Дульсина Линарес: жизнь на краю пропасти

      Тигрица появилась на следующий день.       — Как же душно в этой проклятой маске, — она стянула черный лоскут ткани с лица. Агустин Кампос поднялся ей навстречу.       — Когда ты заплатишь мне, Тигрица? — начал он.       — Еще не время, — огрызнулась женщина. — Ты мне еще понадобишься.       — Меня это не устраивает, — возразил мужчина, — мы договаривались только о похищении. Я выследил сеньору и доставил сюда. Но мучить ее я отказываюсь, это не по моей части, — он взял пачку сигарет со стола.       Тигрица нахмурилась. Обещанных денег она пока Агустину отдать не могла: ей была необходима помощь такого напарника, как он, потому что она отлично помнила силу и норов Дульсины Линарес, которую в женской тюрьме прозвали Фифой за ее ухоженный вид и общение со всеми нагло, свысока.       Чтобы удержать Кампоса рядом, Тигрица продолжала кормить его обещаниями вместо купюр.       — Как она? — женщина кивнула в сторону пленницы. — Ты давал ей дозу?       — Да. Сеньора спит.       — Прекрасно.       Мужчина затянулся сигаретой.       — Послушай, Тигрица. Сколько ты планируешь держать ее в плену? Чего ты хочешь добиться?       Женщина скрестила руки на груди и усмехнулась.       — Хочу, чтобы она унижалась передо мной. Чувствовала себя беспомощной и зависимой от меня. Уж я собью с нее спесь.       — А потом? — вопросительно посмотрел на нее Агустин.       Она передернула плечами.       — А потом я убью ее. Не возвращать же в беспечную богатую жизнь.       Кампос снова затянулся.       — Ты сумасшедшая.       Она зло рассмеялась.       — Эта Фифа сама виновата.       Мужчина погасил сигарету в пепельнице и пошел к выходу, бросив еще один взгляд на диван, где спала сеньора Линарес. Хорошо, что он вколол ей обычное снотворное вместо наркотика. Уж лучше спать, чем мучиться в ломке или подсесть на систему. Главное, чтобы Тигрица не узнала об этом.       Дверь за ним закрылась, и преступница снова осталась наедине со своей жертвой.      Женщина сидела в кресле, курила и задумчиво разглядывала спящую Линарес. Не так ей, признаться, и хотелось ее совращать — приставания были, скорее, жестом самоутверждения, местью за то, что Дульсина унизила ее в тюрьме при всех.       Однако самая сладкая месть — подсадить Фифу на наркоту. Сделать безвольной, зависимой жертвой, которая навсегда потеряет свою силу и спесь.       Тигрица встала, прошла к плите и включила чайник. В холодильнике оставались продукты: немного мяса и овощи. Хватит на обед.       Пленница застонала.       Никто из похитителей не мог знать, какие кошмары мучили Дульсину: как во сне, так и наяву. Ей снились какие-то немыслимые лабиринты и падения с высоты, от которых захватывает дух. Еще женщине виделись страшные, уродливые физиономии, которые смеялись ей в лицо. Через минуту в своем сне она снова переживала свои мучительные долгие роды. А в следующем вдруг увидела нагло улыбающегося Федерико Роблеса, Кандиду, а у нее на руках — свою дочь Паулу. Вдова протянула руки и пошла навстречу, чтобы забрать ребенка, но фигуры отдалялись. Дульсина ускорила шаг, однако не могла догнать их, хотя они, казалось, не двигались с места. Сердце холодно сковало отчаяние, а тело, наоборот, горело от невыносимой жары.       Со стоном Дульсина открыла глаза. Как тяжело дышать — словно в вакууме. Жарко, душно, больно. Хочется умереть, чтобы это закончилось. Что с ней сделали?..       — Проснулась? — Тигрица подошла к ней. Говорить и улыбаться ей еще было больно из-за распухшей губы. — Как ты?       Вдова медленно повернула голову и сфокусировала взгляд на врагине.       — Тебе не надоело?.. — слабо вымолвила она.       — Что именно? — похитительница усмехнулась и скрестила руки на груди.       — Держать меня здесь…       — Пока нет. Тебе плохо? — поинтересовалась женщина, прекрасно зная ответ.       — Плохо.       — У меня есть лекарство, — Тигрица подмигнула и, прошагав к ящикам, вытащила наполненный шприц. — Смотри. Это нужно, чтобы стало лучше. Я знаю, каково тебе сейчас. После этого боль уйдет, и будет очень хорошо… — остаток фразы она говорила уже шепотом, вожделенно глядя на наркотик, словно желая вколоть его сама себе.       — Дай мне.       — Ты уверена?       — Да…       Тигрица помахала препаратом перед лицом пленницы.       — Услуга за услугу, дорогая. Ты это отработаешь.       — Хорошо, — холодно ответила Дульсина. Ей было все равно, что говорила женщина. Она привыкла решать здесь и сейчас и понимала, что без этого препарата она не сможет ни действовать, ни привести мысли в порядок.       — Ты будешь прислуживать мне, поняла? Прибираться в квартире, мыть пол — все, что я скажу тебе сделать. Тебе ясно?       Дульсина поджала губы.       — Да.       — Тогда не дергайся, — Тигрица ухватила ее руку, привязанную к дивану, и медленно ввела средство.       Дульсине показалось, что прошло совсем немного времени, но она ощутила, как головная боль и мучительный жар в теле начали исчезать. Вместо них ее накрыло какой-то приятной волной расслабления — словно женщину заботливо укрыли мягким, уютным одеялом. Все тело стало настолько легким, что, казалось, захоти Дульсина взлететь — и это произойдет в ту же секунду.      Довольная улыбка заиграла на тонких бледных губах.       — Ну, как ты сейчас? — поинтересовалась Тигрица.       — Хорошо, — тихо принесла Дульсина. — Очень хорошо.       — Ну вот и славно, — усмехнулась похитительница и встала. — Сейчас я развяжу тебе руки, и ты поешь.       В этот момент, когда отступила боль, Линарес остро ощутила голод. Она с аппетитом уплетала еду, которую принесла ей Тигрица, и не заботилась об этикете: ела жадно, как тогда, в тюремном карцере, когда ее никто не видел.       Разум начал работать адекватно, и за обедом Линарес постепенно собиралась с мыслями. Тигрица ее не отпустит — это ясно как день. Агустин Кампос все делает за деньги, к тому же делает некачественно — ему тоже доверия нет. Она, Дульсина Линарес, снова одна — и выпутываться из ситуации придется ей самой. А как это сделать — покажет время.       В своем теле женщина по-прежнему чувствовала приятную расслабленность. Ощущения были непривычными — сейчас ей уже не особо хотелось давать Тигрице сдачи и вообще лезть в какую-либо драку. Наоборот, на Дульсину напала смешливость — так с ней иногда бывало после излишка выпитого алкоголя.       — В чем дело? — недовольно покосилась на нее беглянка, раздраженная хихиканьем.       — Так забавно, — сквозь смешки проговорила Линарес. — Ты ведь ничего без меня не стоишь.       Волосы Дульсины слегка вились без укладки и ниспадали на лицо беспорядочными рыжеватыми волнами. Взгляд светло-карих глаз приобрел какой-то странный блеск, но впервые за последние дни он был наконец-то оживленным. И этот взгляд цепко удерживался на испещренном шрамами лице Тигрицы, проникая в душу.       По спине преступницы даже пробежали мурашки.       — Что ты несешь? — грубо произнесла она.       Наркотик играл с Дульсиной коварную шутку. Настроение вдовы было миролюбивым, но в то же время ее тянуло на прямую, откровенную правду, и она не могла заставить себя остановиться.       — Ты без меня никто, — Линарес снова рассмеялась. — Даже из тюрьмы бежала лишь затем, чтобы найти меня и отомстить за свои царапины. Ты одержима ненавистью и местью к одной только персоне — ко мне. Это питает тебя. У тебя никого нет и не будет, и теперь ты вынуждена или скрываться, или вернуться в тюрьму, или сдохнуть под забором, как последняя собака.       — Заткнись! — Тигрица размахнулась и влепила пленнице смачную пощечину. Голова Дульсины дернулась, но через мгновение женщина снова смеялась.       — Ты бесишься, потому что я попала в точку.       Преступница нервно прошлась по комнате. Подошла к столу и достала из пачки новую сигарету.       — Будешь? — сурово спросила она.       — Нет.       Тигрица снова села напротив Дульсины и закурила, выпуская дым ей в лицо.       — Так рассуждать может только тот, кто пережил это на своей шкуре, Фифа. И у меня впечатление, что ты когда-то была на моем месте. Ты мстила кому-то, преследовала, и только это давало тебе жизнь. О да, — женщина покивала головой, словно сама с собой соглашаясь, — теперь я понимаю, почему тебе было плевать и на тюрьму, и даже на карцер. Ты выжидала паузу, чтобы мстить дальше. Кому же так не повезло стать твоим врагом?       — Это была Роза Гарсиа, оборванка, окрутившая моего брата, — сообщила Дульсина, все еще не в силах сдержать свой несвоевременный смех. — А еще мой незабвенный супруг, подлец и вор, и его любовница.       И вдруг Линарес кое-что осознала, и смех затих. Все, что она хотела сделать с дикаркой — сейчас делают с ней самой.