Когда уйдем со школьного двора

За первые две недели работы в школе, или как они тут говорили ГБОП АБЫРВАЛГ какие-то-ещё-буквы номер тридцать три, Антон понял две вещи. Первая — почти все педагоги школы относились к одной из двух групп: либо божьи одуванчики (возрастных ограничений не имело), либо злобные пезды. Вторая — главной злобной пиздой был Арсений Сергеевич Попов, заместитель директора по учебной части. Антону в школу работать идти не хотелось. Честно сказать, ему никуда работать идти не хотелось, а хотелось писать музыку, тексты и думать, как бы их раскрутить. Но для того, чтобы этим заниматься, нужна была хоть какая-то работа. Он переехал в Питер сразу после окончания университета — бестолковый диплом с бестолковой профессией, которую он получил, лишь бы сильно не запариваться. Работать по специальности Антон никогда не планировал и первые годы в Петербурге перебивался самыми распространёнными среди приезжих позициями — был бариста и официантом, грузчиком и кассиром, охранником и даже тренером в спортклубе, правда, на этой работе он задержался всего на пару месяцев, слишком уж требовательным и заряженным на успешный успех было фитнес-коммьюнити. Проблема со всеми этими работами была одна — почти все они предполагали двенадцатичасовые смены, которые не оставляли времени не то что на музыку, иногда не хватало на еду и нормальный сон. А потом Антон вдруг обнаружил, что ему тридцать два, он живет в крошечной съёмной квартире на Ваське, упахивается за шестьдесят тысяч в месяц, которых хватает только на аренду, еду и проезд до работы, а его музыка, ради которой всё это вроде как и затевалось, не только не становится популярнее, она вообще не пишется, потому что он вечно заёбанный. И когда он поделился этим открытием с Позом, тот вдруг сказал: — Слушай, а ты ж по образованию учитель физры? А не хочешь пойти в школу работать? Деньги почти те же, только работай до обеда и отдыхай три месяца. У меня как раз сосед по даче — физрук, который недавно на пенсию вышел. Давай я спрошу, в какой школе он работал? То, что у Позова в тридцать семь лет уже была дача и сосед-пенсионер, Антона неизменно веселило. Ещё у него была жена, двое детей и вполне успешный бизнес — сеть стоматологических клиник. Он несколько раз предлагал устроить Антона к себе («Да какая разница, кто ты по образованию, что у меня мало хуй пойми кого на управляющих позициях работает?»), но Шастун не хотел быть хуй пойми кем у Поза и портить ему своей бестолковостью и неприкаянностью работу. А вот школа от его бестолковости и неприкаянности пострадала бы вряд ли, да и что там можно было испортить? Дети, на взгляд Шастуна, были подозрительно живучими и стрессоустойчивыми, учителя физкультуры точно были не из тех, на ком лежала особая ответственность за несение доброго, светлого и вечного, а коллектив должен был на девяносто девять процентов состоять из женщин — никакой тебе токсичной маскулинности. — А как думаешь, там какие-нибудь требования особые есть? — задумчиво спросил Антон и почесал подбородок. — Да какие требования, Алексеич ж не в «Апельсине» Димы Зицера работал, — фыркнул Поз и, заметив недоумённый взгляд Шастуна, пояснил: — Школа такая частная, очень крутая. А в школе Алексеича из требований должны быть разве что педагогическое образование и отсутствие судимости. Это у Антона было. Ещё, оказывается, нужна была медкнижка, но её он давно оформил для работы в общепите, просто не подумал, что учителям такое тоже нужно, и на собеседование с собой не взял. Но на результат это не повлияло — необычайно энергичная директриса Екатерина Владимировна с какой-то странной фамилией, которую Антон никак не мог запомнить, была, казалось, готова принять его на работу просто за то, что он пришёл. — Вы не подумайте, что мы в отчаянии, — заверила она, но Антон так и не думал: школа выглядела очень прилично, поначалу его даже напряг вид старинного здания, настолько оно отличалось от его родной типовой воронежской школы. Но внутри было чуть менее помпезно, даже уютно. — Хотя, если честно, немного в отчаянии, ладно, — добавила Екатерина Владимировна, отправляя на печать трудовой договор и откидываясь в кресле. — Так, знаете, самую чуточку, — расстояние между наманикюренными ноготочками было крошечным. — Сами понимаете, сейчас в школах никто работать особо не рвётся, хотя удивляюсь, почему. Работа не пыльная, отпуск длинный, зарплата вполне себе средняя по городу. Но да ладно, так вот, кандидатов на вакансию мало было — по секрету вам скажу, только два — так ещё и мой коллега всех их забраковал. Но сегодня, хе-хе, — директриса злодейски потёрла руки, — сегодня его здесь нет. Антон слегка нахмурился: перспектива быть нанятым без одобрения какого-то коллеги его, конечно, не пугала, но настораживала. — Да вы не переживайте, Арсень Сергеич нормальный, — замахала руками Екатерина Владимировна. — Ну побухтит немножко, что без него всё решили, и успокоится. Вы с ним главное не пререкайтесь особо, и всё нормально будет. Антон честно настроился не пререкаться с неведомым Арсением Сергеевичем, тем более что тот оказался завучем по учебной работе — то есть, как понял Антон, кем-то вроде его непосредственного начальника. А когда он впервые увидел Арсения — какого-то очень грустного и удивительно красивого, — ему пререкаться тем более не хотелось. Хотелось, ну… посмотреть на него подольше? На линию острых плеч, на длинные пальцы, в которых он вертел карандаш, на совершенно потрясающее лицо — с таким лицом надо было становиться актёром или моделью, а не завучем в школе. У Антона были сложные отношения с тем, кого он считал привлекательным, и в разное время это были и женщины, и мужчины, и даже некоторые гендеры между, и в то августовское утро, стоя в дверях школьного актового зала и глядя на Арсения Сергеевича, Антон особо ничему не удивился. Не в первый раз он залипал на красивого мужика, но это, конечно, не значило, что он будет пытаться следовать за своим интересом. Тем более на работе. Тем более, как выяснилось через две минуты, Арсений Сергеевич оказался редкостной сукой. Ну и ладно. Будто Антон собирался с ним много контактировать. Екатерина Владимировна сказала, что в школе было четыре сотни детей и больше шестидесяти педагогов, что он, не сможет избегать одного токсичного мудака? * Ну блядь, подумал Антон, стоя под дверью с табличкой: «Заместитель директора по учебно-воспитательной работе». Хотелось позвонить Позову и немножко поорать, потому что обещания, что в школе нет никаких особых требований к учителям, кроме диплома и отсутствия судимости, оказались наглой ложью. В школе были рабочие программы. Когда коллега — премиленькая учительница второклашек Ида Васильевна — показала ему, что такое эта ебучая рабочая программа, Антон нервно хмыкнул. Когда она сказала, что таких папок у него должно быть по одной на каждый класс, ему немедленно захотелось послать всё нахуй, выйти из ГБОПы ЗОЖ №33 и больше никогда не возвращаться. Когда он посчитал, что классов у него тринадцать, а значит, и папок должно быть столько же, Антон робко спросил: — А из интернета это скачать нельзя? — Ну в целом можно, — ласковым тоном, каким, должно быть, она разговаривала с отстающими учениками, сказала Ида Васильевна. — Но вот тут, — она ловко открыла одну из папок и пролистала до середины, — тут календарно-тематическое планирование. Каждая строка в таблице — это отдельный урок. Тут нужно писать дату урока, тут — тему, здесь — содержание урока, а вот в последнем столбике — планируемые результаты, но он делится ещё на два, предметные и метапредметные. А Арсений Сергеевич ещё сказал, что во ФГОСе началки опять изменения, так что для младших классов опять надо будет прописывать ЗУНы, но в каком-то другом формате, я сама пока ещё не разобралась… Каждое её слово погружало Антона всё глубже и глубже в пучину отчаяния. И при этом он не был глубоководной рыбой, мутировавшей до такой степени, что уже и на рыбу-то похоже не было. Нет, Антон был диснеевской рыбкой — спутником русалочки. На дне ему было не выжить. — В общем, это скачать нельзя, только общую форму и частично наполнение, а остальное надо редактировать и писать самому, — Ида Васильевна ободряюще похлопала его по руке. — Но вы не переживайте, Павел Алексеевич же делал рабочие программы на все эти классы, вам только нужно будет их немножко подправить. — А где можно найти программы Павла Алексеевича? — спросил Антон, почему-то предчувствуя что-то нехорошее. — В учебной части, — улыбнулась Ида и, поняв недоумение во взгляде Антона, пояснила: — У Арсения Сергеевича в кабинете. И у него же можно спросить всё, что вам непонятно, он хорошо разбирается в оформлении программ, он вам всё-всё подскажет! И вот он стоял под дверью кабинета Арсения Сергеевича, стараясь настроить себя на благожелательный лад. Может быть у завуча в прошлый раз было просто особенно плохое настроение, с кем не бывает (С Антоном. Такого никогда не было с Антоном. Он всегда своё плохое настроение держал при себе, не срывался на окружающих и с особой неприязнью относился к тем, кто так себя вёл.) — Войдите, — раздалось из-за двери почти сразу после стука. Прозвучало не очень дружелюбно, но и особого раздражения в голосе Антон не различил, поэтому вдохнул, изобразил приятную, но не слишком радостную улыбку и зашёл в кабинет. Кабинет завуча был маленьким, всего с одним окном, и заставленным шкафами с какими-то огромными папками, похожими на те, что Антон видел в регистратуре поликлиники. Арсений Сергеевич, сегодня снова в узких чёрных джинсах и мягком оверсайз свитшоте серого цвета, пару секунд посмотрел на Антона немигающим взглядом, а потом поднялся из-за стола. — Антон Андреевич, — сухо сказал он и, обойдя своё рабочее место, опёрся на столешницу и скрестил ноги. — Чему обязан? Ноги у завуча были классные. Длинные и так обтянутые джинсовой тканью, что были хорошо различимы и изящные коленки, и стройные голени, и крепкие бёдра. Антон моргнул и перевёл взгляд на хмурое хлебало Арсения Сергеевича. Хлебало, к сожалению, тоже было красивым, но тут ситуацию хотя бы спасало недовольное выражение лица. — Я по поводу рабочих программ. — А, ну самое время, — Арсений бросил взгляд на календарь, висевший на стене. — Тридцать первое августа. Как раз стоит задуматься о рабочих программах. Вот же жопа противная. — Екатерина Владимировна сказала, что мне главное доделать их до конца октября, там какая-то проверка будет, — чуть извиняющимся тоном сказал Антон. Может, этому мудаку нравилось, когда перед ним лебезили. — Ну раз уж Екатерина Владимировна сказала, то конечно, — Арсений поджал губы. Очевидно, что либо лебезение было недостаточным, либо ему такое вообще не нравилось. — А до конца октября как детей учить планируете? — Мне сказали, что у вас могут быть рабочие программы моего предшественника, — Антон решил игнорировать наезды и попробовать всё-таки получить то, зачем пришёл. — Пал Алексеича? — уточнил Арсений, и Антон с трудом сдержался, чтобы не брякнуть: «Нет, блядь, Платона Аристарховича». Как будто у него тут было много других физруков. Но вместо этого просто кивнул. — Утилизировали, — пожал плечами Арсений. — Что? — Говоря простым языком, — Арсений Сергеевич вздохнул, словно разговор давался ему тяжело, — выбросили. У меня тут, знаете ли, — он обвёл рукой шкафы, — места мало, не могу лишние бумаги копить, периодически провожу уборку. — В этих папках рабочие программы? — В том числе. — Но рабочих программ Павла Алексеевича тут нет? — М-м, угу, — промычал Арсений Сергеевич, продолжая внимательно на него смотреть. Ах ты ж сука, подумал Антон. — Хорошо, — как можно спокойнее сказал он. — То есть, конечно, ничего особо хорошего, но ладно. А может вы мне скинете какой-нибудь образец, чтобы я по нему делал? — Да в интернете найдёте, Антон Андреевич, там полно. И я вам ссылки ещё пришлю на стандарты и методрекомендации. А вы, знаете, что, — чуть потеплевшим, где-то на одну сотую градуса, голосом добавил он. — Как сделаете, пришлите мне на проверку? Екатерина Владимировна права, в конце октября комиссия будет, а с изменениями во ФГОСе они особенно внимательно будут программы проверять. Так что вы сильно не затягивайте, чтобы успеть подправить всё. — Сильно не затягивать, — повторил Антон. Арсений кивнул. — Понял. Ладно. Спасибо за э-э-э ничего? — Всегда пожалуйста, — Арсений Сергеевич растянул губы в улыбке. Антон кисло улыбнулся в ответ и развернулся, чтобы выйти, но уже на пороге Арсений окликнул его: — Антон Андреевич! — Антон повернул голову. — Я понял, что мою просьбу не ходить в школу в шортах вы поняли как пожелание с каждым днём выбирать всё более короткие модели, но завтра хоть, пожалуйста, оденьтесь поприличнее. Антон сморщил нос: — Я подумаю. — Уж будьте так любезны. * Когда Антон учился в школе, то перед первым сентября всегда чуть-чуть волновался. Но это волнение было приятным: хотелось скорее увидеть одноклассников, узнать, как Ирка из «А» класса изменилась за лето, проверить, на месте ли краш в Мишу из десятого и не сдохла ли на каникулах англичанка (никто не желал ей смерти, просто у неё была запущенная депрессия). Волнение же перед первым сентября в качестве учителя оказалось больше похожим на растянутый во времени приступ панической атаки. Ида Васильевна рассказала, что если с ребёнком что-то случится в школе, то на учителя могут завести уголовное дело. Поэтому во время линейки Антон видел не детские макушки, а статьи УК РФ, которые он вчера нагуглил. Один вертлявый младшеклассник чуть не устроил всему педсоставу сто двадцать пятую, когда перелез сквозь прутья забора и выбежал на дорогу. А после того как директриса представила детям нового учителя физической культуры, Антон отчетливо увидел в глазах нескольких старшеклассниц намёки на сто тридцать четвертую статью. Опасности подстерегали везде. Ему почему-то помнилось, что первого сентября уроков не было, но то ли он неправильно помнил, то ли в ГБОВе САП номер тридцать три были свои правила, но после Урока Знаний, который дети провели со своими классными руководителями, они почему-то пошли на следующие уроки по пятничному расписанию. И некоторые из них даже пришли к Антону. Владения у него были обширные: всю последнюю неделю августа Антон намывал раздевалки и два спортивных зала — один поменьше, с баскетбольными кольцами и сеткой для волейбола, и второй побольше, с разметкой трека для бега в помещении. Ещё у него была подсобка для хранения инвентаря, но туда Антон зашёл только один раз, получил по голове грифом от штанги и решил отложить уборку на когда-нибудь потом. И вот со звонком с перемены двери большого зала с грохотом распахнулись — и на блестящий паркет высыпалась толпа гомонящих детей. — Бля-я-я, — прошептал Антон, растерянно уставившись на учеников. Те не обращали на него никакого внимания, продолжая орать и расползаться по спортзалу — облепили шведскую стенку, залезли на гимнастическое бревно, повисли на турниках. На вид им было лет десять или двенадцать — с уверенностью Антон пока мог только отличить первоклассника от старшеклассника. Он растерянно оглянулся на входную дверь и вдруг увидел в коридоре высокий силуэт. Не лучший вариант, но для моральной поддержки ему бы сейчас подошёл любой взрослый человек, даже трудовик Эдуард Саныч, мужик лет шестидесяти, который, на удивление, не был пропитым алкоголиком, но каждый раз, как Антон его видел, у того было такое выражение лица, будто он совершенно не понимал, кто он и где находится. — Арсений Сергеевич! — громким шёпотом позвал Антон, высунувшись в коридор. — Арсений Сергеевич! — Что? — тоже шёпотом ответил Арсений и, звякая чайной ложкой в пустой кружке, подошёл к нему. С появлением в школе детей пропали джинсы и свитшоты, и сегодня Арсений Сергеевич был в тёмно-синем костюме-тройке и белоснежной рубашке. Пиджак он уже снял, оставшись в узкой жилетке, а рукава рубашки закатал, и выглядел, чтобы ему провалиться в пыльный школьный подвал, потрясающе. — У меня тут дети. Арсений Сергеевич издал какой-то сдавленный звук — то ли всхлип, то ли смешок. — Антон Андреевич, а чего вы ожидали, когда на работу устраивались? Это же школа, конечно, тут дети. — Ха-ха, вы такой смешной, с ума сойти, — уныло ответил Антон. — Они орут. — Это я слышу, — кивнул Арсений Сергеевич и пару мгновений смотрел на него своим странным немигающим взглядом. Потом вздохнул: — Журнал вы, конечно же, не взяли? Точно, журнал! Антон-то в целом знал систему с тем, что перед каждым уроком надо было забирать из учительской журнал, но, конечно, сегодня это ему и в голову не пришло. — Идите в учительскую, — Арсений заглянул в спортивный зал. — Это у вас шестой «А». Идите-идите, я присмотрю. Быстрым шагом пересекая коридор, Антон услышал за спиной громкое «Так!» и последовавшую за этим оглушающую тишину. Впрочем, удивляться было нечему: Арсений Сергеевич и на него действовал, как удав на кролика, а шестиклашек явно должен был приводить в состояние священного ужаса. * За первым суматошным днём последовали другие, прогрессирующе безумные. В конце первой рабочей недели Антон позвонил Позу и за первые две минуты из цензурных слов говорил только предлоги. Дети были очень разные, и по ним было забавно отслеживать этапы развития человека — испуганные и ласковые младшеклассники, невозможно громкие пятиклашки, потом, как понял Антон, где-то в шестом-седьмом классе происходил страшный пиздец, и детей плющило и таращило с неимоверной силой, а спортивный зал, конечно, был самым удобным местом для того, чтобы плющиться и таращиться. Восьмиклассники были больше похожи на второклашек — молчаливые и пугливые, только в отличие от восьмилеток уже наделённые презрительным взглядом в-хуй-ты-мне-и-твои-подтягивания-не-упёрлись-антон-андреич, но к десятому классу это всё выправлялось. К десятому классу проблемы появлялись другие: томные заигрывания старшеклассниц, целью которых были все особи мужского пола, не исключая физрука, но зато это компенсировалось тем, что с детьми хотя бы можно было нормально разговаривать. Он работал без программы, смутно представляя, что нужно делать, и перед каждым занятием гуглил что-то вроде «план урока по физкультуре» и «нормативы для среднего звена». Но вообще-то хотелось гуглить «как не ёбнуться учителю в школе». Несмотря на то, что уроки у него заканчивались около трёх, домой он сразу почти никогда не уезжал: во второй половине дня были то педсоветы, то методсобрания, то какой-нибудь Марии Васильевне надо было прикрутить полочку, дверку шкафчика, спинку стула и скрипящую половицу. В общем, домой Антон возвращался ближе к семи, пару часов просто смотрел в стену и вырубался, чтобы на следующий день начать всё сначала: дети, полочки, Марьи Васильевны, педсоветы и постоянно маячащая на фоне жопа Арсения Сергеевича. Жопа, если честно, начинала ему нравиться. До тех пор, пока в середине сентября он не вспомнил, что надо было сделать рабочие программы. Первый вариант Антон сделал, как делал в универе курсовые: в ночь воскресенья, заливаясь энергетиками и с таким количеством открытых вкладок в браузере, что ноутбук явно решил, что он теперь один из двигателей ракеты Фалкон один, и каждые две минуты пытался помереть от несоответствия занимаемой должности. Рабочих программ по физкультуре в интернете было миллион, правда, все почему-то разные — отличающиеся части пояснительных записок, десятки версий столбцов для календарно-тематического планирования, и только где-то ко второму часу ночи Антон заметил, что суть у них была примерно одна и та же, просто в одном варианте программы тема урока называлась «Упражнения с гантелями», а в другом — «Общеоздоровительный комплекс, направленный на формирование телосложения». Какое название было предпочтительнее, он не знал, поэтому на всякий случай использовал все сразу. Получившиеся тринадцать кадавров он отправил на почту Арсения Сергеевича в половину шестого утра и, оторвав покрасневшие глаза от монитора, понял, что спать, в общем-то, уже можно было и не ложиться. Колонки блямкнули звуком входящего сообщения, и, даже не поворачивая головы, Антон знал, кто мог ему писать в такое время. Тяжело вздохнув, он клацнул мышкой по сообщению от arspopov@school33.ru — интересно, была ли Антону положена школьная почта? «Антон Андреевич, для начала исправьте титульные листы: вы работаете не в ГБОП ЖОП №33, а в ГБОУ СОШ №33. Впрочем, если это просьба о переводе, я постараюсь что-нибудь придумать». Следующие две недели были хуже семестра в универе, когда он писал диплом. Если бы Арсений Сергеевич был у него научником, Антон бы вздёрнулся через месяц. Некоторые причины, по которым Арсений отклонял его рабочие программы: «Почему со второго полугодия вы запланировали начать преподавать седьмому классу географию вместо физкультуры?» (тут Антон и правда проебался и случайно вставил текст не из того скачанного документа.) «Метапредметные результаты — это не предметные результаты, НАПИСАННЫЕ КАПСОМ, Антон Андреевич». «Вы уверены, что это первоклассники должны выполнять становую тягу с утяжелением, а не одиннадцатиклассники? Или это уникальная педагогическая наработка?» «Куда пропал третий столбец из КТП шестого класса? Куда пропал весь ноябрь у восьмого? Почему программы девятого «А» и девятого «Б» совершенно разные? Это что-то личное?» «УУД, а не МУУД, хотя я вас понимаю». Но всё-таки к концу сентября Антон их сделал. С огромной помощью бывшего однокурсника Игоря, который работал физруком в воронежской школе и скинул свои программы, и Иды Васильевны, которая не прекращала удивляться, что Арсений Сергеевич не дал ему наработки прошлого физрука («Но даже если он выкинул физические копии, у него же должны они были остаться на компе?», на что Антон, уже догадавшийся, что Арсений изводил его из личной неприязни, смог только отшутиться, мол, очевидно, Арсений Сергеевич живёт по принципу: из школы вон, с жёсткого диска и облачных хранилищ долой). День, в который он принёс Арсению Сергеевичу тринадцать одинаковых красных папок с тщательно рассованными по файлам внутри страницами, был, как ни странно, одним из лучших дней за год. А может и за два. Удовольствие, которое Антон получил от наблюдения за тем, как Арсений Сергеевич пролистывал его рабочие программы (которые до этого он двести раз видел и правил в электронном формате), должно было измеряться в джоулях. Или что там трансформировалось в энергию, потому что Антону хотелось жить, смеяться и ещё громко хлопнуть по столу завуча ладонью с криком: «АГА!» Хлопать он, конечно, не стал, но что-то у него наверняка отразилось на лице, потому что, когда Арсений Сергеевич поднял на него взгляд, он поморщился и сказал: — Прекратите так улыбаться, это всего лишь рабочие программы. Ещё и не самые хорошо написанные, но проверку пройдут. — Я там на программе вашего класса в конце пояснительной записки нарисовал сердечко, — пошутил Антон, но на лице Арсения Сергеевича не дрогнул ни один мускул. Антон бы заподозрил его в неумении улыбаться, но он видел завуча со своим классом, и седьмому «Б» улыбки доставались. — Вы эти шуточки, Антон Андреевич, оставьте для других коллег, — сухо ответил Арсений. Ха, подумал Антон. Если Арсений Сергеевич явно задумал то ли вынудить его уволиться, то ли просто так развлекался, кошмаря новых учителей, то он не на того напал. Антон смог написать тринадцать рабочих программ, не понимая в написанном примерно ничего. К концу учебного года он заставит Арсения Сергеевича смеяться над своими шуточками и вообще считать Антона лучшим коллегой. Зачем ему это было нужно, Антон пока не придумал, но мысль о невероятно горячем завуче, который смеется и говорит: «Антон Андреевич, вы такой интересный!», ему понравилась.