Сквозь пространство и время

      На исхудавшем теле смокинг сидел просто отвратительно.       Асагири Ген в очередной раз осмотрел своё отражение в зеркальной дверце шкафа с ног до головы, чертыхнулся и принялся раздеваться. Это был уже третий костюм, который он примерял за вечер. Сидеть на диете из работы, таблеток и колы оказалось плохой идеей – местами кости совсем повылезали, сделав фигуру более грубой и угловатой, а висящие брюки слишком явно выдавали потерянные килограммы.       «Никки-чан убьёт меня, если не наберу вес обратно, – мысленно бубнил Ген, перерывая шкаф в поисках какой-либо другой одежды, достаточно формальной, чтобы надеть её на встречу, но достаточно свободно скроенной, чтобы скрыть явные изъяны фигуры. – В таком виде даже на телевидении появляться нельзя, не то, что в фотосессиях участвовать».       Шкаф Асагири, обычно битком набитый всевозможной одеждой, сейчас был непростительно пуст, иначе как ещё объяснить, что в нём не находилось ничего, что можно было бы надеть для сегодняшнего вечера. Всего через сорок одну минуту должна была подъехать Хомура, чтобы отвезти Гена на его первую подработку в качестве бизнес-переговорщика (или личного шута, тут кому какое определение больше придётся по душе). Не сказать, чтоб менталист волновался из-за предстоящего вечера, но вот ситуация с одеждой его ужасно подставляла. Он действительно не думал, что от пренебрежения пищей будут такие ужасные последствия. Когда на тебе перестаёт сидеть костюм от Prada это действительно худшее из всех возможных последствий голодания.       Ген был растерян и взбешён одновременно, ничего, что могло бы вдохновить его, так и не нашлось. Он раздражённо пнул ногой шкаф, от чего ему прямо на голову с самой верхней полки что-то свалилось.       Ген снял с головы большой кусок лавандового цвета ткани и развернул его.       Это было хаори.       Асагири уже успел забыть о том, что он его когда-то купил. Прошло почти два года, как он привёз его с Окинавы, а надеть так ни разу и не представилось случая. Такое часто бывает с вещами, которые покупаешь в поездках, они просто уходят в долгий ящик и забываются. Да, он купил это хаори несколько лет назад, во время поездки на Окинаву, вместе с…       «Нет… не вспоминай, не вспоминай, – Ген мысленно повторял два слова, снова и снова, как мантру. Со всей силы прижимая к груди хаори. – Не вспоминай, пожалуйста, не вспоминай. Только не сейчас, не вспоминай…»       Самообладание вернулось через несколько минут. Менталист сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, задержал дыхание, медленно досчитал до десяти, ещё немного подышал. Дыхательная техника смогла успокоить его мысли и чувства и помогла вернуться к решению действительно имевшей сейчас вес задачи – что надеть на деловую встречу. Он снова развернул хаори и посмотрел на него. Плотный шёлк цвета молодых лавандовых цветов, узор кодзи цунаги, который можно было различить, только хорошо присмотревшись. Эта вещь, определённо, вдохновляла. Всего через каких-то пятнадцать минут хаори дополнили светлые брюки, белая рубашка, стилизованный под японские традиционные мотивы жилет и чёрный шёлковый шарфик вместо галстука. Ген покрутился перед зеркалом. Такой образ устраивал его куда больше, чем все предыдущие, что он успел примерить на себя за этот вечер. Игривое сочетание классики и современности, скрывавшее нездоровую худобу и ослабевшее тело. Асагири тяжело вздохнул и пообещал себе, что точно вернёт все сбежавшие от него килограммы и физическую форму.       Хомура приехала ровно в шесть тридцать. Ни минутой раньше, ни минутой позже – точно в назначенное время. Удивительная девушка, смотревшаяся совсем миниатюрной и хрупкой за рулём чёрного как ночь Lexus LS.       – Добрый вечер, Хомура-чан, – дружелюбно улыбнулся Ген, заняв место на заднем сидении автомобиля, причём явно довольно нового – менталист с удовольствием вдохнул лёгкую смесь ароматов кожи, моторного масла и только что отштампованного качественного пластика.       – Здравствуйте, Асагири-сан, – холодно и без заинтересованности поздоровалась девушка, бросив взгляд через зеркало заднего вида. – Я отвезу Вас к месту, где у Хьёги-сана будет проходить встреча с бизнес-партнёрами. Пристегнитесь, пожалуйста. В кармане кресла перед Вами лежит папка со всеми необходимыми данными для сегодняшних переговоров. Ознакомьтесь с ними, пока мы едем.       – Понял-понял, моя дорогая, – промурлыкал Ген, прекрасно чувствуя, как раздражает этим девушку. Он пристегнул ремень безопасности и взял в руки папку с документами.       Автомобиль тронулся.       Внутри папки, которую подготовили для менталиста, лежали краткие досье на участников сегодняшней встречи. Всех, кроме Акацки Хьёги, разумеется. Таинственность этой персоны начинала откровенно раздражать Гена. Ему не нравилось, что нужно было работать с кем-то, о ком он ничего не знает. Что это за человек? Как нужно рядом с ним себя держать? Как вести? На какие темы стоит поддерживать с ним разговор, а на каких помалкивать? Всё это, конечно, можно было узнать и на месте, непосредственно при встрече, но всё же лучше было бы быть готовым заранее. Ведь на остальных досье менталисту предоставили. Каждый лист содержал более чем достаточно информации, чтобы составить психологический портрет и понять направления, в которых можно будет искать пути воздействия. Так же были приложены фотографии. Асагири обвёл каждую из них скучающим взглядом. Три старых бизнесмена, с морщинами, седыми волосами и лишними килограммами. У одного уже образовалась огромная лысины, у другого есть шрам над левой бровью. Все трое любители выпить и пошутить на пошлые или чёрные темы. Если бы это ни было работой, Ген предпочёл бы никогда не пересекаться с подобными кадрами.       Также среди бумаг менталист нашёл описание целей встречи. Все трое старичков, про которых он до этого читал, были директорами компаний, с которыми Акацки Индастриз заключала партнёрские соглашения. Встреча, в которой должен был участвовать Ген, была неформальной, но всё же играла роль в переговорах о предоставляемых с каждой стороны в рамках партнёрского договора инвестициях. Уже поставленные условия выглядели не так уж и плохо, но, похоже, главу Акацки Индастриз они не устраивали. Поэтому он и хотел, чтобы профессиональный менталист Асагири Ген заболтал трёх старых выпивох и заставил их тем самым подписать до абсурдного невыгодные для них соглашения.       «А это точно никак не отразится на моей репутации? – подумал Ген, по второму кругу перечитывая условия сделки, которые нужно будет выставить. – Выглядит как какое-то мошенничество, честное слово. Не хочу, чтобы меня втягивал в свои грязные делишки какой-то нечистый на руку бизнесменишка».       Lexus свернул в густую чащу небоскрёбов Роппонги. Квартал, скрывавший под своими крышами, как чистые, полностью законные компании, так и откровенно злачные места. Будучи приличным деловым районом днём, ночью он полностью терял лицо, выпуская наружу всю черноту, что в нём таилась. Бродить по этому району ночью было последним, чего хотел бы уважающий себя человек. Тем не менее, именно в Роппонги располагался ряд люксовых заведений, в которых проводились светские и деловые встречи. Что-то подсказывало Гену, что именно в таком ему и предстояло сегодня оказаться.       Автомобиль остановился у ярко освещённого прожекторами небоскрёба.       – Асагири-сан, – произнесла Хомура, повернувшись с водительского кресла к пассажиру. – Заходите и поднимайтесь на тридцать девятый этаж, там Вас встретят. Хьёга-сан уже ждёт.       – Разве ты не пойдёшь со мной, Хомура-чан? – расстроенно протянул Ген и надул губы в лёгкой обиде.       – Мне не было распоряжения Вас сопровождать. Поторопитесь, пожалуйста. Не заставляйте Хьёгу-сана ждать слишком долго.       На тридцать девятом этаже стеклянной башни находился элитный лаундж-бар. У дверей лифта менталиста встретила девушка в укороченном платье-кимоно и сопроводила его к одному из частных залов. Как будто можно было ожидать меньшего от встречи бизнесменов.       Стоило Гену пересечь порог частного зала, как он буквально оказался в традиционном чайном домике, какие можно было сейчас найти в Киото или каких-то совсем отдалённых, не растерявших очарования древней Японии, городках. Если не знать, что находишься в самом центре Токио на высоте ста двадцати метров над уровнем моря, ни за что в это не поверишь. Почти полное отсутствие мебели, татами на полу, сводчатый потолок – самый настоящий чайный дом. Зал бы разделён на две части, входную, в которой сейчас как раз находился Ген и, по видимому, основную. Разделяла зал сёдзи, из-за которой доносились голоса. Что ж, видимо, менталист всё-таки опоздал на пару минут. Если это принципиально, могут вычесть эти минуты из гонорара, сильно на итоговую сумму всё равно не повлияет.       Асагири плавным движением открыл раздвижную дверь. Голоса на мгновение стихли, а на нового гостя устремили взгляд четыре пары глаз. Но лишь одни из них привлекли внимание Гена. Почти скрытые серебристыми волосами, прищуренные так сильно, что не разглядеть ни радужки, ни зрачка, но из-за этого лишь более устрашающие глаза. Гости что-то говорили, и, кажется, смеялись, но Ген их не слышал. Он не мог отвести взгляд от мужчины, по вине которого он здесь оказался.       Акацки Хьёга.       Собственной персоной.       Он сидел прямо напротив и неотрывно смотрел на вошедшего. Ген чувствовал, как его тяжёлый хищный взгляд исследует каждый миллиметр его тела, он ощущал это почти физически, будто прямо сейчас, на глазах у всех присутствующих Хьёга ощупывал его руками. Менталист всё ещё не мог видеть ни глаз своего нанимателя, ни его губ, скрытых за чёрной лицевой маской, но был готов спорить, что тот в этот момент расплывался в ухмылке. Человеческое существо лишено инстинктов, способность мыслить разумно полностью подавила биологическое сохранение автоматических программ, но реакцию нейронов на внешние раздражители никто не отменял. Именно поэтому некоторые люди, находясь в опасности, например, попав в поле зрения затаившегося голодного хищника, буквально кожей чувствовали, что их жизни что-то угрожает. Именно так ощущал себя Ген, находясь лицом к лицу с Хьёгой. Дыхание участилось, пульс подпрыгнул почти до ста восьмидесяти ударов в минуту, по телу побежала дрожь. Тело вновь реагировало быстрее, чем разум – Ген было дёрнулся назад, желая сделать шаг прочь и броситься вон из этой комнаты, из этого здания, может даже из этого города. Но нет, он ещё был способен держать над собой контроль. Последнее, что нужно показывать хищнику, это свой страх, ведь так ты лишь сильнее разжигаешь его интерес, побуждаешь скорее броситься на тебя и вонзить клыки в скованное ужасом тело. Нет, Асагири не желал сдаваться так просто. Всего один вечер, и больше он никогда не пересечётся с этим человеком, а пока что нужно показать себя профессилналом. Не прошло и секунды, как он утихомирил дыхание, обуздал дрожь в своём теле и надел приветливо улыбающуюся маску.       – Добрый вечер! Великий менталист Асагири Ген, наконец-то, прибыл! – произнёс Ген, поприветствовав присутствующих поклоном слишком развязным и манерным для классического японского, но и достаточно сдержанным для полноценного реверанса. Его голос звучал уверенно и весело, хотя ускоренный пульс так и норовил сбить его и сковать. Его движения были чёткими и выверенными, хотя ослабь он хоть на мгновение концентрацию, и вернётся дрожь, а колени предательски подкосятся. Он никогда в жизни не чувствовал себя настолько не в безопасности, но ведь он был профессиональным лгуном и не мог позволить, чтобы кто-то увидел его правдивые эмоции. – Простите, что заставил себя ждать, в городе пробки. Хьёга-чан, что я пропустил?       Столь фамильярное обращение заставило гостей охнуть и засмеяться. Кажется, они не были знакомы с манерой общения Асагири Гена. Впрочем, к трём пристарелым бизнесменам менталист едва ли хотел так непринуждённо обращаться, лучше всё-таки немного поиграть в формальности.       В комнате, изображавшей чайный домик, помимо нескольких украшений интерьера, из мебели был лишь один столик, вокруг которого сидели все собравшиеся. Трое гостей сидели спиной к сёдзи, а напротив них сидел Хьёга. И была всего одна свободная напольная подушка, оставленная специально для переговорщика – по правую руку от него. Асагири не нужно были все его знания по психологии, чтобы понять, что над ним просто издеваются. Не было сомнений, что ещё в тот раз на крыше этот таинственный мужчина прекрасно понял, как на него реагируют, и теперь просто развлекался, проверяя новую игрушку на прочность. Что ж, Ген был готов играть по таким правилам, пока они на людях, и пока за это хорошо платят. Он совершенно спокойно и легко подошёл к своему нанимателю и сел на подушку прямо рядом с ним, дружелюбно при этом ему улыбнувшись.       – Ничего важного, – ответил Хьёга. От его холодного низкого голоса по спине бежали мурашки. – Хочешь выпить?       – О нет, я не пью! – отмахнулся Ген, всё ещё глупенько улыбаясь. Пить алкоголь ему было просто противопоказано, слишком быстро огненная вода ударяла в голову и забирала способность мыслить. – Не хватало ещё менталисту дар речи потерять.       – Тогда налей саке гостям, у них рюмки пусты.       «Я тебе что, гейша что ли?» – раздражённо подумал Асагири, но всё же взял в руки бутылочку со спиртным.       – Не уверен, что это было прописано в моём контракте, – забавно изобразил растерянность менталист, чем тут же вызвал одобрительную реакцию гостей. Его изящные, но достаточно сильные руки ловко и элегантно разливали спиртное по чашам, приковывая к себе взгляды всех собравшихся.       – В твоём контракте прописано развлекать всех здесь присутствующих.       Неужели в голосе этого таинственного мужчины только промелькнула нотка раздражения?       – Прости, Хьёга-чан, но я не умею играть на сямисэне.       Гости разразились диким хохотом. Кажется, даже хозяин вечера удостоил шутку лёгким смешком. Начало для создания непринуждённой атмосферы положено. Когда человек пребывает в хорошем настроении, чувствует себя комфортно и воспринимает собеседника как друга, он гораздо легче соглашается на любые предложения. Это основа продаж. Задачей менталиста было «продать» своим оппонентам невыгодные условия сотрудничества, поэтому используемые в торговле психологические уловки были как раз кстати.       Не прошло и пятнадцати минут с начала застолья, как Ген уже занял место не напротив, а между престарелыми бизнесменами, умело отвлекая их внимание разговорами на интересные им темы, о которых он узнал из подготовленных ему досье. Двое из мужчин охотно шли на контакт, и, говоря по правде, очень быстро хмелели. Третий был более скованным и настороженным. Но для таких случаев у Асагири Гена всегда были припрятаны козыри в рукаве. Причём буквально. Он никогда раньше не носил хаори, поэтому был приятно удивлён тем, сколько же всего можно спрятать в его рукавах. До чего же всё-таки практичная вещь, позволила ему взять с собой весь необходимый для небольшой работы магический реквизит.       Когда в руках менталиста буквально из воздуха появилась колода карт, все три гостя приковали к ней своё внимание. Карты были любимым инструментом Гена. Наверное, каждый ребёнок, решив стать фокусником, в первую очередь берётся именно за колоду карт. Лёгкий в обращении, интуитивно понятный и доступный инструмент фокусника. Ген оттачивал ловкость рук и внимательность с малых лет, и это было заметно сразу. В его руках игральные карты буквально оживали, эффектно летая из ладони в ладонь, исчезая и появляясь, делая всё, что без слов прикажет их хозяин. Играть в карты с менталистом – последнее, на что стоит тратить своё время и нервы, но откуда же об этом было знать пришедшим на вечер стариканам. Гену ничего не стоило подменить пару карт, спрятать нужные в рукаве или узнать, какие именно держит в руках противник (конечно же он носил с собой не обычную колоду, а с парой секретов). Игравшие с ним подвыпившие люди очень слабо скрывали свои эмоции, не нужно было даже прикладывать усилий, чтобы прочесть их, не замечали уловок и охотно велись на блеф. В такой игре не было никакого спортивного интереса, но свою задачу она выполняла на ура – гости веселились, расслаблялись и открывались развлекавшему их менталисту.       В стороне от происходящего был лишь один человек. Он буквально скрыл своё присутствие, растворился в происходящем, в царящем в комнате веселье, и наблюдал. Холодный взгляд его прищуренных глаз неотрывно следил за Асагири Геном. За ловкими жестами его рук, за движениями его губ, легким дрожанием его пушистых ресниц. Глаза Акацки Хьёги прекрасно замечали, как прятались в рукавах или перемещались с одного места в колоде на другое карты, улавливали тот почти незаметный для человека момент, когда на лице менталиста сменялись маски. Хьёга жадно облизнул губы; он страстно желал увидеть искреннее выражение на лице этого лгуна, то самое, что он смог уловить в момент прошлой их встречи.       Страх.       Неподдельный страх зверька, угодившего в лапы хищника.       Чем так привлёк его Асагири Ген? Хьёга и сам до конца не мог ответить на этот вопрос. Внешность, определённо, играла большую роль. Выразительные глаза, правильные, почти идеальные, черты лица, белые пряди волос, аккуратные длинные пальцы, хрупкое тело. Асагири Ген был красив, его внешность точно попадала в определение сексуальной привлекательности для Хьёги. Но было в нём ещё и что-то такое, что нельзя было просто увидеть глазами. Хьёга почувствовал это "что-то" ещё в тот момент, когда молча наблюдал из темноты за вышедшим на крышу юношей. Увидел промелькнувшую в отражавших яркие огни города глазах пустоту, ощутил такие знакомые отрешенность и безразличие перед реальностью, услышал в голосе глухой скрежет надорванных струн души. Ему показалось, что тогда он увидел перед собой самоубийцу, который действительно был готов без оглядки броситься в океан огней. Хьёге было глубоко плевать на окружавших его людей, большинство из них не стоили даже того, чтобы просто смотреть в их сторону. Но привлечь внимание юноши с чёрно-белыми волосами почему-то захотелось. И каким же удивительным образом тот преобразился, поняв, что был совсем не один в столь откровенный момент. То, как Ген повёл себя на крыше, как держал себя, как реагировал – всё это пробудило в Хьёге невероятный интерес. Когда встречаешь человека, который скрывает самого себя за множеством слоёв мастерского обмана (если, конечно, сможешь заметить, что это обман), может захотеться заглянуть под эту глухую броню хоть одним глазком. Обычное любопытство перед тем, что так сильно хотят спрятать от посторонних глаз. Но если встретить такого человека в тот момент, когда он ослабил свою оборону и, пусть и на долю секунды, но показал себя настоящего, захочется голыми руками содрать с него всю эту лживую оболочку и под оглушающий треск сломанной гордости обнажить беззащитную душу. Хьёга ненавидел лжецов и предателей, двуличных людей, чьи слова не стоили и ломаного гроша. Реальность, в которой он жил всю свою жизнь, частенько сводила его с подобными кадрами, проверяя нервы на прочность и вознаграждая возможностью от такого мусора избавиться. Асагири Ген же был необычным случаем, не похожим на всех тех, кто встречался раньше. Он не пытался подлизаться или втереться в доверие, не ставил своей целью встать выше или как-то навредить. Отдалиться, спрятаться, сбежать? Да, это уже было больше похоже на правду. Но зачем пытаться сбежать от того, кого встречаешь впервые, о ком ничего не знаешь? Хьёга догадывался, чего в нём мог так отчаянно избегать этот чёрно-белый юноша, и его это забавляло. Кое-какие интересы у них всё-таки совпадали.       Ген чувствовал на себе прожигающий насквозь взгляд, но успешно делал вид, что не замечает его. С каждой минутой находится в одной комнате с Хьёгой ему становилось всё более и более неуютно. Что бы ни было на уме этого загадочного мужчины, это точно было что-то нехорошее. Конечно, сложно было судить о намереньях Хьёги даже не разговаривая с ним, но интуиция ведь тоже была инструментом менталиста, а потому Ген доверял всему, что она ему подсказывала. Нужно было скорее разобраться с этой работой и бежать прочь без оглядки.       – Эй! Акацки-кун!       Пьяный голос одного из гостей вырвал менталиста из задумчивости. Престарелый бизнесмен ударил кулаком по столу, уронив пару пустых бутылочек из-под саке.       – Почему ты не играешь с нами? Ты не уважаешь нас?! Сидишь, будто тебя тут и нет вовсе! Как ты относишься к старшим, щенок!       – Танака-сан! Танака-сан! – Ген тут же вмешался, наклонившись вперёд и замахав перед собой руками, чтобы перевести на себя как можно больше внимания разбушевавшегося гостя. – Ну что Вы, Хьёга-чан просто не любит азартные игры! Моя вина, что я начал игру, в которой не можем участвовать сразу все мы.       – Я сыграю, – совершенно спокойным, даже отрешенным голосом ответил Хьёга. – Только на что?       До этого Ген играл с гостями без ставок, на чистый интерес, так как через игру пытался завладеть их доверием. Проигрыши реальных денег или каких-либо материальных ценностей не особо способствовали расслаблению игроков и улучшению их настроения.       – На деньги, конечно!       – Какой в этом смысл? – голос Хьёги во всех красках показывал отсутствие его интереса к происходящему. – Я в деньгаях не нуждаюсь.       – Тогда… – изрядно захмелевший мужчина замешкался, пытаясь придумать что ещё можно предложить. – На акции!       А вот это уже было интересно. С пьяными людьми было в равной степени легко и сложно работать. Они слабо отдавали себе отчёт о том, что говорят или делают, поэтому заставить их делать то, что тебе нужно, не составляло особо труда. Но и ход их мыслей был куда менее предсказуем, чем у трезвых, поэтому отследить смену настроения пьяного временами было почти невозможно. Количество акций, переходящих от одной компании другой – вот ради чего и нужен был в этот вечер переговорщик. И, похоже, всё складывалось таким образом, что менталисту не придётся поднимать эту тему самому. Оставалось лишь мягко вести происходящее по нужному руслу и нигде не передавить.       – Разве это хорошая идея? – растерянно протянул Ген, с опаской глядя то на старых бизнесменов, то на Хьёгу. Когда кто-то начинает отговаривать от предложенной идеи и сомневаться, предложившему только сильнее хочется, чтобы всё было так, как он сказал. – Это ведь слишком серьёзные вещи для ставки в карточной игре. Давайте сыграем на что-нибудь другое?       – Играть на акции – отличная идея!       – Да!       Вот и двое других гостей поддержали эту идею. Все они были более чем уверены в том, что в этот вечер карты идут им в рук – Ген постарался, чтобы каждый из трёх стариков уверовал в своё превосходство в азартной игре. Ради чего ещё он весь вечер оттачивал свои шуллерские навыки?       – Я согласен, – подытожил Хьёга. – Играем на акции.       Ловушка захлопнулась.       Оставалось лишь сделать так, чтобы хозяин вечера выйграл ровно столько, сколько изначально собирался. Для этого требовались лишь ловкие пальчики Гена и вовремя подливаемое ими же в стаканы гостей спиртное.       Партия в покер на пакеты акций шла неторопливо. Даже слишком неторопливо. Когда игроки, наконец, решили, что больше испытывать удачу нет смысла, и письменно задокументировали результаты, прошло добрых два с половиной часа. На правах конферансье Ген проследил, чтобы никто из гостей не упал после разгромной игры духом, а также проводил каждого из них до лобби лаунж-бара, где передал в руки их подчинённых, накидав каждому напоследок наилучших пожеланий. Работа была, наконец, закончена. Вернувшись в зал, где проходила встреча, менталист обнаружил хозяина вечера на том же самом месте за столиком напротив сёдзи. В руках у него был стакан, и, кажется, это был первый раз за вечер, конда он притрагивался к чему-то из еды или напитков. Неужели это потому, что он не хотел опускать лицевую маску при людях?       – Что ж, Хьёга-чан, – Ген улыбнулся самой дружелюбной и непринуждённой из своих улыбок. – Договоры подписаны в нашу пользу, гости ушли весёлыми и довольными. Они, конечно, сильно перепили, но всех троих встретили помощники и пообещали позаботиться о них. Согласно контракту, моя работа на этом закончена. Был рад знакомству и совместному сотрудничеству. Реквизиты для перевода моего гонорара у Хомуры-чан есть. Так что, прошу меня извинить, но мне уже пора.       Хьёга никак не отреагировал на разыгранный спектакль, но Гена это более чем устраивало. Ему хотелось как можно скорее вызвать такси и поехать домой. Задвинув за собой сёдзи он глубоко вдознул пару раз и решил, что прежде, чем уходить, не мешало бы немного освежиться.       VIP-зал имел свою собственную туалетную комнату, чтобы важные посетители, особенно изрядно подвыпившие, не утруждали себя брождениями по всей территории лаунж-бара. В отличие от выдержанного в традиционном японском стиле убранства зала, уборная встречала чёрной кафельной плиткой на полу и стенах, такой же чёрной раковиной, двумя чёрными резными дверями, ведущими в ещё более уединённые места. Освещала туалетную комнату неоновая лента, натянутая по периметру потолка. Ген устало подошёл к раковине и, облокотившись о неё, посмотрел на себя в занимавше почти всю стену зеркало. В неоновом свете он слишком чётко увидел лёгкие потемнения под нижними веками, туман усталости в глазах, лёгкую испарину на лбу. Только дав себе спокойно выдохнуть, он ощутил всю усталость, опустившуюся на него за этот вечер. Больше всего на свете Асагири хотел вернуться домой, съесть что-нибудь и отправиться спать. Он сделал ещё пару глубоких вдохов, затем включил прохладную воду и несколько раз окатил лицо, пытаясь вместе с потом смыть с него следы сегодняшнего вечера.       Вот только для него вечер ещё не закончился.       За шумом воды Ген не услышал, как открылась и закрылась раздвижная дверь, не заметил, как кто-то зашёл в уборную вслед за ним.       Кто-то очень конкретный.       Акацки Хьёга.       Когда Асагири, наконец, посмотрел в зеркало, и увидел, что находится в уборной не один, он невольно дёрнулся и резко обернулся. Его сердце пропустило удар, а в горле образовался неприятный комок. Случилось то, чего менталист хотел меньше всего – он был в совсем небольшом помещении один на один с загадочным мужчиной, у которого в голове чёрт знает, что происходит. Это просто случайность, что они снова встретились, или стоило ждать подвоха? Интуицая подсказывала, что ничего хорошего ждать не стоило.       – Хьёга-чан! Не думал, что мы снова пересечемся, – растерянно улыбнулся Ген. – Прошу меня извинить, я уже ухожу.       Менталист сделал шаг вперёд, но Хьёга так и остался стоять у двери, он даже не думал сдвинуться с места и освободить дорогу. Молча стоял и прищурено смотрел на Гена, чем с каждой секундой пугал того всё больше и больше.       – Хьёга-чан?..       Интуиция уже не шептала, что что-то идёт не так, она просто кричала об этом. Да и сам Асагири уже начал понимать, что попал в неприятности. Он попытался оценить ситуацию, но его это не успокоило. Маленькая туалетная комната, двери позади него ведут только в кабинки, откуда никакого выхода нет, единственную дверь наружу преграждает Хьёга. Что у него на уме? Не было ни малейшей догадки. Если что-то пойдёт не так, удастся ли от него сбежать? Маловероятно. Удастся ли отбиться и вырубить, если дело дойдёт до драки? Ещё более маловероятно. Если кричать? Скорее всего никто не услышит, ведь извне в зал никаких шумов не попадало. Дело было плохо.       Пока Ген пытался придумать план к отступлению, Хьёга решил перейти к наступлению. Он неспеша подошёл к менталисту, заставив того попяться назад, уперевшись в чёрную кафельную стену. Чем ближе он подходил, тем отчётливее мелькал страх в глазах чёрно-белого юноши, и это безумно его забавляло.       – Хьёга-чан, что случилось? – из последних сил контролируя голос и выражение лица, произнёс Ген. Но самоконтроль давался ему очень сложно. От того, как быстро мужчина подошёл к нему, как быстро заставил отойти к стене, лишив последней возможности к отступлению, как вторгался в личное пространство, у менталиста начиналась паника. Ему уже не удавалось унять сердцебиение, дыхание совсем не слушалось, а ноги будто наливались свинцом. Неужели его сейчас убьют? – Я сделал что-то не так? Мы можем всё обсудить, только давай не здесь, хорошо? Сам же понимаешь, кто обсуждает рабочие вопросы в туалете.       Асагири усмехнулся, но вышло это уж слишком натянуто.       – Тише, Ген-кун, – мягко, играючи протянул Хьёга, сделав ещё один шаг вперед и буквально не оставив между собой и менталистом ни одного свободного сантиметра пространства. Он был так близко, что собственной грудью мог почувствовать, как пытается вырваться из груди сердце его маленькой игрушки. – Я не собираюсь делать тебе больно. Пока что.       Вот оно.       Маска упала, и на лице Асагири Гена появился страх. Чистый, неподдельный страх, такой искренний и живой. Дыхание юноши стало совсем прерывистым, плечи сотрясала едва уловимая дрожь, а глаза заблестели от того, что слёзные железы заработали активнее. Похоже, достаточно ещё немного надавить, и в этих голубовато-серых глазах можно будет увидеть слёзы. Хьёга зажмурился, ощутив, как от этих мыслей по телу поднимается жар.       – Что бы ни было у тебя на уме… Не делай этого. Пожалуйста… – Ген всё ещё пытался достучаться до Хьёги словами, вывести его на разговор вместо действий. Он был выше, сильнее, наверняка, умел драться, поэтому, что бы он ни замышлял, Асагири просто не сможет ему противостоять. Единственным шансом спасти себя было использовать слова, отвлечь своего насильника, заговорить. Да всё, что угодно, лишь бы выудить заветную возможность сбежать. Вот только не важно, насколько сильными и правильными будут слова, если произносить их дрожащим голосом, не скрывая ужас в глазах, и безнадёжно пытаясь пятиться назад, только больше вжимаясь спиной в холодную кафельную плитку. – Что тебе от меня нужно?..       Но Хьёге было абсолютно плевать на слова, что бы ему сейчас ни сказали, он просто не стал бы слушать. У него была цель, и ничто не смогло бы помешать ему добиться того, чего он хотел. Ещё несколько бесконечно долгих секунд Хьёга просто неподвижно стоял, наблюдая за Геном, наслаждаясь его растерянным выражением лица, перепуганными глазами, тщетными попытками отпрянуть подальше. В любом другом случае, человек, позволявший так вести себя, показался бы Хьёге жалким. Ему встречалось достаточно слабаков и глупцов, которые, чувствуя, что их загнали в угол, начинали вот так же трястись как осиновый лист, умоляли о прощении и пощаде, надеясь, что беда обойдёт их стороной. Никто из них не мог знать, что молодой глава клана Акацки никогда не жалел тех, кого считал недостойными, слабыми. В жестоком мире могли выживать лишь сильнейшие, и телом, и духом. Любой другой человек показался бы Хьёге жалким, будучи вот так вот прижатым к стенке. Но не Ген. Дрожащий, тяжело дышащий, краснеющий он казался Хьёге только более привлекательным. Хотелось увидеть больше, получить от него больше, надломить сильнее, подчинить всего без остатка. Хьёга хотел обладать Асагири Геном. И это желание ясно читалось в его золотисто-чёрных глазах, если бы, конечно, он позволил их увидеть.       Не в силах больше сдерживать себя, Хьёга протянул руку и коснулся шеи менталиста, чуть ниже уха. От неожиданности Ген охнул, протяжно, с предыханием, почти что застонал. Он еле уловимо дёрнулся, затем замер, лишь отвернув лицо, чтобы не смотреть лишний раз на Хьёгу. Тот улыбнулся уголками скрытых под маской губ, провёл пальцами дальше, медленно скользя по тёплой нежной и такой живой коже. Дойдя до кадыка он очертил его подушечками пальцев, а затем надавил, заставив свою маленькую добычу рефлекторно сглотнуть. Чёрный шифоновый шарф, весь вечер служивший менталисту в качестве галстука, без сопротивления развязался. Вслед за ним поддались и верхние три пуговицы рубашки. Хьёга с наслаждением положил на тонкую хрупкую шею юноши всю свою ладонь. Такой тёплый. И сердце так сильно, так быстро бьётся.       Ген не дышал. Его кожа горела огнём от прикосновений холодных пальцев. Он отвернулся, чувствуя, как щёки наливаются краской. Ужас ещё сильнее окутал его разум, но не от того, что делал Хьёга, а того, как он сам на это реагировал. Ген ненавидел, когда кто-то вторгался в его личное пространство без разрешения, считал это в высшей степени неприличным, ему сразу же становилось некомфортно, даже противно, хотелось оттолкнуть от себя нарушителя и указать, где его место. Словесно, конечно. Прикосновение Хьёги же не показалось ему неприятным. Жар, которым обожгло Гена, когда пальцы мужчины скользили по его шее, был совсем непривычной реакцией, неожиданной, странной и… постыдной. Асагири старался об этом не вспоминать, но ещё в момент их первой встречи на крыше, он почувствовал себя странно от близости Хьёги. Ещё тогда, от прикосновений этих холодных пальцев к коже, он ощутил, как жар поднимается волной от горла и проносится к низу живота. Естественная реакция на взаимодействие с человеком, которого мозг счёл сексуально привлекательным. А ведь Ген был уверен, что его либидо умерло в тот день, когда он расстался с самым дорогим в своей жизни человеком. Однако, не в первый раз за последние пару недель оно подавало признаки жизни, причём в этот – очень даже сильно. Но разве Ген сейчас не находился в опасности? Разве Хьёга прикасался к нему не против его воли? Разве происходящее между ними не было сексуализированным насилием? Тогда почему от того, что Хьёга был так близко, становилось так жарко? Почему брюки, сидевшие совершенно свободно, вдруг стали такими тесными?.. Почему в голове одновременно кричали два голоса – один просил, чтоб происходящее закончилось, а второй – чтобы продолжалось?..       Рука Хьёги скользнула ниже, пальцы забрались под рубашку, очерчивая острые ключицы. Давление пальцев на обтянутые тонкой кожей кости вызывало лёгкую и почему-то очень приятную боль. Ген резко накрыл ладонью рот, понимая, что с губ вот-вот может сорваться ещё один неоднозначный вздох. Мужчина с серебристыми волосами на это лишь усмехнулся, причём достаточно громко. Уже в следующее мгновение он наклонился вперед, прильнув лицом к шее менталиста у самой линии роста волос за ухом. Асагири вздрогнул ещё сильнее, невольно подавшись вперёд и прижавшись грудью к груди Хьёги. Восхитительная реакция, даже удивительно, каким же честным могло быть тело лгуна. Мужчина с жадностью вдыхал аромат тела и волос юноши, его парфюма. Чуть сладковатый, цветочный, но с глубокими пряными нотами и небольшой перчинкой. Манящий, дурманящий аромат, мягко влекущий в свои сети, очень подходил Асагири Гену, способному одними лишь словами подчинять себе людей и заставлять делать то, что он хочет. Но, кажется, он сам был не против отдать кому-нибудь власть над собой.       Хьёга повёл рукой ниже, и потянул за следующую пуговицу рубашки, желая расстегнуть и её, но к общему удивлению от этого, казалось бы, лёгкого давления, колени Гена задрожали, подкосились, и он сполз по стене вниз. Рефлекторно он поднял голову и посмотрел на Хьёгу, наконец, открывшего глаза так, чтоб их было видно. Сколько похоти, сколько плотской жажды плясало золотыми огоньками в этих почти чёрных глазах. Острая смесь страха и возбуждения с новой силой забурлила в крови Асагири Гена. Он окончательно потерял контроль над ситуацией.       Хьёга смотрел на юношу сверху вниз, не в силах оторвать взгляд от соблазнительной фигуры, стоявшей на коленях прямо перед ним. Горящие щёки, неясный взгляд, сверкающие в свете неона крохотные огни вот-вот польющихся из глаз слёз, приоткрытые губы… Губы… Мужчина очень мягко положил руку на щёку менталиста, провёл по ней большим пальцем, очерчивая линию к подбородку, а затем выше, к губам. Подушечка большого пальца властно, нетерпеливо накрыла нижнюю губу, утопая в её мягкости, и провела вдоль неё, заставляя менталиста приоткрыть рот шире. Ген не сопротивлялся. Хьёга довольно усмехнулся, убрал руку от лица своей милой игрушки и без лишних слов сделал очень явный намёк на то, чего хотел получить от Асагири Гена дальше – расстегнул ширинку своих брюк.       Ген едва соображал, что происходит. Как получилось, что он оказался перед Хьёгой на коленях? Почему позволил коснуться своего лица и своих губ? И, самое главное, почему эти прикосновения были такими манящими и приятными? Почему всё ещё казавшийся опасным и жутким мужчина заставлял кровь бурлить от возбуждения, а не от страха? Ген медленно оторвал взгляд от глаз Хьёги и опустил его вниз, чтобы встретить прямо перед своим лицом расстёгнутую молнию. Даже в самых бредовых фантазиях менталист не смог бы предположить, что его вечер в Роппонги может закончится именно так. На коленях, на полу в туалете, с требованием взять в рот у мужчины, которого он знает всего один вечер. Очень жестокая шутка со стороны судьбы… Или не шутка? Ген продолжал смотреть на расстёгнутую ширинку и всё глубже утопал в своих мыслях. Его тело было согласно с происходящим, он очень хорошо чувствовал это, разум – не понимал, что вообще происходит, и что нужно делать, и стоит ли делать, эмоции… собственные эмоции всё ещё были для Асагири бездонной чёрной пропастью, которой он всеми силами избегал, ведь там были одиночество, боль, тоска. Эмоции всё ещё были с Сенку… эмоции сводили с ума…       Голос тела постепенно перевешивал отчаянные попытки разума оценить и разобрать ситуацию рационально.       Да шло оно всё.       Ловкие пальцы всего за пару быстрых движений освободили из оков ткани горячий и твёрдый от возбуждения половой член.       «Большой… – мысленно охнул Ген. – Точно не меньше, чем у Сенку. Или даже больше…»       От таких мыслей по телу пронеслись дрожь и лёгкое покалывание. Менталист удобно обхватил основание члена рукой, провёл по стволу до самой головки, затем ещё раз, и ещё раз. Он уже успел забыть, какого это – доставлять удовольствие другому человеку. Как доставлять физическое удовольствие самому себе, он, в общем-то, тоже успел забыть. Ген наклонился ближе, прикрыл глаза и коснулся губами головки члена, медленно вбирая её в рот.       Хьёга не торопил его, медлительность его не смущала. Куда им было торопится, если вся ночь была впереди? Менталист ещё успеет разогнаться, а пока можно было подразнить себя, сильнее разжечь этими скованными смущением и толикой страха движениями желание. Мужчина наслаждался эротической картиной, развернувшейся у его ног. В очередной раз он оказался прав – Асагири Ген испытывал к нему влечение, иначе как объяснить, что он так быстро подчинился. Хьёге даже не пришлось давить на него, чтобы получить то, чего он хотел. Лишь легонько подтолкнуть. Менталист почти всё сделал сам.       Ген зажмурился сильнее, глубже погружая большой и твёрдый член себе в рот. Он отвык от этих ощущений, посторонний объект, да ещё и таких размеров, вызывал дискомфорт. Но возбуждение было сильнее. Он несколько раз обвёл головку языком, кончиком коснулся отверстия уретры и слегка надавил, ощутив знакомый солоноватый вкус выделяющейся смазки. До этого дня Гену доводилось делать минет только тем мужчинам, к которым он испытывал как минимум сильную романтическую привязанность, как максимум – глубокое чувство любви. Гордость не позволяла ему пускать в дело свой драгоценный рот во время несерьёзных отношений или единичных встреч. Поэтому сейчас он чувствовал стыд от того, что позволял себе делать. Он чувствовал себя униженным, обесцененным, подчинённым, но почему-то это откликалось в нём наслаждением. Замечал ли раньше Асагири Ген за собой мазохистские наклонности? Только если совсем чуть-чуть, мимолётно, поэтому не удостаивал их особому вниманию. Но сейчас, с Хьёгой, который буквально источал вокруг себя доминантную ауру, желание подчиняться дало о себе знать. Скованность Гена постепенно проходила, он перешёл к более активным действиям – сжал губы плотным кольцом вокруг ствола члена и начал двигать головой. Ближе к основанию он помогал себе рукой, ведь, разумеется, всю длину он заглотить бы не смог даже при большом желании. Член входил глубоко, почти утыкаясь головкой в горло, вызывая приглушённые рвотные позывы. Вполне нормальная реакция, даже привычная, более чем контролируемая. Но на фоне неё в голове менталиста с бешеной скоростью пронеслась безумная мысль, что он бы хотел, чтобы это огромное орудие вошло прямо в глотку, до самой гортани, чтобы её обожгло до такой степени, что слёзы прыснут из глаз. Но это было чревато травмой и даже потерей голоса, чего точно нельзя было допустить из-за работы. Мысль была настолько неожиданной и жуткой, что заставила Гена распахнуть глаза. Что же с ним стало, что он не то, что позволял, а сам лично хотел, чтобы с ним так обходились?.. Как же стыдно и горько стало у него на душе. В уголках глаз действительно начали собираться слёзы. Но движения головы и руки стали только быстрее, а хватка на возбуждённом члене – сильнее.       Хьёга зажмурился и позволил приглушенному выдоху наслаждения сорваться со своих губ. Судя по ощущениям, что дарили движения Асагири, тот был довольно опытен, он знал, что нужно делать и как, правильно работал губами и рукой, совсем не касался возбуждённого органа зубами. Не каждая женщина, с которой Хьёге довелось спать, могла похвастаться такими умениями, а мужчина – и подавно. Асагири Ген был прекрасной игрушкой, красивой, умелой, интересной. Как же хотелось узнать, на что он ещё способен, как будет реагировать и вести себя непосредственно в постели. Да, одного раза будет мало. От такого юноши не хотелось так быстро отказываться. Хьёга положил руку на голову менталиста, заставив того невольно дёрнуться и сжать губы сильнее. Не сдержав нового тяжёлого выдоха, мужчина провёл пальцами по шелковистым волосам, зарылся ими в свободно висящие белоснежные пряди, намотал их на кулак и потянул.       Асагири Ген застонал.       Сдавленно, с яркими нотами боли, но застонал.       Какой же сладкий, ласкающий слух звук. Хьёга поднял голову к потолку, полностью отдаваясь ощущениям, и начал двигать бёдрами навстречу губам менталиста, придерживая его за голову, чтобы он не мог отстраниться. Но тот и не пытался, покорно принимая глубже. Минуты блаженства длились восхитительно долго и непозволительно быстро одновременно. Кончая, Хьёга сильнее натянул сжимаемые в руке волосы Гена и едва сдержал себя, чтобы не толкнуться в его рот со всей силы. Он получил то, чего хотел, но это лишь разожгло его жажду, теперь ему хотелось только больше. Получить всего Асагири Гена без остатка. И ему было плевать, что ради этого придётся сделать. Перед Акацки Хьёгой не было преград, которые он не смог бы преодолеть.       Ген ожидал грубости, но был готов к ней меньше, чем ему казалось. Пара слезинок всё же скатилась по его щекам, когда за волосы болезненно потянули, а контроль над происходящим перешёл в другие руки. Никто из бывших любовников Асагири не позволял себе подобного. Когда в рот Гену хлынула горячая вязкая сперма, он вновь позволил себе застонать, протяжно и возмущённо. Он резко отстранился, поднялся на ноги и бросился к раковине, желая немедленно выплюнуть всё то, что оказалось во рту, и прополоскать его. Хьёга больше не держал его. Ген закашлялся, отплёвываясь, в его горло стучалась тошнота, и он точно опустошил бы свой желудок, если бы тот и так не был пустым. Менталист бессильно склонился над раковиной, боясь поднять голову и встретиться взглядом с Хьёгой или, что ещё страшнее, со своим отражением в зеркале. Как же противно ему было смотреть на себя, ощущать себя, находиться в собственном теле.       Тем временем серебряноволосый мужчина привёл себя в порядок, бросил оценивающий взгляд на менталиста, после чего направился к двери, напоследок лишь усмехнувшись и бросив через плечо:       – До встречи, Ген‐кун. Мы обязательно встретимся снова.       Эти слова ударили Асагири с такой силой, будто он коснулся оголённого провода под напряжением в десять тысяч вольт. Чтобы он позволил такому случиться снова? Нет, ни за что, пусть лучше весь мир рухнет и превратится в пыль!       Почти пятнадцать минут Ген бессильно стоял, свесившись над раковиной и невидящими глазами смотрел на то, как по спирали утекает в сливное отверстие вода. Оторвав себя от этого гипнотизирующего, но совершенно бессмысленного занятия, он покинул лаунж-бар, вышел на улицу и запрыгнул в первое попавшеесе ему такси, чтобы как можно скорее умчаться прочь из злачного Раппонги. Но лишь оказавшись перед подъездом высокого многоэтажного дома, Ген понял, что по какой-то неведомой ему причине он назвал таксисту не тот адрес. И сейчас он находился в районе Бункё, всего в семнадцати минутах ходьбы от Тодая.       Не чувствуя собственных ног, Ген подошёл к домофону и набрал номер квартиры, в которой уже почти два месяца никто не жил. Зазвучали гудки. Монотонные и сухие они резали сердце, словно тупой нож, ведь сколько ни звони, никто так и не ответит.       – Сенку-чан… – простонал в динамик менталист, пытаясь натянуть на себя улыбку, пытаясь заставить голос не дрожать, пытаясь заставить его не звучать так жалко и тускло. – Прости, у меня нет ключей. Впусти меня… Пожалуйста!.. Сенку, дорогой мой Сенку, пожалуйста, ответь мне!.. Открой… Ты ненавидишь меня, да?.. То, чем я стал… Я больше не нужен тебе, но… чёрт, ты так нужен мне!.. Ты нужен мне, Сенку-чан, слышишь?.. Ты нужен мне! Я больше так не могу, я этого не вынесу!.. Пожалуйста, Сенку-чан… Пожалуйста… Ответь… мне…       Он опустился на корточки, обнял колени руками и уткнулся в них лицом. Домофон издал два коротких сигнала, сообщая о том, что ответа нет и вызов автоматически завершён.       – Пожалуйста, Сенку-чан… – уже почти шёпотом повторял Ген, почти не дыша. Рваные, хаотичные и ужасно болезненные удары сердца оглушали его. – Пожалуйста, впусти меня… Позволь увидеть тебя ещё раз, хотя бы один раз… Сенку, мне так тяжело… Я схожу с ума… Почему ты не слышишь? Почему ты не отвечаешь мне, Сенку? Почему ты оставил меня одного?! Почему ты так поступил… почему… почему… почему…       Сколько Асагири сидел под дверью чужого, совершенно чужого, дома, неизвестно. Самому ему казалось, что на восстановление самообладания ушла целая вечность. Он бросил невидящий взгляд на тёмную фигуру многоэтажного дома и побрёл прочь. Пешком, к себе домой, в Сибую.       Когда за ним закрылась входная дверь его квартиры, над токийскими небоскрёбами уже виднелись первые лучи восходящего солнца.