*
Утекая вглубь южного района, ближе к просторам массачусетских лесов, можно было здорово отвлечься от сотрясающих город новостей. На густые хромовые шапки деревьев, чьи стволы порой извивались с изяществом, достойным пейзажа талантливого живописца. На раскидистые поля с рассыпанными по ним цветами, на ту жизнь, что поразительно скоро менялась по мере того, как автомобиль курсировал по Лоринг-Авеню. Объехать город от самого его сердца к границе было недолгим делом, именно поэтому обстановка на улицах так необычно контрастировала. Ферма Бейкеров забирала себе внушительный островок территории прилегающих к окраинам полей, отгородившись низким бревенчатым забором. От рассвета до заката по просторному двору вальяжно гулял скот, за которым даже не всегда очень внимательно следили — только к вечеру животных сгоняли в крытые загоны. Именно сейчас Эрин нашёл вожака стаи, молодого крепкого парня, чью юность черт не очень удачно прикрывала смешная борода, — Алан был непомерно силён и при подаренном природой хрупком телосложении сумел хорошо обрасти прочными мышцами, однако, он был глубоко верен мысли, что его молодое лицо портит всю стать, а потому старался отрастить бороду, — загоняющим в хлев корову. — Добрый день, мистер Бейкер, — Эрин уважительно поклонился, сложив руки, и поднял голову с недоумевающим взглядом. — Наказываете корову за дурное поведение? — Добрый день, — Алан захлопнул шаткую дверь хлева, передав непокорную животину младшему брату, и почтительно поклонился шаману в ответ. — Она больна, мистер Каомханах. Её должен осмотреть ветеринар. А до тех пор, пока причина её недугов не выяснится, следует изолировать её от прочего скота. — Небеса не слишком любезны с нами в последнее время. — отягощённо произнёс Эрин, украдкой бросив взгляд в пасмурное небо. — Не говоря уже о том, как нам всем не хватает немножечко солнечных лучей. Как Ваша поездка в участок? — Алан предпочёл сразу перейти к делу и только небрежно отряхнул руки, с терпением шагая в сторону дома, чтобы принять почётного гостя. — Скверно. Вампиры и ведьмы всё также заносчивы. Не упускают и единой возможности говорить о своём превосходстве над нами. А люди… Весьма недальновидны, пока некоторые отдельные личности и вовсе абсолютно бестолковы, — размыто пояснил Эрин, следуя за вожаком. — Расследованию понадобятся молодые волки для патрулирования центральных улиц. Примете участие? — Не думаю. — кратко отозвался Алан, ступая по деревянным крылечным ступеням. — Прискорбно. Вам, как вожаку, не помешало бы проявить участие в этом деле, — не слишком осторожно посоветовал Эрин и к тому же сложно усмехнулся. — Не хочу показаться грубым, но бездействие не прибавит Вам репутации, и уверен, Ваш отец со мной согласится. — Моя жена может родить в любую минуту. Мне не хочется покидать её. — мрачно констатировал Алан и нахмурил густые брови, обернувшись на своего гостя. — Что ж. Если это единственная причина, по которой Вы отказываетесь возглавить поисковой отряд, — Эрин постарался прикрыть очевидное обвинение в некомпетентности вежливым тоном. — То не смею не позволить времени доказать это. Здоровья Вашим жене и ребёнку, мистер Бейкер. Будем надеяться, что она подарит Вам крепкого наследника или невероятно красивую дочь. — Спасибо. — хмуро ответил Алан, без явного желания пропуская своего гостя в дом. Эрин не желал вожаку зла и не намеревался оскорбить его. Однако, за тот срок, что стаей управлял Алан Бейкер, Эрин не единожды слышал с разных сторон, что Алан слишком рассеян для своей новой роли. Никто не спорил с его отличной физической формой — он был силён, ловок и всегда приносил завидный улов с охоты. Тем не менее, важные для вожака качества никогда не ограничивались одним только физическим преимуществом перед другими членами стаи. Вожак также должен иметь ярко выраженные лидерские повадки, холодный и острый, будто только остывший после ковки клинок, ум, стойкую храбрость и самоотверженность. Его отец прекрасно зарекомендовал себя в стае с самых первых дней ношения титула, и сегодня ликанам было с чем сравнивать. Но чемпионы — далеко не всегда выдающиеся педагоги, потому было несложно поверить в то, что образцовый вожак не смог подобающим образом передать сыну все свои лучшие черты, прежде чем отойти от главенства. Сегодня многие проявляли терпение по отношению к Алану. Некоторые молча дожидались его триумфального часа, другие старались аккуратно давать советы. Но бытовала мысль, что свои лучшие решения в качестве вожака Алан принимает под чутким руководством отца. Ещё одной нехорошей чертой Алана было нежелание слушать остальных старейшин. Порой и мнением отца он умел пренебрегать. Пока вожак молод, каждый его шаг оценивается, и то делается не из зависти и желания подвинуть его, а из самых чётких побуждений сохранить в стае порядок. Чтобы юный вождь не оступился, ему помогают старейшины — самые мудрые и старые волки, и эта поддержка необходима. Главное — уметь не принимать её на свой счёт, а видеть её такой, как она есть. Не бранью и попытками задавить авторитетом, а жизненными уроками, которые помогут в ведении внешней и внутренней политики общины. — Как думаете, будет ли нам полезен Рики? — осторожно спросил Эрин, что разместился на застеленном медвежьей шкурой диване в гостиной. — С чего бы? — спросил Алан осторожно, стуча пальцами по подлокотнику своего кресла. — Вы ведь в курсе о его романе с Жаннетт Шамплен? — поинтересовался Эрин. — Разумеется, — незамедлительно кивнул Алан и чуть нахмурился. — Вампиры, они… Бесчувственны. Все до единого, я уверен. Как бы мисс Шамплен не тешилась над нами, соблазнив нашего волка, она не станет держать его в курсе опасных подробностей. — Помимо того, хочу добавить, что ни Кавелье, ни, тем более, Лабарры, не станут приближать к себе ту или того, кто вступил в романтические отношения с оборотнем, — раздалось со стороны лестницы. — Добрый день, мистер Каомханах. Сдаётся мне, Вы крайне паршиво знаете вампиров, раз полагаете, будто эти отношения могут принести нам пользу. Голос принадлежал мужчине, чей возраст верно приближался к шестидесяти годам. Выглядел он заметно моложе — ни единого седого волоска, свежее лицо с яркими голубыми глазами, хромая, но бодрая походка. Это был бывший вожак, Долан Бейкер. — Они в этом плане гораздо более принципиальны. В их монополии с оттенком старомодного монархизма нет места тем, кто недостаточно идеально подходит под каноничные параметры, — с усмешкой рассуждал Долан, оказываясь всё ближе к посетителю фамильного гнезда. — Пока мы смиряемся, позволяя Рики следовать своим чувствам и при этом оставаться равноправным членом стаи, они безжалостно отдаляют «провинившуюся» леди всё дальше от «трона». — Я слышал, будто она «слишком молода», — продолжил с ним Алан, неохотно распространяя сплетни о нелюбимых союзниках. — Чтобы приблизиться к верхушке ордена. Однако, уверен, что дело не в этом. Совету и его приближённым это просто не нужно. — Жестокая игра, но справедливая, — вынужденно признал Эрин, поклонившись члену совета старейшин. — Должен сказать, этот союз достаточно оскорбителен, чтобы совет более не желал видеть мисс Шамплен в числе служителей. — Хорошо, что Вы не слепы от ненависти, мистер Каомханах. Ведь в каждом доме свои порядки. Это также хорошо для расследования. Я уверен, что вампиры разгневаны этим лицедейским убийством и твёрдо намерены осудить виновника, — неспешно говорил Бейкер-старший. — Нам стоит сотрудничать. — Мне приятна Ваша похвала, но если быть откровенным, я не так уж хорошо справляюсь со своей ненавистью, — честно признался Эрин, что стоило ему больших усилий. — Я корю себя за это. Знаю, что ненависть губительна. Однако, сотрудничать с высокомерными кровожадными чудовищами очень тяжко. — Вы достаточно мудры, чтобы увидеть проблему. Так приложите усилия и устраните её, — настоятельно порекомендовал Долан. — Никому не по душе наследие древних ведьм. Но наши руки связаны, поэтому мы обязаны признавать величие ордена и повиноваться их воле. — Всем известно, что наше влияние — не больше, чем мираж, — тускло поддержал Алан, сложив руки. — Однако, вампиры благосклонны? Эрин бесшумно фыркнул, отводя глаза в раздумьях. Он знал, что достаточно зрел, чтобы поучать младших. Достаточно зрел, чтобы заявлять, что умеет обращаться со своей жизнью. Однако, шаманов привычно видеть менее подверженными негативным эмоциям. Эрин же не мог держать себя в руках и оставаться беспристрастным, когда дело касалось вампиров. — Я потратил всю свою молодость на попытки открыть точки влияния, чтобы узнать, что ничто не способно овладеть магией древних ведьм, кроме самих древних ведьм. — обречённо поделился Эрин, обращаясь к отошедшему от дел вожаку. — Незадача. Древние ведьмы давно уже вымерли как вид. — со вздохом напомнил Долан и покачал головой, после чего мученически улыбнулся, чтобы Эрин понял, что ему искренне соболезнуют. — Это хороший жизненный урок. Они поплатились за свою абсолютную ненависть, — Эрин коротко усмехнулся, находя этот факт забавным. — Это иронично. Погибнуть от рук своего же творения… Сама судьба наказала их. — Судьба хитра, но именно ею Вы можете утешить себя всякий раз, когда гневаетесь на вампиров, — возвышенно отметил Долан и разместился в своём кресле, оставляя возле себя пепельницу, чтобы закурить. — Древние ведьмы не только желали уничтожить наш вид, но и прикладывали к этому усилия ‐ существование вампиров тому свидетельство. Лестат де Шеврез жесток и кровожаден: он уничтожил древних ведьм, которые дали ему жизнь после смерти, а с ними и почти всех вампиров, которые помогали ему в этом, боясь, что своего нового лидера они могут предать также легко, как предали прежних хозяек. Вампиры были созданы, чтобы первопроходцы американских земель из Старого Света смогли выиграть в войне с нашими предками. Были созданы истребить нас. Лестат — тот, кто был поставлен ведьмами во главе вампирской армии против армии оборотней. Он убивал наших предков по их приказу. Он дал будущим колонистам эту победу, заставив наших выживших прародителей пуститься в бегство, поджав хвосты. Но сейчас, имея власть, а не находясь под ней, он позволяет нам жить спокойной жизнью. Орден не трогает нас, хотя мог бы. За это я глубоко уважаю мистера де Шевреза. — За то, что у нас есть возможность жить, но жить, шагая по струнке, играющей вампирам реквием? Мы в глазах кровососущих упырей — подданные их великой империи. Они позволили нам вернуться на наши земли, они позволили нам стать членами договора Крови, — с неприкрытой неприязнью перечислял Эрин, напористо расставляя акценты в нужных словах. — Это унизительно. — Так или иначе, мы бессильны, — напомнил Алан, разведя руками, а его отец в ответ на воспитанную в нём истину утвердительно кивнул. — Де Шеврез со своими приспешниками не только истребил древних ведьм, но и подчинил своей воле новых. Пока у них такие сильные союзники… У нас нет ни единого шанса. Если бы только была надежда собрать доказательства… — Я более чем уверен, что эти доказательства существуют, — напористо прорычал Эрин, крепко сжав руки в кулаки, когда животная натура, от злости, попыталась взять над ним вверх. — Быть может, вампиры были достаточно умны, чтобы уничтожить всё, на чём могут попасться. Но они также достаточно самолюбивы, чтобы сохранить «трофеи», которые из года в год будут напоминать им о сладком вкусе крови древних ведьм. Поместье ордена Клыков — проклятый лабиринт с тысячей замков. За одной из запертых дверей точно прячется их погибель. — Да, это дало бы нам мгновение триумфа. Но мудрец никогда не отрубит ветку, на которой сидит. Даже если она неудобна, — Долан покачал головой, поймав на себе неуверенный взгляд сына. ‐ Наша жизнь как шахматы: чтобы не остаться ни с чем, нужно всегда продумывать последствия своего хода. Если нам удастся добыть у вампиров сведения о древних ведьмах и передать их новым ведьмам, чтобы переманить их на свою сторону и уничтожить первых, то это будет прекрасно. Но подумайте о том, что будет после, ведь история пугающе циклична. «Кровососущие упыри» своим бессмертием не дают кругу сомкнуться. Мы должны быть благодарны де Шеврезу за то, что он взял новых ведьм под свой контроль и не позволяет им добраться до знаний о древних ведьмах и их практиках. Вампиры держат силу ведьм на том уровне, который более или менее безопасен для нас всех. Но если они овладеют силами своих предшественниц, то… Поверьте, нам будет гораздо хуже. Когда они поймут, что вампиры были их творением и выучат заклятие, способное превратить всех вампиров обратно в людей, те тут же обернутся трупами и исчезнут как вид. А сами ведьмы станут такими, какими их знали наши далёкие предки — могущественными и неудержимыми. Мы, конечно, попытаемся приструнить их… И оттого вновь станем их мишенями. Я уверяю вас, пока эта история достаётся нам от наших дедов, Лестат де Шеврез видел всё это своими глазами, и он сделал всё, чтобы подобного не повторилось. — Да и вампиры рано или поздно появятся вновь. Скорее всего, новые ведьмы изучат ошибки своих предшественниц, создадут их менее осознанными, чем есть сейчас, чтобы они точно не смогли восстать против рабства. И тогда, возможно, нам придёт конец, — Эрин грустно хмыкнул, признав, что осторожное мышление Долана отнюдь не лишено логики. — Что определённо будет не хуже, чем находиться под гнётом ведьм. — Всё верно, — Долан кивнул и отчего-то беззаботно улыбнулся. — Мы живём во времена без войн, восстаний и заговоров. Мы ведём хозяйство, создаём семьи, растим детей, чтим традиции и отмечаем праздники. Это чудесно, и я не хотел бы лишить весь наш род благодати ради мнимой справедливости. Вампиры чрезвычайно умны, и это их красит на фоне высокомерия и властительности. Быть может, то, что Лестат жил во времена повсеместно распространённой монархии, помогает ему оставаться монополистом и подминать всех под себя… Однако, это не так плохо, как может казаться. — Вампиры, ведьмы… — фыркнул Алан устало, потирая виски. — Почему же они так сильны и почему мы так слабо смотримся на их фоне? — Потому что они служат лукавому, — Эрин согнул губы, выражая чёткое осуждение. — А он даёт безграничную силу и власть. Но заплатить своей душой… За бессмертие или за умение подчинять живое чёрным колдовством… Мы те, кто мы есть, и это не наше оружие. Быть может, нам действительно стоит концентрироваться на обеспечении наших семей и сохранении традиций, а не заниматься политикой завоевания. Всё, что в наших силах, — а именно, сдерживать бесовство и не позволять ему в край обнаглеть, ‐ мы делаем.*
Часы чинно тикали, отсчитывая дню время до скоропостижной смерти. Вечер становился всё ближе, и Гейдж уже готовился закрывать лавку. В последнее время ему слишком часто требовалась помощь молодых подчинённых, которым он предлагал за щедрую доплату поработать продавцом в его антикварном магазине. Юные вампиры шли на это охотно, ощущая свою вольготность в стенах помещения, заставленного старыми раритетными вещами. Это Гейджу и не нравилось. Некрасиво, на его взгляд, выглядело, как души, стоящие бесценок, выдвигали себя под аукционный молоток в надежде набить цену повыше. В бледных лицах читалась абсолютно неоправданная напыщенность, стоило малышам почувствовать себя до чертей взрослыми и важными, ведь сам господин Кавелье доверил им свою дражайшую, во всех смыслах, антикварную лавку. «Интересно, было бы в глазах столько же самоуверенности, заставь Форест одного из них порулить гей-клубом?» — саркастично думал Гейдж, отпуская своего помощника. Справедливости ради, один счастливчик-таки нашёлся. Помнит дьявол, видел Гейдж этого вампирёныша один-единственный раз в жизни, а дальше до него только слухи доползали, что Лабарр его взял к себе «на короткую ногу». Речи весьма сомнительные, поскольку много ума Гейджу не понадобилось, чтобы увидеть, что дальше должности управляющего в клубе доверие Фореста к тому парню не возросло. Иной раз его даже не балах было не видно. Но одно дело — доверить ночной клуб. И совсем другое — магазин вещей, которые старше девяносто девяти и девяти процентов жителей планеты. Если в клубе новичок мог плавно ориентироваться по позициям в меню и подсказкам старших сотрудников, то здесь нужно было досконально углубляться и уметь хорошо рассказать о каждом товаре, который мог заинтересовать заходящих посетителей. Кроме того, разбитая французская ваза эпохи правления короля-солнца никак не измерялась ценой разбитой бутылки мартини, которое так модно пить на территории Фореста Лабарра. Благо, конфузов с товарами в лавке ещё не случалось, но Гейдж всё равно беспокоился об этом. Работа в лавке была его отдушиной, и он искренне горел этим, несмотря на нередкую сложность клиентуры. Как правило, в таких местах светятся только обеспеченные люди, а им всегда и солнце светит ярче, и вода вкуснее, живительнее. Благо, Гейдж был достаточно опытен, чтобы найти подход к любому разуму. Чаще всего для этого ему даже не требовалось применять сверхспособности. Он был вкрадчив и терпелив с покупателями, но сейчас, конкретно в данную минуту, Гейдж ощущал, что скоро выйдет из себя. Ему пора было закрываться — пустяк, время не утекает сквозь пальцы, когда ты живёшь вечно, а вот хорошие деньги всегда кстати. Но когда деньгами и не пахнет, сохранять самообладание кажется бесполезным. — Уважаемый мой Ге-ейдж, — мужчина тянул его имя так противно, в довесок считая, что имеет полное право обращаться к нему по имени — о, Гейдж поправлял его десяток раз и просто устал это делать, — аж в ушах звенело. — Друг мой любезный… — Полагаю, мистер Кобблпот, я перестану быть вашим другом также скоро, как корчму, стояющую напротив, закроют к чертям собачьим. — хмуро ответил Гейдж, параллельно пересчитывая деньги в кассе и записывая все доходы с расходами в отдельный бланк. — Не закроют крч… Кор… — мистер Кобблпот замахал руками и глухо кашлянул в кулак, не сумев подцепить на хмельной язык незаурядное словечко. — Придёт день, и я лично выкуплю помещение. А как выветрится запах размешанного пойла, так открою там цветочный магазин. Или книжный. Вам уж точно ни в один, ни в другой не по пути. — не слишком вежливо отозвался Кавелье, вовсе уронив незаинтересованный собеседником взор в бумаги. Оскар Кобблпот — мэр Салема. Тучный неровный мужчина, чей живот шире многих дверей в городе. На лице у него свиное рыло, и внутреннему миру оно периодически прекрасно соответствует. В трезвом виде он — милейший мужчина, жена которого притворяется ведьмой и порхает с утра до ночи над надуманными нерабочими ритуалами. О благосостоянии города он заботится, и как политик неприязни не вызывает, но Гейдж не секретарь в мэрии, и трезвым его обычно не видит. А по пьяни он тип жутко неприятный, дотошный, не знающий никаких границ и никакого голоса совести. Сейчас перед ним трепыхалось покрасневшее от пива потное лицо, которое бесперебойно извергало изо рта ересь, и Кавелье не мог счесть визит самого мэра в его лавку за благословение. Напротив Vampire Antiques стояла старенькая забегаловка с низкосортным пойлом и отвратительным контингентом гостей. Мистер Кобблпот мог позволить себе отдыхать в более престижных заведениях — его уровню соответствовал ресторан морской кухни Finz, например, который пользовался любовью многих состоятельных горожан. Но мистера Кобблпота влёк грязный трактир с пьяными вусмерть потрёпанными разведёнными женщинами за сорок, у которых из-под маек вылезали поношенные пуш-апы. И необременёнными интеллектом мужчинами-быками, которые после третьей кружки вонючего тёплого пива начинали балаганить и выносили своих собутыльников аккурат вперёд ногами через двери паршивого заведения. Наверняка, единственная причина, по которой возобновивший работу после отмены сухого закона старый трактир ещё не закрылся с концами, заключалась в том, что его любил посещать мэр города. Вроде как у него с этим гнетущим местечком были связаны воспоминания из молодости, поэтому надежды полиции и работающих рядом магазинов из года в год не осуществлялись. Страшно было даже и подумать, какие у приличного с виду человека с этим местом могут быть связаны «приятные» воспоминания. Гейдж знал, что будучи маленьким мальчиком, мистер Кобблпот проводил здесь всякий вечер, в который детям принято было сладко спать. Его родители были отвязной парочкой вроде Бонни и Клайда, и хотя детство с такими людьми нельзя назвать безоблачным… После того, как отец мистера Кобблпота сел в тюрьму за убийство своей жены и её любовника, всё пошло ещё хуже. И так уж вышло, что детство в этом поганом местечке казалось нынешнему мэру более привлекательным, чем его последующие годы в приюте для сирот. Впрочем, очень часто Гейдж закрывал магазин быстрее, чем только распахнувший двери паб успевал собрать свою постоянную аудиторию и довести её до нужной кондиции, чтобы кто-нибудь решился устроить посреди улицы гладиаторский мордобой. Может, он бы обращал на это место гораздо меньше внимания, если бы завсегдатой привычкой мистера Кобблпота не стало после нескольких кружек вонючего пива заявляться к Гейджу в лавку и уговаривать его продать свой автомобиль. Сегодняшняя история не стала оригинальной в сравнении с другими, и Гейдж слышал одни и те же слабые аргументы в несосчитанный раз, пока пытался закрыть кассу и отбыть по своим делам. Он бы даже не подумал, что когда-нибудь захочет поскорее увидеть Фореста, но сегодня это случилось, поскольку именно его появление должно будет значить, что им пора направляться в полицейский участок. — Ну неужели ты недостаточно поездил на ней! — по-детски обиженно лепетал мистер Кобблпот, и плавно покачиваясь на непропорционально коротких телу ногах, держался вспухшими пальцами за стойку. — Я тебе уже предлагаю почти в два раза больше, чем она стоит! — Я не бедствую, мистер Кобблпот. — лаконично ответил Гейдж, решив напрочь проигнорировать первую фразу нежеланного собеседника, настолько она была глупой. — Ну как она может не продаваться! — в упор не понимал мужчина. — Она ж раритетная? Ик! Раритетная! И возле антикварного магазина прямо стоит! — Так возле магазина, а не посреди зала с жирным ценником на капоте. — весомо аргументировал Гейдж, по-прежнему не поднимая потухшего от скуки взгляда — чего ему гореть, одни только числа, да мусорные звуки с запашком дешёвого спирта. — Эх, Гейдж… Неприятный ты… Ик… Человек. — цокнув языком, мистер Кобблпот покачал головой так, будто она вот-вот с красной шеи слетит, если он распустившийся галстук не подвяжет и пуговицы на вороте рубашки не застегнёт. — Вам понадобилось слишком много времени, чтобы это понять, — кратко усмехнулся Гейдж, удостоив мужчину взглядом лишь на долю секунды. — Ступайте домой, мистер Кобблпот. Не то Ваша жена обидится и наведёт на Вас порчу. — Тьфу ты… Она скорее на тебя порчу наведёт. Я вот попрошу её… Ик… И будет тебе худо. — совершенно серьёзно произнёс Оскар. — Жду с нетерпением. — издевательски поддел Гейдж и закинул локти на стойку, уронив подбородок на ладони, чтобы посмотреть внимательно на мужчину — похоже, тут диалог стал его немного интересовать. Кому же не будет весело послушать об умениях самопровозглашённой ведьмы? — Вот ты в магию, может, не веришь… А она есть! — убеждённо заговорил он и наклонился поближе к Гейджу, обдав его свежее украшенное искусственными веснушками лицо алкогольным амбре, отчего Гейдж даже не поморщился, пусть и с трудом. — Ой, да что я тебе рассказываю… Будто больно много ты понимаешь. А ведьмы правда есть! И жена моя… Ик… Ведьма! — Разумеется, — покорно кивнул Гейдж, соглашаясь со своей жуткой невежественностью. — Мне пора закрывать магазин, сэр. Так что уходите. — Так я же покупатель! — он сложил указательный палец с большим и затряс ладонью перед лицом Гейджа. — Вы слишком долго выбирали, я уже закрыл кассу. Так что больше ничего не продаётся. Будьте добры покинуть помещение. — спокойно промолвил Гейдж, не сдвинувшись ни на дюйм от мельтешащей перед глазами руки. — Ты дурак, скажи мне честно? Я в сотый раз тебе говорю: продай мне свой Кадиллак! — упорно настаивал Кобблпот. — А я Вам в сотый раз отвечаю: мой Кадиллак не продаётся. — с аналогичным упорством возразил Гейдж. — Почему?! — отчаянно переспросил Кобблпот. — Потому что это мой личный автомобиль, — невозмутимо ответил Гейдж. — На чём я, по-вашему, отсюда уеду, если продам его? — Так на деньгах, которые я дам тебе, сучонок! — Кобблпот загорланил так, что в Гейджа прилетели слюни, и ему всё же пришлось отодвинуться, притом сдерживая жар злости, приливший в грудь от столь нахального обращения. — И я знаю, что это не единственная твоя машина, так что не придуривайся, будто тебе вмиг станет кататься не на чем! Гейджа этот аргумент поразил. А как бы было, знай мистер Кобблпот, что Гейдж ещё и живет в десяти минутах ходьбы отсюда! Не то что бы ему было настолько лень передвигаться на своих двух, но Гейджу частенько нужно было по делам в другую часть города до работы или после, поэтому в магазин он почти всегда приезжал на автомобиле. И как кстати к предзнаменованию развернувшейся дискуссии, выбор обычно падал на чёрный лакированный Кадиллак Девилль шестьдесят восьмого года выпуска, который Гейдж в тот же год и приобрёл. У Гейджа имелась и замечательная глянцевая Ламборгини, но на ней он предпочитал ездить в ночные клубы или вечерние рестораны, в которых забронирован столик для романтического свидания. Имея подобный репертуар автомобилей в пригороде, Гейдж был готов к излишнему вниманию. К тому, что его будут обсуждать или к тому, что придётся с улыбкой позволять кому-нибудь сфотографироваться возле его автомобиля. Но явно не к тому, что мэр будет заявляться к нему под градусом, по крайней мере, дважды в неделю и умолять о возможности выкупить Кадиллак. Аргументируя свою просьбу, притом, тем, что у Гейджа и так есть, на чём ездить. Ещё бы на автобусе прокатиться ему посоветовал! — Вы не считайте мои машины, мистер Кобблпот, — Гейдж потянулся к белому хлопковому платку, что мягко лёг на его холодные щёки, вытирая чужие телесные жидкости. — И не разговаривайте со мной в таком тоне. Мне уже порядочно осточертело Ваше панибратство. Будьте так добры, обращайтесь ко мне также, как положено обращаться к любому незнакомцу. Для Вас я не Гейдж, а мистер Кавелье. Или, по крайней мере, «сэр». — Да я вдвое старше тебя, щенок малолетний! Твоя мамаша ещё не знала, от кого родит тебя, когда я уже диплом получал! — мистер Кобблпот резко достиг предельного количества децибелов, пьяно рассердившись на то, что Гейдж смеет требовать к себе какого-то уважения. — Сколько тебе там? Восемнадцать? Двадцать? На кой чёрт тебе, пацану малому, нужна машина года рождения твоей матери? — Мне двадцать три, мистер Кобблпот, — на тихом выдохе наврал Гейдж. — Что поделать? Люблю старые вещи, они меня тоже обожают. Кадиллак прекрасен, и Ваша жена ничего. Пока утягивающий корсет не снимет. Полагаю, если бы жизнь свела нас в её юности, я бы посчитал иначе. — Знаешь… — он сбавил громкость также быстро, как и нагнал, переключившись щелчком тумблера в подвыпившей голове. — А я ведь и выжить тебя из Салема могу. — Конечно, я понимаю, — смиренно произнёс Гейдж, про себя сильно возмутившись такому заявлению. Впрочем, учитывая его дерзость, это было понимаемо. — Но на это Вам понадобится какое-то время. А я могу убить Вас беспощадно, жестоко и безнаказанно прямо здесь и сейчас. — Что? — ошалевши переспросил мистер Кобблпот, меньше всего ожидавший услышать подобный контраргумент. — Вам повезло, что я предпочитаю кровь молодых здоровых девушек, а не выпивающих мужчин средних лет, — Гейдж перевалился через стойку, схватил мужчину за галстук и выстрелил своим цепким взглядом в его заплывший. — Убирайся к чёртовой матери и забудь сюда дорогу. Вместе со всем, что ты сейчас услышал и вместе со своим чёртовым желанием купить мою грёбанную машину. Гейдж отцепился от него столь резко, что тот аж пошатнулся. В его глазах потемнело, радужка показала оттенок безумия, туманности разума, в который залез некто посторонний. Выровнявшись, мистер Кобблпот проморгался, снимая с себя наваждение вампирских чар, и потерянно огляделся. — Бог мой… Что я здесь делаю? — он недоумённо посмотрел на Гейджа, который невозмутимо потирал ладони, как бы избавляя себя от неприятных прикосновений. — Вы ошиблись дверью, сэр. — вежливо улыбнулся Гейдж, невзначай указывая ему на выход. — Простите… — виновато промямлил мистер Кобблпот, озадаченно почесав затылок. — Вы… Не могли бы… Что это за улица? «Перестарался» — подумал Гейдж, вновь пробежавшись мысленно по неаккуратной формулировке, слетевшей с его губ в порыве короткой вспышки агрессии, которая так быстро сошла на нет за удовлетворением своей задетой гордости. — Пересечение Форт-Авеню и Эссекс-Стрит, сэр. — добродушно ответил Гейдж. — Спасибо. Всего доброго, — смято выбросил мужчина, на пятках развернувшись, и торопливо засеменил к выходу, где напоролся плечом на долговязую фигуру парня, которого он даже не заметил. — Простите… — Всё играешься с людишками? — с косой усмешкой спросил Форест, обернувшись на покинувшего магазин мужчину, который странно встал посреди тротуара, пытаясь понять, что с ним приключилось, и как из его головы пропал целый кусок памяти. — Ему не вредно. Кажется, будто он даже немного отрезвел. — Гейдж коротко улыбнулся, потушив бра, висящее возле стойки продавца, из-за которой он и вышел. — Вот и я о том говорю. Будь у меня такая способность, я бы заставил его вылизать мою обувь или пробежать голым по улице, чтобы полноценно отомстить, — с большим размахом фантазии представил Форест. — Или хотя бы соврал ему насчёт улицы, на которой он находится. Всё веселее, чем просто безвозмездно послать его восвояси. — Поэтому эта способность и досталась мне, а не тебе, — парировал Гейдж, запирая на ключ стеклянную дверь перед тем, как опустить на неё и на окна чёрные рафшторы. — Мне достаточно и того, что он просто отвязался. — То есть как со мной ругаться, так надо мне обязательно руку оторвать, а как вот с этим позорищем разобраться, так и домой отправить достаточно? — кажется, немного обиженно произнёс Форест и даже оскорблённо руки на груди сложил. — Я ведь знаю, что ты любишь всё неординарное. — подколол Гейдж, укрепляя опущенные рафшторы ключом, для чего ему пришлось опуститься на корточки ближе к асфальту. — Пх… Ты предупредил этого вельможу, который строит из себя аристократа, к какому времени он должен подъехать к участку? — ловко перевёл тему Форест, не удовлетворившись ходом разговора, к которому он сам привёл диалог. — Итана? — дождавшись утвердительного кивка, Гейдж кивнул в ответ. — Надеюсь, из аристократических повадок он подчеркнул и пунктуальность. — Если он сделал это также неумело, как с прочими благородными привычками, то точно опоздает. Элоиза твоя что? — нарочито незаинтересованно продолжил спрашивать Лабарр. — Не беспокоил её, — прикрыв глаза, Гейдж на секунду поймал перед опущенными веками картинку из нового воспоминания — вид Элоизы, голой, лежащей под ним в удивительном сочетании удовольствия и помешанности. — Тем более, ты теперь не веришь, что она точно не виновна. К чему подозреваемую звать искать саму же себя? Гейдж ещё раз оглядел вид закрытого магазина, невольно стараясь перевести внимание с выросшего в мозге воспоминания, и спрятав во внутренний карман пиджака ключи от помещения, выменял их на ключи от автомобиля. Ему странно было понимать, что он помирился с Элоизой. Ему это как минимум было незачем, поэтому, когда он, уходя, получил нежный поцелуй в губы, на крыльцо вышел несколько растерянным. Это дико глупо, но выполняя свою миссию, Гейдж настолько не удосужился подумать о последствиях, что теперь просто не знал, какие меры ему предпринимать в отношении вернувшейся к нему бывшей партнёрши. Сейчас он просто старался об этом не думать, а тогда решил, что хуже эти отношения ему пока что не сделают. Имелись более важные проблемы, которые требовали его чёткой концентрации, поэтому Гейджу стало не до Элоизы и не до такого, что между ними происходит. А она, по старой памяти, была осведомлена о том, что её кавалер — достаточно занятая персона, у которой часто появляются какие-нибудь неотложные дела. В этом плане Элоиза не вызывала никаких проблем. Сама была при деле, и Гейджу никогда не мешалась. К тому же, в отличие от многих, не подхалимничала и не стремилась оказаться поближе к верхушке ордена за счёт личных взаимоотношений. — Логично. — только и смог ответить Форест и сел в машину, когда Гейдж галантно открыл перед ним дверь пассажирского сидения, тем жестом сделав издевательский намёк на его излишнюю феминность, который Форест, в свою очередь, принял с нарочной серьёзностью. Дальше они ехали молча, поскольку общаться им было не о чем. Всё, что они могли друг другу сказать касательно дела, они сказали, ещё выходя из участка. «Шериф сыскал себе придурочного помощничка, ведьма слишком молодая, оборотни — в край обнаглевшие» — эти тезисы прозвучали, и повторяться им было незачем. Джеймс не был рад увидеть эти лица вновь. Особенно лицо Фореста, которое до сих пор в его мыслях стояло страшной гримасой. С шерифом это представление Джеймс не обсуждал. Стоя у кулера с водой с колотящим как колёса по рельсам сердцем, он убеждал себя в том, что, наверное, просто перенервничал. Работа неспокойная, да ещё и какое необычное преступление — наверняка, вид трупа, который обследовал Джеймс, оставил на его нервной системе странный отпечаток. По крайней мере, в это ему было поверить гораздо проще, чем в то, что Форест вампир. В небе, спрятавшись в тяжёлых тучах, распевался гром. Джеймс уже сидел внутри чёрного полицейского Форда, истомлённо наблюдая за тем, как по лобовому стеклу колотят редкие мелкие капли. Вид за окном омрачнел, и в тоскливом сумраке сплошь выделялись подсвеченные витрины вряд стоящих магазинов, которые сопровождали центральную улицу до самого её конца. Из магнитолы играли песни группы Maroon 5, сигаретный дым улетал в приоткрытое окно машины. Будучи под безобидной дозой успокоительных, Джеймс чувствовал себя не так уж плохо. Он знал, что понадобится много сил на это расследование, но не чувствовал, что они у него имеются. Каких бы сложностей не выпало на его долю, а подобных неприятностей он явно не ожидал. К такому нельзя подготовиться. Сидя в одиночестве, Джеймс всё никак не мог взять в толк одну вещь: каким образом все эти люди получили доступ к расследованию? Были они настоящей нечистью или не были, это нельзя было назвать ничем, кроме коррупции. Поскольку Джеймс был уверен, что ни один из них не имеет доподлинного удостоверения и выслуженных лет обучения в полицейской академии за спиной. «Быть может, со мной что-то не так, но не с этим миром…» — вдруг поразмыслил Джеймс, обняв губами сигарету и как следует прислонившись виском к оконному бортику. Джеймс зарекомендовал себя скептиком и выразил весьма чёткую позицию непринятия. Однако, то, что он обозвал маскарадом, окружающие принимали с впечатляющей серьёзностью. Это касается и шерифа, который до нынешнего времени выглядел для Джеймса более чем адекватным, и уймы других резко появившихся в расследовании людей, которые играли с шерифом в одну игру. Но ведь полицейский участок — явно не место для игр. И даже имея такое влияние, смог бы шериф Аркетт организовать всё так, чтобы случайные, немного поехавшие горожане вдруг начали принимать специальное участие в расследовании? Этот довод казался непостижимо странным. На фоне его теории, менее нелепо звучало то, что все эти люди действительно только похожи на людей. А что, если всё так и есть, как об этом говорят? Если это не ложь, не игра, не вымысел? Джеймс решил пойти от противного и сказал себе натянутое: «допустим, я верю, но что тогда?». Тогда всё выходит даже более страшно, ведь, в таком случае, сегодня Джеймс находился в одной комнате с двумя людьми, которые давно уже умерли, но продолжают казаться живыми, убивая других людей. И с миловидной молодой девушкой, которая смотрит на мир глазами самого дьявола. Даже тому, кто решился быть полицейским, думать об этом не по себе. Нет, не так. Джеймс научился не бояться того, что он может объяснить. Но это… Необъяснимо. И неизведанность, полное отсутствие подкованности, рождающее беспомощность, заставляет по-настоящему бояться этих существ, кем бы они не являлись. Одна сторона Джеймса грубо отвергала все возможные мысли об этом и просила его элементарно смириться со всем происходящим, будто ничего примечательного не происходит. Но это было сложно — чёрт подери, да, сложно делать вид, что ничего не происходит, когда к расследованию доверенного тебе дела подключаются некие персонажи, представляющиеся не то ведьмой, не то вампиром, не то вовсе волком огромным. И на фоне этого, другая сторона Джеймса била тревогу, врубала сирену и красную лампочку. Был у него всё-таки небольшой соблазн из любопытства заглянуть в оставленную шерифом папку. Прочитать, что и кем в неё было записано аж о трёх видах мистических существ, переворачивающихся людьми в толпе сих же. В голове бушевал неслабый диссонанс, дезориентация вместе с отчаянными попытками влепиться мысленными ногами в мысленный фундамент мироздания, который элементарно грохнулся в один день, чего ни разу за другие двадцать пять с лишним лет не случалось. Но первая сторона пока что выигрывала, поэтому мысли о чтении папки Джеймс зарывал какими-нибудь другими мыслями. Например, начиная осматриваться и искать, за что зацепиться взглядом, чтобы построить линейку-другую бессмысленных размышлений. Неподалёку от стоянки сновали сотрудники при исполнении. В вечерней дождливой полутьме их фигуры размывались и становились незначительными. Когда на стоянку въехала патрульная машина, Джеймс внимательно прищурился. До этого момента он удобно располагался в кресле, в позе полулёжа, будто бы это был его личный Форд, а не государственная собственность. Но как только фары патрульного автомобиля осветили парковку, Джеймс вскочил, включил лампочку и убавил звук почти до минимума, толкнув плохо запертую дверь. — Эй, Райдер! — свистнул Джеймс, швырнув в сторону бычок, и когда внимание коллеги было привлечено, продолжил. — Какого чёрта ты здесь делаешь? Разве ваше дежурство уже окончено? — Так точно, Джимми. — офицер солоновато улыбнулся, натянуто отсалютовав знакомому. — Не ври, — хмуро изрёк Джеймс, сверившись с наручными часами. — Указов о сокращении патрульных часов не было. По улицам убийца гуляет, а ты хочешь свалить с дежурства пораньше, серьёзно, мать твою? — Мы приехали, вы сейчас уедете, — с надменной усмешкой плюнул Райдер. — К тому же, ты мне не указ, Роджерс. — Послушай тогда шерифа, — сказал Аркетт, появившийся на стоянке в строгом стане и в компании двух «специальных агентов». — Можешь ехать домой, но недоработанные часы скажутся на твоей зарплате. Джеймс, ты собрался вести машину? Или, может, пересядешь на пассажирское? Джеймс, чьё лицо расцвело при виде выданного нарушителю выговора, моментально стушевался и начал неуклюже перебираться на соседнее сидение, чтобы освободить место шерифу. Задние двери в унисон распахнулись, впуская в салон ведьму, шамана и вечерний холод. Джеймс резво пристегнул ремень и выключил радио, пока Стивен включал фары и дворники, начавшие второпях выгонять со стёкол дождливые разводы. — Смотри-ка, какой малыш Джимми стал важный, — неприязненно уронил Райдер, обращаясь к своему напарнику, который поспешил спрятаться от дождя на крыльце. — С шерифом катается, нагоняи нам раздаёт за то, что мы на сорок минут раньше вернулись. Чем только этот бестолковый болван заслужил такие почести… — Два сверхотряда успешно проинструктированы и уже отправились изучать окрестности. А мы едем на кладбище Ховард. — проинформировал Аркетт, выезжая со стоянки. — «Сверхотряда»? — переспросил Джеймс. — Я их так назвал, — гордо поделился шериф. — Они смешанные. Один возглавил вампир, второй — оборотень. Обоим выданы полицейские рации для связи. Джеймс ответил тяжёлым вздохом. Не может это всё быть правдой. Быстро набрав скорость, шериф лихо завернул на Роупс-Стрит с намерением срезать дорогу до кладбища. Дождь усиливался, тьма всё крепче обнимала Салем, скрывая собой закоулки между домами. — Мы скоро будем проезжать ещё одно кладбище, — констатировал Эрин, морщась, чтобы получше разглядеть погружённые в ночь городские пейзажи. — На Чартер-Стрит. — От него до Салем Коммон переулками идти минуты три, — вдумчиво проговорил Джеймс и заметно напрягся. Даже с учётом того, что он считал преступницу обычным человеком, который явно будет прятаться в квартире, а не на кладбище. — Думаете, стоит и его проверить? — Стоит, — кивнул Аркетт, и не отвлекаясь от дороги, бросил Джеймсу рацию. — Свяжись со вторым отрядом и дай ему наводку на Чартер-Стрит. Мы всё же поедем, куда направлялись, поскольку Ховард-Стрит вдвое ближе к Салем Коммон. Когда они свернули с Лафайетт-Стрит на улицу Дерби и проехали мимо того самого кладбища, все заметно сконцентрировались. Будто боковой вид потухшей в ночи точки захоронения мог сходу рассказать им, какие тайны спрятаны среди могильных камней. Добравшись до нужного места, они вооружились фонариками и вылезли из машины, чей мотор замолчал. Морана и Эрин выглядели расслабленными, а вот Джеймсу гулять в вечернюю стужу, в дождь, по кладбищу, не приглянулось. Стоило им одолеть прикрытые скрипучие ворота, как дверь сторожки распахнулась. Оттуда вышел худющий плешивый старик. Он был похож на крюк, его корпус сильно выскакивал вперёд, а непоправимый горб на спине выглядел почти неестественно. Глаза у него из темноты смотрелись прозрачными, и судя по всему, он действительно был слеповат. — Кто такие?! — гаркнул старик и схватил изнутри помещения лопату, приготовившись гнать поздних посетителей. — Вон отсюда, молодёжь! «Давненько меня не обзывали молодёжью» — мысленно усмехнулся шериф и невозмутимо вышел вперёд, чтобы старик смог увидеть его. Наготове был полицейский значок, должный успокоить сторожа. — Доброй ночи, сэр! Полиция Салема, позвольте задать несколько вопросов, — стараясь перешуметь дождь и ветер, Аркетт заговорил бойко и чётко, затем обернувшись на своих компаньонов. — Я допрошу сторожа, а вы осмотрите территорию. Если что-то найдёте, то сразу сообщите мне. По указу шерифа, все разбрелись в разные стороны. Сам шериф поднялся к сторожке и ещё трижды ткнул старику в лицо своим блестящим значком, безмолвно удивившись, что тот, почти незрячий, умудряется что-то сторожить. Морана чувствовала себя как рыба в воде. Будучи ведьмой, переживаешь разные обряды. Алтари на травах и свечах, пышные шабаши в лесной чаще, кровавые жертвоприношения, ванны из змей, кормление фамильяра собственной кровью. Посещение кладбища в лёгкую морось в сравнении с многими магическими практиками всё равно, что до магазина сходить. Эрин тоже ощущал полное спокойствие в мирной компании мертвецов и их укромных жилищ. Джеймс, не сказать, что был испуган, но мыслями находился сейчас явно где-то в другом месте. В светлом, сухом и тёплом. «Здесь даже негде спрятать кого-нибудь. Если только не в склепе… Но как же это кощунственно» — размышлял Джеймс, понемногу шагая в направлении небольшого чернокаменного домика, поросшего мхом. В темноте тот выглядел несколько устрашающе, но, приближаясь, Джеймс заметил, как возле тяжёлых дверей встречается два фонарика. По-видимому, Эрин и Морана точно также сочли этот вариант единственным из возможных. — Не самое популярное местечко, — прокомментировал Каомханах, прохаживаясь по влажной почве возле стен погребальной комнаты. — Стоит проверить его. — Вламываться к покойникам как-то невежливо, — осудила Морана, имея в виду даже не их, а потенциальных преступников, которые могли обосновать здесь свой тыл. — Но это действительно единственное место, где здесь можно спрятать более-менее живого человека. — Я зайду первым. — предупредил Роджерс, встав на изготовку. Исследование склепа, однако, им ничего не дало. Внутри не было никаких следов недавнего посещения гостями. Всюду паутина, пыль и застоявшийся запах чего-то мокрого, землистого. — Сдвинуть гробовую плиту? — Джеймс уронил свет фонарика на бетонный гроб и оглянулся взглядом на своих напарников. В глазах у него была настоящая глупость, поскольку он ощущал свои новые методы расследования нетипичными и несколько… Смешными. — Что Вы хотите там найти, офицер, помимо мумии? — осуждающе спросил Эрин, и медленной поступью обходя мертвецкое логово, едва заметно коснулся пальцами гробовой плиты. — Духи придут в ярость. И надо же, взгляд такой осудительный, будто это он один здесь умом тронулся! Джеймс тихо фыркнул, страстно пожелав ещё и глаза закатить, чтобы просиять таким же пренебрежением, с каким к нему относились. Откровенно говоря, предложение отодвинуть крышку гроба он выдвинул, лишь ссылаясь на логику, по которой ему предлагали работать новые напарники. Но он даже тут не угодил. — Какие духи, мистер Каомханах? — устало вздохнул Джеймс. — Вдруг мы сейчас сдвинем крышку, а под ней спит вампирша? — Не иронизируйте, офицер. Вам не к лицу, — хмуро ответил Эрин. — Настоящие вампиры никогда не спали в гробах. — Может, ещё и ведьмы не летали на мётлах? — с прежней издёвкой перетянул Джеймс, заставив Эрина и Морану многозначительно переглянуться. — Вы очаровательны в своей непосредственности, сэр. — фыркнула Морана недоброжелательно. Они вышли из склепа ни с чем. Роджерса схватила слабая степень раздражения. Обыскивать кладбище из-за убийства в парке! Какая изысканная ересь. Пора было возвращаться к автомобилю, что они и сделали. — Вот вы где. Есть результаты? — опустив фонарик в землю, шериф прищурился и выступил вперёд, обращаясь к коллегам. — Никаких. А у Вас? — с некоторой тоской ответил Джеймс. — Сторож ничего подозрительного не видел. Хотя в голову и закрадываются сомнения, что он мог бы. Бедняге впору садиться в кресло у камина и накидывать плед на колени, а не просиживать ночи в сырой сторожке на кладбище. — тяжко вздохнул Аркетт. — Куда дальше? — дежурно спросила Морана, слабо поёжившись от резкого порыва ветра. — Поступил сигнал, что на Чартер-Стрит заметили нечто подозрительное, — заводя мотор, сообщил шериф. — Я приказал отряду быть неподалёку и не отсвечивать, пока не дождутся нас. Молюсь Богу, чтобы сегодня же нам удалось схватить дикую вампиршу и положить этому конец. Форд преодолел расстояние от одной точки захоронения до другой в считанные минуты. Машину пришлось оставить чуть поодаль от входа, где их как раз дожидался дежурный отряд во главе с Форестом. Незадолго до этого отряд находился возле завешенного ветошью дома, который был закрыт на реставрацию. Опасная конструкция дремала и хрипела, не дожидаясь непрошенных гостей. По велению полиции, проникновение на территорию рассыпающегося от старости дома стало законным, но от того не сделалось менее безопасным. Даже вампиру не хотелось бы сломать себе парочку костей, оказавшись придавленным рухнувшей балкой. Гейдж шагал по мёртвому коридору, внимательно озираясь. Лет сто назад он жил в этом доме, потому сейчас ему было в крайней степени любопытно и несколько тоскливо смотреть на остатки былого наследия. Здесь ничего не было по-прежнему. Реставрация предполагает сохранение нескольких элементов изначального вида здания, но полный разворот по компасу от изначальных планировок и интерьеров к новым. На старых местах не было стен, нечего уже и говорить о том, как были обставлены канувшие в лету помещения. Застройщики расселили жильцов по новым домам и с чистой совестью раскрошили всё, что те успели обустроить в своём быту. Помпезным этот дом не был никогда. Его возвели в те времена, когда людям больше важно было иметь хоть какую-нибудь крышу над головой, чем именно красивую. Здание было добротным, не имело очертаний уродства, но квартиры здесь стояли достаточно скромные и тесные. К тому времени, как Гейдж сюда въехал — уже не очень новые, со скрипучим ламинатом и потемневшими потолками. Кухня составляла четыре неполных ярда от стены с дверью до стены с окном, шла узким, длинным прямоугольником. Однажды Гейдж, интереса ради, лёг на пол вдоль всей комнаты и сделал вывод, что в гробу ему будет чуть менее просторно, чем в этой кухне. В спальне также способно было уместиться ни много ни мало — кровать, да тумбочка со шкафом. Впрочем, была в этом своя прелесть. Это принуждало окрасить свой быт особенным оттенком аскетичности. Ничего лишнего в таком жилище быть не могло. Никаких предметов роскоши, к какой приучала философия вампиров. Потому этот период прошлого для Гейджа, привыкшего жить пышно и с блеском, был достаточно необычным, и с тех самых пор он открыл для себя привлекательность практичного жилья, которое всё чаще выбирали новые люди. Сейчас, гуляя по трупу своих воспоминаний и рисуя в сознании порядочно размывшийся образ старой квартирки на Нортхи-Стрит, Кавелье даже немного отвлекался от мысли о том, зачем он сюда явился. Услышав за потрескавшейся оголённой стеной грохот, он резко обернулся и выстрелил глазами в эту самую стену. Разум моментально нарисовал через арку маршрут за поворот, по которому Гейдж проследовал с фееричной смесью скорости и бесшумности. В проходе он увидел знакомую белоликую фигурку, что заставило его спокойно выдохнуть. Он уже готовился к погоне за одичалой преступницей и думал, как бы скорее вызвать подмогу, но глазами пересёкся лишь с Жаннетт, дьявольски очаровательной черноволосой красавицей, которая дерзко улыбнулась облачно мягкими губами-бабочкой, покрытыми бордовой помадой. — Господин Кавелье. — она с должным почтением склонила голову и отрисовала своим скульптурным силуэтом лёгкий, почти игривый реверанс, что смотрелся не меньше, чем великолепно в её красно-чёрной юбке-солнце с крупным бантом позади. На ногах притом у неё были кроссовки, и Гейджу показалось, что это просто нечто. — Мисс Шамплен, — Гейдж сложил руки за спиной и размеренно улыбнулся, чуть наклонившись корпусом вперёд, после чего педантично обошёл пыльные обломки, грохнувшиеся на пол. — Что за шум? Я полагал, что здесь могло умереть что-нибудь под такой оглушительный треск и хрип. — История умирает. — с горькой улыбкой произнесла Жаннетт и дёрнула подбородок вверх, пригласив взгляд Гейджа подняться чуть выше, с её красивого лица на обрушившийся потолок. — Досадно, — откомментировал Гейдж и нахмурился, глядя в ведущую на чердак дыру. — Здесь действительно небезопасно. Позволите? Гейдж протянул ей руку, и Жаннетт без промедлений вложила в неё свою бархатную ладонь, позволив поухаживать. Оказав совершенно бесполезную, но поистине джентльменскую помощь в преодолении измазанных грязной побелкой досок и камней, Гейдж кивнул ей в сторону выхода. Жаннетт была идеальна для того, чтобы её молодость сохранилась навечно. Она была завидной невестой, опережающей всех других невест в те времена, когда юные девушки ещё имели обязанность выходить замуж по выбору родителей. Она была единственной, кого за эти несколько веков Гейдж обратил самолично. И пусть воспитанием её темной сущности не целиком занимался он, примкнув к ордену, Жаннетт стала верной помощницей Гейджа. Любви и романтики между ними никогда не было. Пусть она и нравилась Гейджу также, как десятку других молодых людей, претендовавших на её сердце, он сумел забрать её в жёны лишь потому что имел очень хорошее положение в обществе. Такую воспитанную родовитую леди невероятно приятной наружности не выдали бы за кого-то менее успешного, чем он. Хотя тогдашний финансовый кризис, вызванный попытками полностью сепарироваться от Европы, подталкивал людей на самые разные решения. Да, воспоминания о тех временах были смешанными: признания новых штатов, выкупы земель, попытки отменить рабство, войны с Великобританией и экономические крахи. На фоне всего этого встреча с Жаннетт была тем немногим, что позволяло Гейджу дышать, не задыхаясь от незримого давления, подступающего со всех сторон. Им просто нужно было дружески держаться за руки, чтобы одолеть всеобщую панику и не сойти с ума. В то время Гейдж совершенно не стремился распрощаться с титулом холостяка, имея уйму других вспомогательных целей и обязательств, как перед орденом, так и перед целым государством. За неожиданное намерение жениться он получил жирную порцию осуждения и нравоучений от Ноэля. Помимо того, что Кавелье-младший находил её прекрасной, он элементарно желал помочь ей, поскольку познакомились они притом, что Гейдж заметил на улице бьющуюся в ярости девушку, которая совершенно не желала принимать у себя в гостиной полчища невежественных женихов, притащенных родителями. Смотрины, в привычном их понимании, тогда медленно сходили на нет, но популярность поиска удачной пассии для наследника через друзей всё ещё была безукоризненной. Разумеется, её отец без сожалений отказал коллегам по умирающему хлопковому производству, когда на пороге появился Гейдж Кавелье, имевший тогда отношение к политике. Гейджа всегда забавляло количество масок и историй, которые он может на себя примерить. Было своё неудобство в том, что редко выходило быть собой и не имелось доступа к роскоши остепениться, а не облагать себя различными легендами. Но зачастую смотреть на то, как проклятье ведьм стирает целому городу память, было довольно увеселительно, и Гейджу казалось приятным побыть в роли популярного холостяка, объекта мечтаний многих молодых девушек и их матерей, которые не знали, что ему целый век уже не двадцать с небольшим. Каждая из таких невест, глядя на Гейджа, могла бы подумать не только о замужестве, которое было вполне реальной перспективой. О детях, о совместном вхождении в средние года, старость и романтичной смерти в один день. Но все они, к своему счастью, вышли замуж за кого-нибудь другого, спокойно прожили свои жизни и удобрили собой землю, пока Гейдж продолжал топтать её. Но не Жаннетт. Жаннетт не собиралась быть покорной. Когда она, не имея на то никакого права, после свадьбы сказала ему в лицо, что его ухаживания совершенно не тронули её сердца, Гейдж отнёсся к этому с нежданным пониманием. Она так долго собиралась с мыслью, предугадывая всевозможные исходы в случаев, если в брачную ночь, возле самой постели, у неё найдётся храбрость отказать своему новому мужу. Но, перечислив, мысленно, целый десяток вариантов, она так и не угадала. Он сказал ей: «я не стану Вас трогать, если Вы не желаете. И не стану пытаться завести от Вас детей, поскольку знаю, что детей у меня быть не может». В тот же момент, Жаннетт, очень удивлённая таким благородием, призналась, что до тех пор вынашивала намерение отравить Гейджа однажды за обедом, чтобы не прислуживать мужчине до конца своих печальных дней. И с этого начался душевный разговор двух будущих друзей. Тогда он, разумеется, не признался ей в том, что является вампиром, но после такой «брачной ночи» у них выстроились действительно крепкие отношения, пусть и не любовные. Через какое-то время Гейдж смог убедить совет в том, что Жаннетт достойна быть одной из них, и предложить ей нечто более соблазнительное, чем выгодный брак. Он уважал её пылкий нрав, который в то время был гораздо менее популярен и безопасен, чем сегодня. А она была сердечно благодарна за то, что Гейдж не лишил её свободы распоряжаться своим телом и своей душой. Разумеется, ему это было незачем. Он, прожив почти полтора века, относился к женщинам совсем иначе, нежели относится бы, будь ему на самом деле двадцать семь. — Где Ваш щенок, мисс Шамплен? — небрежно спросил Гейдж, сканируя взглядом лишённое стен помещение, должное вывести их к опасно хрупким лестницам. — Потерялся. Но не волнуйтесь, он найдётся. — в аналогичной манере ответила Жаннетт. Пренебрежение Гейджа ей было несколько неприятно, но она понимала, что вампиры равнодушны к оборотням лишь в несбыточных мечтах, поэтому не показала недовольства. Жаннетт знала: Гейдж — самый человечный вампир, которого видел свет. По крайней мере, стоящий у власти вампир, да, такой, как он, был всего лишь один. У него были свои обязательства, были вынужденные осторожность и недоверие к вражеской стороне, что извечно пыталась ставить свои условия, нехило порой вставляющие палки в колёса вампирской повозки. Он делал то, что должен был. Ровно также, как и то, что было в его силах. Вероятнее всего, только благодаря Гейджу Жаннетт не изгнали из ордена за роман с волком. Удержать место в звании служительницы приближённого ей было не суждено, потому ныне Жаннетт Шамплен не принимала никакого участия в делах Гейджа, но это был далеко не худший исход из всех возможных. «Изгнание» — звучит не так уж паршиво, ведь тогда они могли бы сбежать вдвоём на другой край планеты, и Жаннетт обратила бы своего любимого. На свет появился бы первый гибрид вампира и оборотня, что позволило бы им быть вместе вечно. Если бы не обязанность Рики перед стаей, которая никогда не позволила бы ему отречься от семьи ради любви с вампиршей. И если бы изгнание из ордена не подразумевало моментальное объявление преследования ради поимки и казни, в связи с законом, гласящим, что каждый вампир вне ордена должен быть лишён права на существование. Таких и на памяти Жаннетт было достаточно. Каждый отречённый вампир был найден, побеждён в несправедливой по силам схватке и притащен на казнь, которой наслаждались все члены ордена. Ни одному «вершителю правосудия» ещё не удалось сбежать из-под лезвия, которым Гейдж отрубал диверсантам головы. У их отношений точно был срок, треть которого благополучно истекла, но Жаннетт умела расставлять приоритеты и считала, что лучше жить без любви, чем умереть за любовь. К тому же, чувства имеют обыкновение иссякать, и никто не мог предвидеть, так ли крепок их союз, чтобы превратиться в вечный. Гейдж вновь подал Жаннетт руку, дабы помочь ей перемахнуть через захламлённый лестничный пролёт — у подножия ступеней скопилась гора строительного мусора, который весьма проблематично было обходить. В тот же момент снизу послышался голос Фореста, заставивший Гейджа почти наполовину перевалиться через шаткие перила и увидеть парня, что стоял внизу, запрокинув голову. — Кавелье! Где тебя носит? Мы должны быть на Чартер-Стрит десять минут назад! — вопил он ввысь, не боясь, что его звонкий сучий тон заставит обвалиться пару камней. — Я сейчас спущусь и залью твой рот монтажной пеной. — угрожающе пообещал Гейдж, притом пружинисто перескакивая ступени, отчего даже края пиджака легонько вздымались. Жаннетт чинно следовала за ним, плавно перешагивая все те обломки, через которые, подобно маленькому игривому мальчику, активно перепрыгивал Кавелье. — Неужели. Я уже успел понадеяться, что на тебя рухнула крыша, и ты больше никогда не выйдешь. — цыкнул Форест, когда завидел Гейджа в двух лестницах от себя. — Я всё ещё не устал надеяться, что рано или поздно это случится с тобой. — в ответ огрызнулся Гейдж, пихнув Фореста в сторону на пути к фасадной сетке, загородившей ему желанный свежий воздух. Дышать пылью и осадками штукатурки было не слишком приятно, поэтому, вынырнув на улицу, Гейдж расслабленно выдохнул и оглядел собравшийся в полном составе поисковой отряд. — Все ждали только тебя, мышь летучая. — весьма своеобразно оскорбил Форест, недовольно сцепив руки на груди. — Мне вроде как должно быть стыдно? Никак не пойму. Не дождусь внутри этого чувства. — гордо ухмыльнувшись, фыркнул Гейдж и невзначай поправил свой драгоценный перстень. На лице Фореста изобразилась очередная вспышка острого раздражения, но он смолчал. Он украдкой взглянул на чужое кольцо, сделав такие глаза, будто не замечал его никогда раньше. Артефакт, записанный в книге ведьмовских заклинаний как sol praesidio, неоспоримо, был самым драгоценным украшением для любого владельца. Независимо от того, насколько дорогой камень был посажен в оправу из серебра или белого родированного золота. Орден Клыков имеет достаточно крупную казну, чтобы самозабвенно штопать золотые кольца с громадными бриллиантами в неисчисляемых количествах. Но символизм имеет наибольшую ценность, безжалостно выигрывая у денежной стоимости. Потому среди вампиров больше ценится белое золото или серебро, а не обыкновенное «жёлтое» золото. Полудрагоценные камни, имеющие своё значение, свою силу, а не дорогие металлы, лишённые всякого смысла. Возможно, Форест действительно впервые разглядел, что на лунном камне в перстне Гейджа сидела, расправив крылья, серебряная летучая мышь. Уж то, что Гейдж носит в объятиях оберега лунный камень, он действительно заметил только сейчас, потому как прежде ему не было необходимости об этом узнать. Лунный камень подходил для Гейджа Кавелье идеально. Этот адуляр притягивал своим бело-голубым свечением, палитрой тонов и волшебным сиянием. По своему значению лунный камень является верным спутником для ярких, эксцентричных, необыкновенных личностей с взрывным характером. Который, по легенде, лунный камень способен умело сдерживать, позволяя владельцу становиться более уравновешенным, хладнокровным и властным над своим внутренним ураганом. Одно из альтернативных значений самоцвета — талисман любви, берегущий близкие отношения. Гейдж был тем человеком, внутри которого фонтанировал бесконечный источник энергии. Он мог бы перевернуть весь мир с ног на голову, и этот камень безупречно дополнял его личность, не говоря уже о том, что самоцвет благоволит тельцам, одним из которых и являлся Гейдж. Что касалось рельефного изображения летучей мыши, здесь Гейдж тоже преследовал свой сокровенный символический смысл. Для него эта фигурка являлась символом смерти и возрождения, она напоминала Гейджу о том, что ночь — его покровительница. Тёмные именины — волнующее событие, к которому каждый молодой вампир готовится заранее. Одна из заключительных ступеней на пути к мероприятию — сеанс подбора кольца. Обычно назначается примерно за неделю до бала и проходит так: новоиспечённый вампир навещает логово ведьмы, она досконально изучает его энергию, ауру, личность. И руководствуясь полученной информацией, подбирает драгоценный камень для будущего артефакта, который вампир получает уже на посвящении вместе с подробной трактовкой значения выбранного ведьмой камня. Стоит дополнить, ведьмы ещё никогда не ошибались в выборе вечного спутника для одного из детей тьмы. Форест, например, получил перстень с потрясающей блестящей бирюзой, которая считается идеальным камнем для воинов. Бирюза не только считается символом счастья, верной любви и спокойствия, но и предохраняет владельца от несчастий, помогает развить интуицию, осмотрительность и решительность. На его отполированном сияющем камне не было лишних элементов вроде серебряной летучей мыши или чего-то подобного — Форест не был поклонником необязательных деталей и считал, что чистая бирюза выглядит куда дороже. Так или иначе, долго Форест чужим перстнем не любовался. Оказавшись на Чартер-Стрит, они стали плавно подступать к низко огороженной территории, дожидаясь приезда шерифа. Когда его машина припарковалась неподалёку, большая часть отряда сплотилась, встречая полицейских и парочку колдунов, которая успела шумно повздорить о чём-то на пути сюда. — Что Вы заметили? — спросил Джеймс, аккурат проверяя кобуру своего оружия, которая, ожидаемо, оказалась на месте. — Не они, — пояснил шериф, многозначительно махнув рукой, отчего отряд упорядочился и затих. — Жалобы неравнодушных прохожих. Заявляют, будто на кладбище прячутся вампирша и ведьма. Одна с букетом могильных цветов, вторая с торчащими из пасти клыками. Слова Аркетта вызвали повсеместное недоумение. Джеймс тягостно вздохнул, Эрин, сторонясь своих соратников, глухо фыркнул, а вампиры странно переглянулись. — Если это наша нарушительница, то она весьма неплохо устроилась. — скептически заявила Жаннетт, длинно разглядывая Гейджа в ожидании какой-нибудь реакции. Тот посмотрел на неё в ответ и тяжело вздохнул. — Мне не слишком хочется объясняться перед Ковеном, почему мы сожгли ведьму. Но проверить стоит. — бесцветно сказал Кавелье, беззвучной поступью касаясь тяжёлыми ботинками спящей примятой травы. — Вы полагаете, что в заговоре участвует ведьма? Если это так, то Вам, мистер Кавелье, не придётся чувствовать себя виноватым за её сожжение. Разве что только не в том случае, в котором вы забудете позвать верховных ведьм на процессию. — успокоила Морана, явно дав понять, что такого сотрудничества с вампирами Ковен одобрить не сможет. — Нет сомнений, ситуация подозрительна. Мало кто навещает усопших родственников после заката, а уж шуметь у мертвецов в гостях — верх неуважения, которым не играются даже с нелюбимыми родственниками. — вдумчиво вымолвил Гейдж, очень сильно сбавляя громкость, смешивая свой горячий хрипловатый голос с шёпотом. — Разве что поздними посетителями не являются носители оккультных архетипов. Тогда, вне всяких сомнений, у гостей кладбища могут быть другие дела, никак несвязанные со скорбью по похороненным членам семьи. — безрадостно сообщил Эрин, взыскательно разглядывая компаньонов, к которым относилась его речь. Шериф коротко огласил тактику оцепления территории и отжестикулировал последние приказы, среди которых была просьба соблюдать гробовую тишину и наказ лично для Джеймса — держать оружие наготове. Гейдж и Форест вышли вперёд. За ними, футах в десяти, следовали полицейские. Поначалу лишь вампирский слух мог уловить отголоски чужого присутствия — по чересчур обострённому органу чувствования они и следовали, ведя за собой остальных. Стоит знать, вампиры, по своему обыкновению, превзошли остальные виды во всём. Оборотни, как один, были наделены прекрасным обонянием, деликатным чутьём и степенью ловкости, обходящей стандартные человеческие показатели. Они также видели в темноте гораздо лучше людей, представители которых едва обходились без фонариков, рассекая по покрытому мрачной дымкой району мертвецов. Однако, вампиры, как нечто поистине привлекающее гордость самого Сатаны, умели брать сверх нормы от любого органа восприятия. Долго искать нарушителей спокойствия не пришлось. Шагов тридцать, и вот уже выразительные шумливые голоса — вопреки показаниям напуганных свидетелей, не женские, а женский и мужской, — стали слышны каждому участнику операции. В колыбели из деревьев, на поляне, что вырастила не один десяток каменных цветов с датами чьих-то смертей, темнота прятала двух гостей пристанища покойников. — Если бы ты только знала, сколько таких, как ты, ходило по свету! О, юная ведьмочка. Ты нарвалась на крупные неприятности. — Не подходи ко мне. Твоё белое лицо меня не пугает. Я способна отравить тебя, не прикасаясь к тебе! — Ну же, я жду твоих действий. Твои разговоры пока что слишком безобидны. Ни один из них не причинил мне урона. И не сможет. Группа рассыпалась по декоративным кустам с намерением притаиться. Морана придирчиво раздвигала руками ветки, желая увидеть цель слежки. Гейдж, весь хмурый, погрязший в долетающем до ушей диалоге жертвы и охотника, находился возле неё, а за его спиной застыла Жаннетт, которая тоже довольно внятно разбирала всё услышанное. Джеймс следовал по пятам шерифа, который воровато оглядывал каждого, готовясь убить любого члена группы, покуда кто-нибудь выдаст их присутствие лишним шумом. Форест держался чуть поодаль, не желая залезать в грязь — рядом с оборотнями, которые старались раньше времени не заявить о своём нахождении здесь посредством запаха. Может, вампиры слышали запахи также, как и люди, но только не тогда, когда дело касалось оборотней. Даже обосновать сложно, с чем это связано, но каждый носитель клыков чует волка в человечьей шкуре издали. — Быть может, я теряю хватку, — осмелился заговорить Рики. — Но я не ощущаю… Запаха. Запаха другого вампира. — Как же, по-твоему, пахнут вампиры? — дерзким шёпотом спросил Джеймс, немного притормозив в своей попытке запрятаться в объятиях цветочных кустов. Он ощущал себя участником ролевого квеста, какие частенько ставили в Салеме для туристов. Они уезжали, полные впечатлений, и точно трепались со своими знакомыми из родных городов о том, как интересно было схватить бутафорскую вилу и побегать за одетой в колдунью актрисой. Джеймс чувствовал точно то же — странная игра, в которую все играют взахлёб. — Ну, знаешь… Если очистить этот запах от шлейфа парфюма, который у каждого отличается… Резкий, тяжёлый, сладко-солёный стой железа, немного горьковатый и очень холодный… Будто сама смерть, — развёрнуто ответил Рики, заставив шерифа и Жаннетт обернуться и чётко цыкнуть. — У вампиров холодная кровь и душа! — напоследок выбросил Рики, явно впечатлённый. — Я тоже не чувствую. — отозвался вдруг Эрин, вновь нарушив тишину, которую они так звали. — Они нас не слышат, — между тем заявил Гейдж, обернувшись на полицейских. — Я их, например, прекрасно слышу и могу передать вам слово в слово, о чём они сейчас общаются. Но наше присутствие, похоже, для них секретно. — Что Вы хотите этим сказать, мистер Кавелье? И вы, — обратился шериф первостепенно к Гейджу, а затем к волкам, которые осторожно принюхивались к окружающей среде, стараясь отсоединить от ночной тишины ещё и выразительные, эмоциональные реплики подозреваемых. Гейдж ничего не ответил. Он знал, что все присутствующие, за исключением людей, поняли его мысль. Собрав понимающие взгляды плавным полуоборотом, Гейдж воротил корпус к густым кустам, смело раздвинул их в стороны ладонями и шагнул на поляну. Остальные последовали за ним, даже Форест, притом шумно сетуя на грязь и колючие ветки, которые царапают его нежные руки. Издали действительно могло показаться, будто в ночи спрятались две леди. Одна из них, в юбке, обвешанная амулетами, точно говорила нежным, волнистым голоском, который бывает у девушек. Но вторая фигура принадлежала женственному парню — не очень высокому, довольно худому, обладающему столь изысканными изгибами, какие природа не всегда дарила даже представительницам прекрасного пола. Его лицо, подсвеченное лунным сиянием, было противоестественно выбелено, красные глаза проваливались в темноту, а губы обрамляли следы крови. — Кто же так некрасиво охотится, — саркастично улыбнулся Гейдж и обернулся к Жаннетт, которая встретила его шутку такой же ровной улыбкой. — Никаких манер. — У него нет кольца, Гейдж, — шепнула Жаннетт сквозь свою улыбку, даже не заметив, что случайно опустила формальность в обращении к вышестоящему. Гейдж, впрочем, тоже этого не заметил. Или, по крайней мере, не позволил себе сделать на этом акцент. — Будь этот придурок частью ордена… — О да, да. Непременно утёр бы губы платком. — Гейдж улыбнулся только шире, наполнившись шуткой, которую они могли бы развивать и дальше, если бы им в спины не прилетела порция чужого осуждения. — Что там? — нетерпеливо спросил Джеймс. — Просто наблюдайте, — велел Гейдж самоуверенно и целиком показался на поляне, обличив своё присутствие. — Эй, Дракула! «Дракула» в этот момент беспощадно наступал на безутешную девушку, чья спина уже упиралась в сухой ствол многолетнего вяза, когда пасть хищника распахнулась и показала необычайно длинные клыки. Стоило голосу Кавелье распространиться по поляне, двое испуганно обернулись, девчонка даже близка была к тому, чтобы оступиться и грохнуться на чужую могилу. Гейдж в это время бесшумно хмыкнул и подошёл к парню, коего в ту же секунду схватил за подбородок. Тот шелохнулся, но от страха послушно замер и посмотрел своими красными глазами в неестественно сияющие под луной янтарные глаза Гейджа. Второй рукой Кавелье бесстрастно запустил пальцы в чужой приоткрытый от изумления рот, будто тот был собачьим и съевшим какую-то гадость, вслед за чем вытащил из его рта зубы, которые оказались накладными и бессовестно были брошены в землю. — Слушай сюда. Кладбище — не место для любовных игр, — достаточно громко и чётко огласил Гейдж, чем понадеялся объяснить происходящее для своих спутников. — Хорошая фантазия — это прекрасно. Может, ты и правда в постели хищник, а твоя красотка — настоящая волшебница. Но, чтоб вас обоих чёрт подрал, никто на улице не хочет знать об этом, так что снимите тематический отель и балуйтесь там. — Ты вообще кто такой, — парень отпрянул в ту же секунду, как Гейдж отпустил его, и диким взглядом вцепился в недовольное лицо обломавшего развлечение незнакомца. — Настоящий вампир, сучка, — бесстыдно заявил Гейдж с холодными глазами, прекрасно понимая, что ему не поверят. — И вот что, твоя пафосная речь — это какой-то эпический позор. — Ну да, конечно! Моралисты вроде тебя ещё обычно режим соблюдают и после девяти вечера из дома не выходят, слыхал? — уязвлённо хмыкнул подражатель вампиров. Он был разозлён. В частности, тем, что Гейдж вёл себя так снисходительно и высокомерно. Позволял себе ругать и трогать его, да ещё и на глазах у девушки. Разумеется, парню хотелось сохранить авторитет, и он готов был ругаться. До тех пор, пока из кустов не выросло ещё несколько силуэтов. — Офицер Джеймс Роджерс, — представился Джеймс, на пути к нарушителям порядка вытаскивая значок. — Это не совсем о моральной стороне вопроса. Поступили жалобы от обеспокоенных горожан. — Можем ли мы увидеть Ваши документы? — поспевая за ним, спросил шериф. — Если вы оба совершеннолетние, то мне будет вообще неясно, почему вы сочли весёлым устраивать ролевые прелюдии к сексу на кладбище, но у вас, по крайней мере, будет шанс прямо сейчас уйти отсюда. В ином случае, я буду вынужден связаться с вашими родителями. — Какой бред, — стоя чуть в стороне, выронил Эрин и покачал головой. — Поверить не могу, что занимаюсь чем-то вроде этого. — По крайней мере, Вы не кувыркаетесь на кладбищах, изображая из себя вампира, — справедливо утешила Жаннетт. — А то, чем мы занимаемся, ещё очень даже неплохо. — Учитывая, где мы живём, было странно не предусмотреть такую развязку событий. — Морана озябши поёжилась и бросила короткий взгляд в сторону двух неудавшихся актёров, которые, спотыкаясь в словах, пытались назвать свои страховочные номера, чтобы хоть как-то идентифицировать себя, поскольку ни у одного из них с собой документов не было. — Вам холодно, мисс Сибли? — внимательно спросил Эрин, приготовившись снять с себя пиджак. — Позволите… — Нет. Оставьте своё благородие где-нибудь между напыщенностью и любовью к хамству. — рыкнула Морана и отдалилась на пару шагов, понадеявшись как можно скорее вернуться в машину. Благо, хотя бы дождь закончился, но её волосы уже были намокшими, и это совсем не грело. — Какие же люди глупые и жалкие. — скучающе затянул Форест, и фирменно закатив глаза, поспешил найти выход с территории. Гейдж тоже направился прочь, не желая тратить ещё больше времени на совершенно бессмысленную слежку. Оказавшись на хорошо освещённом тротуаре, по которому, изредка, но всё ещё шагали запоздалые прохожие, Гейдж утомлённо выдохнул. Телефон в кармане завибрировал, прислав ему пуш-уведомление о сообщении от Райли, той девушки, с которой он провёл ночь своего драгоценного уик-энда. Она спрашивала, сильно ли он занят и не имеет ли желания увидеться. — Только этого ещё не хватало… — Гейдж глупо уставился в сенсорный экран, осознав, что совершенно позабыл о своём безотказном доноре свежей сладкой крови. Выдохнув, Гейдж убрал телефон в карман. У него всегда была одна отговорка: «я не люблю переписываться, мне нравится живое общение». И на самом деле, общаться с глазу на глаз ему было гораздо комфортнее, чем поддерживать непрерывную связь через мессенджеры. Он успел привыкнуть к относительно недавним открытиям технологического прогресса — не боялся раздвижных дверей, шума микроволновых печей и рингтонов случайных прохожих, как это делал Лестат. Не нажимал вечно совершенно не те кнопки, пользуясь мобильником, как Гилберт. Ловко готовил хрустящие сэндвичи для ночующих у него девочек при помощи тостера и всё такое. Гейдж чувствовал себя довольно комфортно в век информационных технологий, даже с удовольствием пользовался всеми благами цивилизации. Но разговаривать гораздо приятнее, когда видишь своего собеседника перед собой в настоящем, и это вряд ли когда-то изменится. Не говоря уже о том, что ему элементарно не хотелось сейчас общаться с Райли. Ни через телефон, ни лично. Поиски продолжались ещё около пары часов, но не дали никаких результатов. В конечном итоге, это грозило стать почти ежедневной обязанностью для каждого вплоть до момента, пока преступница не будет поймана. Это не нравилось никому из, так называемых, добровольцев. У каждого есть своя жизнь, своя повседневная рутина, которую не слишком хочется смешивать с полицейским расследованием на постоянной основе. Не говоря уже о необходимости каждый раз возвращаться ни с чем к старшим по чину. Но всё, что они могли сделать сейчас — это рассчитывать на то, что новый день что-нибудь изменит.