не хуже Тириона: — Заметил бы, если бы встретил!       — И что, Беорн? За всю жизнь никого-никого?       — Была одна малышка, — негромко произнес Беорн, — из соседней деревни. Лили.       Он отвернулся к огню.       — Ее убили. Охотники. Она была слишком мала, чтобы защищаться. Или не хотела убивать.       — Значит, бывает. Гэ-э-эндальф! — протянул Тирион, посверкивая разными глазами. Маг глянул неодобрительно, но всё-таки приподнял бровь, обозначая свое внимание. — Я уточняю вопрос. Знаешь ли ты человеческого детеныша, в жилах которого течет кровь оборотня?       — Возможно, в Золотых Песках есть одна девчушка… — неохотно ответил маг. — Под Эсгаротом.       — Лилианн мне никто не заменит, — равнодушно сказал Беорн.       — Тебе — нет! — обернулся к нему Тирион. — Нам никто не заменит того, кого мы любили когда-то. О них можно только вспоминать. С горечью и с болью, которые, может быть, когда-нибудь перейдут в благодарность, что они с нами — были. Пусть недолго, но — были! Но подумай теперь, каково ребенку расти с таким чудовищным изъяном!       — Не смей! — зарычал оборотень, и Тирион будто воочию увидел шерсть за загривке и клыки во рту. Маг отшатнулся, а Торин прищурился, продолжая спокойно лежать. — Не смей так говорить!       — Я понимаю тебя лучше, чем думаешь ты, Беорн, — тихо сказал Тирион. — Я говорю о людях. Это они… бывают иногда чудовищно жестоки к себе подобным.       — И девочка… — насупился притихший оборотень.       — Ей наверняка грозит смерть. Ты можешь позволить ей умереть, а можешь попробовать снова. Можешь подарить ей жизнь — не человечью, но — жизнь. Рядом с тобой.       Беорн заворчал, теперь — как медведь. Бросил из-за плеча, отвернувшись к камину, тоже громадному:       — Не знаю.       Гномы, проснувшись, застали мага, человека и оборотня, ведущими мирную беседу о коварстве Лихолесья. Обойти его оказалось бы еще сложнее, чем пересечь, и ко Дню Дьюрина они бы точно не успели.       — Садитесь, — скомандовал Беорн, указывая на места рядом с собой Бильбо и Тириону, которые ростом едва доходили ему до пояса. Добавил удивленно: — И эти две крохи прикончили Азога!       — Вообще-то надо было пригласить дерево во главу стола, — пояснил Тирион. — Оно сыграло главную роль.       — И мое Жало, — все ещё краснея, но уже более уверенно добавил Бильбо.       — Мет-талл, — прошипел Беорн. — Клинки, капканы… Не люблю. Дерево уважаю!       Довольный оборотень взлохматил две головы с одинаково вьющимися вихрами — у хоббита темно-каштановыми, у человека — выгоревшими на солнце до снежно-белых.       — Поешьте, и в путь, — сказал он. — Постарайтесь достичь опушки Лихолесья до заката.       Когда гномы, получив припасы, пони и массу полезных советов, вышли из дома, их встретила статуя орка, грубо, но похоже вырезанная из дерева.       — Та самая сосна, — сказал Беорн и оперся об нее рукой.       — Ого! — не удержался Тирион, разглядывая однорукую статую. — Пригласил все-таки! Вылитый Азог-Оск…       — Тих-х-хо! — прошипел Беорн. — Не нужно упоминать мертвых… Могут прийти живые.       — Теперь он будет пугать незваных гостей, — залился смехом Тирион. — Вроде нас!       — Вам, — оборотень особо выделил это слово, помолчал, прищурился, как будто пряча улыбку, но в бороде было невозможно разобрать, — я буду рад вс-сегда.       Беорн помахал им на прощание:       — У меня еще много дел. Встретимся в Эсгароте! А решите присвоить пони — из вас чучела сделаю.