Неокультурные истории ужасов

От Юты пахло табачно-кремовыми электронными сигаретами и ванильной колой. Юта был красивым, наглым и в высшей степени невыносимым, как для преподавателей, так и для ответственных студентов, к коим и причислял себя Сяоджун. Сяоджун был тихоней. Он хорошо учился, был приветлив со всеми, а сплетни колледжа, которые так или иначе узнавал, предпочитал игнорировать.  А сплетен было много.  "Юта опять… Юта снова… Вы не представляете, что Юта сделал… Юта на вечеринке…" Юта, Юта, Юта. Сяоджуну было наплевать. Вот только он всегда улавливал этот запах табака, ванили и колы, стоило только Юте появиться где-то поблизости.  – Эй, пушистик!  Сяоджун поджал губы, понимая, кто именно его окликнул в широком коридоре, ведущем к аудиториям. Рядом сновали студенты, спешащие на занятия, сквозь широкое окно пробивался солнечный свет, и Юта, черт бы его побрал, буквально сверкал в своей майке с пайетками и глиттером на веках. – Чего тебе? – Сяоджун обернулся и одернул рукава черной, отглаженной и застегнутой под горло рубашки. Юта подошел ближе и заискивающе улыбнулся: – Мы с тобой вроде как вместе работаем над проектом. К сожалению, Сяоджун прекрасно это помнил. – И? – выгнул бровь он. – И? – ухмыльнулся в ответ Юта.  – До сдачи проекта еще месяц, и я понимаю, что ты им заниматься не собираешься. Расслабься, – бросил он и уже развернулся, чтобы уйти, но Юта придержал его за запястье. Сяоджун вздрогнул и дернулся. Запах сливочного табака обжег ноздри, будто Юта выдохнул сладкий дым одноразки прямо ему в лицо. – Ты вот так просто ставишь на мне крест? – Юта склонил голову набок. Сяоджун вырвал руку из его захвата и поморщился: – Не надо делать вид, что тебе есть хоть какое-то дело. Ты всегда выезжаешь на других, и в этот раз не повезло мне. Я согласен, ты свои баллы получишь, так что отвали. Юта распахнул глаза и засмеялся: – Пушистик, я… – Я не пушистик, – отрезал Сяоджун. – Не называй меня так. Он зашагал по коридору, слыша за собой заливистый смех: – Но у тебя такие пушистые ресницы! – Пошел нахер, – вполголоса пробормотал Сяоджун и скрылся в нужной аудитории – благо, она находилась совсем рядом. Это прозвище приклеилось к Сяоджуну как раз с подачи Юты, когда он, имея неосторожность явиться на какую-то из вечеринок кампуса, просто стоял у стенки и потягивал пиво. Юта тогда был пьян и, пробегая мимо Сяоджуна, вдруг резко затормозил, склонился к его лицу и, выдохнув пар с запахом ванильной колы, безапелляционно припечатал: – Пушистик. Сяоджун тогда лишь нахмурился и, отвернувшись, еще раз мысленно проклял свое решение появиться на этом сборище. У него не было друзей, а те, кто относился к нему хотя бы как-то благосклонно, оказались заняты другими делами. Ему нечего было делать на вечеринке и следовало наконец уйти, но Юта решил иначе: – Вы вообще видели, какое красивое солнышко тут сейчас рядом с нами? – он схватил Сяоджуна за руку и потащил за собой. Сяоджун попытался высвободиться, но Юта стискивал его запястье железной хваткой. – Пушистик! – сверкнул улыбкой Юта и привлек Сяоджуна к себе.  Те, кто находился тогда в неярко освещенной гостиной общежития, где и неслось все веселье, вразнобой захихикали, но, к величайшей радости Сяоджуна, почти сразу о нем забыли и вернулись к своим занятиям: дешевый алкоголь, бессмысленные разговоры, поцелуи на старом потрепанном диване и раскуривание косяка с травкой. С тех пор Сяоджун и Юта пересекались в коридорах колледжа и даже не здоровались.  Когда Сяоджун вышел из корпуса и, поправив лямку кожаной сумки, уже устремился в направлении общежитий, его снова позвали, в этот раз более требовательно: – Пушистик! Сяоджун медленно вдохнул и выдохнул: – Я, кажется, попросил так меня не называть, – он медленно обернулся. Солнце освещало лужайку перед зданием, серые бетонные ступени пыльно поблескивали, а в воздухе начинал расползаться душный запах сладкого табака, смешанного с ванильной колой. Сяоджуна почти затошнило. – Напрашиваюсь в гости, – усмехнулся Юта, подходя ближе. – Веришь или нет, но я не хочу снова выезжать на том, что просто умею нравиться людям. Сяоджун презрительно сощурился и мотнул головой: – Ты умеешь ими пользоваться, а не им нравиться. И я уже сказал, что добровольно готов пополнить их ряды, лишь бы ты от меня отвалил, – процедил он. Юта приблизился к нему вплотную:  – За кого ты меня принимаешь? – прищурился он. – Я тебе только что сказал? – отзеркалил его выражение Сяоджун. Юте не должен был оказаться в его комнате. Сяоджун жил один, спасибо вполне заслуженно заработанному статусу одного из лучших студентов, и он не хотел впускать Юту в свою тщательно оберегаемую от посторонних глаз обитель.  – Да ладно тебе, – Юта примирительно положил ладонь ему на плечо. – Неужели не хочешь помочь мне стать лучше? Сяоджуну захотелось высказать ему все, что он о нем думал. Все, в чем убеждал себя и во что ничерта на самом деле не верил. Он шумно выдохнул и прикрыл глаза. – Хорошо, – Сяоджун равно вздохнул. – Но если ты… – Я буду вести себя хорошо, – улыбнулся Юта. – Обещаю. Сяоджун не поверил ему ни на секунду. Юта прикатил на черном блестящем байке и дымил электронками, заставляя Сяоджуна то и дело махать перед собственным носом, развеивая сладко пахнущий пар – ваниль, крем, табак, кола, – и это раздражало. Сяоджун был напряжен, словно натянутая струна, потому как ему нравилась кола, он обожал ваниль, а аромат кремового табака он бы с удовольствием выбрал себе как парфюм, если бы это не был запах Юты.  Юта, Юта, Юта.  Слишком много, слишком ярко и слишком – для Сяоджуна. – Пушистик, – с легкой усмешкой начал Юта, когда они закончили работу, но Сяоджун распахнул дверь и широким жестом указал на выход. – Не называй меня так. – Почему? – Юта остановился в проеме и пристально посмотрел на Сяоджуна. – Я ведь не имею в виду ничего плохого. У тебя и правда пушистые ресницы, ты очень милый, даже когда злишься, и ты… – Заткнись, – напряженным голосом сказал Сяоджун.  – Я думаю, что ты красивый, – улыбнулся Юта и, протянув руку, скользнул пальцами по его щеке. Сяоджун крупно вздрогнул: – Не трогай меня, – он крепко зажмурился. – Хорошо, – тихо произнес Юта и медленно убрал ладонь. – Спасибо, что помог с проектом, – он отступил. – Завтра встретимся? Сяоджун открыл глаза и уставился на Юту отчаянным взглядом. Всему виной был запах табака, смешанный с химическим ароматом ванильной колы, – только это могло служить оправданием тому, что он судорожно вздохнул и, схватив Юту за ворот футболки, рывком притянул к себе:  – Но если ты снова назовешь мен… Закончить фразу он не успел, потому как Юта жадно впился в его губы, запечатывая все, что хотел сказать Сяоджун, и притянул ближе, обнимая за талию и моментально запутываясь в волосах.  Юты был невыносимым, какими были и его поцелуи – страстные, чувственные, глубокие, с тихими стонами и всхлипами, когда он прижимался губами к шее Сяоджуна. Юта был несносным, как и его требовательные руки, что скользили по телу, расстегивая пуговицы рубашки, гладили обнаженную грудь и спускались ниже. Юта был наглым, потому что это именно он захлопнул дверь комнаты, провернул ключ в замке, закрывая их от посторонних ушей и взглядов, и толкнул Сяоджуна на кровать. Юта был невозможно красивым, когда торопливо раздевался сам, улыбался и, не прекращая целовать Сяоджуна, нависал над ним сверху.  От Юты пахло ванильной колой и сливочным табаком, его губы были мягкими, сладкими и настолько нежными, что Сяоджун забывал, как дышать, а когда вспоминал – давился удушливым ароматом и хотел еще, больше, сильнее, ближе – так, словно это был его последний день на земле, так, будто ничего не могло быть после, так, если бы все, что у него осталось, именно сейчас, в эти самые мгновения, оказалось в его руках. Юта был невыносимым. Сяоджун сходил по нему с ума.  – Просыпайся, Пушистик, – будильник звучит знакомым голосом – и Сяоджун нехотя открывает глаза.  – Н-нет, – Сяоджун нашаривает телефон у кровати. – Ты самый лучший, знаешь об этом? – снова смешливым тоном говорит будильник. Сяоджун просыпается окончательно и, заглушив звук на мобильном, устало трет веки. Он встает с постели, тащится в ванную и долго смотрит на свое отражение. Через пару минут в углу зеркала возникает расплывчатая, словно окутанная паром фигура: – Если ты проторчишь тут еще минуту, то опоздаешь на занятия, Пушистик, – рассудительно говорит силуэт голосом Юты.  Сяоджун стискивает край раковины и, шумно выдохнув, выходит из ванной. Он одевается, застегивает рубашку на все пуговицы, берет сложенную с вечера сумку и, взглянув на себя в зеркало, затягивается электронной сигаретой со вкусом ванильной колы. Прошел почти год с того вечера, когда Юта – невыносимый, красивый, наглый – сказал, что влюблен. Прошел почти год с того момента, когда Сяоджун – тихоня, любимчик преподавателей – признался, что влюблен тоже. Прошел почти год с той самой ночи, когда Юта уехал в последний раз. Юта, Юта, Юта. Если бы только Сяоджун знал, что запах кремового табака тогда смешается с приторным, отвратительно мерзким запахом крови. На телефоне, зажатом в холодеющих пальцах, было открыто окно с неотправленным сообщением: "Пушистик, я…".  Сяоджун стоял посреди темной дороги, где рядом с ним горели мигалками скорая и полиция, и невидящим взглядом смотрел в экран чужого мобильного. Прошел почти год. До сдачи итогового проекта остается пара часов.  – У тебя все получится, Пушистик, – на наручных часах загорается напоминание – и Сяоджун, горько улыбнувшись, наконец выходит из комнаты.  Перед входом в здание колледжа он еще раз вдыхает сладкий пар – теперь табачно-сливочный – и, поправив манжеты черной рубашки, заходит внутрь. – Сяо Деджун, – дрогнувшим от волнения голосом представляется он, шагнув на середину аудитории. – Проект по искусственному интеллекту "Пушистик", – услышав прокатившийся по рядам тихий смешок, он обводит всех внимательным взглядом и грустно улыбается. – Посвящается Накамото Юте. Все неловко замолкают. Сяоджун чувствует призрачный запах ванили, колы и кремового табака.