Зовите меня Бес!

      Бильбо очень жалел, что Тирион не разрешил ему надеть кольцо. Может быть, Бес не лежал бы сейчас прижатым к одной из бесчисленных груд тусклого золота, а Бильбо — за ней, отброшенный на спину и лишенный дыхания одним ударом длинного хвоста.       Смауг учуял их издалека. Удивился незнакомому запаху, но — почуял, проснулся, зашумел. Но и заинтересовался. Верно, поэтому не сожрал или не сжег на входе.       Загадки Бильбо про ездока на бочках и прочую чушь раскусил мгновенно. Или так показалось хоббиту. Смауг повалялся кверху брюхом в ответ на неприкрытую лесть, но не более того. А после особо дерзких слов Тириона о гигантском ленивом черве просто отшвырнул обоих подальше от себя движением хвоста.       Хоббит наконец смог с хрипом втянуть обжигающий воздух отбитыми легкими. Пятки болели, но — хоббит осторожно провел ступней по холодному желтому металлу — терпеть можно.       Тирионом дракон заинтересовался особо.       — Ну вот и все, — довольно выдохнул Смауг. — Ты умрешь первым.       — Ничего не попишешь. Все умрут, вот новость-то, — негромко ответил человек, еле заметно поведя головой в ответ на слабое движение Бильбо. Еще рано, понял тот. — Рано, — выговорил лежащий явно для хоббита, выделив это слово, — или поздно. Я ожидал от тебя, Смауг Ужасный и Великолепный, что-нибудь пооригинальнее. Именно слухи о твоем уме, твоем незаурядном интеллекте поразили меня, как молва о твоих размерах и мощи удивила моего друга, заставив отправиться в дальний поход. Ты дал ему полюбоваться своими размерами, дай же и мне перед смертью насладиться твоими умозаключениями!       Бес разговаривал со Смаугом на равных, так, словно тот не прижимал его когтистой лапой к куче золота. Дракон, приблизив к Тириону морду, заинтересованно повел золотым глазом.       — Ты или безумец, или мудрец, — выдохнул он струю пара из огромной ноздри. — Нет! Ты просто глупец. А скоро будешь мертвым глупцом.       — Смерть окончательна и подводит жуткий итог.       Тирион вздохнул, попытавшись устроиться поудобнее, но золото впивалось в спину в самых неожиданных и неприятных местах, а коготь чудовища больно царапал грудь.       — В то время как жизнь… полна неисчислимых возможностей. Нужно только уметь ими воспользоваться. Может быть, просто… — Тирион, замолчав, чуть было приподнялся, но Смауг, надавив когтем посильнее, откинул обратно, — нужно иметь смелость что-то изменить. Смелость — это тоже богатство. Им владеет не каждый.       — Смелость? Кто тут говорит про смелость? Две половинки несложившегося целого? Два недочеловека? — закурлыкал Смауг. Окружающее его красное сияние усилилось. — Поздновато спохватился. Нарушать мой покой — не смелость, а глупость. Впрочем, про твою глупость я уже все понял. Ты утомляешь меня, коротышка, а я не хочу потерять аппетит.       — Может, еще поговорим, ну хоть самую малость? Куда торопиться? — Смауг молчал, но огнем не пыхал, и Тирион продолжил: — Или у тебя полно гостей и друзей? Кто восхищается твоим золотом, твоим величием, твоим умом? Ау!.. — Тирион попытался сделать вид, что оглядывается. — Есть тут кто? Нет никого, Смауг! Эй! — морда дракона приблизилась, золотые глаза раскрылись широко. — Ты один — один, во власти своего великолепия. Не устал ли от самого себя? От тяжкой ноши своего величия? Ты владеешь всем этим золотом, или это золото уже давно завладело тобой, о величайший из драконов?       Немного лести не повредит, решил Тирион. Но палку перегибать тоже не стоит. Смауг чуял фальшь за лигу.       — Ты умный, — дракон выдохнул и убрал морду, но не коготь. — Но ты и вполовину не так умён, как думаешь.       — И при этом всё равно умнее тебя, — фыркнул Бес, и хоббит чуть не застонал от ужаса.       — С чего бы такие мысли? — голова, вернее, нос дракона тут же повернулся обратно, едва не касаясь носа Беса. — Твой мозг маленький, как орех. Ты карлик, горбун и уродец. Ты — ничтожество, ошибка мироздания.       Смауг не врал. Слова звучали приговором, делая его еще меньше, чем он есть. Но Тирион понял, что нужно ответить.       — Я знаю. Я часто сам произносил это, спеша опередить других. Но, быть может, ошибался. Не так давно один человек сказал мне, что я могу позабыть за этими словами, кто я на самом деле. Твои слова тоже не станут правдой, только потому что они произнесены. Мы не те, кем нас видят враги. Мы те, кем любят нас друзья.       — Пф-ф-ф! Слова, все лишь слова. Зачем нужны друзья? Меня все ненавидят, и у меня есть все, что нужно.       — То, что есть, легко спутать с тем, что нужно. Что нужно всем — человеку, зверю, гному или эльфу. Особенно если первое выгодно или приятно. А может, ты просто не знаешь, что такое дружба?       — У меня есть богатство. Хочешь, поделюсь? — приветливо улыбнулся дракон, обнажив зубы.       — К чему богатство? — ухмыльнулся Тирион. — Оно не согреет тебя теплом и не подарит поцелуй любимой. Мои родные купаются в деньгах, как ты в своем золоте. Да только проку от этого мало.       — Что ты за тварь такая? — недовольно фыркнул Смауг. — Что за семья, где ты вырос?       — Я полумуж. Я сын не своего отца. Я тот, кто сделал правду былью, я, чье оружие — язык. Он друг мой и мой злейший враг. Я тот, кого пленили за собрата, кто вылетел из гнезда ударом меча, но не взмахом крыла, ибо я не ты, и летать не обучен. Сны не в счет.       Бильбо, лежа за кучей монет, внимательно прислушивался к разговору, вытащив и сжимая клинок.       — Но ты можешь звать меня — Бес. Что еще о семье? Брат мой тщеславен. Отец — олицетворение жадности, а сестра ночью и днем жаждет власти. Но сам я невинный, как ягнёнок. Хочешь, мекну?       — А хочешь, я проглочу тебя живьем? — утомленно сказал Дракон, улегся животом на золото и приоткрыл пасть.       — Бильбо, пора! — закричал Тирион.       Хоббит надел кольцо и кинулся вперед. Смауг вздрогнул, быстро-быстро поводя поднятой головой вправо-влево, отзываясь на звон монет, которые разлетались под ногами хоббита, но не понимая причины шума.       Жало Бильбо легко пронзило сухую морщинистую кожу в том месте, где уже давно не было брони.       Дракон, закричав в непонимании и боли, извернулся… отпустил Беса и упал на бок, пытаясь рассмотреть себя. Тирион кинулся к ране под огромной лапой и ударил по ней ободранной в кровь рукой. Его зашвырнуло на спину чудовищу.       Время замерло. Хоббит смотрел, как закрылись глаза Тириона и обмякло его тело, подтянувшись и словно приклеившись к дракону.       Смауг медленно повернул голову к Бильбо, моргнул, глянул на него попеременно зеленым и черным глазом, произнес знакомо:       — Бильбо! Какой ты маленький и смешной! — зубастая пасть ухмыльнулась. Голос стал протяжнее и ниже: — Это же я, Бе-е-ес!..       Хоббит, тяжело дыша, пошатнулся и осел в золото. Осознавать Тириона в облике Смауга он отказывался категорически.       Дракон оглядел себя, сжал и снова выпустил громадные когти, взмахнул крыльями. Затем, ударив хвостом и выбив фонтанчик золота, хэкнул пламенем и выдал:       — Привет и тебе, Траги*.       — Ш-ш-ш… — зашипел Смауг низким-низким голосом, и монеты застучали монеты в такт. — Никто-никто не помнит это имя. Никто-никто не осмеливается так называть меня, — продолжил Дракон, а золотой глаз его запылал огнем. — Кто звал, тот уже мертв. Мертв! Вон! Вон из моей головы!       Драконья голова, украшенная рожками, рухнула на золото. Смауг яростно почесал ее, словно надеясь выгнать оттуда Беса.       Желтые глаза, моргнув, опять сделались цветными:       — Уоу! Сколько тут всего интересного! Золото, полет. Фу, сколько смертей! Зачем ты убил Гириона? Люди же просто разбежались!       — Люди — да. А он — нет. Он ранил меня! — голова дракона взвилась, золотой глаз выдал золотую же слезу.       — Я знаю Гириона, — ответил слева от Бильбо глаз, ставший черным.       — Ты?! Ты знаешь Гириона? — теперь голова дракона смотрела на хоббита справа, и Смауг почти простонал, открыв золотое око. — Невозможно. Он мертв! Я сам видел его смерть… Я сам убил его!       — Теперь его зовут Бард. Но разве есть разница? Холодный, задумчивый, угрюмый, без чувства юмора — и это еще его достоинства, — хмыкнул дракон зеленым глазом, опять посмотрев на хоббита слева. Тот попятился, скользя по золоту. — Хочешь, познакомлю?       — Я… не знаю. Я выползал по ночам, задолго до того, как выкурил гномов из горы. И он разговаривал со мной. Он был моим… Я учил его править. Но он отвернулся от меня!       — Нет. Он отвернулся от твоего понимания власти, Траги.       От быстрого изменения цвета глаз дракона у хоббита кружилась голова. Менялся еще и голос, становившийся то низким драконьим, то вредным тирионовским, и это было единственным, за что цеплялось сознание Бильбо в этом странном разговоре золотого дракона — самого с собой.       — Сильные всегда угнетают слабых, — зашипел Смауг. — Ведь именно так сильными и становятся. А он пребывал в глупых мечтаниях!       Хвост дракона с размаху упал на золото, опять выбив искры.       — Возможно, — отвечал Тирион. — И просто. А может, мы настолько к этому привыкли, что не видим других путей. А Гирион видел!       — Бред-бред-бред! Есть только сила, власть и — золото! Оно нужно всем, все его жаждут — и оно мое! Моё!       — Ни к чему золото, если ты можешь рассмешить женщину, — ухмыльнулся Тирион. — А убийство и политика — не всегда одно и то же, Траа-а-ги! Хочешь понять, что мучает тебя? Чего ты лишился, и чего тебе не хватает во всем этом умопомрачительном великолепии?       — Заманчивое предложение, мелюзга. Неужели в столь маленьком тельце могут храниться большие чувства?       — Загляни в мое сознание, как я в твое. И ты узнаешь. Карлик может подняться высоко, залезь он на дракона. Наши чувства зависят от того, кто вызывает их! Они не поддаются осмыслению и логике. Просто почувствуй, Траги. Они даются просто так, но они прекраснее всех сокровищ мира!       Теперь хоббиту стало и вовсе непонятно: черный глаз остался черным, а зеленый залился огненным светом.       — Да-а-а… — протянул дракон после долгого молчания. — Это и правда, очень… познавательно. Это то, чего я никогда не знал. С-с-странно-странно-странно.       Дракон закрутился, заметался по сокровищнице, а Тирион был все так же неподвижен, словно приклеившись к его спине. Дракон разрывал лапами золото, поднимая оттуда разные вещи. Дракон рассматривал их пристально, вздыхал, выпуская пар из ноздрей, и недовольно отбрасывал прочь.       — Нес-с-сравнимо… — огорченно прошептал он, едва не попав в хоббита вазой. Глаза наливались уже не золотым — багрово-алым огнем. — Но и ты, Бес… У меня есть что предложить тебе — то, чего у тебя никогда не было.       — У меня в жизни было почти все, — ответил он сам себе голосом Тириона. — Чего же не было?       — Свободы, человек! — зарычал Смауг. — От того, что уготовила судьба. От людской зависти и злости, от презрительных взглядов и мерзких слов, от предательства близких. От всего! Я видел многое из твоего прошлого! Ты можешь быть выше этого — намного, намного выше. О, ты не знаешь ничего, пока не побывал там! Разве, барахтаясь на поверхности земли грязным червем, копошась в мелких радостях и горестях, ты можешь знать, каково это — лететь все выше и выше, ловя сердцем трепет неба? Каково это — плескаться в пушистой неге облаков, вдыхать всей грудью небесную лазурь, скользя крылом по хрустальным граням воздуха, и улыбаться восходящему солнцу — на равных?! Это… свобода от запретов, от… добра и зла. Это просто свобода.       Дракон взмахнул крыльями и поспешил к выходу из сокровищницы.       — Ты поймешь, — прошипел Смауг. Глаза его полыхнули багрово-золотым огнем, и хоббит испуганно смотрел ему вслед.       Дракон хотел окунуть этого упрямца не только в свободу неба. Раз золото его не прельстило, он решил показать ему красоту огня.