Всё решают гены

- Теперь ты дома. Теперь это и твой дом… Юнги шагает по земле Алиенсов и до сих пор не может уложить в голове произошедшее. По сути своей, он предал свой вид, предал сослуживцев, семью, друзей, правительство и город. Но с другой стороны обрёл своих людей того же вида, что и он, пускай только наполовину, обрёл своё место - Чон чувствовал родство всем своим естеством, тянущимся к биологическим родителям - обрёл новых друзей и знакомых. А что самое главное, избежал смерти. Юнги всё ещё трясёт от осознания, что тогда, в том зале, его жизнь могла закончиться. Стоило Предатору выстрелить, и всё закончилось бы. Не было бы утра, дня, вечера и ночи, завтраков, обедов и ужинов, тренировок, работы, отчётов, семьи, братьев, Чимина. Закончилось бы всё. Его собственный вид, к которому он относится, готов был убить его ни за что. Жуть… Чон всё-таки убедился, что в нём больше от Алиенса, чем от Предатора, хотя в нём и определили ген Предаторов. И речь не только о комплекции, тоски по непониманию звукового языка Алиенсов, но и в поведении. Да взять разведку, тренировки. Ему было намного комфортнее ходить на проверки одному, скрываясь за стволами, приникая к земле, прячась на деревьях, чем шататься в городе. Там будто стены давили, смотрели за ним, наблюдали за каждым его шагом, звуком, вдохом. Он не мог нормально расслабиться и сосредоточиться. А в лесу, на земле, на ветках, да где угодно, главное, что не в городе, ему было гораздо комфортнее. И Юнги пару раз уже заметил, как тренируются Алиенсы, наблюдал, как они живут, собираются вместе, как разговаривают, и… тоска, снова пробудившаяся, постепенно уменьшалась, заглушалась, прислушиваясь к окружению и впитывая всё это как губка. Чон даже посчитал на секунду себя своим. Но он не был своим. По крайней мере для всех. На него косились, морщились, скалились, шипели и рычали, не обращали внимание или смотрели с явным подозрением. Ему разрешили остаться, после того, как он рассказал обо всём, что знал, и Юнги пытался заставить себя поверить, что ему здесь и есть место. Только верилось с трудом. Надо отдать должное своей матери и отцу, которые сглаживали углы и помогали адаптироваться к новой жизни. Его мама, очень милая, аккуратная и маленькая женщина, рассказала ему его первые дни и месяцы жизни, после которых его забрали. И Мин, как непривычно себя считать таковым, узнал, наконец, историю своего шрама на правой руке. При родах случились неожиданные инстинкты, мама чуть не прошлась по его голове хвостом, что мгновенно убило бы его неокрепший, новорождённый организм. Но, к счастью, хвост дёрнулся чуть правее, и оставил лишь глубокие царапины на руке. Много утекло крови, много разлилось криков. Но по этому знаку его опознавали, принимали и, если бы не он, возможно, Юнги сейчас не находился в поселении, а был убитым там, на границе. Мама извинялась за это, рассказывая со слезами на глазах, и Юнги не мог смотреть на неё. Никогда прежде, поддавшись желанию, он не ощущал такого спокойствия и переживания за человека одновременно. Он прижимался к этой хрупкой на вид женщине, слыша, как громко и быстро стучит его собственное сердце, и ощущал себя… счастливым? Несомненно он скучал по своей прежней жизни, по семье, особенно, по братьям. Практически каждый вечер перед сном он задумывался, как там Хосок, продолжает ли так много работать, задерживаясь до поздней ночи, как там Чонгук, продолжает ли так упорно заниматься, что его результаты выводятся в список лучших отряда. Он дико скучал, порой желая сорваться и проверить их. Но это было невозможно. Прибор у него забрали сразу же, а как и где перебираться через границу напряжения Юнги не узнал. Его отец, очень спокойный и рассудительный человек, постепенно вводил его в курс дела, рассказывал о жизни, о внутренней составляющей, о мыслях, о способностях. И Мин, теперешний, был сильно признателен, учась хорошо, пытаясь схватывать и запоминать всё быстро и с огромной жадностью, будто источник или информацию у него могли отнять. Его хвалили за прыть, за эту жажду, и некоторые даже снисходили к нему в помощь, подсказывая те или иные моменты. Чимин познакомил его с некоторыми ребятами его возраста, где сам Ким уже успел поцапаться и чуть ли не сцепиться с Алесом. Юнги сразу понял, что совсем они не приятели, и далеко не друзья, но друг другу те пытаются улыбаться. Походит на оскал, правда, но они пытаются. Пока не начинают драться. И Лиана, одна из тех, кто с некой стойкостью, спокойствием и пониманием отнёсся к нему, по секрету сказала, что обычно эти стычки прерывал Тэхён. Но пока он восстанавливался, Чимин словно с цепи сорвался, не давая никому останавливать его от очередной разборки с Алесом. Тэхён… как он там? К нему Мина точно не пускали ни под каким предлогом. Юнги не видел его с того дня, имя его только со слов Чимина узнал, а сам его не поблагодарил. Можно было и передать благодарность, что Мин естественно сделал, но самому сказать "спасибо" казалось более правильным. Но пока этого сделать Юнги не мог. Да и сейчас бродил по территории от нечего делать. Все готовились к стычкам с Предаторами, на него не было времени, внимания, с ним полностью решили разобраться позже. Так что он без присмотра и охраны мог ходить, где угодно, главное никому не мешать. Так и вышел к границе напряжения. Подумать только, всего несколько дней назад на той стороне был его дом. А эта земля была для него враждебной, чужой, запретной. А теперь он оказался на месте врага, на чужом месте. И сам теперь враг, чужой. Мин мотает головой. Он начинает думать классами, разделяя, непонятно для чего. Ведь он, буквально, тот ходящий пример, что нет разницы в них. Он жил прежде на территории Предаторов, с ними и рос, а теперь его домом стал дом Алиенсов, которые дали ему жизнь. Разве есть надобность разделяться так сильно и жёстко? Какой смысл в этом разделении, для чего? Чтобы быть врагами? Чтобы перебить друг друга? Юнги выплывает из своих мыслей, вздрагивая и моргая. Рядом с границей человек. Очень знакомая фигура у человека. Мин спешит к ней. - Чонгук? - и не спутает брата ни с кем, - это правда ты, - выдыхает он, и Чонгук ему улыбается, - что ты здесь делаешь? - У меня тот же вопрос, - подаёт хриплый голос Чонгук. Слишком долго молчал, - но меня это волнует меньше всего. Как ты? - Я в порядке, - кивает Юнги, - а ты? - Тоже, вроде, - между ними повисает смущение, чего отродясь не было между ними, - как дела дома? - Ну… мы с Хосоком очень волновались за тебя. Я не видел его с твоего суда, но тогда он очень сильно тревожился. А родители… по разному. - Что сказал отец? - Не уверен, что хочу вспоминать, - Юнги грустно усмехается. Для отца он всегда был чужим, совсем. Хосок был ему роднее, по ощущениям Юнги, намного роднее. Чонгука они в расчёт не берут, он родной сын. - Как мама? - Ничего не говорит. Но она переживает за тебя, я вижу… по глазам её вижу, - добавляет Чонгук, сглатывая. - Она говорила со мной перед судом, - выдыхает Юнги, в груди что-то сильно щемит, - сказала, быть верным самому себе. - И ты остался? Верен себе? - Чонгук задаёт вопрос, волнуясь, словно от ответа зависят их жизни. Серьёзно, он выглядит слишком переживающим. - Думаю, да, - Юнги кивает, поджимая губы. - Юнги? - Чонгук замечает одного Алиенса за спиной Юнги и сглатывает, узнавая в нём того самого Алиенса, с которого началась эта сумасшедшая история. - Что такое? - Юнги замечает взгляд и оборачивается, видя Чимина, - не беспокойся, это мой брат, - обращается он к Киму. - О чём вы говорили? - Чимин подкрадывается на полусогнутых ногах, не сводя глаз с Предатора. Тот самый Предатор, с которым он столкнулся на вражеской территории в их вылазки с Тэхёном. Что он тут делает? - О семье. Я спросил, как мама. - Она в порядке? - Да, - Ким встаёт рядом с Юнги, выпрямляясь. - Рад, что всё в порядке. Но сейчас вам не стоит видеться, - Чимину говорить тяжело, Юнги словно невербально это чувствует, - это не безопасно для вас обоих. - Я понимаю, - кивает Чонгук, - простите, что потревожил. Я пойду. - Чонгук, - Юнги задерживает его, не зная, для чего. Чонгук, естественно, оборачивается, сглатывая, - будь осторожен и береги себя, - Юнги выдыхает, не зная, что ещё может сказать. Возможно, он видит брата в последний раз, а сказать ему ничего не может, - я… - Я буду осторожен. Спасибо, что был мне братом. Я не забуду тебя, не буду никогда ненавидеть, - Чонгука, напротив, словно прорывает. Он не успевает закрыть рот, - обрети здесь дом. И никому не давай себя обижать, - Юнги усмехается, кивая, - пока, брат. - Пока, - и Чонгук разворачивается, шагая прочь от границы. - Идём, скоро обед. Стоит явиться на него, - Чимин кладёт руку на плечо Мину, ободряюще сжимая, и Юнги несколько раз кивает, смотря в удаляющуюся спину, - идём, - Ким чувствует, что Мину не нужны слова, не сейчас, когда он ещё не всё понимает, осознаёт и принимает. Поддержка может ему понадобится позже, когда он наконец всё обдумает и наступит для него тот самый период тяжести и депрессии от безвыходности. Но это потом, сейчас Чимин просто окажется рядом и уведёт его обратно в поселение. * Чонгук брёл на подкашивающихся ногах, словно отпахал несколько тренировок у Бо подряд без остановки и ноги просто не могли продолжать его нести. Но в последнее время Чон только и делал, что ничего не делал. Он ходил как в воду опущенный, филонил, лежал на постели, сторонился толпы, разговоров и встреч, перестал ходить на тренировки. Чонгук даже не знает, выгнали ли его с отряда или нет, не знает, как на его выходки реагирует руководство, не знает, с пониманием ли они его не трогают или чтобы, возможно, подрыть под их семью глубже. Чон не знает. И знать не хочет. Почти все дни он провалялся на кровати, редко ел и не находил в себе силы полностью принять произошедшее. Было страшно принимать реальность, страшно осознавать, что он мог лишиться брата и Тэхёна, который решил помочь Юнги. И сердце бы так не рвалось к нему, если не подтвердили, что найденные капли крови были Алиенса. Чонгук корил себя за ту совместную ночь, ведь должен был завести будильник, чтобы Ким успел уйти. Но тогда бы погиб Юнги. Палка о двух концах. Чон переживал за обоих. И этим утром сорвался с кровати резким толчком и ушёл так далеко, что пришлось искать город по небу и компасу, который всегда висел на шлёвке его штанов. Чонгук бродил и бродил, не желая возвращаться в город. И как-то случайно наткнулся на границу напряжения, которой, казалось не было ни начало, ни конца. Чон думал, что где-то да она должна заканчиваться. Но где? Чонгук выбрал одну из сторон и отправился вдоль границы, размышляя обо всём и ни о чём. Случайный и такой нужный сейчас разговор с Юнги помог успокоить его хотя бы наполовину, он перестал волноваться за брата. Не совсем, в груди всё равно что-то напрягалось, но он был рад за Юнги. Жаль, что они, возможно, больше и не встретятся. От этого зияющая дырка в сердце, заполнить нечем, лишь воспоминаниями. Чон неожиданно для себя слышит очень знакомый звук, пробравшийся сквозь размышления, и тут же выныривает из головы в реальный мир, замирая. Неужели? Звук не повторяется, но в голову тут же подкидывается обладатель этого звука, один конкретный Алиенс. - Тэхён? - Чонгук оглядывается медленно, поворачиваясь вокруг своей оси. Ким к нему не вышел, не подал знак, что это он. Внутри начинает холодеть. Неужели другой Алиенс? У Чона совершено нет оружия, - Тэхён? - пробует позвать громче, сжимая руки в кулаки в карманах кофты. Он попал, если какой-то Алиенс решил поохотиться на него. Но глаза натыкаются на фигуру, голова резко отключается и также резко включается, разглядывая Тэхёна, стоящего у дерева. Вышел всё-таки, - Тэ… - Чонгук двинулся к нему быстрым шагом, раскрывая руки и желая обнять, понять, что он настоящий и с ним всё хорошо, услышать дыхание, его переборы звуков и вдохнуть запах с волос. Успокоиться. Но Ким отступает от него, когда между ними оставался ничтожный шаг. Чон замер на месте, моргая и не понимая, почему Тэхён так реагирует. Он выглядит уставшим, будто не спал несколько дней и ночей, под глазами залегли мешки, бледным и обессиленным. Что случилось? Ким выдыхает, шагая в сторону, и с каждым шагом отдаляется от Чонгука дальше, на невыносимо далёкое расстояние для нормы между ними. Не бежит, не нападает, ничего не делает. Только отходит. На сердце у Чона слишком тяжело, чтобы сказать хоть что-то. Он опускает руки, следя за движениями Тэхёна. Он двигается медленно, сложно, даже тяжело. Хвост покорно, но напряжённо скользит за хозяином, нет знакомого покачивания, лишь чёткая траектория. - Нам надо поговорить, - Ким прерывает эту повисшую тишину, хрипя голосом, пугаясь самого себя и страшась продолжать. Но он слишком долго думал, даже извёл себя мыслями, не спал ночами не только из-за острой боли в боку, но и из-за кошмаров, в которые не хотел возвращаться, закрыв глаза. Тэхён ругал себя, накручивал, бился в немой истерике и плакал. Очень долго, очень много. И, хочет он того, не хочет или боится, он обязан собрать всё своё мужество и сказать это решение Чонгуку, - наших отношения больше нет. Мы должны прекратить встречи и разговоры. Ничего не было. И больше не будет, - ком в горле становится слишком горьким. Его тяжело сглотнуть, хочется выплюнуть, но не получается. - Что…? - Чон определённо этого не ожидал и теперь в полной растерянности смотрел в ответ, - почему? - кажется, его нервы всё же сдадут, его эмоции нескончаемым потоком хлынут наружу. Чонгук не сможет их контролировать, его уже начинает трясти, - как же… - Я не намерен это обсуждать, - наступая себе на горло и затыкая болящую душу, Ким тут же перебивает его, - мы расстаёмся, и точка. - Вот как? - усмехается Чон, коротко и обречённо смеясь. Никто с ним не хочет говорить, потому что Юнги объявили предателем. Хосок слишком много работает, к нему прийти невозможно. Отец в бешенстве, ещё не успокоился. Мама пытается отвязаться от репортёров и постоянных проверок. Сам Юнги теперь за границей напряжения, за границей дозволенного. И теперь последний человек, который мог его понять, с которым он мог поговорить, который мог его поддержать, бросает его… - без объяснений, ни с того, ни с сего? - Чонгук даже не знает, что сказать, как сказать, чтобы внутри перестало разрываться сердце, истекая противно-горячей кровью, - даже не потрудишься назвать причину? - Я сказал, что не буду… - Да какого чёрта?!! - Чон не удерживает себя, не удерживает узду, не удерживает рвущуюся наружу боль. Плевать теперь, что о нём думают, плевать, - что не так? Что тебя не устроило?! Почему ты… - Что не так??! - Тэхён тоже не железный, - ты, Предатор, который истребляет мой вид, преследует и убивает мой народ, решает без суда и следствия убить своего же человека только потому, что в нём течёт кровь Алиенса, спрашиваешь, что не так?!!? - Ким не помнит, когда ему было так больно, - ненавижу тебя! - Тэхён выпаливает первую же мыслью, бьющую по черепной коробке, - ненавижу Предаторов! Моя мама умерла, потому что Предаторы отказали ей в лечении! Потому что она чёртов Алиенс!! - хвост мечется из стороны в сторону, бьёт по земле, вырывая наружу все чувства хозяина, - и я тоже Алиенс! Потому что в моей крови чёртов ген! Я не могу быть другим! Не могу. А ты, Предатор, который живёт в лучших условиях, исполняешь приказы, даже не думая о том, что ты делаешь!! - Ким дрожит весь, каждая частичка его организма сотрясается в своём ритме, его разрывает на части, - ты не знаешь, что происходит в ваших лабораториях! Ты не знаешь, что грядёт! - Так просвети меня!!! - Чонгук не хочет молчать, больше не может, - скажи мне, что я делаю не так! Скажи, в чём я виноват ещё!! - Ты невиновен! - мотает рукой в чувствах Тэхён, - ты ведь Предатор! Предаторы - святой народ! Святой вид! А мы, насрано, лишние, второсортные! Мы не имеем право жить на одной земле с вами!!! - кажется, Ким срывает голос окончательно, - и вы! Вы! Всё вокруг вас! Всё вокруг божеств! А мы не имеем право жить! - Тэхён отступает. Сдаётся. Делает один шаг, второй. Его губы, его плечи, его руки, его колени, его хвост дрожат. Всё естество его дрожит, - нас хотят убить… - шепчет он, еле слышно шепчет, потому что в груди под аккомпанемент дичайшего страха всё срывается в бездну отчаяния и боли, - вылечить… но это не лекарство… - дыхание перестаёт работать, перестаёт насыщать тело кислородом, он задыхается, - ненавижу вас… ненавижу… Ким бросился бежать, незнаемо куда. Он просто бежал. Бежал без остановки, без разбора, спотыкаясь, царапаясь, сбиваясь с ног. Бежал, срываясь на плач, не видя ничего перед глазами. Он еле перебрался на свою сторону от границы напряжения. И побежал вновь. Он падал, полз, снова вставал и бежал. И снова падал, захлёбываясь в слезах и собственных всхлипах. В конце концов он упал и закричал. Но крик его едва ли вырвался на волю, пройдя через связки. Его не было слышно нигде. Только в собственной голове он отражался от стенок и делался громче и громче. Тэхён распахнул губы, поняв, что не может вдохнуть, не может. Он не мог вдохнуть, словно никогда этого не делал. Он не может дышать, будто не умеет. Тело просто его не слушается. Ким скребёт по земле, хрипя в коротких выдохах и ничтожных попытках вдоха, царапает одежду, разрывая ткань у груди и пытаясь дать себе воздуха. Руки трясутся, оставляя уродливые царапины на загорелой коже. Силы просто покидают его, вся ярость, которая накопилась и выплеснулась в океан эмоций, незнакомых ему, вытекла, оставив лишь непомерное отчаяние и тоску. Бессилие. Тэхён свернулся в позу эмбриона, кончик хвоста закруглился, замыкая клубок, и закрыл глаза, ничтожно скуля от внутренней боли. Дыра в груди, так и не дающая дышать, разрастается. Ким сдаётся. Он больше не может биться. Чон не мог подняться с колен, он ревел и немо раскрывал губы, хватая ртом такой необходимый сейчас воздух. Сделать вдох. Сделать вдох. Успокоиться. Сделать вдох. Он не мог. Каждый раз срывался на длинный хрип и вой, наполненный до краёв болью и сожалением, его рвало изнутри, рвало на части нещадно, выворачивало. Тошнило. Голова кружилась. Тело ломило. Словно он попал в лихорадку и лишился разума. Он мог только пошатываться из стороны в сторону, пытаясь не развалиться на части окончательно. Каждый вдох давался с огромным трудом, каждый выдох… хотелось, чтобы он был последним. Но лёгкие раскрывались. С огромной болью и треском. Что это? Кажется, это сердце. И кости. Весь хребет. Суставы. Сосуды. Кожа. Весь Чонгук. Он не может подняться. Он не хочет подниматься. *** - Намджун, - Чимин обеспокоенно заходит на кухню, только услышав, что дядя вернулся домой. - Что такое, Чимин? - Намджун без труда угадывает его настроение, откладывая тарелки из рук. Слишком опечален чем-то Чимин, чтобы думать об ужине. - Тэхёна нет целый день, - сообщает Чимин, - папа вернётся только завтра вечером. Я думал, и ты не вернёшься… - А таблетки его? И мазь? - Всё на тумбочке, - Намджун шумно вдыхает через нос, зачёсывая волосы назад, - я не знаю, куда он ушёл. Я проверил места, где он мог быть, но его нигде нет… - Чимин извёлся без брата, видно, как сильно переживает. Но помочь ему сейчас Намджун не может. - Оставайся дома, вдруг Тэхён вернётся, - Чимин молча кивает, - сможешь приготовить нам ужин? - и вновь кивает, хотя ненавидит готовить, - а я пойду его поищу. Не волнуйся, мы его найдём. С ним всё будет хорошо, - Чимин кивает несколько раз, стараясь скрыть шмыганье. Плакал, что ли? Но сейчас выяснять нет времени. Намджун выходит из дома, оглядываясь. Найдут они его. Ага. Чтобы найти Тэхёна нужно выходить рано утром, прочёсывая каждый куст, и не факт, что найдут они хоть один его след. Но Намджун уже знает, что в привычных местах Тэхёна нет, а далеко бы не позволило уйти ранение. Тэхён терпеливый мальчик, но не настолько, чтобы позволить себе оказаться далеко от дома без обезболивающего. Поэтому для начала Намджун решает проверить одно единственное место, куда мог уйти Тэхён и его не нашёл Чимин. Их секретное место. Как-то так пошло, что Чимин всей душой тянулся к отцу, Джину, постоянно помогал ему, учился у него и перенимал привычки Алиенсов. А Тэхён… он с самого детства был другим. Намджун помнит, как сестра волновалась о нём, его поведении, социализации. Получится ли у маленького Тэхёна найти себе друзей? Но этот маленький Тэхён бегал где-то далеко в лесу, на природе, не влезал ни в драки, ни в дружбу, слышал и слушал птиц, читал следы и знаки, не конфликтовал, но упорно учился. И увидел в Намджуне, Хюмане - неродном виде, близкого. Почему-то именно Намджуну Тэхён мог доверить свои переживания полностью, не боясь быть осужденным. Даже Джин с его терпением и пониманием, иногда срывался, пытаясь как-то подтолкнуть Тэхёна на путь Алиенса, на путь охотника. И Тэхён закрывался, убегал, прятался, всеми силами пытался не разговаривать с родителем. Намджун Джина не осуждал, для них это было важно, священно, почтенно. Но был на стороне Тэхёна, всегда. И Тэхён это знал. Намджун лишь надеялся, что это поможет ему и сейчас. Ведь в самые тяжёлые, грустные моменты, когда видеть Тэхён никого не хотел, он приходил к этой долине, раскинувшейся у подножья холма, мягкой и зелёной. До неё идти долго, пробираясь через гремучие леса, не дающие даже дышать свободно, не то, чтобы шагнуть не туда. Но оно того стоит, вид был прекрасен. Намджун выдыхает, видя уставшую фигуру, сидящую ровно посередине холма, и спускается к племяннику, прикрывая глаза и садясь рядом без слов. Тэхён не реагирует, он продолжает обнимать свои ноги, сложив голову на колени, продолжает смотреть куда-то вперёд, куда и самому себе неизвестно. Он перестал плакать уже давно, а может и недавно, Тэхён просто не знал, как давно он здесь и почему всё ещё сидит. Возвращаться домой не хотелось, и боль, которую скоро будет невозможно терпеть, вряд ли смогла бы заставить его уйти отсюда. - Ты ведь знаешь, - тихо начинает Намджун, - что всегда можешь мне всё рассказать. Это останется между нами, - он не надеется разговорить Тэхёна быстро, тот явно не расположен к разговорам по душам в данную секунду, минуту, час, быть может, даже день. - Я так облажался… - но Тэхён начинает говорить. Рассказывает обо всём. Рассказывает, как Чимин подначивал его с вылазкам, как впервые встретил Чонгука, как воспользовался его картой и как вернул её позже. Рассказывает о всех встречах с ним, об их отношениях. Ничего не скрывает, не видит смысла. Рассказывает об их совместной ночи, когда он доверчиво остался рядом с ним и глупо не ушёл до утра. Рассказывает, почему помог Юнги, что чувствовал, когда бежал, истекая кровью, о чём подумал, когда увидел кровь на ладони. И заканчивает, когда делится с ним всеми мыслями, терзавшими его душу последние дни, делится их ссорой и самым болезненным расставанием. Он заканчивает, хрипя и, кажется, готовясь вновь разрыдаться. Намджун притягивает его к себе, обнимая и давай хоть какую-то защиту, поддержку. Он рядом с ним, гладит его по голове и крепко обнимает, закрывает от внешнего, враждебного мира. - Ну и натворили вы с этим Предатором, - выдыхает Намджун, когда Тэхён перестаёт трястись, - но сердцу не прикажешь. Как не прикажешь и душе, - Тэхён шмыгает носом и зарывается в кофту, прячась от ночи, от мира, - грядёт война, вам придётся столкнуться против друг друга, - Тэхён боится этого сильнее собственной смерти, боится также сильно, как потерять близкого, - если ты не пойдёшь на охоту, ты не будешь считаться взрослым охотником. А значит, не столкнёшься с ним, - Намджун вздыхает, - но ты ведь пойдёшь, - он более чем уверен, - не смей отказываться, - на всякий случай говорит, - ты так долго к этому шёл… но если ты чувствуешь, что это будет правильным решением, поступай, как скажет тебе сердце. Я помогу, - Тэхён прижимается ближе, прикрывая глаза и утопая в родном запахе. Он высказался, потому что больше не мог молчать. И теперь чувствует себя опустошённым и сонным, - пойдём домой. Мы что-нибудь придумаем. Обязательно, - Тэхён кивает. Что-нибудь… * Чонгук запускает систему в спортивном зале, скидывая карту в рюкзак, выбирает режим тренировки и музыку, начинает разминаться и двигаться, стараясь не думать. В нём нет ни сил, ни желания, в нём нет ничего из него прежнего. Но он не мог больше сидеть в четырёх стенах, не мог слушать тишину, не мог раз за разом прогонять сегодняшний разговор с Тэхёном. В какой-то момент он вновь ощутил дикий прилив злости, той самой, опустошённой и исчерпывающей, что сорвался с места, схватил рюкзак и вылетел из комнаты. Его переполнила злость, она же его и разрядит. И только этого он жаждет. Устать ещё сильнее, вымотаться, измучиться, чтобы упасть и провалиться в спасительную темноту, чтобы не думать, не вспоминать, не слушать. - Я готов начать, - даёт сигнал Чон системе, натягивая специальные очки, перчатки и панель управления, подключенную к системе голограмм. Следует обратный отчёт, и его тренировка переходит в бой, спарринги и стрельбу. Чонгук мечется между вспыхивающими голограммами, крутится волчком, словно в нём нет тяжёлых килограмм, словно не отлынивал от тренировок, теряя силу, форму и сноровку, словно конечности не тяжелеют с каждой проведённой минутой. Стреляет из панели, уворачивается и пробивает. Перестраивается и вновь стреляет. Следит, чтобы ни с одной стороны его невозможно было атаковать. Следит пристально, всё внимание сосредоточено на имитации, времени на прочие мысли не остаётся. Чон проходится по этому сценарию несколько раз, после переключается только на стрельбу и заканчивает тренировку с имитацией у зала с боксёрскими грушами, резинками и прочими предметами на площадке, призванными мешать и давать отдачу и сопротивление при ударе. Там перебегает из одной точки в другую, стреляет и ударяет по грушам, резинкам, в какой-то момент даже дырявит деревянную коробку. Отрабатывает разные сценарии по три раза. И только тогда по истечению трёх с половиной часов, которые пролетели для него абсолютно незаметно, валится с ног, опирая спиной о стол, стянув прежде очки, перчатки и панель управления. С него градом пот льётся, всю одежду нужно выжимать, от него несёт усталостью, потом и отчаянием. Чонгук тяжело дышит, желая добраться до кровати и свалиться спать, конечности едва ли его слушаются, сознание слишком устало. Наконец тишина пришла для него успокоением. - Хорошая тренировка, солдат, - разносится голос по залу, но у Чона нет сил, чтобы отдать честь командиру, - кажется, ты бил собственное время при новом прохождении, - хмыкает Хонг, подходя и останавливаясь напротив, - ну как ты, Чонгук? - Чонгук напрягается и поднимает голову, встречаясь со статной фигурой и строгим взглядом. Такой по-отечески не похлопает по плечу. Но Чон и не просит, - рад что ты не растерял наработанных навыков, а даже улучшил их. Но мне важно твоё состояние, от этого напрямую будет зависеть, смогу ли я положиться на тебя, - Чонгук продолжает тяжело и неохотно дышать, моргает. - Я готов исполнять приказы, - Чон уговорил себя открыть рот. Голос оказался хриплым, слабым. - Даже если пойдёшь с отрядом за границу напряжения? - уточняет Че, - пойдёшь зачищать преступников? - Чонгук понимает к чему клонит Хонг, отчего мысли возвращаются обратно в голову. Но он их гонит, выдыхая, и устало заученно отвечает: - Сделаю всё, что в моих силах, - Че кивает несколько раз. - Так значит, ты вернулся в строй? - Да, - соглашается Чон. - Буду рад видеть тебя на тренировках. Теперь я вас курирую. Бо оказался малоподготовленным, - Чонгук будто слышит насмешку в его словах, но, возможно, ему кажется, - завтра можешь опоздать, время сейчас позднее, ночь на дворе, даже ранее утро. Разрешаю только завтра. Впредь ночные тренировки оставь, - Чон кивает, - а теперь иди спать. До встречи, солдат. - Доброй ночи, - уже в пустоту желает Чонгук. Общество хочет от него, чтобы он вернулся. Чтобы вновь взял бластеры, маску, снаряжение и отправился в бой исполнять приказы. И всем глубоко плевать на то, что у него внутри. А что он хотел? На его стороне никогда не было людей, он всегда был один. Один собирался, вставал, исполнял, отчитывался, получал, рассыпался и собирался вновь. Правда, в этот раз собраться тяжелее. Но на это нет времени. От него требуют. А кто такой Чон, чтобы просить отдых?