***
У меня сегодня много дела: Надо память до конца убить, Надо, чтоб душа окаменела, Надо снова научиться жить. Анна Ахматова
Макс резко просыпается и рассеянно оглядывается по сторонам, тяжело дыша и чуть ли не задыхаясь от непонятно откуда взявшегося чувства удушения. Оно отказывается уходить, продолжает мучить, и невольно Макс проводит по горлу пальцами, пытаясь найти удавку или нечто вроде этого. На шее Макса ничего нет. Он медленно считает до десяти, как его учил Лёва, успокаивается и старается прийти в себя. По телу бежит неприятная дрожь, спина вспотела, а во рту сухо, в носу же почему-то ощущается противный запах гари. Будто бы совсем-совсем рядом что-то жгли. Макс бы обязательно стал искать источник запаха, ведь пожар на корабле посреди моря способен уничтожить всю команду. Правда, Макс не торопится подрываться с гамака и нюхать воздух. На корабле пахнет морем, сыростью, потом, чёрствой едой, но не гарью. Она есть только в голове Макса. Он сам не знает, почему пожар преследует его всю его осознанную жизнь. Нет, не всю, а только ту, что Макс помнит. Он не уверен ни в чём, в том числе и в своём возрасте и имени. Первое можно лишь предполагать. С этим помогли Шура и Лёва, первые люди, которых Макс встретил, когда пришёл в себя после какого-то странного сна, заставившего забыть всё. Тогда, когда Макс очнулся, он просто лежал где-то на земле в обуглившейся одежде, пропахшей противным запахом гари, и какой-то сумкой на плече, где была книга и немного монет. Ни своего имени, ни возраста, ни семьи, ни врагов Макс не смог вспомнить. На соседних гамаках храпят другие пираты, а на соседнем тяжело дышит Боря. Он, как огромный медведь, чья сила видна даже через сон. Макс искренне восхищается Борей, самым высоким и сильным человеком на корабле, готовым биться до конца. Подобное не может не располагать к себе. Характер Бори невозможно назвать «зверским». Он в некотором роде даже мягкий, приятный, отзывчивый к своим и разумный. Боря не тот, кто будет бросаться в драку с горячей головой. Сперва он серьёзно всё обдумывает, взвесит все за и против и только потом ударит. Наверное, именно из-за качеств Бори, физических и моральных, Макс смог проникнуться к нему сильнейшей симпатией, переросшей в привязанность и нечто, что вполне можно назвать любовью. Только в случае Макса её невозможно назвать полноценной. Конечно, Макс банально не помнит, как нужно и можно любить другого человека. Тот сон забрал столь ценное знание, из-за чего пришлось учиться всему сначала. Повезло, что перед глазами были Шура и Лёва, только-только покинувшие ряды обычных моряков. Макс за неимением альтернативы стал следовать за ними. Они позволили и не стали препятствовать, решив, что их новой команде необходимы новые люди. Тогда Макс ещё не мог предположить, что стал частью шайки пиратов. Макс смотрит в потолок, глаза постепенно привыкают к темноте, а неприятные ощущения отпускают. В носу больше нет запаха гари, дрожь прошла насовсем, во рту появляется слюна, а чувство удушение отступает. Однако неприятный осадок на душе продолжает мучить. Он будто бы старается о чём-то напомнить, заставить над этим думать и принудить столкнуться с прошлым лицом к лицу. Макс по-прежнему ничего не помнит. Голова рисует лишь какие-то странные непонятные образы людей, кричащих от боли, бьющихся в панике и кого-то зовущих. Правда, слов воспроизвести не удаётся. Первым более-менее осмысленным разговором, который отпечатался в памяти, остаётся беседа с Шурой. В тот день Шура так легко рассказал про себя и Лёву, а после беззаботно предложил присоединиться к «поискам свободы и счастья». Подобное не очень-то и интересовало Макса, но больше ему, человеку без прошлого и имени, было некуда податься. Здесь, на корабле, у Макса нет чувства, будто он находится на своём месте. Всё время кажется, что где-то в другом городе, возможно, даже на суше Макса кто-то ждёт. Или же это просто Макс пытался убедить себя в нужности хоть кому-то, кроме ребят на корабле. Нет, они дороги и воспринимаются семьёй, но всё равно Макс почему-то ощущает себя лишним. Хотя… тут иное чувство. Это просто томящее незнание, которое ищет любой предлог для возвращения на сушу, чтобы хотя бы попытаться найти прошлого себя, понять, почему всё забылось. Подниматься с гамака Макс не спешит. Он продолжает сверлить взглядом потолок и прислушиваться к чужому дыханию. Обычно оно быстро помогает уснуть, но в этот раз что-то идёт не так. Наверное, просто мысли о прошлом оказываются чересчур навязчивыми и мучительными. Они душат, вынуждают раз за разом мысленно возвращаться в то место, где произошла встреча с Шурой и Лёвой. Первый расположил к себе сразу, почти моментально. Это сейчас Макс знает об умении Шуры располагать к себе людей, тогда же подобное казалось чем-то невозможным. Лёва же сперва показался враждебным, он всё тянул куда-то Шуру и боязливо смотрел на Макса, будто тот убил целое семейство голыми руками. Позже выяснилось, что Лёва тяжело принимал чужих людей и видел в каждом прохожем угрозу. Не за себя боялся и боится Лёва, а за Шуру. Волны слабо покачивают корабль. Макс пытается вспомнить, сколько лет он уже провёл на борту. Год? Два? Точно сосчитать не удаётся, ведь каждый день похож на предыдущий. Он плавный, монотонный и напоминает плавание в море своей непонятной ритмичностью. Ничего красивого или необычного Макс не видит. Зато Шура и Лёва замечают то. Что заставляет их улыбаться. Коллеги «по цеху» совершенно непонятны, их мысли остаются недосягаемыми. Макс почти на сто процентов уверен, что он тоже не очень-то и понятный для остальных. Только на это есть причина в виде амнезии. Она отняла слишком много, возможно, она даже увела подальше от семьи. Вообще, Макс сам не понимает, как он умудрился стать частью пиратской шайки. Просто это произошло так плавно и естественно, что «очухался» слишком поздно. Бежать теперь некуда. Нет, Шура и Лёва, да и остальная команда держать не будут, они позволят уйти. Только вот нигде, кроме пиратского корабля, Макс не нужен. Он приспособлен исключительно к морской жизни, от которой безумно устал. Обязанностей у Макса много. Он должен следить за зачатками бунта, ловить недовольные настроения и ставить наглецов на место. Вроде бы не такая уж и нудная работа, но она уже сидит в печёнках и вызывает желание просто пустить всё на самотёк, позволить этому бунту случиться. Команда, точнее, большая её часть, считает Макса капитаном. Конечно, он шумный, яркий, грубый и постоянно предотвращает любые негодования. Обычно именно этим и занимается капитан. Некоторые так верят в статус Макса, что называют его исключительно «Капитан Макс» и орут на тех, кто обращается просто по имени. Тут определённо присутствует нечто вроде уважения. Только Максу нисколько не льстит обращение к нему, как к капитану, ведь им он не является. Макс — простой моряк, за которым прячутся два истинных капитана, не желающих выпячивать свой истинный статус. Сперва Макс не понимал почему, а потом осознал — Шуре и Лёве, двум настоящим капитанам, банально удобнее и спокойнее притворяться правой рукой Макса. Так на того падает чуть больше ответственности. Это одновременно и подло, и нет. В конце концов становится ясно — уснуть снова не выйдет. Тогда Макс осторожно поднимается, быстро и максимально бесшумно одевается и тихо-тихо, как мелкий воришка, поднимается на палубу. Совсем-совсем скоро туда придут и другие, но пока Максу предстоит одиночество. Небо встречает расчётом, розовым, с вкраплениями огненно-рыжего и проблесками голубого. Это, наверное, одна из немногих вещей, что способна восхитить и заставить улыбаться. Сколько бы лет не прошло, как бы сильно не надоело море, но Макс не прекратит восхищаться рассветом. Он заставляет позабыть обо всём: о невозможности вспомнить прошлое, странных преследующих всю жизнь образах, непонятной пустоте. Теперь здесь, на корабле, есть только Макс и это бескрайнее небо, по сравнению с которым любая человеческая проблема покажется мелочью, о которой не стоит лишний раз заикаться. Всё меркнет на фоне морского неба. В такие моменты Макс даже жалеет, что не умеет ни рисовать, ни писать стихи. Тогда бы он обязательно запечатлел небо, полыхающее рассветом. Вообще, Макс не умеет не только заниматься искусством, но и читать и писать. О последних пунктах знают только самые близкие люди: Шура, Лёва, Андрей и Боря. Перед ними не стыдно признавать неумения. Неудивительно, на самом деле, что Макс не умеет читать и писать. Он где-то в прошлой жизни наверняка мог, но амнезия вынудила всё забыть и стала препятствовать повторному обучению. Вдали нет ничего: ни островов, ни других кораблей, ни каких-то морских животных. Кажется, будто подобная отрезанность от мира морально мучает только Макса. Он не может отделаться от чувства безысходности, пожирающей душу, рвущей сердце в клочья. Возможно, тут виноват сам факт того, что море Макс не любит, что его тянет обратно на сушу. Она воспринимается как какой-то клад, о котором рассказывают легенды. Вроде бы понятно, что ничего хорошего эта легенда не принесёт, что не стоит так отчаянно рваться к ней, думать так много… Только вот сердце всё отказывается успокаиваться и продолжает рваться туда, на сушу. Иногда Макс думает, что если вернётся в город, где проснулся, то обязательно сможет найти ответы на все мучающие душу вопросы. Наверняка просто нужно нормально поискать, поспрашивать местных и начать опираться на те образы, время от времени возникающие в голове. — Капитан Макс, может вы ляжете? Нам предстоит тяжёлая работа, а вы не спите в такую рань, — слышится голос Бори. Макс лениво поворачивает голову в сторону нарушителя спокойствия. Тот зевает, потягивается и улыбается. В поднятых уголках губ нет ни малейшего намёка на яд, нервозность или нечто подобное. Боря искренне переживает и беспокоится. Он слишком хороший для этого места. — Я не могу уснуть, так что иди ложись один, — Макс чувствует, как Боря встаёт совсем-совсем рядом. Подобное совершенно не раздражает и даже прогоняет прочь мысли о суше и прошлом. О них лучше не думать. В море необходимо сосредоточиться на всех своих обязанностях и прекратить отчаянно цепляться за жизнь, которой уже никогда не будет. Так разве есть смысл тосковать? — Что-то случилось? — Всё не прекращает расспросы Боря. — Может… Может тебе подлили что-то заговорщики? На губах Макса скользит усмешка. Она беззлобная и скорее вымученная. Максу приятно, что он кого-то так искренне беспокоит. Только не хочется, что такой добрый человек, как Боря, тратил свои нервы впустую. — Всё хорошо, я просто опять проснулся от того, что задыхаюсь. Сам знаешь, что после такого уснуть невозможно. Я старался, но так и не смог, — качает головой Макс и нервно убирает прядь волос за ухо. — Да и заговорщиков тут больше нет. Последних мы высадили на суше и отдали им из долю. Остались только честные трудяги, которым больше некуда податься. Можно спать спокойно. Боря тяжело вздыхает и осторожно приобнимает одной рукой Макса за плечо. Возражений нет. Максу хорошо от этих прикосновений. Они по-хорошему тёплые и, несмотря на мозоли на ладонях Бори. Он сам по себе выглядит грубым, как медведь, которого держат в клетке. Однако душа Бори мягкая, как у какого-то домашнего кота, вызывающего желание оставаться рядом. — Я просто беспокоюсь за тебя… Может попросим сделать остановку раньше времени и покажем тебя врачам? Я если что подкину денег, — не унимается Боря. — Я не хочу так легко потерять тебя. — Всё в порядке, это просто неудачный сон… Ты лучше деньги прибереги, а то потом на себя потратить не сможешь, — качает головой Макс и прижимается головой к собеседнику. — А лучше иди прямо сейчас спать. — А мне тоже не спится, капитан Макс, — усмехается Боря, позволяя жаться к себе. — Я лучше постою тут. Возражений не следует. Макс сам хочет того, чтобы Боря стоял рядом с ним, смотрел на это прекрасное небо и рассказывал что-то отстранённое. Оно помогает забыть о суше, о глупой мечте вернуться в «родной» город и начать искать прошлого себя. Пока Боря прижимает к себе, Макс может поверить в свою необходимость в море, на корабле. Пусть это чувство не уходит. Вообще, Боря называет Макса не просто по имени не из-за надуманного уважения, а из-за некой игры, своеобразной шутки. Это способны понять исключительно сам Боря и Макс. Последний и вовсе молча смеётся. — Ты только потом за работой не усни. Я-то привык не спать ночами, а вот ты… — Улыбается Макс. Боря кивает и гладит Макса по спутавшимся волосам. Их нельзя назвать мягкими, они больше напоминают солому. — У тебя, капитан Макс, волосы сейчас на рассвет похожи, — шепчет Боря, в очередной раз заставляя Макса улыбнуться.***