♱
Пожалуй, кому угодно хотелось бы распахнуть глаза попозже в последний день тяжёлой трудовой недели. Лениво потянуться, подольше бесцельно поваляться в постели, не спеша привести себя в порядок. А затем выйти на террасу в халате и в тапочках, с кружкой ароматного дымящегося кофе. И просто полюбоваться живописным видом, ощущая на языке терпкий вкус изысканных кофейных зёрен. Но всякому современному человеку давно и очень хорошо известно, что утро крайне редко в самом деле начинается с умиротворения и кофе. По крайней мере, не утро субботы после жаркой ночи в клубе. И не утро субботы после того, как неизвестный вампир прилюдно обескровил человека. Да, если чьё-то мирное существование и должно было разрушиться, то самыми первыми претендентами в этом списке оказывались сами вампиры. Было бы, как минимум, справедливо заставить их как можно скорее прочувствовать последствия этого вопиющего безобразия. Арабелла-Стрит славилась тем, что, несмотря на опасную близость к самым центральным улицам Салема, находилась вне вектора внимания многочисленных прохожих, среди которых угадывались и скучающие местные, и приятно взволнованные туристы, и старающиеся угодить им охотники за долларами. Словом, неприлично дорогие ценники на недвижимость в этом квартале казались вполне оправданными. Хорошо отремонтированные просторные квартиры с роскошным видом на залив, пешая доступность всех важных мест города, отсутствие большой проходимости. Обыкновенно здесь не бывало лишнего шума, но сегодня на пороге одной из элитных квартир объявился незваный гость. Время было раннее. Ещё не стало даже девяти утра, а гость уже навязчиво звонился в запертую дверь с позолоченным номером «72». И, несмотря на длительное отсутствие отклика от жильцов, готов был испытывать дверной звонок столько, сколько потребуется. Своего, что неудивительно, назойливый визитёр действительно дождался. Притом, по общепринятым меркам, достаточно быстро. Разбудить вампира несложно, ведь эти существа — прирождённые хищники, инстинктивно готовые к жестокой схватке даже тогда, когда подавляющая часть сознания дремлет. Посему оперативная реакция владельца апартаментов показалась гостю непростительно медленной. Прислушиваясь к тишине за дверью, Ноэль Кавелье мог различать слабые звуки. Его усиленный слух позволял одолевать крепкую шумоизоляцию достаточно успешно, чтобы, хотя бы, понимать, что за дверью, как минимум, кто-нибудь шевелится. Когда дверь наконец-то распахнулась, Ноэль Кавелье засобирался ругаться. Но сделать этого он не успел. — Доброе утро, Г… Господи, — Ноэль собирался было позвать своего названного сына по имени, а в ту же секунду выпалил второе слово, которое начиналось с той же буквы. Причиной тому послужило неожиданное амплуа, в котором Ноэль застал своего приемника. Разумеется, заявляясь к нему в столь ранний час без всякого приглашения, Ноэль не думал о том, что его драгоценный наследник будет не готов встречать гостей. — Гейдж Кавелье, что с тобой приключилось? Выглядишь отвратительно. Это у тебя кровь на губах или помада? — карикатурно изумился Ноэль, не сумев сдержать своё гадское чувство юмора при себе. Гейдж, чего и следовало ожидать, не встретил такое приветствие с особенным энтузиазмом. Ему не нужно было ничего говорить, его негодующий взгляд без всяких слов передавал всё, что у владельца крутилось на уме. Он медленно окинул Ноэля полузакрытыми, ещё сонными глазами и с ленцой обернулся к настенному зеркалу в величественной позолоченной раме. Рассчитывая увидеть на своём лице то, что повлекло за собой такую бурную реакцию. Поведение Ноэля он воспринимал весьма предвзято. Так как тот, прекрасно обученный пользоваться сотовым телефоном, даже не попытался позвонить прежде, чем заявиться к нему на порог в девятом часу утра. Отражение сообщило Гейджу, что он выглядит не чересчур опрятно. Гейдж не выходил из дома без обворожительной укладки, а сейчас Ноэлю довелось увидеть, без преувеличения, кудрявый переполох на его голове. Не говоря уже о его лице, вид которого был простителен разве что пьяной выпускнице двенадцатого класса. На его глазах подтёрлись вызывающие чёрные тени и смазалась подводка, а его губы и подбородок и вовсе были измазаны в чём-то винно-красном. Строго говоря, вид у Гейджа был такой помятый, словно его пару минут назад перемололи в блендере и вытащили обратно, чтобы он наконец-то узнал у бестактного самозванца, для чего тот навестил его обитель в такое неудачное время. — Похоже, что всё сразу. Возможно, ещё гренадин или вино. Но это маловероятно, — неохотно отозвался Гейдж, и утерев испачканный в крови и помаде рот тыльной стороной ладони, развернулся к своему дорогому отцу, которого обычно представлял дядей из-за не слишком значительной визуальной разницы в возрасте. — Лучше объясни, какие черти тебя сюда принесли. В такое время, да ещё и без приглашения. Неужто забыл, в какой ящик спрятал своё воспитание и чувство такта? — Ох, нет. Об этом не волнуйся. Я пришёл сообщить тебе о внеплановом собрании совета. — без лишних предисловий донёс Ноэль и без стеснения прошёл в чужую квартиру, прикрыв за собой входную дверь. — Собрание совета в субботу утром? Извращенцы. Лучше бы я не открывал. — пробормотал Гейдж неудовлетворённо, и догадавшись, что Ноэль не собирается раствориться в воздухе как наваждение, протяжно вздохнул. — Вряд ли твоя дверь прочнее меня, не так ли? — усмехнулся Ноэль, прогуливаясь по прихожей Гейджа также свободно, как по своей собственной. — В этот раз ты обязан присутствовать. Я бы не ушёл, не добравшись до тебя. Живо приводи себя в порядок, не дай Бог тебе попасться на глаза Лестату в таком непотребном виде. А именно это и приключится, если ты будешь тратить наше драгоценное время на пустые возмущения. Поверь, его у нас не так много, как тараканов в голове господина де Шевреза. — Как хорошо, что хотя бы ты меня не осуждаешь. — саркастично протянул Гейдж и без особого желания поплёлся вглубь квартиры. — Кто тебе сказал, что я не осуждаю? — хмыкнул Ноэль беззлобно. — От господина де Шевреза меня отличает лишь то, что мне было бы жалко порвать тебя на кусочки и сжечь в камине, так как ты, всё-таки, мой кровный сын. — Какая чёртова прелесть. — буркнул Гейдж почти неразличимо. Просторная полукруглая арка отделяла прихожую от прочего пространства. При входе в глаза первым делом бросалась свободная кухня, выполненная в песочных цветах. Отделённая перегородкой, за ней следовала спальная зона с роскошной кроватью, которая оказалась не застелена, и выходом на террасу. Справа же от прихожей находилась крупная ниша под зону гостиной и раздвижная дверь в гардероб. Именно туда Гейдж и направился, чтобы захватить с собой свежие вещи. — Что за срочность такая? — недоумённо спросил он уже из закромов вместительной гардеробной. Квартира у него была светлая, чистая и без лишних громоздких элементов. В интерьере преобладали белые и бежевые цвета — цвета светлого дерева, из которого была сделана вся мебель. Местами этот минимализм разбавляли сочные зелёные листья разных растений. Гейдж очень ценил порядок, поэтому в его доме не нашлось места для сентиментального хлама и вычурных элементов роскоши. Для персидских ковров и пыльных гобеленов, бессмысленных статуэток, старомодных пейзажей — всего того, что грело ледяные сердца вампиров-долгожителей, скучающих по безвозвратному прошлому. Возможно, именно поэтому в качестве своего основного дохода Гейдж Кавелье выбрал именно антикварную лавку. Туда он свозил всё ностальгическое старьё, которое было не уместить в жилом помещении. Он также любил антиквариат, вид которого возвращал его к давно прожитым денькам. Только не стремился вечность удерживать его в своих руках и щедро делился этим с другими. Зато его гардероб отличался большим количеством различных цветов и материалов. Гейдж старательно следовал всем свежим тенденциям, которые прослеживались в современном обществе. Он всегда любил чувствовать себя своим среди людей нового времени, поэтому в его гардеробе во все времена можно было найти вещи, в которые предпочитали одеваться молодые люди. Люди возраста, на который Гейдж не только выглядел, но и старался себя вести. А за исключением редких моментов, когда он носил сдержанную причёску и солидную бороду, совершенно ему не нравившуюся, навскидку ему можно было дать не больше двадцати пяти. Но для поездки в особняк ордена Клыков он, несомненно, должен был подобрать что-то более классическое, чем типичный прикид современного студента. Ввиду высокой должности, приуроченной к серьёзному статусу, Гейджу было необходимо производить определённое впечатление. Ему никак нельзя было заявиться на собрание совета в кроп-топе, кожаной куртке и драных джинсах. Чего стоила одна только вчерашняя реакция Итана Вёрнера на классический костюм, но в непривычно яркой расцветке. А ведь Итан Вёрнер был значительно моложе и ниже по статусу, чем господин Гейдж Кавелье, который поверг его в шок своим экстраординарным нарядом. Пиджаки, жилеты, рубашки и галстуки нравились Гейджу не меньше, чем последние веяния моды, прославляющие взбалмошность и креативность в стильных решениях. Тем не менее, если Гейджу что-то и не нравилось, то это была строгость, с которой в ордене Клыков относились к внешнему виду высокопоставленных чинов. Лестат де Шеврез настолько не принимал любых изменений в быту, что требовал от своих подчинённых попадания в чрезмерно узкие рамки. Помимо того, что с каждым годом было всё сложнее найти приличное ателье, шьющее костюмы таких старомодных фасонов, были и другие неудобства. Порой прохожие принимали Гейджа Кавелье за актёра, подражающего давно ушедшей викторианской моде, когда он появлялся в городе, не успев переодеться в нечто менее вычурное после очередного бесполезного собрания совета. Минувшую ночь Гейдж провёл в клубе. Из которого, к неприятному удивлению Ноэля, притащил какую-то девчонку. Кавелье-старший изумился шуму воды из душевой ещё тогда, когда переступил порог квартиры. Он был так недоволен, словно Гейдж не имел никакого морального права приводить девушек в свой собственный дом. Надо сказать, Ноэль был заведомо скептично настроен к каждой из них, несмотря на то, что они являлись для Гейджа ужином. Поскольку любая такая поздняя гостья рисковала ненароком запасть в чувствительное сердце Кавелье-младшего, а это редко проходило без последствий. Тем не менее, Ноэль ничего говорить не стал. Потому что замечательно осознавал, что увидел бы в ответ на свои возмущения неприличный жест. И Гейдж в своей грубости оказался бы исключительно прав. Впрочем, спешить с выводами тоже было вредно. Ровно до тех пор, пока Гейдж не начинал подавать болезненные признаки, отвлечённо вздыхать и без причины сиять как начищенное столовое серебро, у Ноэля не бывало причин переживать. В данном же случае, он был обеспокоен скорее тем, что встреча с таинственной незнакомкой казалась неизбежной. И это действительно оказалось так. Конечно, человеческая девушка не обладала такими же слуховыми способностями, что и древний вампир. Поэтому о наличии гостей не догадывалась. — Кто там приходил? Чего хотели? — беспечно прощебетала девушка, покинув ванную в одном только полотенце, весьма условно прикрывающем её молодое аппетитное тело. Увидев посреди комнаты странного незнакомца в строгом костюме, она неловко ойкнула и очень сильно смутилась своего практически обнажённого вида. Ситуацию усугубило и то, что глазами ей не удалось отыскать своего ночного героя, имя которого содрогало стены квартиры до самого рассвета на злость всем соседям. Ноэлю осталось только снисходительно вздохнуть и безмолвно покачать головой. Хорошенькая блондинка с тёмными глазами в точности отражала своей внешностью вкус Гейджа — почти все они как одна были похожи на его первую юношескую любовь, случившуюся ещё тогда, когда он был молодым человеком. Но Ноэль не был уверен, что ему хотелось бы это видеть. Особенно понимая, что Гейдж по-прежнему тосковал о том, что у него безжалостно украли. Об обыкновенном человеческом счастье прожить свою жизнь с «той самой» возлюбленной. — Гейдж! Где ты? — позвала она беспомощно, очень надеясь на его поддержку, а затем, от безвыходности, всё же осмелилась заговорить с Ноэлем. — Я так понимаю, мне пора? — Вы весьма догадливы, мисс. — ответил Ноэль предосудительно, когда кудрявая макушка Гейджа только успела высунуться из гардеробной. — Прости, Райли. Мне нужно срочно ехать на работу, — объяснился Гейдж и выскользнул из гардеробной с голым торсом, чтобы более не смущать Ноэля топом с говорящей надписью «Satan waitin’». — Я сожалею, что так вышло. Он подошёл к Райли, закрыв её своей спиной от придирчивых глаз Ноэля, и вместе с коротким невинным поцелуем передал ей нарядное платье, которое ночью в порыве страсти бездумно швырнул на пол. — Пересечёмся как-нибудь потом на неделе, ладно? Я обязательно тебе позвоню, как будет время. — Ты представляешь, у меня на шее откуда-то появилась огромная царапина. Вот здесь, сзади. Если бы не горячая вода в душе, я бы её даже не заметила. — обеспокоенно поделилась Райли, ткнув пальцем куда-то в область своего затылка. — Ничего себе, — натурально изумился Гейдж, отодвинув её роскошные локоны в сторону, чтобы посмотреть на следы своего собственного укуса как на неожиданную находку. Ноэль гадко захихикал, и Гейдж в ту же секунду пристрелил его взглядом, после чего, как ни в чём не бывало, снова повернулся к Райли. — Здесь след от моих зубов. Я же предупреждал, что люблю кусаться. Надеюсь, ничего страшного, что я слегка перестарался. Если хочешь, можем заклеить ранку пластырем. — Нет, не нужно. Знаешь, это даже мило, что ты оставил след на моём теле. Я просто прикрою его волосами, и это будет нашей маленькой тайной. Лучше скажи, ты точно мне позвонишь? — с сомнением уточнила Райли и посмотрела на Гейджа очень грустными глазами. Словно на глубинном уровне чувствовала, что Гейдж этого не сделает — хотя он действительно был с ней честен и собирался встретиться снова. Ему понравился не только вкус её крови и страсть в постели, но и общение, которое он получил, познакомившись с ней за барной стойкой прошедшим вечером. Райли не выглядела очень одухотворённой, несмотря на его искреннее обещание. И это можно было понять. Помимо того, что у неё было очень мало гарантий повторной встречи, было неприятно, что всё от слова совсем пошло не по плану. Она явно рассчитывала, что встретит это утро в объятиях Гейджа и покинет его дом не раньше, чем он сварит ей обещанный белый кофе из Малайзии. Подрываться после нескольких часов сна и второпях собираться домой под настойчивым взглядом бледного незнакомца явно ей не улыбалось. Что уж там говорить, Гейдж и сам очень надеялся, что проведёт дообеденное время именно так, как о том мечтала Райли. Будь на то его воля, он бы не торопился поскорее выставить её за дверь, потому что считал себя истинным джентльменом и просто ценил время, проведённое в приятной женской компании. Однако, совет ордена Клыков мало волновали их желания. Единственное, что успел сделать Гейдж прежде, чем бесноватые звонки в дверь разбудили его гостью — прикрыть засохшие пятна крови на белой простыни подушкой и натянуть на ноги штаны. Пожалуй, он вчера перебрал с горячительными напитками, потому что его преступления обыкновенно оставляли после себя гораздо меньше видимых улик. Да, от следов укуса вблизи затылка было никак не избавиться, но Гейдж, как правило, не просыпался с измазанными в крови губами. Впиваясь в шею жертву сзади, он после страстно хватал её за горло, чтобы остановить кровотечение прежде, чем оно станет заметным. Впрочем, это было уже не важно. Райли сменила махровое полотенце на коктейльное платье, в котором приехала, вытащила из Гейджа пару баксов на такси, услышав, что он не подвезёт её до дома, и нехотя покинула его обитель, оставив своего бойфренда наедине с его странным нелюдимым другом. — Послушай, а ведь удивительно. С лучших времён расценки на жриц любви нисколько не изменились. По-прежнему можно откупиться горстью мелочи. — грязно подколол Ноэль, когда их шаги уже отдавались эхом по лестничной клетке. — Можешь помолчать? У меня страшное похмелье. — хмуро кинул Гейдж, чуть опережая его, чтобы не пересекаться взглядами. — У вампиров не бывает похмелья, Кавелье. — невзначай напомнил Ноэль и хрипло усмехнулся. — Да? Стало быть, от твоих идиотских шуточек голова разболелась, — сразив его цепким недовольным взглядом, украдкой кинутым через плечо, заявил Гейдж. — Она не шлюха, будь добр. — Чудесно. Быть может, она вовсе зашла в твой дом девственницей? Иначе как ещё объяснить окровавленные простыни? — продолжил насмехаться Ноэль. — Кем бы она там ни была, я искренне надеюсь, что в этот раз обойдётся без любовных драм. — Довольно грязных шуток, Ноэль. Эти стены просто не выдерживают твоего искромётного юмора, — едко вымолвил Гейдж, раскинув руки в стороны. — Если я когда-нибудь и влюблюсь снова, то буду прятать свою любимую, пока она не помрёт от старости. После того, что ты сотворил с моей женой, я очень хорошо подумаю, прежде чем сообщать тебе такие новости. — Я продолжу настаивать на том, что её совершенно случайно придавило роялем. Я не имею к этому никакого отношения! — невинно заявил Ноэль, словно не было совершенно очевидно, кто причастен к несчастному случаю, отобравшему у Гейджа жену. Услышав перед собой тяжёлый вздох, Ноэль и сам сделался в меру серьёзным. — Довольно злиться. Ты и сам прекрасно знаешь, что женщины отвлекают тебя, Гейдж. Тебе стоит думать о других вещах, а любовь слишком скоротечна, чтобы делать на неё такие большие ставки. О вечных чувствах говорить гораздо проще, когда на самом деле вас двоих не ожидает настоящее бессмертие. К тому же, ей уже было за сорок, и ваш бездетный брак подростка и женщины в летах выглядел крайне нелепо. — Знаешь, что? Довольно лезть в мою постель. Райли ждёт моего звонка, и она его получит. Лучше объясни мне, что такого стряслось, что я вынужден начинать утро субботы с этого. У меня были более приятные планы. — неаккуратно соскочив с нежелательной темы, спросил Гейдж. — Расскажу по пути, как сядем в машину. — пообещал Ноэль, торопливо поспевая за Гейджем.♱
Люди имеют свойство опоганивать всё вокруг себя. Вырубка лесов — их страстно любимое занятие, ведь ничто не будоражит человека больше, чем расширение городских границ за счёт уничтожения леса. Не говоря уже о том, что дерево — очень востребованный материал во многих промышленных сферах. На территории Салема вампиры, оборотни и ведьмы всячески влияли на то, чтобы лес оставался неприкасаемым. Благо, в пригороде, в который не стремились слететься новые жители, это было не так уж сложно. Сохранение леса имело поистине эпическое значение. Ведь салемские леса — это не просто стволы, листья и барсуки. Это дышащий организм, который составляет всё мёртвое и живое, это обиталище великого древнего зла, которое является местом силы ведьм и точкой встречи оборотней с покинувшими мир предками. Вампирам тоже было важно сохранить деревья и ухабы на своих местах, поскольку, если земля вокруг их отшельнического поместья обрастёт домами, из которых лают собаки и воют дети, случится настоящая катастрофа. У леса один подлинный властитель. Так называемое «древнее зло» — некий дух, ближайший слуга крупнейшего бедокура-дьявола. Древнее зло — «несуществующее существо» — вечный спутник всех очеловеченных душ, имеющих мифическое начало. Это не только владыка ведьм и вампиров, но и близкий друг оборотней, которые были созданы, чтобы хранить его покой и держать баланс в узде. Не станет леса — пропасть пропадом и всей нечисти, которая из него вышла. Да, несмотря на то, что оборотни были созданы под добрым началом и обходили стороной тёмную силу, воюя с ведьмами и вампирами, их тоже было справедливо считать нечистью. Ведь они поклонялись своим богам. Отношения богов — наверное, самая сложная вещь. Наверняка можно было сказать то, что их сильно побольше, чем привыкли верить люди, ведь потомки индейцев по сей день обращаются к ним за помощью и никогда не остаются без ответа. В повседневной жизни, так или иначе, куда большее значение приходилось отдавать более приземлённым вещам. Под чьим бы началом не находились три сверхчеловеческой расы, они были вынуждены создавать свою собственную политику и делить территории, которые унаследовали. Салем можно было глобально разделить на четыре больших района. Два из них — центральный район и перешеек Салема, считались историческими и потому были паритетными. На этих кусках земли было запрещено властвовать. Южный район поделили между собой ведьмы и оборотни, а в северном районе хозяевами считались вампиры. Оборотни и ведьмы предпочитали быть поближе к своим, поэтому в их культурах отразился такой феномен: на самой окраине южного района находилась Ривер-Стрит — улица, вдоль которой каждый дом был заселён семьями оборотней. Оттуда можно было скорее всего добраться до фамильного ранчо Бейкеров, четы, которая уже несколько поколений хвасталась тем, что производила на свет замечательных вожаков волчьей стаи. Южнее примерно на милю находится Фридом-Холлоу, откуда выходит дорога на Свампскотт. Фридом-Холлоу — улица, облюбованная ведьмами, и именно там находится поместье Ковена, украшенное аккуратным прудом с парадного входа и окружённое лесом со спины. Вампирское поместье забралось в лес глубже всех и стоит ближе к северу, возле берегов озера Сайлент. Впрочем, если ехать в поместье ордена с правильной стороны, сворачивая к лесу на Джефферсон-Авеню, а не на Лоринг-Авеню как в случае необходимости навестить оборотней или ведьм, то добраться до него можно гораздо быстрее, чем кажется. Сквозь верхушки деревьев просачивались острые крыши готического особняка из красивого грязно-песочного камня. Фасад был, мягко говоря, нескромный — стрельчатые аркатурные пояса, скрывающие в себе закруглённые окна, колонны с шикарными антаблементами и резными карнизами, хмурые горгульи, и всё это в четыре этажа. Территория, приникающая к особняку, всегда имела благородный вид: расчищенные дорожки, подстриженные кустарники, чистый выход к озеру. Это поместье было местом преткновения любого кровопийцы. С поместья начиналась загробная жизнь каждого вампира, и всякий, кого с достоинством приняли в орден, мог оставаться жителем поместья. Но вампирам было слишком свойственно любить уединение, и многие из них довольно скоро покидали «семейное гнездо», поэтому сегодня жителей поместья было несложно пересчитать по пальцам. Иерархия в обществе вампиров несложная — от прародителя, первородного вампира, владеющего поместьем и всеми действующими законами, до самых молодых и безызвестных личностей, только вкусивших сладость жидкости, наполняющей вены человека. Между ними, от первородного вампира, стояло двое «древних» — самых старших после первородного, за ними — ещё двое приближённых, каждый из которых служил своему древнему. У приближённых под шефством ходили служители, которые уже не имели такого значения для ордена, но зато успешно хвастались своих положением, близким к верхушке. В отличие от вышестоящих, которые всегда оставались на своём месте, служители могли меняться, если переставали устраивать хозяев. Наравне со служителем стояла должность ведьмы при ордене. Среди ведьм, в общем-то, не считалось очень почётным оказаться на служении у вампиров. Что неудивительно, учитывая, что колдунья, занимающая этот пост, не могла покинуть его по собственному и желанию и для увольнения должна была как минимум умереть. Впрочем, для ведьм, которые не хотели состоять в Ковене тёмных чар по тем или иным причинам, жить при поместье и работать на вампиров было очень неплохо. Сегодня ведьмой, работающей на орден, была Вивьен Д’Арт. Она никогда не состояла в общине ведьм и не имела за пазухой скандальной истории о побеге из этого альянса. Впрочем, о своей жизни она говорить вообще не любила. Зато всегда верно служила своим господам и искусно выполняла поручение любой сложности, помогая вампирам в каждом деле. Неудивительно, что не было шанса усидеть на двух стульях одновременно. Вампиры с ведьмами, хотя и были в дружеских отношениях, всё же не обожали друг друга со страшной силой. Либо ты верна своим сёстрам, либо хранишь секреты бессмертных пожирателей крови. Вивьен обязана была хранить тайны, в которые её посвящали, а играй она в другой команде, доверия к ней ни за что бы не было. Помимо ведьмы, в поместье обязаны были проживать все новообращённые вампиры, которые ещё не получили одобрения или отказа на вступление в орден. Они не считались достаточно сознательными, чтобы интегрироваться в человеческое общество, поэтому им запрещалось не только жить отдельно от своих прародителей, но и в принципе покидать безопасную территорию поместья. Молодая девушка по имени Эллисон имела бы довольно типичную внешность любой миловидной красавицы, если бы не заметный крючковатый нос, который, впрочем, совершенно её не портил, а почему-то делал только красивее. Вместе с ней обучение проходил Робби. Человек с такой внешностью, как у него, обычно становился квотербеком школьной команды по футболу и предметом воздыхания многих девчонок. Сегодня они были дружны, хотя не знали друг друга до того момента, как попали в поместье. Наверное, нечто такое новое и неизведанное как получение вампирской силы не могло не сплотить их, учитывая, что они находились, — пусть и со своего согласия, — в заточении. Убедить вампиров в своей достойности стать одними из них — половина дела. Немногие получали милость первородного на членство в ордене, а провал на испытаниях сулил незамедлительной казнью, поэтому, помимо всех тягот новой жизни, они постоянно находились в напряжении, переживая о том, действительно ли обменяли своё человеческое на вечную жизнь или обрекли себя на скорую погибель. Эллисон выглянула в узкое высокое окно и окликнула Робби. Он начал нехотя приподниматься на одноместной кровати, и она поняла, что Робби до сих пор чувствует себя нехорошо от слишком интенсивных тренировок. Или, быть может, от жажды, которая у новообращённых постоянно была дикой даже при обильном питании. — Что там такое? — спросил Робби придавленным от недомоганий голосом. — Господин Лабарр приехал. — оповестила Эллисон, придерживая тяжёлую бордовую штору, и залезла бедром на каменный подоконник. — Ну и что? Он постоянно сюда катается, — Робби обмяк, потеряв всякий интерес. — Ему же нужно контролировать, что мы не озверели и усердно учимся всяким вампирическим фокусам. — Ну да, — согласилась Эллисон. — Эй… Там ещё одна машина подъехала. Тут Робби немного заразился чужим интересом, медленно поднялся с кровати и, ковыляя, подошёл к окну, чтобы посмотреть в него вместе с Эллисон. Небесно-голубой Понтиак Бонневиль с белой крышей показался смутно знакомым, но Робби не мог вспомнить, чей он, пока двери автомобиля не выпустили двоих мужчин. Один из них был вполне известен новорожденным вампирам, но другого никто из них не признал. — Вампир из Совета, — зачем-то произнесла Эллисон, нахмурившись. — Он здесь нечастый гость, а второго я вообще впервые вижу… — Да ну мало ли, — Робби не особенно впечатлился, и, наверное, на то повлияло его разбитое состояние, которое заставило его поковылять обратно к постели. — Может, они решили турнир по шахматам устроить. — А мне это не нравится. Сейчас как соберутся в свой крысиный круг и выдумают нам очередное глупое испытание, — надув губы, Эллисон запахнула шторы и грохнулась на кровать к Робби. — Что, сильно я тебя покалечила на вчерашней дуэли? — Ну да, уж Лабарр точно сейчас пойдёт смотреть, достаточно ли хорошо мы ухаживаем за садом, — тихо усмехнулся Робби, а на её вопрос только рукой махнул. — Да забей. Главное, что ты хорошо справляешься с обучением и не только догоняешь, но и обгоняешь меня. Надо сказать, уважаемые вампиры, припарковавшие свои машины на въезде, намеревались вовсе не соперничать в шахматы. Пока в башне на третьем этаже, в пыльной мрачной комнате со скрипучим полом и каменными стенами, ютились двое молодых безымянных бойца, на первом этаже зажигались свечи в просторном зале для собраний. Каждому молодому вампиру, впервые прикоснувшемуся к таинству ордена «Клыков», хотелось бы не только получить оберег от солнца и татуировку с черепом и змеем, извивающимся в форме бесконечности. Но и уважение, которое даёт доступ ко всем ужасающим тайнам, обсуждаемым за закрытыми дверями. Пока что ни Эллисон, ни Робби, не имели даже толком права свободно гулять по поместью в любое удобное время или пить кровь, когда того захочется. В зале для совещаний всегда были плотно зашторены длинные впалые окна, почти достигающие пола. Свет от роскошной потолочной люстры выглядел несколько угнетающе и заставлял алые портьеры и красный бархат на тяжёлых стульях выглядеть ещё мрачнее. Длинный стол для переговоров с десятком сидячих мест почти никогда не занимало больше пяти персон, поэтому стулья, стоящие рядом с местами приближённых совета, были несколько отодвинуты в сторону. Безликие статуи оберегали покой помещения и бережно хранили тайны, которые здесь обсуждались. Во главе стола, на самом вытянутом к потолку стуле, в томительном ожидании, уже сидел утончённый мужчина со светлыми локонами до плеч. На этих плечах был бордовый камзол с отложным воротником и свободными манжетами, а на блеклом лице повисла присущая ему грозность. Имя этого мужчины нередко трепетало на устах. Лестат де Шеврез — первородный вампир, основатель ордена Клыков и глава совета древних вампиров. Он управлял этим городом, будучи безликой тенью для всякого прохожего простофили. Отчасти можно было сказать, что Лестат вёл затворнический образ жизни — своё поместье он покидал крайне редко, но в его стенах был громким балаганщиком и королём любого бала. Гилберт фон Лабарр и Ноэль Кавелье — древние вампиры, правая и левая рука Лестата, каждой из которых он владеет одинаково хорошо. Зачастую многие заявления от лица Лестата выносили к народу именно они. Именно они находились ближе всего к королю детей ночи и имели право голоса в делах внешней и внутренней политики. Пожалуй, Гилберт или Ноэль могли бы выйти отличными лидерами, но похоже, что их обоих вполне устраивало самодурство Лестата и роль укротителей его обезумевшего нрава. Впрочем, сумасшествие Лестата совсем не мешало ему быть умным, хитрым и расчётливым. Он бы точно не сделал своими главными советниками тех, кто может быть для него опасен. Что касается приближённых совета первородных, они, номинально, не являлись его частью. Ни Гейдж Кавелье, ни Форест Лабарр, уже не были такими исключительно важными фигурами. Хотя они пользовались уважением и также имели право голоса во многих патовых ситуациях, в цепи совета они стояли самыми последними. Их присутствие требовалось не на всяком собрании, и порой дела спокойно решались без них. Но, с другой стороны, их существование также было необходимым, поскольку совету часто требовались дополнительные голоса, помимо трёх основных. Сегодня был один из тех дней, когда было критически важно, чтобы за совещательным столом собрались все самые влиятельные вампиры Салема, поэтому Лестат потребовал пригласить приближённых совета на собрание, выдернув их из любых насущных дел. Проблема требовала срочного решения и максимального мозгового штурма. Естественно, после неприятной встречи с шерифом, древние сразу передали дурные новости Лестату, а тот не собирался тянуть с наступлением. Быть может, Лестата де Шевреза знали безжалостным кровожадным убийцей, но другим его качеством слыло обострённое чувство справедливости. Порой справедливость Лестата проявлялась в несколько искажённом виде, но можно было сказать точно — он никогда не преступит законов ордена и будет жестоко карать каждого, кто это сделал. Одним из важнейших пунктов кодекса ордена Клыков был запрет на убийство человеческой жизни. Происхождение этого пункта было связано с некоторыми обязательствами перед другими альянсами, проживающими в Салеме. Хотя власть вампиров была очевидно сильнее, им всё же приходилось идти на уступки людям и оборотням, поскольку никому не хотелось открытой войны с большим количеством неоправданных жертв. Хотя убивать людей было строго-настрого запрещено, этот пункт имел обходные пути и по-иному членами ордена трактовался как-то так: «обескровливание людей, приводящее к летальному исходу, строго запрещено и повлечёт за собой незамедлительную смертную казнь. Постскриптум: но если об этом никто не узнает, то немножко можно». Тем временем, публичные убийства и демонстрация своих сверхчеловеческих способностей никогда и ни при каких обстоятельствах не могли оставаться безнаказанными. Ведь жажда крови — проклятие всех вампиров, и потому неосторожные случаи её утоления вызывают в их обществе понимание. Но стремление продемонстрировать в народе свою истинную сущность и подвергнуть опасности не только себя, но и весь свой род, не может найти никакого оправдания. Члены совета по очереди зашли в зал, вежливо откланявшись своему королю. Гилберт и Ноэль заняли места справа и слева от Лестата, за ними сели их приближённые. Движение в зале угомонилось, шевелилась теперь одна только текучая ко дну подсвечника свеча, стоящая посреди стола. Собрание совета можно было начинать. Но для поддержания гнетущей интриги Лестат загадочно помолчал пару минут, притом испытующе оглядывая всех присутствующих. Будто кто-то из них преступник, и он уже прекрасно знает кто именно. Но он, конечно же, был осведомлён о том, что никто из них не является преступником. — Форест, Гейдж… — его глаза ползущим змеем оглядели их по очереди, пока скрипучий голос тихонько растекался по залу. — Полагаю, вам двоим уже сообщили причину собрания. Дождавшись смиренных кивков, Лестат изящно подобрал со стола винный бокал, наполненный кровью, и длинным скрипом усмехнулся. Эта усмешка звучала так, будто только что Лестату рассказали хороший анекдот, основанный на принципе тяжёлой иронии. — Отлично. Раз уж все осведомлены о этом вопиющем недоразумении, я могу обойтись без лишних сантиментов. Он ещё немного помолчал, стараясь посеять необходимое для его личной драмы напряжение, и сделал с края бокала манерный глоток крови, от которой его светлые глаза тут же налились алым оттенком. Лестат харизматично тряхнул шеей, будто в его бокал был налит крепкий алкоголь, и изнова коротко посмеялся, ни на секунду не покидая своего образа. Порой молодые вампиры оказывались повергнуты в ужас, пообщавшись с Лестатом хотя бы одну минуту, присутствующие же ощущали его поведение вполне привычным. — Настаёт неприятное время, джентльмены. Тайна нашего существования находится под угрозой, ибо кто-то решил — играть по правилам скучно! Ибо кто-то возомнил, что имеет силу бросить вызов мне, моей власти и законам, кои я утвердил, держась благочестия и добрых помыслов сохранить в безопасности авторитет ордена, — артистично вещал Лестат, с внимательным прищуром разглядывая, как плещется кровь в бокале, который он качал в руке как младенца в колыбели. — Здесь я собрал тех, в ком могу быть уверен, дабы… — Неужели Вы хоть кому-то доверяете, господин де Шеврез? — колко усмехнулся Гейдж, не постеснявшись перебить его речь. Лестат был тем самым правителем, который крайне проницательно подмечает каждый недобрый взгляд в свою сторону и порой даже видит этот недобрый взгляд там, где его и в помине нет. Можно предположить, что Лестат каждый раз перед сном глубоко анализирует всех членов Ордена и задумывается о том, не пытается ли кто-нибудь заготовить ему страшные козни в виде грамотно спланированного свержения с трона. Именно на это его качество Гейдж сослался в своём замечании, и было видно, де Шеврезу такие шутки пришлись не по вкусу. — Не перебивать! — стукнув кулаком по столу, рявкнул Лестат и тут же заговорил спокойнее прежнего. — Вам я могу верить. Могу верить, зане среди вас нет блондинки в чёрном длинном платье — а именно так свидетели убийства описали вампира, совершившего с нами эдакую подлость. На мгновение Лестат замолчал, снова глотнул крови и хищно облизнул изляпанные в ней тонкие губы. — Ежели и полагать, что то был кто-нибудь из вас… То я всенепременно стану думать на тебя, Форест, ибо ты очень точно подойдёшь под описание, ежели облачишься в чёрное длинное платье. В коем ты, к слову, был неоднократно уличён. Поведай мне без утайки, Форест… Угрожающе стукнув донышком бокала о лакированную поверхность стола, Лестат вмиг утихомирил свою полушепчущую скрипучую речь, взвалился грудью на стол и заглянул Форесту точно в душу. Стало видно, следующие его слова будут громогласными и разобьются страшным эхо о стены этого зала. — Это ты — блондинка в чёрном платье, убившая мужчину посреди парка?! — Нет, не я, господин де Шеврез. — невозмутимо вымолвил Форест, ни на секунду не потеряв изящной осанки и гордо поднятого подбородка под стрекочущем напором первородного. Лестат косо усмехнулся и принял исходное положение, будто и не бывало этого истерического выпада. Вскинув подбородок, де Шеврез ещё раз вскользь прошёлся придирчивым взглядом по фигуре, на которую напал, и убедившись, что ни один нерв на его лице не дрогнул, полностью отступил. Этот немой жест можно было считать похвалой. Невинно-голубые глаза Фореста какое-то время держались на лике первородного, затем взгляд с благородной статью плавным лебедем перетёк на силуэт Гейджа, и стало заметно, что в воздухе появился слабый аромат осуждения. Форест едва заметно скривил губы и беззвучно хмыкнул, наблюдая за непринуждённым поведением Гейджа, который словно не чувствовал, что является частью чего-то достаточно важного. Конечно, это было не так. Но манера Гейджа говорить всё, что вздумается и в тотчас же, как оно вздумается, явно не вызвала уважения. Форест Лабарр — приближённый Гилберта фон Лабарра. Он имел довольно нежное лицо: пухлые девичьи губы, аккуратные брови, тонкий острый нос с благородной горбинкой. На голове носил длинные пшеничные волосы, что пышными локонами струились к лопаткам, безумно любил парфюмы с яркими цветочными ароматами, шубы из натурального меха и Гилберта фон Лабарра. Его безобидный вид, эти женские черты и неотвратимо безупречные манеры, скрывали за собой опасного хищника, который умел безжалостно перегрызать глотку. Стать, чин и изысканность в его стане держались ровно до тех пор, пока какая-нибудь мелочь не становилась причиной его внутреннего возгорания. Многие его обидчики очень быстро понимали, что перейти дорогу Форесту Лабарру — это огромная ошибка. Он был достаточно благороден, чтобы не пожелать пачкать руки, но недостаточно благороден, чтобы его не одолело чувство мести. И его действительно делало счастливым покровительство Гилберта, который мог решить любую его проблему деньгами или связями. Форест любил быть капризным и прекрасно знал, когда стоит это делать. Но также он замечательно увел нести себя на публике, и корнем его воспитания было послушание. То, насколько по-разному взрастили их личности прародители, сходу бросалось в глаза. Гейдж везде и всюду чувствовал себя свободно и раскованно. Гейдж считал, что имеет полное право выражать своё мнение таким, какое оно есть — иначе к чему ему пригож его титул, если необходимо постоянно терпеть и отмалчиваться? Он не стеснялся наживать себе проблем и решать их самостоятельно, готовый ответить за любое своё слово. Форест считал, что хитрость гораздо более благородна, чем прямота, и гораздо реже позволял себе вольность идти против блага вышестоящих. Только опыт показывал, что это не всегда позволяло избежать неприятностей. — Конечно, Форест, это не ты. А кто это, чёрт подери?! — первое предложение Лестат практически пропел колыбельной, а вот второе выкрикнул с крайним возмущением и приправил новым ударом кулака по столу. — Что за загадочная никому неизвестная сволочь?! Почему у нас в городе без моего ведома материализуются какие-то новые вампиры, которых никто знает?! — Господин де Шеврез, — мягко окликнул Ноэль, не желая попадать под горячую руку. — Быть может, это незаконно обращённая вампирша, но нельзя отторгать версию, по которой кто-то из вполне знакомых нам женщин пытается водить нас за нос. В наше время перекрасить волосы — не проблема, а парики и вовсе существуют уже много веков. — Почему вы не рассматриваете Элоизу Бакстер? Она белокурая. — вмешался Гилберт, с внимательным прищуром поглядев на Ноэля. — Элоиза Бакстер вегетарианка, она предпочитает кровь животных. — между прочим напомнил Ноэль, тем и объяснив, почему считает, что единственная блондинка, состоящая в ордене, находится вне подозрения. — Между тем, я считаю, что такая диета — безумная глупость, которая никогда не доводит до добра. — сказал ему Гилберт в противовес. — Поддерживаю, — высказался Гейдж, заметно сморщив лоб от одной только мысли о том, чтобы заменить сочную человеческую кровь на пресную, безвкусную кровь животных. Был момент, когда он пытался, и ему не понравилось. В знак поддержки Гилберту Гейдж вытянул руку вперёд и почти беззвучно хлопнул ладонью по столу — так было принято делать, выражая согласие с прозвучавшим мнением. — Но также сильно сомневаюсь, что мисс Бакстер неожиданно слетела с катушек и решила устроить такое представление всем на радость. Если бы это было убийство без улик и свидетелей, я бы куда охотнее поверил в её причастность. Однако… Опытная, неглупая вампирша, которая столь сильно заботится о своей репутации в обществе вампиров и людей, ни за что не станет рисковать своей головой. — Солидарен, — охотно поддержал Ноэль и тоже хлопнул рукой по столу. — Вампирам в возрасте не присуще сеять хаос и так неаккуратно обращаться с тайной своей природы, особенно тем, которые стараются быть вхожи в людское общество. Ведь каждый прекрасно может оценить перспективы неизбежного наказания со стороны ордена и помешательства со стороны людей. Напротив, на подобное вполне способны новообращённые. Кровь животных ослабляет, но не сводит с ума. А вот неодолимая жажда и низкий уровень осознанности у новорожденных вампиров могут толкать на разные неосознанные поступки. — Вздор! — ясно выразился Гилберт. — Откуда у нас могут взяться новообращённые вампиры, о которых никому ничего не известно? Подозреваете мятеж, господа? Я держусь мысли, что в нашем порядочном обществе это исключено. — Что остаётся думать? Обвинять мисс Элоизу или Фореста, поскольку среди наших лишь они обладатели светлого волоса? — исчерпывающе спросил Ноэль. — Мне тоже не по нраву мысль, что кто-то решил пойти на подлое предательство. Куда легче клеймить кого-нибудь сумасшедшим. Однако, мы должны руководствоваться здравым смыслом, а не нашими сокровенными помыслами. — Поддерживаю. — в унисон донеслось из уст Гейджа и Фореста, и руки их практически синхронно стукнулись о стол. — Это хуже. Это гораздо хуже, чем если бы то была Элоиза Бакстер, — покачав головой, Лестат нехорошо улыбнулся. — Стог сена, в котором спрятана иголка, растёт и паразитирует, чувствуете? Впрочем, это не моя забота. Ваша. Ваша, Гейдж и Форест. Я поручаю вам двоим найти эту храбрую воительницу и вырвать ей зубы, будет это Элоиза Бакстер или кто-нибудь другой. И если это не Элоиза Бакстер, но кто-то, кого нагло обратили без моего согласия, то притащить сюда вместе с тварью, которая посмела мне дерзить и обращать кого не попадя. — Нам двоим? — недоумённо спросил Форест и прикоснулся к Гейджу своими ясными голубыми глазами, полными неприязни. — Господин де Шеврез, я обойдусь без такой компании. Гейдж будет мне только мешать. — Тебе будет мешать только мишура в голове и страх сломать ноготь, дорогой. — Гейдж поймал этот сизый взгляд своим кофейным и остро прищурился, нарочно заползая прямо к нему в голову. Разумеется, Гейдж знал, что у него не выйдет взять Фореста своим гипнозом — тот моментально заметил попытку расхитить своё сознание и тихо зашипел. Но для того, чтобы позлить соперника, фокус был самое то. — Как остроумно. И Вы хотите, чтобы я с ним работал? — брезгливо хмыкнул Форест, отыскав в поведении неприятеля прочное подтверждение своим словам. — Молчать. Оба, — звенящим ужасом спокойствием выковал Лестат и посмотрел на каждого так, что с них обоих едва пепел не посыпался. — Вы двое хоть немного развиваетесь? Должен признать, поначалу это было весело. Но к сегодня мне уже порядочно наскучило ваше вечное соперничество. Вы сейчас одинаково убоги, ведёте себя как малолетние дети. И так, по-вашему, должны выглядеть сильнейшие после древних вампиры? Вы позорите весь клан. — Очень жаль, что Вас это гневит, господин де Шеврез. Но мы куда эффективнее работаем отдельно друг от друга. — высказался Гейдж, согласившись с Форестом хотя бы в том, что им никак не удастся слепить удачный союз. — Меня это не гневит, о, мой замечательный Гейдж, — приторно посмеялся Лестат, карикатурно качая головой, после чего резко сделался восковым и изнова заточил свой взгляд как остроконечную саблю. — Меня это не-вол-ну-ет. Вы будете мне послушны и создадите прелестный тандем. Я, конечно, даю вам обоим право отказаться и возразить. Но сделаете вы это на плахе, за десять секунд до того, как я самолично сверну ваши тоненькие шейки на глазах у всего ордена. Надеюсь, мои условия подходят для усвоения? — Да, господин де Шеврез. — первым сдался Форест, очень постаравшись, чтобы не прозвучать паскудно. — Гейдж? Ты дольше всех думаешь? — навязчиво переспросил Лестат, мягко намекая, что ему пора проглотить свои претензии. — Я Вас услышал. — сквозь зубы отчеканил Гейдж, притом, в отличие от Фореста, не став прятать своего недовольства. — Что насчёт договора Крови? Мы его нарушили. — стараясь прикрыть тему, Ноэль задал волнующий его вопрос. — Всё строго конфиденциально! — заявил Лестат, вскочив со стула так, что тот чуть по полу не распластался, едва удержавшись на ножках. — С ума сошли?! Ведьмы считают дни до момента, когда сумеют похитить наше господство, а уж проклятые оборотни и подавно каждой своей шерстинкой нас презирают! Представьте только, что с ними сделается, если им станет известно, что мы немножечко оплошали. Их хватит сатирический экстаз и переполох самолюбия! — Господин де Шеврез, Вы ведь понимаете, что они так или иначе узнают? — аккуратно спросил Гейдж. — Полиция в поте лица вымогает у прессы материалы и запугивает свидетелей политикой конфиденциальности. Быть может, для людей удастся обставить инцидент таким, каким нам удобно его обставить. Но с членами договора так не выйдет. Мы должны первыми оповестить их об этом, если не хотим конфликта. — Сумасшедший бред! — возразил Лестат, застыв воспалёнными от гнева глазами на Гейдже, что, по его мнению, сказал совершенную глупость. — Ты бредишь, Гейдж! Хворь схватил? На завтрак хлебнул гриппозной крови? Или тебя вербеной накормили? Может, ты ночами ещё и носишься с волками по лесу под романтичным светом луны? Бред! Бред! Бред! — Вовсе нет, господин де Шеврез, не бред, — уверенно настоял Кавелье-младший, не стесняясь быть обруганным за свою точку зрения. — Так мы покажем, что не имеем никакого отношения к преступлению и не меньше остальных возмущены произошедшим. Если же мы будем пытаться скрыть это, и у нас не получится, — а у нас не получится, — то станем в их глазах соучастниками и вызовем только больше презрительных взглядов. — Мне очень неприятно это говорить, но я согласен с Гейджем, — вклинился Форест и без хлопка выложил тонкую ладонь вперёд. — Мы достаточно влиятельны, чтобы прямодушно заявить союзу Проклятой Крови об этом недоразумении, не стесняясь их реакции. — Поддерживаю, — лаконично высказался Ноэль, наградив стол очередным хлопком. — Молчание будет эквивалентно трусости. — Я тоже придерживаюсь этого мнения, уважаемый господин де Шеврез. — соединив ладони вместе, сказал Гилберт. — Горите в аду все четверо… — при виде голосующих рук Лестат тягостно вздохнул, плавно опустился на свой стул, медленно допил содержимое бокала, которое пополоскал во рту несколько секунд и только после проглотил, небрежно утерев губы костяшками пальцев. — Ноэль, донеси эти чудесные новости до вожака стаи и… Кто теперь там у ведьм вместо верховной жрицы? Неважно. Оповести Ковен. Пожалуй, не стоило заканчивать собрание раньше, чем по устам пройдётся менее важная, но всё же волнующая новость. Изабелл Гарди отошла в мир иной, оставив место властительницы Ковена тёмных чар пустующим. Орден никогда не испытывал такой проблемы. Вампиры бессмертны, а их монархия — абсолютна, потому лидер живых трупов никогда прежде не сменялся. Однако, и ведьмы, и оборотни вынуждены были организовать власть иным образом, потому что все они, отличаясь от людей долгожительством, всё-таки были смертны. И в Ковене, и в стае прослеживалась похожая система. Волки и ведьмы могли соперничать друг с другом за статус предводителя или предводительницы коммуны, но, как это и бывает, всё сложилось иначе. Сегодня верховенство в обоих альянсах негласно передавалось по наследству от родителя к отпрыску. Уже несколько поколений подряд семьям, занявшим титул, удавалось сохранять безупречный генетический код, позволяющий детям продолжать дело старших. В случае с оборотнями, это даже никогда не казалось удивительным. У них всегда рождаются здоровые, крепкие волчата, которые перенимают все лучшие качества родителей. Если не удался один наследник, значит хорошеньким выйдет второй, третий или даже четвёртый. Но когда вопрос затрагивал ведьм, такая монополия становилась непостижимой уму загадкой. Для них здоровое материнство нередко оказывалось несбыточной мечтой: многие ведьмы очень тяжело переживают беременность и роды, другие вовсе бесплодны. Если беременность случилась и даже дошла до пика — это ещё не праздник, потому что из чрева ведьмы нередко появляется мёртвый младенец, изуродованный страшными патологиями. К тому же, беременность без патологий и лёгкие роды зачастую становились предвестниками появления мальчика, а любой мальчик автоматически оказывался вне наследия, поскольку сила ведьмы могла передаваться только от матери к дочери. Такова участь их проклятия, выносить и родить здоровую девочку — это настоящее благословение, именно они чаще всего выходят из утробы матери мёртвыми или погибают в первые месяцы жизни, не справившись с проклятым геном. Роду Гарди же удавалось справляться с этим не меньше нескольких веков. У каждой новой Гарди рано или поздно рождалась девочка, способная вырасти здоровой и обуздать свою дьявольскую природу. Что касается усопшей жрицы Изабелл, её семейная жизнь поначалу вызывала у других ведьм сильную зависть. Её первенцем стал практически здоровый мальчик, который появился на свет всего за пару часов, а через несколько лет Изабелл удалось успешно выносить девочку — с первой попытки, без выкидышей и мертворождения! И ведьмы не сомневались, что с её приходом в этот мир у Ковена появилась новая наследница. Однако, повзрослев, молодая ведьма отреклась от своего естества и не пожелала продолжать дело матери. Ковен, шабаши, магические практики и травяные стои — всё это было настолько ей неинтересно, что она приобрела билет в один конец до Бостона и уехала строить свою обычную человеческую жизнь. Зная, что сила матери покинет её вместе с тем, как сама она покинет место ведьминской силы, то есть родной зачарованный Салем. Теперь, после скоропостижной кончины Изабелл, место верховной жрицы пустовало — странные обстоятельства, но она не чувствовала приближения своей смерти, и потому не спешила называть имени той ведьмы, которую хотела бы видеть на своём месте после ухода. У властительницы ведьм, как правило, было две приспешницы — правая рука жрицы и левая рука жрицы. Теперь они могли сражаться за освободившийся титул, но, надо сказать, в Ковене имелись и другие ведьмы, могущество которых позволяло иметь виды на такую желанную должность. Всё это, в совокупности, привело к тому, что в Ковене понемногу назревал разлад. Сейчас у них не только не было предводительницы, но то и дело вспыхивали различные междоусобицы, которые совершенно точно не влияли на Ковен положительным образом. Разумеется, ни вампирам, ни оборотням тоже не становилось от этого приятно. Изабелл вела свою политику долгие годы. Она делала это, совещаясь с приспешницами, но теперь было загадкой, чья рука следующей прикоснётся к дипломатии между альянсами. Особенно это волновало в нынешних обстоятельствах, когда кто-то неизвестный из огорода вампиров выкинул камушек на общую дорогу. Впрочем, посовещавшись, совет пришёл к выводу, что до тех пор, пока ведьмы не определятся с кандидатурой на место верховной жрицы, никакой угрозы они не представляют и представлять не могут — разве что не для себя самих. Лестату показалось, что это несколько забавно — знать, с какой лёгкостью в крепкое сестринство ведьм, стоящее друг за друга горой, пробрался раздор. Во всяком случае, в данной ситуации это было им на руку. Ведь, как только новости о случившемся коснутся Ковена, станет очень замечательно видно, что ведьмам совсем не до этого. Не говоря уже о том, что ведьмы вовсе были больше их союзниками, чем врагами. Пока оборотни упивались своим чистым светлым началом, стоящим на культе предков, вампиры и ведьмы плясали под одной кровавой луной. Последние тоже нередко грешили человеческими жертвами при совершении сложных обрядов, поэтому не слишком сожалели об убийствах, совершённых вампирами. Пожалуй, всё началось с договора Проклятой Крови. От него зародился союз вампиров и ведьм, от него появился и запрет на человеческие убийства. Первоначально он был заключён между вампирами и ведьмами. Это произошло в разгар инквизиций, в 1692-м году. Тогда в условиях договора и речи не шло о сохранности человеческих жизней. Вампиры могли помочь ведьмам затушить казённые костры и повлиять на категорические настроения пуританской церкви. Поскольку в то время голос женщины имел очень маленький вес, а среди вампиров отметились только мужчины, их положение в обществе было заметно выше. Тем временем, ведьмы имели силу, чтобы избавить вампиров от их мучительного недуга — боязни солнечного света, с чем сами они побороться никак не могли. Оба условия были соблюдены: у вампиров появились оберегающие их от солнца артефакты в виде ювелирных колец, — почему-то в вампирском обществе зародилась негласная традиция использовать именно кольца, — а ведьмы заручились их поддержкой в усмирении садистских пуританских настроений. Оборотни присоединились к союзу гораздо позднее, и вместе с их появлением на землях Салема договор пополнился несколькими неприятными пунктами, создающими табу на убийство людей. Спорить с самозванцами оказалось не так уж просто. Исторически, эти земли принадлежали и им тоже. К тому же, оборотни явились с враждебным настроением и сходу дали понять, что, в случае неповиновения, будут готовы к холодной войне. Периодически в Салеме без вести пропадают люди, и это, определённо, вина вампиров и ведьм. Однако, кто не пойман — тот не вор, и если оборотням не удалось доказать причастность одной из сторон к пропаже человека, то праздник продолжается. Если же им это удалось, то провинившийся выбывает из игры. Таковы правила, которые были добровольно приняты каждой из сторон. Но именно за мелочностью последствий, такие происшествия никогда не вызывали открытой конфронтации. Что трагедия для одного человека — пустой звон для всего общества. Однако, сейчас, дела обстояли несколько иначе. Преступление, совершённое на глазах у целой толпы, было вопиющим нарушением даже для носителей острых клыков. Проблема была в том, что это событие могло стать началом войны между людьми и нечистью. Хотелось ли вампирам открыто воевать с людьми? Разумеется, нет. Предсказать исход такого столкновения было несложно. Да и не улыбается вампирам истреблять собственную добычу. А ведь как только эта добыча одержит над ними победу посредством своего численного и оружейного превосходства, будет недолго и до осознания, что охотившиеся за ведьмами пуритане не были безумными, как считалось последние пару веков. Никому такие перспективы не казались приятными, пускай сегодня вероятность войны и казалась несколько утрированной. Первым делом после собрания Форест должен был проверить своих подопечных, а именно Эллисон и Робби. Теперь присутствовало чувство, будто за молодыми вампирами стоит следить с особенным пристрастием, пока они не отбились от рук и не убили кого-нибудь посреди городского парка. Форест сам это замечательно понимал и не собирался уклоняться от своих обязанностей, но прежде, чем он успел покинуть зал совещаний, его слух уловил бойкий голос Лестата: — И я повелеваю, чтобы приближённые совета сегодня вместе проведали зубастых младенцев. Форест на миг замер, пытаясь разобрать, не послышалось ли его безупречному слуху, что де Шеврез желает испортить ему тренировку с молодыми вампирами присутствием Гейджа. — «Нет уж». — Господин де Шеврез, уж с этим я в состоянии справиться сам. — твёрдо ответил Форест, задевая изящными пальцами позолоченную ручку тяжёлой двери. — Я хочу, чтобы Гейдж принял участие в воспитании юных отпрысков, — строго наказал Лестат и сложил руки в замок, оставляя их на тёмной мраморной поверхности стола. Взглядом он столь отчётливо сверлил спину Фореста, что тот непременно ощутил на себе тяжесть чужого взгляда. — К тому же, ваши разительно отличные друг от друга мировоззрения в дуэте чудесно повлияют на их обучение. — О чём Вы говорите? — врезался и Гилберт в этот неясный ему разговор. — Вы ведь не хотите намекнуть на то, что Форест недостаточно хороший наставник? — Нет, Гилберт, что ты. Однако, — он вскинул вверх указательный палец и поднёс его прямиком к лицу Гилберта, отчего тому очень захотелось отодвинуться, а пришлось терпеть. — Однако, тебе стоит признать, что Форест и Гейдж есть созидание и разрушение, а значит, их союз представляет хрупкий баланс всего того, чему можно обучить молодых вампиров. — Вы несёте отборную ересь, господин де Шеврез, — прямолинейно высказался Гейдж, сложив руки на груди. — Кто из нас, по-Вашему, созидание, а кто — разрушение? До сих пор баланс сохранялся в том, что Форест занимался наставничеством молодых вампиров, а я получал их в своё подчинение на тёмных именинах. Я никогда прежде… — Тёмные именины! — шумно повторил Лестат и бойко стукнул рукой по столу, не позволив подчинённому договорить. — Совсем скоро. Если эти двое завалят испытание, то головы с плеч покатятся! Сейчас нам это ни к чему, не так ли? Иначе наши ряды совсем поредеют. «Такого унижения я не потерплю» — помыслил Форест, когда ощущение задетых чувств одолело его культ терпимости к вышестоящим. Не выдержав, он развернулся корпусом к своему властителю и сердито поставил руки в боки. — И когда это головы моих подопечных с плеч катились? — вскинув бровь, уточнил Форест. — Ваша любовь к зрелищам подстёгивает Вас столкнуть нас лбами, но позвольте возразить… — Не позволю! — и здесь отсёк Лестат, сорвавшись на крик. — Не позволю, Форест, перечить мне! Где твои изящные манеры, чёрт возьми? С чего это ты решил, что имеешь право со мной пререкаться? Форест обозлённо зашипел, виновато повесив голову. Его одолела страшная злость, ведь Гейджу с рук сходили даже откровенные грубости, а ему нельзя было и вежливо возразить, не получив за это выговор. — Господин де Шеврез, — прорычал Форест слабослышно. — За какое зло Вы срываете на мне свою злость? Я ведь Вам и дурного слова не сказал. Быть может, Вам послышалось, что это я, а не Гейдж, обозвал Вас сумасшедшим меньше минуты тому назад? — Форест, не вынуждай меня в тебе разочаровываться, — спокойно отчеканил Лестат, постукивая пальцами по столу, после чего взгляд его плавно сместился на Кавелье-младшего. — И ты, Гейдж, побереги свой острый язык, ведь мой серебряный клинок острее и вреден не только плешивым волкам. Да и разве тебе так чуждо тренировать молодых вампиров? Я прекрасно помню, как ты помогал Форесту освоить искусство поединка. — Я ему не помогал, господин де Шеврез. Мы дрались, потому что презираем друг друга. — аккуратно поправил Гейдж. — Мне не слышится никакой разницы! Идите прочь. — Лестат свободно махнул рукой, отгоняя от себя подчинённых как назойливых мух. Тяжёлая дверь зала для совещаний со скрипом запахнулась, забрав с собой кусочек света, лежавший в коридоре. Гейдж и Форест следовали по нему в гробовой тишине, не желая вести бесед друг с другом. Собрание выдалось сумбурным. По итогам можно было сказать, что они имеют весьма слабое положение в расследовании этого дела, поскольку им неизвестно практически ничего. Ко всему прочему, теперь им предстояло неприятное сотрудничество, от которого никак не вышло отказаться. — Чего ради нам навещать Элоизу Бакстер? — первым заговорил Форест, коснувшись рукой холодных перил. — У нас нет никаких доказательств её виновности. — Быть может, после визита к ней мы обретём доказательства её невиновности, а это уже позволит нам отбросить одну из версий. — рассудительно сказал Гейдж. — Если только у неё найдётся подходящее алиби. Ни ты, ни я не считаем её виновной, — оспорил Форест, очень ленясь тратить время на лишние движения. — Однако… Для перестраховки можно отрубить ей голову. — Действительно? — косо усмехнулся Гейдж, вычитав в чужом взгляде, что Форест не шутит. — Ты так судишь о ней оттого, что она женщина? — Оттого, что она никогда мне не нравилась. — поправил Форест, постаравшись порезать Гейджа своим хмурым взглядом, который совершенно точно должен был ему объяснить, что шутка вышла неудачная. — Но ведь ты её обратил. — поспешил напомнить Кавелье. — Я этого не хотел. Это было необходимо Гилберту на тот момент времени, а сейчас она стала совершенно бесполезна. — расчётливо выковал Форест, не забыв картинно закатить глаза. — Замечательно, — хрипло хохотнул Гейдж. — Обращаете кого попало, раздаёте бессмертие и силу задаром, а потом жалуетесь, что невозможно держать эту орду под контролем. Не обижайся, Форест. Но если я сейчас сочту, что твои подопечные недостойны примкнуть к ордену, то проводить тёмные именины не понадобится, поскольку я на месте поставлю жирную точку в их судьбах. — То есть вампиршу, которая за целый век не привнесла никакой пользы в наше общество, казнить по подозрению в предательстве — это жестоко, а убить новообращённых за то, что они не дотягивают до уровня взрослых вампиров — очень даже адекватное решение? — по-своему растолковал Лабарр, после чего мерзко улыбнулся. — Не из-за того ли это, что Элоиза Бакстер всё ещё тебе небезразлична? — Тебе кажется, будто она когда-то была мне небезразлична? — с усмешкой уточнил Гейдж. — Это был всего лишь бурный роман, в который меня затянула красота её изящных черт. Не нужно этой литературной романтики и любовных баллад. — Как же я не упомнил, ведь всё закончилось таким помпезным скандалом, — иронически цокнул Форест и затормозил у подножия лестницы: было видно, что он хочет закончить колкий диалог, прежде чем выйти к своим воспитанникам. — Знаешь, лучше быть безразличным к женщинам, чем наоборот. Когда ты увлечён какой-нибудь дамой, я выгляжу гораздо собраннее на твоём фоне, потому что не отвлекаюсь на подобные мелочи. Каков вампир, если сердце делает его кровь горячей? — Не пытаешься ли ты нагло и беспочвенно заявить, что я не выполняю своих обязанностей? — Гейдж остановился против него и вопросительно вскинул аккуратные брови. — Ты не любишь женщин оттого, что сам не женщина. А то, что я сохранил при себе человеческие чувства, не делает меня слабым звеном. Я собственными усилиями завоевал своё положение, в отличие от тебя, очаровательная, пустая, глазастая марионетка Гилберта фон Лабарра. — Я не марионетка! Не смей так со мной разговаривать, жалкое создание. — обозлившись, Форест едва не зарычал и не осквернил своё нежное лицо страшной гримасой голодного хищника; он оказался настолько задет, что готов был выпустить клыки и растерзать Гейджа ими прямо посреди зала. — Простите, Ваше Величество! — саркастично выплюнул Гейдж, и глаза их сошлись в невербальной схватке. — Я забыл, что разговариваю с учредителем первого гей-клуба в Салеме — это такая страшная честь! Я, верно, должен опуститься на колени и преклонить перед тобой голову? — Высокомерная тварь! Я ничего не говорил, когда ты боролся за равноправие женщин, хотя до сих пор считаю, что это было совершенно идиотской идеей. Так и ты не мешай мне бороться за права сексуальных меньшинств, — бездыханно процедил Лабарр. — Ты утверждаешь, что это единственное, что я сделал? Я возглавляю охоты на проклятых оборотней и изгнанников Луны, я создаю и воспитываю новых вампиров, увеличивая наше влияние в союзе Проклятой Крови! Благодаря мне орден Клыков цветёт и пахнет! — Закрой пасть. Чего бы ты там ни добился, ты всё равно останешься подстилкой, которая выражает мнение, удобное вышестоящему, — грубо оборвал Гейдж. — «Цветёт и пахнет» — да уж, я вижу. Ты настолько талантливо воспитываешь вампиров, что я чувствую себя гувернанткой в доме сексуально озабоченного барона, когда они оказываются под моим руководством. Не говоря уже о том, что кто-то, похоже, осмелился нарушить клятву кодексу и из-под полы обратить парочку бесчестных придурков, которым не стыдно учинить хаос среди бела дня. — Не нужно меня затыкать!.. — начал было Форест, и Гейдж, разумеется, заткнул его. — Ты считаешь правильным разжигать яростные споры, пока по Салему ходит озверевшая вампирша, решившая, что ей всё можно? — воззвал он к голосу разума. — Будто бы ты не подкидываешь дров в «разжигание» этих споров. — хмыкнул Форест, в очередной раз убедившись, что Гейдж абсолютно безнадёжен. — Я предлагаю тебе разобраться как полагает джентльмену. Прости Господи, конечно, что я осмелился так назвать тебя, нежное женоподобное создание. — азартно сказал Кавелье, кивнув в сторону двери, выходящей в сад. — Снова вызываешь меня на дуэль? Прямо как тогда, в середине девятнадцатого века? — усмехнулся Форест, готовый согласиться. — Разумеется, нет, — хитро улыбнулся Гейдж. — Никаких перестрелок. В них нет необходимости. У нас есть шанс разрешить наши разногласия и показать твоим детишкам, что такое настоящий вампирский поединок. — Согласен, но руку пожимать не буду. — принципиально произнёс Форест, толкая дверь. — Дамы вперёд. — галантно произнёс Гейдж, подав рукой, в ответ на что Лабарр пренебрежительно фыркнул. — Уж тебе ли с твоей смазливой мордой отправлять в мой адрес такие шуточки? — в свою очередь, зацепил его Форест. — Речь не о внешности, дорогой. Иди уже, пока волосы не прищемило. — скользко хмыкнул Гейдж, подталкивая его в плечо. Темнота, которой был поглощён холл первого этажа, сменилась серым фильтром пасмурной улицы. Сад был уложен песочным камнем, по краям которого цвели алые кусты барбариса. В центре журчал изящный фонтан, миновав который, они вышли на окружённую цветочными кустарниками дорожку. Она вела сперва к небольшой застеклённой беседке, затем немного поднималась на уровень двух ступеней, от которых шёл каменный бордюр, оплетающий клумбы. Чуть дальше за зоной досуга и эстетического наслаждения, в тесной близости с берегом Сайлент, было расчищено приличное пространство, часть которого оказалась занята непонятными на первый взгляд конструкциями — это были своеобразные тренажёры ловкости, сноровки и прочих необходимых вампиру качеств. Надо сказать, что на Эллисон и Робби они наткнулись ещё на первой инстанции — оба старательно подрезали розовые кусты возле беседки и оба, увидев своего наставника в компании того самого незнакомого им вампира, выровнялись будто пришитые. — Господин Лабарр… — начала было Эллисон, в ответ на что Форест лишь поднял руку в воздух, и девушка сразу же замолчала. — Представьтесь по очереди. Перед вами приближённый совета первородных вампиров Гейдж Арлен Кавелье. — холодно выковал он, едва не скривившись от того, как нужда соблюсти формальность смешалась с личной неприязнью к Гейджу. Они сложили руки за спины, чинно склонили головы и поочерёдно назвали свои полные имена. Гейдж одобрительно кивнул. Все правила этикета были соблюдены: обыкновенно уважаемых вампиров нижестоящим представляет именно тот, кто знакомит обе стороны. Вампиры, занимающие более низкое звено в иерархии, должны выказать своё уважение определённым поклоном, поднять взгляд и чётко представиться полным именем. Только после того, как будет позволено, они могут отставить формальности. Также принято обращаться к вышестоящему «господин» и называть его по фамилии — если только он сам не разрешит звать себя по имени. Это можно отследить и внутри совета: к Лестату все без исключения обращаются в высшей степени уважительной формы. Однако, и Гейдж, и Форест, называют своих наставников по имени и свободно общаются с ними на «ты», что подчёркивает крепкие и доверительные отношения, которые древние вампиры имеют со своими приближёнными. Вся эта система была уже очень хорошо знакома Эллисон и Робби; Гейдж подметил, что Форест успешно обучил их надлежащему этикету. А это, несомненно, крайне важно как для удачного проведения тёмных именин, так и для вхождения в вампирское общество в целом. Тёмные именины — вне всяких сомнений, важнейшее событие в жизни любого новообращённого, ведь именно там члены ордена Клыков, преимущественно совет, определяют будущую судьбу молодого вампира. Одним из важнейших уставов кодекса Клыков является необходимость получить одобрение Лестата на рождение каждого нового вампира. Это невыносимо нервная процедура для обоих желающих — и для того, кто мечтает обрести бессмертие в обмен на свою человечность, и для того, кто готов этим заняться. Должно быть, те люди, которые стойко выносят аудиенцию с Лестатом и выходят из дверей его обители с предвкушением новой жизни, строго убеждены, что хуже пережитого уже ничего быть не может. Но каждый из них очень глубоко заблуждается. Не считая того, что процесс инициации человека в вампира сопровождается неописуемыми муками, даже тогда, когда боль заканчивается, а первородная жажда прекращает туманить разум, рано расслабляться и хвалить себя за проделанную работу. Действительно, среди людей сказки про вампиров обычно менее детализованы. Поэтому каждый человек, которому открылась тайна их существования, имеет право мыслить предрассудками. Но им, так или иначе, суждено вскоре разбиться о суровую реальность. Недостаточно быть человеком, который понравился Лестату. Необходимо стать ещё и вампиром, который ему понравился, а для этого будет мало всего лишь вытерпеть тяготы обращения. Это правда: жизнь вампира хороша, надо всего-то пить кровь, поставка которой безупречно налажена, наслаждаться своей вечной молодостью и красотой, не забывая упиваться тому, что ты гораздо лучше всех остальных. Но всё это, — опустим горесть романтизации и её различия с явью, — приходит лишь вслед за одолением первых рубежей загробной жизни, которая, по иронии, оказывается смертельно опасной для новоиспечённых обладателей бессмертия. Многие новообращённые оказываются с самого начала запуганы загадочными «тёмными именинами». В вампирском календаре это название значится как праздник, но таковым он является лишь для тех, кто уже состоит в ордене. Ведь их приглашают, чтобы поглазеть на шоу и отведать изысканного алкоголя под живую музыку. Но для самих «именинников» это ничто иное, как судный день. Тёмные именины — зрелищный бал, на который оказываются приглашены все члены ордена Клыков. Устраивается он для того, чтобы принять в ряды альянса новобранца и сразу несколько новобранцев. Всё начинается с ряда испытаний, каждое из которых должно быть пройдено именинником безупречно. Если ему удаётся как следует похвастаться всеми полученными за первый месяц загробной жизни знаниями, то новообращённого награждают новым именем, татуировкой ордена и солнцезащитным артефактом. Если же испытания провалены, то праздник нового рождения превращается в дату смерти. Праздник продолжается в любом из возможных случаев, но вряд ли кому-то из новичков хочется провести это торжество с головой, отделённой от тела. Поэтому каждый, кто решился сыграть в эту рискованную игру, проводит время обучения в смеси предвкушения и страха за свою жизнь. — Мы здесь вот опрыскали кусты от жуков и сорняки вырвали. — отчитался Робби, подав рукой в сторону аккуратного ансамбля алых и белых роз. — Позволь уточнить, — обратился Гейдж к Форесту, когда его глаза коснулись ухоженного садика. — Садоводство — это то, чем ты поручил им заняться, чтобы развить вампирские навыки? По-твоему, у нас здесь клуб любителей орхидей? — Любой вампир должен трудиться на благо ордена, — невинно заявил Форест и беспристрастно пожал плечами. — Это их посильный вклад, пока что. — Так вот зачем ты постоянно обращаешь кого-то нового, — подколол Гейдж. — Потому что прежним надоедает копаться в земле, и они набираются смелости послать тебя к чёрту? — Закрой рот, — бросил ему Форест, смерив недоброжелательным взглядом Эллисон и Робби, которым реплика Гейджа показалась достаточно забавной, чтобы пропустить по робкой усмешке. — Они не только сорняки вырывают, но это неотъемлемая часть обучения. — Неужели, — дерзко хмыкнул Гейдж. — Первое, что я сделал почти сразу после того, как утолил первородную жажду — отправился обходить соседей, чтобы позвать их на внеплановое богослужение, посвящённое необходимости остановить казни обвинённых в ведьмовстве. А двумя часами позднее я провёл это самое богослужение, даже от кафедры чувствуя, как пульсирует кровь в венах каждого, кто пришёл послушать мой замечательный рассказ. — Действительно? А я взял в руки оружие и отправился на поле боя, потому что пока меня обращали в вампира, в моей стране продолжалась война, — незначительно бросил Форест, будто нет в его словах никакой дикости. — Сейчас другое время и другие люди. Я воспитываю их так, как считаю нужным. И заметь, ещё ни разу моих учеников не казнили на именинах. Так что умолкни. — Я ведь не говорил, что они должны пойти и возглавить протестантское движение или отправиться резать турецких солдат, — с укором сказал Гейдж, не впечатлившись словами Фореста. — Я вёл к тому, что они не поломаются как стебельки твоих любимых роз, если мы проведём для них нормальную тренировку. — Хорошо, — Форест делано закатил глаза и нарочито очень шумно вздохнул. — Я думаю, господин Кавелье будет рад услышать, что вам известно о теории охоты. Несмотря на то, что сейчас новичков старались держать на донорской диете, научить молодого вампира самостоятельно находить себе еду было очень немаловажно. Как минимум, для того, чтобы предотвратить случаи неудачной охоты. Как максимум, потому что вампиры слишком уважали себя для того, чтобы создавать «бракованных» членов ордена, выращенных на культуре потребления донорской крови. Каждый вампир остаётся хищником, и никто не собирался втирать молодым бойцам в голову мысль о том, что пить кровь из людей — стыдно. — Необходимо втереться в доверие, — первым делом сказал Робби. — Нападать на незнакомцев слишком опасно. Прежде, чем кусать, нужно убедиться, что поблизости нет свидетелей. — Нельзя торопиться, — следом подключилась Эллисон. — Если слишком резко схватить свою жертву и впиться в неё зубами, то можно с непривычки не попасть в вену, и тогда на теле человека останутся сильные повреждения, которые он обязательно заметит. Поэтому нужно приблизиться настолько аккуратно, насколько позволяют обстоятельства, и оставить инстинктам определить, где находится кровь. — Самые удобные места для укуса — шея и предплечья, — дополнил Робби. — В некоторых случаях плечи ближе к сгибу локтя. — Хорошо. — благосклонно кивнул Гейдж. — Ты сомневался? — самодовольно хмыкнул Форест. — Нет. Однако, они кое-что забыли. — ответил он Лабарру. — Забыли. — кивнул Форест и невзначай сомкнул ладони в замок, подарив подопечным подсказку, на которую они совершенно не обратили внимания. — Тыльная сторона ладони, — не дождавшись ответа, огласил Гейдж, продемонстрировав внешнюю часть своей левой ладони и аккуратно скользнув пальцами по выступающим венам. — Хорошо видно, правда? Сложно ошибиться. К тому же, Робби может свободно пользоваться нехитрой уловкой: леди вряд ли откажет в просьбе поцеловать ей руку даже несмотря на то, что такой жест уже частично считается пережитком прошлого. — Рукопожатия, робкие прикосновения — тоже отличный предлог, — продолжил Форест так слаженно, будто они читали друг за другом страницу одной книги. — Если решаете укусить за ладонь, то убедитесь в том, что вторая рука жертвы не находится в слепой зоне — это может сильно помешать. — Ещё кое-что. Я всегда кусаю со спины, — решил дополнить Гейдж. — Это избавляет меня от необходимости объяснять жертве происхождение раны на теле. Но если вы пьёте кровь из видных мест, подготовьте хорошее оправдание. Можете порезать клыком кожу от одного следа зуба до другого, чтобы рана выглядела как царапина от лезвия или когтей домашнего животного. Здесь есть достаточный простор для вашей фантазии и изобретательности. — Развивайте своё обаяние и помните, что процесс обольщения делает вкус крови гораздо слаще. — громогласно завещал Форест. — Не говоря уже о том, что если у вас есть доверие и симпатия человека, оказанное им сопротивление будет гораздо меньше. — также гармонично завершил Гейдж. — Разве? — с сомнением спросил Робби. — Мне казалось, не так важно, считает ли человек меня хорошим знакомым или нет. Когда я вопьюсь клыками ему в кожу, он так или иначе будет в ужасе и начнёт сопротивляться. — Начнёт. Но ослабление бдительности действительно имеет значение, — терпеливо объяснил Форест. — Вы ещё совсем неопытны. Ваши будущие приёмы пищи будут сильно отличаться от обряда первой крови. Вы очнулись без памяти, но с диким голодом, вам привели человека, и вы бесконтрольно растерзали его, чтобы утолить первую жажду. Это вынужденная жертва, но так не будет всегда. Мы не можем допустить, чтобы каждую неделю в Салеме пропадало по меньшей мере человек двадцать пять на ужин вампирам из ордена. К тому же, в будущем вам понадобится гораздо меньше крови для насыщения. Вы уже можете заметить, что голод становится менее невыносимым. — Вторая неделя в новом обличии, верно? — уточнил Гейдж и дождался утвердительных кивков. — Питаетесь донорской кровью и пока что не выбирались на охоту. Чудесно. Рано или поздно вы научитесь управлять своим ядом и впрыскивать его в кровь при укусе. Это позволит вам парализовать жертв или даже доставлять им удовольствие при укусе — тогда они не только перестанут оказывать сопротивление, но и попросят вас продолжить. Но до тех пор нужно быть крайне осторожными. — Когда мы уже впервые выйдем на охоту? — Эллисон посчитала, что этот вопрос придётся к слову. — Когда я буду уверен, что вы в состоянии управлять собой и грамотно подчистить следы. — ответил ей Форест. — Осваивать когнитивные способности всегда сложнее, чем физические, поэтому я предлагаю начать с более лёгких техник и переходить к сложным уже тогда, когда вы будете чувствовать себя более уверенно. — Гейдж кивнул в сторону тропинки, выходящей на поляну и первым последовал по ней. Он позволил Форесту опередить себя и воспользовался этим, чтобы напасть первым без какого-либо предупреждения. О его намерениях могли заподозрить лишь Эллисон и Робби, когда Гейдж приложил палец к губам, призывая их молчать. В одну секунду Гейдж оказался прямо за спиной Фореста. Лабарр с поразительной ловкостью развернулся, толкнув Гейджа в грудную клетку раньше, чем он успел атаковать. Тот отшатнулся, едва устояв на ногах, и секундное помутнение позволило Форесту завалить его на землю посредством совершенно подлой подножки. Юные ученики вряд ли успели разглядеть всё как следует, ведь сцена развернулась в течение нескольких секунд. Форест перекинул ногу через Гейджа, придавив его бёдрами к земле и заломив его руки за голову. Кавелье тихо зашипел и стал брыкаться как рыба на крючке. Форест самодовольно ухмыльнулся — его брала гордость. По крайней мере, до тех пор, пока Гейдж не дал понять, что старался вполсилы. Стоило ожидать этого и не любить себя слишком сильно из-за того, что удалось сбить Гейджа с толку и с ног, потому что в следующую секунду верхом оказался именно он. Гейдж не стал распыляться на сантименты, рывком поднялся, удерживая Фореста за горло, отчего тот захрипел и беспомощно вцепился в его запястья. — Жёстче. — выстонал Форест высоко и через силу вытащил из себя гордую улыбку, надеясь скверно опошлить ситуацию и тем самым ослабить пыл Гейджа. Но он не купился. — Как скажешь, детка. — спина Фореста впечаталась в крепкий ствол дерева, и то тяжело накренилось, чуть выпустив из земли корни. Хруст сопроводился удивлёнными вздохами Эллисон и Робби — они могли только воображать, насколько силён был удар и какой болью он отдался в теле Фореста, раз даже крепкое взрослое дерево пострадало в этой схватке. «Когда-нибудь и мы станем такими же опытными и сильными» — прошептала Эллисон своему изумлённому компаньону. — Это всё? Всё, на что ты способен? — поддел его Лабарр, становясь белее, чем было, из-за того, что крепкая ладонь Гейджа препятствовала циркуляции воздуха. Гейдж удивлённо вскинул брови, услышав, что Форест ещё и хочет добавки. Неприязнь между ними искрилась неслабая, но никто из двоих не дрался в полную силу. Пока по голове гуляла мысль о том, чтобы ожесточить поединок, рука ослабла — не то случайно, не то нарочно. Форест одёрнул её от себя одним махом, крепко вцепившись пальцами в запястье, и пируэтом вальса закрутил Гейджа вокруг себя, чтобы взять его в захват и оказаться за его спиной. Толчок, и они оба полетели на землю. Форест нещадно вдавил лицо Кавелье ладонью в почву, навалившись на него всем весом своего тела — Гейдж оказался в совершенно безвыходном положении, прочно прибитый к земле и вынужденный едва ли не глотать мелкие ветки с отсохшими листьями. — Признаёшь своё поражение? — чётко спросил Форест прямо в ухо, когда оттянул его голову назад, потащив за пышные кудри. — Так и быть. — легковесно согласился Гейдж, и тогда Лабарр, довольный своей победой, развернул его к себе лицом, уложив на спину. — Повторишь это ещё раз? Глядя мне прямо в глаза. — всё ещё прельщённый выигрышем, ухмыльнулся Форест. — Молодец. Можешь даже выпить моей крови. — неожиданно выдал Гейдж, чем сбил Фореста с толку. — Зачем? — спросил он вполне логично. — Чтобы быстрее регенерировать. — аргументировал Гейдж, пожимая освободившимися плечами. — Я не пострада… А-ай! — начал Форест совершенно спокойно и закончил пронзительным криком, который смешался с напуганными воплями его воспитанников. Гейдж нырнул пальцами под рукав чужого пиджака, ухватился за оголённое предплечье и дёрнул, что было силы, совершенно её не жалея. Рука Фореста сперва просто показалась юным вампирам неестественно длинной, когда Гейдж начал тянуть её из рукава белого пиджака, запачканного крошками древесной коры и земли. Но всего через секунду она выскочила из него целиком — Эллисон едва не вырвало, когда её глаза врезались в отделённую от тела руку, окончившуюся окровавленным куском мяса с неровными шматками кожи и торчащей костью. На ткань пиджака в области плеча тоже сразу выплыла кровавая клякса, а Форест продолжал истошно кричать от боли и повалился лопатками на землю. — Ублюдок! Отдай мне мою руку, сейчас же! — завопил он не своим голосом. Гейдж наклонился к нему и добродушно скинул с травмированного плеча пиджак, обнажив бледный подтянутый торс Фореста. Робби замер, неотрывно смотря на сломанную кость, обрамлённую жилистым мясом, а Эллисон отвернулась, жалея, что ей нечего выпустить из желудка через рот, потому что психосоматические привычки человека её ещё не оставили, в отличие от подавляющего большинства естественных биологических процессов. Одной ладонью Кавелье ровно примерил обмякшую как тряпка вырванную руку к плечу, а другой подтолкнул затылок Фореста вперёд, чтобы тот ткнулся лицом в его шею. Всё ещё изнывающий от боли и внутреннего гнева, Лабарр с огромным энтузиазмом вцепился острыми клыками в чужие вены и стал жадно глотать его кровь. Гейдж открыто откинул голову назад и чуть наклонил её вбок, позволяя Форесту свободно сделать это. Сам терпеливо стиснул зубы, сквозь которые пробралось тихое болезненное шипение. — Полегче, твою мать. Тебе нужно пару капель, а не пару галлонов. — Гейдж очень скоро отпихнул его от себя и шатко поднялся на ноги, приложив пальцы к ране, что начала на глазах затягиваться, но продолжала болеть. Его помутившийся взгляд скользнул на лежащего на земле Фореста, чья рука успешно вернулась на своё место. Глаза Лабарра выражали лёгкую степень ужаса, а нижняя половина лица была вся перемазана в буро-чёрной жидкости. Он явно не ожидал, что его мнимая победа обернётся такой безжалостной уловкой. Может, вампиры и имеют поистине нечеловеческую регенерацию, но физическая боль от травм и увечий ничуть не слабее человеческой. Он приходил в себя за считанные минуты, а в моменте испытывал такую же дикую боль, какую испытал бы и обычный человек, лишившийся руки. Ещё несколько секунд разъединённые кусочки кожи сплетались друг с другом, и вскоре всё выглядело так, словно этой сцены не было. Не считая кровавых лужиц на земле и пиджаке, который теперь следовало разве что выбросить. Впрочем, костюм Гейджа тоже был испачкан и где-то даже изорван — Форест точно сделал это из зависти, потому что хотел бы себе такой же. — Ты… — начал было Лабарр, бессильно приподнявшись на локте и разминая саднящее плечо, чтобы прийти в норму. Но тут его будто сама земля к себе притянула, почувствовав родную мёртвую душу. Он завалился обратно наземь и крепко зажмурился, так и не договорив. Дыхание у него было очень тяжёлое. Эллисон и Робби неловко обступили своего наставника, со страхом поглядывая на Гейджа. — Что с ним? — спросил Робби. — Он умирает?! — испуганно выронила Эллисон. — Господин Лабарр, Вам плохо?! — Мне очень хорошо, — неровно отозвался Форест. — Сатанинская шлюха… Будь ты проклят хуже, чем есть сейчас. — Проклятая кровь очень опьяняет, — поспешил объяснить Гейдж, обходя лежащего на земле Фореста. — Читайте: действует как наркотик. Говорил же тебе, сволочь: не жадничай, много не пей. Хотел от досады досуха меня высосать, теперь лежи и не жалуйся, что перевозбудился. — Вы нас так напугали, — косым тоном начала Эллисон. — Я слышала, что регенерация справляется отлично практически с любыми несовместимыми с жизнью повреждениями, но это… — Было, как минимум, неожиданно и очень жестоко. — за неё закончил Робби, догадавшись, что девушка потерялась во всех известных ей словах. — Стоит отвыкать быть впечатлительными, — обрадовавшись, что урок усвоен за счёт своей достаточно острой наглядности, Гейдж по-доброму улыбнулся и поднял на молодых ребят свои каштановые глаза. — Вам повезло не жить во времена войн, когда от гранат части тела разлетались в разные стороны как разлетаются птицы при резком шуме. Если вам оторвут конечности, то постарайтесь вернуть их на место как можно быстрее, не то место травмы регенерирует само, и вы получите эффект ампутации. Кровь этому способствует, особенно кровь других вампиров. Но не перестарайтесь, иначе будете как дядя Форест. Наставнически оглядев новобранцев, Гейдж возвратил взгляд на Фореста, который нехотя поднялся и скинул на землю окровавленный пиджак. Гейдж всё ещё держал два пальца на старом месте укуса, хотя тот уже исчез. — Один-один, не так ли? — безмятежно улыбнулся Гейдж. — Живи и бойся. Моя месть будет неожиданной, — мрачно предупредил Форест. — А пока что нам нужно довести тренировку до конца и наведаться к мисс Бакстер. — Жду с нетерпением, — сказал Кавелье с подозрительно позитивной окраской и взглянул на старенькие наручные часы. — День будет долгим.