Салем

Новый день всегда способен изменить ход событий. Словно по распоряжению самой судьбы, каждый рассвет дарит людям и нелюдям нежданные сюрпризы. Некоторые из них спрятаны где-то в новом дне, некоторые настигают уже с пробуждением. Некоторые оказываются приятными — вроде хорошей отметки по с трудом списанной работе, долгожданного повышения по службе или признания в любви от объекта воздыхания. Некоторые не хочется вспоминать… Среди них оказываются неожиданные известия об измене, необратимые размолвки или хотя бы неуместная поломка машины как раз в тот момент, когда очередное опоздание может кончиться серьёзным выговором. Всё это случается незапланированно и вызывает у получателей разные чувства. Момент подгадать не выйдет — вся жизнь построена на невыверенной закономерности, которая зовётся случайностью. Впрочем, нельзя было сказать, что конкретно этот сюрприз был таким уж прямо непредсказуемым. Дождливая ночь оставила за собой плотный стой озона в воздухе и труп молодого парня в переулке Нью-Либерти-Стрит. Территорию в радиусе десяти футов от места преступления оцепила знакомая жёлтая лента, через которую с периодичностью в буквально минут пять перешагивали специальные агенты. Никому из них не пришлась по нраву мысль, что такие пробуждения могут стать регулярными. Ведь каждому, кто приехал, не считая добровольно подписавшихся на это сотрудников полиции, этот день должен был приготовить какие-то другие дела. — Джереми Паркер, двадцать два года, жил в двух кварталах отсюда со своей семьёй, — последовательно толковал сонный Джеймс, в пробелах между словами прихлёбывая кофе из бумажного стаканчика. Он рассказывал это предпочтительно для шерифа, который прибыл на место позже остальных сотрудников, но его слушал и «сверхотряд», следовавший за офицером по пятам. — С его родителями уже связались. Они сообщили, что Джереми покинул дом примерно в четверть шестого… — Жаль, что в такое раннее время люди предпочитают ходить куда-то опасными переулками. — воспользовавшись заминкой в речи Джеймса, прокомментировала Морана, и поочерёдно оглянулась на два крупных промышленных здания, окруживших эту узкую улицу. — Да… Как раз об этом… Он направлялся в церковь святого епископа Питера, — Джеймс бросил короткий, в какой-то степени благодарный взгляд на Морану, за то, что та, сама того не зная, помогла ему вспомнить, что он должен сказать дальше. — Джереми числился на четвёртом курсе факультета искусств в местном университете и в свободное время подрабатывал помощником в церкви. Семья у него очень религиозная, поэтому, вместо того, чтобы, как и многие молодые люди его возраста, мыть посуду в ресторане, он предпочёл мыть кадила от воска. — Интересно, каково же таким верующим людям узнать, каким образом умер их сын… — вдумчиво проговорил Гейдж, и опустившись к обескровленному трупу, закинул руку на колено. В глаза сразу бросился неаккуратный, вертикальный укус на шее, что по-своему поразил Гейджа — ему было сложно представить, в каком некрасивом положении этого юношу схватили клыками за шею. Вместе с тем в нос ударил яркий запах крови, что осталась посмертной рамкой на отверстиях, прокушенных в коже. Гейдж ощутил короткий приступ головокружения и поспешил отдалиться, чувствуя, что его монстрическая сущность пытается просочиться наружу. Меньше всего он любил расставаться со своей человечностью. А в таких условиях, да с десятком свидетелей, это просто было непозволительно. — Смешнее всего то, что до церкви он не дошёл ярдов двадцать, — пустоцветно огласил Форест, обернувшись на обрамлённый стенами двух зданий выход на Браун-Стрит. — Вера не очень-то спасает. — Куда же без твоих аморальных замечаний. — пробормотал Гейдж едва слышно. Гейдж проникся долей сочувствия, в короткий срок успев задуматься о том, что живёт такую долгую насыщенную жизнь, пока кто-то, по чужой вине, умирает, едва успев перешагнуть порог совершеннолетия. Форесту же труп был абсолютно безразличен. Похоже, что и до аппетитного аромата крови ему никакого дела не было. Гейдж всегда отдавал предпочтение женской крови — всю свою жизнь после смерти, но сдерживать свой хороший аппетит приходилось независимо от пола, если вдруг эта жидкость овладевала пространством. Да, Форесту с этим было куда легче. Будто бы он никогда не знал, что такое голод или даже его далёкие отголоски. А может, из него бы получился замечательный актёр. Церковь действительно находилась прямо за углом. А здесь, в ничтожном расстоянии от неё, возле чёрной металлической пожарной лестницы, раскинув руки, навеки заснул молодой парень с прилипшими ко лбу русыми волосами. Он был сложен довольно стандартно — не слишком плотный, но и не худой. Видно, что занимался спортом и следил за фигурой. Наверняка, не боялся за свою жизнь и ежедневно без лишних проблем пересекал переулок между торговым центром Witch City Mall и институтом музеестроения. Только нынешним утром его это не уберегло. Вид места преступления выглядел удручающе. Потемневшие брызги крови на сыром асфальте вальсировали особыми завитками, позволяя представить, как здесь разворачивалась схватка за жизнь. Джереми старался вырваться, а вампирша была также неаккуратна, как и в предыдущий раз. — Криминалисты сделали вывод, что смерть наступила между пятью и шестью утра, что подтверждает слова его родителей, — сообщил Джеймс. — Также на оборотной стороне шеи нашли ещё два укуса… Мимо вены. Не знаю, как она это сделала, но кожа откушена вместе с мясом. С предыдущей жертвой он никак не связан. — И не должен, — мрачно сказал Аркетт. — Больше всего меня убивает тот факт, что это снова произошло в самом сердце города. Мы были неподалёку ещё в два часа ночи, а буквально через три часа здесь появился труп. Это выглядит как хорошая насмешка. — Она всё ещё поблизости. — нахмурившись, подытожил Эрин. — Значит, мы скоро схватим её, — решительно заявил Гейдж. — Если понадобится, то члены ордена будут находиться здесь круглосуточно. Вампирам гораздо реже требуется сон, так что… — Это было бы кстати. Ещё несколько таких трупов, и нам пришлют подкрепление из Бостона, — выплюнул шериф вместе с сигаретным дымом. — Я надеюсь, все здесь понимают, насколько это нам помешает. — Умоляю Вас, шериф. «Ещё несколько таких трупов», и она, к сожалению, станет полноценной вампиршей со сбалансированным чувством голода и холодным рассудком, — продолжил Гейдж, выразив своим лицом всё внутреннее недовольство. — Продолжить расследование втайне от бостонских правоохранительных органов и сфабриковать для них отчёт в случае успешной поимки преступницы — полдела, но, поверьте, если мы не поймаем её до тех пор, пока её обращение не закончится, то мы, скорее всего, не поймаем её никогда. Это не нужно ни ордену, ни другим членам договора Крови, ни полиции любого из городов во всех существующих штатах. — Мистер Кавелье прав, чёрт подери, — тяжело признал Форест и тоже отобразил на лице явное нежелание допустить такое стечение обстоятельств. — Сейчас она моментами вполне осознанна, но ей по-прежнему движут инстинкты. Дальше разум опередит их, и мы получим хладнокровную вампиршу-отшельницу, что абсолютно недопустимо. Новообращённые должны быть послушны своих прародителей, но этот кретин или эта идиотка, похоже, не в состоянии быть авторитетом для новых посвящённых. Всё очень плохо. Только шериф собирался сказать что-то в ответ на эти пугающие сказки, грозящиеся обратиться реальностью, как вмешался Джеймс, уставший слушать это. — Свидетелей нет. Мы уже нашли несколько человек, которые проходили неподалёку в то же время, направляясь на работу или выгуливая собак. Никто не слышал криков, не видел никого подозрительного. Будто бы эта сволочь становится невидимой после того, как сделает свои грязные дела. — протокольно изложил Джеймс, напоследок окрасив свою фразу личным мнением на этот счёт. — Быть может, она умнеет? — предположила Морана, обернувшись на Гейджа и Фореста. — Она могла бы избавиться от следов содеянного? — Учитывая то, как грязно она это делает — вряд ли, — фыркнул Форест скептично. — Да и куда уж умнеть, когда природа априори мозгами не одарила… Она просто чья-то глупая игрушка. — Я согласен. Посмотрите на эти брызги крови повсюду, — рука Гейджа изящным пируэтом окинула кровавые следы, яркий запах которых заставлял его скрипеть зубами и говорить чуть натужно. — Никто из наших не пьёт кровь столь расточительно и беспорядочно. Даже если она могла стереть её с лица или рук… Я более чем уверен, что её одежда была порядочно испачкана. Если бы её кто-то видел, то это бы не ушло от внимания свидетелей. — Однако, в этот раз её лицо могло быть не спрятано. А значит, есть шанс, что покойный видел её. — между тем напомнил Эрин, сложив руки на груди при виде того, как запакованное в чёрный мешок тело грузят в машину. — Это, конечно же, очень нам поможет, — издевательски кинул Джеймс, вместе с тем допивая остатки кофе в стаканчике. — Давайте тогда воскресим труп и спросим у него, сможет ли он описать внешность убийцы для фоторобота. — Это идея, — приставив палец к губам, сказала Морана. — Мистер Каомханах, мы могли бы попытаться. Я уверена, что вдвоём у нас получится провести спиритический сеанс. — Воскрешение мёртвых — это увесистый камень на душу, когда тобой руководит светлая энергия, мисс Сибли, — Эрин тяжело покачал головой и также сложно вздохнул. — Во имя справедливости, я буду готов помочь Вам в проведении обряда, но Вы всё же должны будете руководить им сама. Так что, если Вы не уверены в том, что Ваших силы и опыта хватит… — Я бы могла справиться сама, будь у меня фамильяр, — произнесла Морана с долей разочарования. — Но пока дьявол не послал мне личного помощника, мне нужна энергетическая поддержка со стороны для проведения таких практик. — Вы что, издеваетесь? — возмутился Джеймс, едва не выронив из рук пустой стаканчик от шока. — Вы пересмотрели «Уиджи. Доска дьявола»? Шериф, скажите им, что это безумство! — Если вы считаете, что это поможет предотвратить другие убийства, то я сделаю всё возможное, чтобы работники морга дали разрешение на эксплуатацию трупа без их ведома. — неопределённо выразился Стивен, чем моментально взорвал Джеймсу голову. — Вы туда же, шериф?! Вы все с ума сошли! — зашумел Джеймс, собирая странные взгляды окружающих. — Вы вообще слышите себя? У нас уже два убийства — почти серия, и вместо поисков адекватных зацепок, вы предлагаете поговорить с убитым! — Успокойся, Джеймс, — крепкая рука шерифа легла на его плечо, которое моментально вывернулось из непрочной хватки, просившей прийти в себя. — Ты ведёшь себя непрофессионально. — Я веду себя непрофессионально?! — изумился Джеймс, округлив рот. — Услышьте себя, мистер Аркетт! Я всё мог стерпеть, но вы собираетесь воскрешать мёртвого спиритическим сеансом посреди морга, серьёзно? Окститесь, Господи! — Джеймс… — поучительно начал Стивен, но закончить не сумел. — Знаете, что? Я не знаю, где Вы сыскали себе столько единомышленников. Верно, где-то поблизости окрестностей Салема недавно распустили разорившийся дурдом. Но Вы не в себе! С меня хватит, мне надоел этот цирк. — напористо произнёс Роджерс и быстрым шагом направился прочь. — У Вас, шериф, даже более идиотский помощник, чем у меня. — усмехнулся Форест, жирно намекнув на Гейджа. — Вынужден признать, — едко ухмыльнулся Гейдж. — Что и даже более идиотский, чем у меня. — Пускай ступает. Он бесполезен, — категорично заявил Эрин. — Искренне не понимаю, для чего вообще стоило вовлекать его в расследование. — Он мой наследник, — объяснил шериф строго и с тоской глянул на отдаляющуюся спину Джеймса. — Когда я узнал, что моя жена беременна мальчиком, я надеялся, что, родившись, он захочет стать полицейским. Но, родившись, он оказался девочкой, которая хотела только получить учёную степень и выйти замуж. — Помнится, когда она родилась, мы были убеждены, что она вырастет бойкой и отважной блюстительницей закона. — ностальгически улыбнулся Гейдж, перехватив тусклый взгляд шерифа своим. — Да. Но у неё оказался характер матери, что неудивительно, учитывая, как редко я бывал дома, — кивнул шериф с усиливающейся тоской. — Впрочем… Это не так важно, как-то, что Джеймс заменил мне сына, которого у меня никогда не было. Ему просто нужно время, и я хотел бы попросить вас, бесчувственных тварей, всё-таки посочувствовать ему. Отнестись с пониманием. — Он может не помогать. Но главное, чтобы не мешал, — исчерпывающе огласила Морана, с чем, наверняка, все готовы были согласиться. — Сегодня луна благоволит магическим практикам, так что стоит провести обряд сразу после заката. Если не возражаете, мне нужно вернуться в резиденцию Ковена и подготовиться к этому. — Солидарен с мисс Сибли. Я должен доложить мистеру Бейкеру об итогах своей поездки и посоветоваться со старейшинами по поводу участия в воскрешении мёртвого. — поддержал её Эрин. — Хорошо. Сегодня день обещает быть солнечным, — взглянув на небо с расступающимися облаками, отметил шериф. — А вампирша сыта. Так что до заката вы все можете быть свободны. Полиция будет делать то, что должна. — Позвоните, как потребуется наше участие. — напоследок сказал Гейдж, и поправив алый галстук, кивнул всем в знак прощания. — Надеюсь, что этого не случится. — совсем тихо произнёс Форест, зная, что его услышит только Гейдж, который в ответ на это согласно усмехнулся. На этой ноте все разошлись. На месте преступления остался только шериф, который должен был собрать остатки найденной подчинёнными информации. Гейдж и Форест ушли вместе, чтобы, перед тем, как разойтись, обсудить случившееся. — Эта тварь меня дико бесит, — эмоционально прошипел Форест. — Как же тебе повезло, что ты сможешь отрубить ей голову. — Только если Лестат не пожелает сделать это лично, учитывая, как страстно она испытывает его терпение, — хмыкнул Гейдж расслабленно и взглянул на часы. — К слову, об этом. Через час я должен открыть лавку, но у меня ещё есть время, чтобы нанести визит в поместье. — Не утруждай себя, — через зубы вытянул Форест, потирая лимфоузлы. — Мёртвая шлюха… Оставила столько лишней крови, что скулы сводит. — О, не считая того, как сильно такие вылазки распаляют чувство голода, я буду рад побесить тебя своим присутствием ещё по крайней мере полчаса. — гадко произнёс Гейдж и дьявольски улыбнулся в недовольное лицо спутника. — Будешь пить донорскую кровь? Что же на тебя нашло, — поддел Форест цепко. — Езжай в свою лавку или к своим дырявым мешкам с кровью. Я в состоянии самостоятельно доложить Гилберту обо всём, что мы здесь узнали. — Ты только что назвал женщин дырявыми мешками с кровью? Как грубо, — дёрнув не слезающей с бледных щёк ухмылкой, протянул Гейдж. — Я всё же откажусь от твоего предложения. К слову, дырявые мешки обычно не самые надёжные, особенно для жидкостей. Так что будь более точен в подборе оскорблений. — Как я рад, что мы поедем в разных машинах. — напоследок бросил Форест, сворачивая к своему автомобилю. Стоило Форесту вальяжно сесть в салон, нерасторопно пристегнуть ремень и прокрутить ключ зажигания, как мимо него пролетел призрачный Кадиллак. Заскрипев зубами, Форест незамедлительно подумал: «вот же сволочь», поскольку ощутил себя обязанным тут же сорваться с места и обогнать автомобиль своего неприятеля.

*

Поместье ордена Клыков скрывалось от солнечных дней. Прежде, чем передавать господину де Шеврезу сведения о новом убийстве, Гейдж распорядился, чтобы госпожа Вивьен Д’Арт передала слугой успокаивающую настойку на травах. Казалось, это будет уместным. Но жизнь такова, что, когда у кого-то в голове зарождается череда запланированных действий, где-то в другой голове неподалёку обязательно появится способ преломить эту череду. — Что в бокале?! — Лестат загребуще схватил слугу за руку, какой тот держал серебряный поднос, на котором принёс хрустальный толстодонный бокал с травяной настойкой. — Травяной сбор. От нервов! — трепыхнувшись от животного страха, пробравшегося в тело через смертельно крепкую хватку, выложил слуга. — От нервов?! — охнул Лестат. — Вы считаете, я нервный?! В повисшей тишине раздался хруст костей. Лестат отпустил руку лишь тогда, когда слуга окрасил стены помещения своим криком. Де Шеврез смахнул бокал на пол, и тот осколками рассыпался под ногами слуги, заставляя травяной сбор блекло-зелёной лужей растечься по уложенному шашкой мрамору. — Проваливай. — прошептал Лестат, истерически дёргаясь от раздражающих звуков болезненного скуления. Форест беззвучно вздохнул и бросил незаметный взгляд на Гейджа, явно размышляя о том, стоит ли здесь и сейчас заложить его, чтобы и он, к примеру, вспомнил, каково это, когда ломаются кости. Как бы не было сильно его желание напакостить, он понимал, что его положение обязывает к умению вести себя достойно. — Я сам! Сам лично найду её. Вырву ей зубы, потом глаза! — неистовствовал Лестат, пока вдруг не остановился против Гейджа и Фореста. — Вы двое! Почему ещё не поймали её? — Мы не всемогущие, господин де Шеврез. Имейте честь взять себя в руки. — стойко вымолвил Гейдж и со всей смелостью посмотрел в чужие глаза, что покраснели от негодования. — Вот оно как… Не всемогущие… Ну, разумеется, это так. Лестат помолчал несколько секунд, плавно обходя стол, будто тигр обходит сочные зелёные кусты, выслеживая аппетитную косулю. На столе была разложена шахматная доска, на которой де Шеврез вёл игру с подчинёнными до визита приближённых совета. Шахматы были его любимым развлечением, а для всякого, кто попадётся ему на глаза, когда не с кем сыграть — обязанностью. При игре в шахматы с Лестатом было одно-единственное правило, которое не стоило обходить: ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах, нельзя у него выигрывать. В лучшем случае, он не позволит противнику покинуть игру, пока не одержит победу. В худшем… Вероятно, не стоит говорить, что сделается с победителем. Впрочем, в данную минуту было важно не то, что сегодняшнее утро, как и многие другие, началось для Лестата с шахмат. Важно было то, что с этой доски Лестат аккуратно извлёк глянцевую деревянную пешку, которую без сложных усилий разломал напополам. — Это она, Гейдж. Она… — скрипучим от напускного спокойствия голосом проблеял Лестат, затем отбросил сломанную фигурку на пол и взял с доски коня, с которым расправился точно также холодно. — А это ты! Две части поломанного шахматного коня полетели в Гейджа и ударились о его плечи, словно бы изображая копья, которыми Лестат мог бы приколоть подчинённого к стене. Гейдж гордо вздохнул, проводив коротким взглядом соскочившие на пол обломки фигурки. Форест в это время незамысловато хмыкнул, видимо, дивясь тому, насколько беспечно Гейдж возражает вышестоящему, не чувствуя никакой опасности. Может быть, даже понадеялся на то, что это были не пустые угрозы. После демонстрации наглядного примера Лестат уронил продолжительный взгляд на валяющиеся на чёрно-белом мраморном полу фигурки. Перевёл внимание на доску, где теперь не доставало двух элементов, и рывком сбросил эту самую доску на пол. Чёрные и молочно-белые, шахматные фигурки пышным фейерверком разлетелись в стороны и заколотили по мрамору проливным дождём. Грохот падения шахматной доски раздался мощным эхом по просторному залу. — Прибрать пол! — громом изверг Лестат, быстро зыркнув на стоящих тенями слуг. — Я требую изваять шахматный набор из хрома и золота! И чтобы он был у меня к вечеру! А вы… Слуги привычно засуетились, стараясь устранить беспорядок и при этом лишний раз не напоминать о своём присутствии. Члены совета и их приближённые застыли в ожидании вердикта.

*

Алан Бейкер воспринял отчёт спокойно, дежурно поручив Эрину делать то, что должно. В том его поддержали и старейшины, к которым Каомханах отправился сразу после того, как отчитался перед вожаком. Двое опытных шаманов, чьи лица были испещрены морщинистыми сетками, окружённые массивными шапками из перьев, внимательно выслушали Эрина и подарили молодому шаману своё благословение на вмешательство в тёмные силы. Вместе с тем Эрин получил в дар надёжный оберег, обязанный схоронить его от «потемнения сердца». Так престарелые шаманы назвали процесс, который случается, когда душа прибегает к тёмным силам для достижения своих целей. Они считали, будто чёрная магия может очень быстро поглотить сердце и заразить собой душу, поэтому поручили Эрину отпугнуть от себя дьявольские чары при помощи заговорённого пучка трав, бережно спрятанного в тотем. Тотем представлял из себя вручную вырезанную из дерева морду волка на прочной верёвке с бусинами. Ещё издревле считалось, что волк является слиянием добра и зла вместе. В разных случаях символ волка мог считаться как негативным, так и позитивным, но второе превалировало в культуре оборотней. В данном случае волк обозначал единение светлого и тёмного, дающее интеллект, силу, защиту и напоминание почитать ценности, о чём говорил знак, изображённый на тотеме. Две стрелки внутри круга, направленные в точку, что находилась в самом центре, обозначали нерушимую, мощную защиту. Эрин мог ассоциировать себя с этим волком. Преступая грань добра, выходя из тыла, он вынужден был претерпеть метаморфозы, войти босыми ногами в невод тьмы, чтобы преисполниться в познании всей сути и сделать нечто полезное нетрадиционным способом. «Тревожить покойника без защиты равно быть убиенным от своих же рук» — твердили ему старейшины. — «Помолись духам, прежде чем претворить в жизнь этот обряд бок-о-бок с ведьмой». Именно поэтому, сразу после встречи со старейшинами, Эрин отправился на окраину леса, к тотемам, намереваясь помолиться. Взяв в руки точёное копьё, Эрин начертил на земле несколько символов, одним из которых была утренняя звезда. Она покровительствовала вдохновению, духам предков, воскрешению героев прошлых времён в нынешних людях, даровала человеку мужество и чистоту духа. Когда-то утренняя звезда использовалась в ритуалах, проводившихся с целью вернуть родную почву в те времена, когда по землям Америки ещё не ходили европейцы. Сейчас для себя Эрин мог трактовать это несколько иначе: он желал защититься от чужаков, напитавшись благородной силой предков, создать барьер, который отгородит его от зла. Морана, тем временем, тоже была вынуждена обратиться к помощи леса, но отнюдь не для того, чтобы принести хвалу богам и выпросить у них немного милости. После того, как она передала верховным ведьмам суть утренней истории, в доме разгорелся страшный спор. Морана рассчитывала получить от старших помощь в подготовке к ритуалу, но застала их в жарком разногласии. Гвинерва и Бретта начали обычную дискуссию о том, что им стоит поторопиться в назначении новой жрицы, — хотя бы временной, — когда внутри договора Крови происходит такой разлад. Вскоре к дискуссии присоединилось ещё несколько ведьм, и она невиданным образом переросла в стычку с жестокими обвинениями и бессмысленными переходами на личности. Долго в такой обстановке Морана не выдержала. Она собрала в холщовую сумку несколько книг и трактатов, глиняную посуду, какие-то травы и практически случайный набор настоек в закупоренных стеклянных колбах. Уже тогда, когда она собиралась скрыться незамеченной, со спины её окликнул детский голос, заставивший обернуться. — Мори! — Уна бежала за ней следом, размахивая толстыми тёмными косами. — Ты идёшь гулять в лес? Можно мне с тобой? — Нет, Уна, я… Мне нужно подготовиться к важному обряду. — Морана с сожалением поджала губы, увидев перед собой румяное щекастое личико и глаза, полные детской, наивной мольбы. — Пожалуйста, позволь мне пойти с тобой. Я не буду мешать, честно! — клялась Уна, для пущего эффекта сложив ладони в замочек и сделав самый жалостливый, просящий взгляд из всех подвластных ей. — Я не хочу слушать, как они ругаются за место жрицы! — Ты права, это ужасно, — понимающе кивнула Морана. — Госпожа Изабелл ушла из жизни, а им словно бы совсем плевать… Да, Ковен не должен оставаться без жрицы, но… — Но можно провести честное соревнование, которое выявит победительницу! — за неё закончила Уна, когда у Мораны мысль куда-то потерялась. — А не ругаться и только позорить себя. Ведь Бретта всегда учила меня, что я должна так решать свои проблемы, а не криками. — Ладно, идём со мной, — вздохнула Морана, доверяя Уне в том, что она её не подведёт. — Только обещай меня слушаться. — Обещаю, — Уна поспешила за ней в чащу леса и поравнялась с Мораной по шагу. — Мори, а если бы ты вдруг стала жрицей… — Ты сказочница, Уна, — Сибли коротко посмеялась и покачала головой. — Быть может, лет через двадцать… — Ну если бы это случилось, — детской гипотезой предположила Уна. — Ты бы сделала меня своей помощницей? — Конечно, Уни. — Морана тепло улыбнулась, увидев, как та возрадовалась услышанному, а сама подумала о том, что совершенно не знает, кого бы она могла сделать своими помощницами, если бы вдруг ни с того, ни с сего заняла место жрицы. Морана была из тех, кто никогда не страдал от недостатка скромности. Ей и в мыслях было неповадно представлять себя в ситуациях, когда она могла бы совершить значительный триумф над чем-нибудь. Имея внутри энергетический очаг такой мощи, что его по праву можно было считать взрывоопасным, мисс Сибли, кажется, никогда не осознавала этого. Она всегда слышала от Бретты, что является сильной ученицей, что таит в себе несметное магическое сокровище, что пойдёт очень, очень далеко и станет невероятной колдуньей, какой была и её мать. Морана очень хотела соответствовать. Это всегда нелегко — иметь на себе клеймо золотого ребёнка, который обязан быть не хуже великого родителя. Она каждый день совершала над собой усилие, пытаясь стать совершенной. И тем не менее, она никогда не думала, что могла бы вести за собой весь Ковен. Что могла бы достигнуть таких впечатляющих результатов, какие стали бы достойными этого места. Она знала, что в юности её мама состязалась с Изабелл за титул жрицы. И знала, что она проиграла это состязание. Парадокс, но на деле Морана знала не так уж много о своём происхождении. Старшие ведьмы говорили не слишком охотно, не углублялись в подробности, и у Мораны не было никого другого, кто мог бы поведать ей о её родственных связях. Потому мисс Сибли предпочитала не забивать свою голову тем, что было слишком далеко от неё, и прикасалась только к тому, к чему было позволено прикоснуться. Уна, как и обещала, старалась не доставлять неудобств. В чаще леса солнце отбрасывало чёткие длинные тени стройных стволов секвойи на землю. Мутовчатые ветвления ложились на засыпанную хвойными крошками почву, изображая причудливые формы. Морана предпочла укрыться от солнца в тени, среди характерного аромата древесной коры и секвойных иголок. Лёгкий ветерок гулял по тихим лесным просторам и время от времени игриво пытался перевернуть хрупкие суховатые книжные странички. Они от старости хрипели в нежных пальцах Мораны, и она вынуждена была беспокоиться о том, чтобы одно её неловкое движение не изуродовало древний фолиант, который возрастом мог посоревноваться с самим Салемом. Держа в руках эти охровые странички с завитками засохших чернил, которыми английский смешался с латинским, увековечив древние магические практики, Морана внутренне трепетала. Такие ценные рукописи ей доводилось читать не каждый день. Обычно верховные ведьмы с особенной нежностью оберегали некоторые полки домашних библиотек. На них стояли книги, подаренные вампирами в знак заключения дружбы, как раз в те времена, когда Салем был преисполнен ужасом от охоты на ведьм. Как знала Морана, эти трактаты были тем немногим, что уцелело от древних ведьм. Одна из первых сказок, которую услышала маленькая Морана — это сказка о том, как люди из Старого Света вторглись на проклятые земли Америки и этим нарушили ритм жизни всего того, что было там до них. Ведьмы, оборотни и вампиры сосуществовали в мире под покровительством последних, а когда появились люди, всему пришёл конец. Древнее зло, которое даёт истинным жителям земель их силы, — в первую очередь, речь шла об энергетическом очаге, которым подпитывали свою мощь древние ведьмы, — разгневалось и стало уничтожать своих тёмных детей, а заодно и живущих подле них туземцев. Ведьмы, оборотни и вампиры стали умирать, земля разверзалась и забирала их, всех, кроме тех, кому удалось бежать. Оборотни почти исчезли, немногим выжившим удалось скрыться. Древние ведьмы вымерли целиком, так как колдуньи, покинувшие материк на кораблях колонистов, потеряли критическую часть своих способностей вдали от места силы и превратились в известных ныне знахарок и гадалок. И только нескольким выжившим вампирам удалось спасти их наследие, которым они щедро поделились с новыми ведьмами, вернувшись, когда крик проклятья стих. Эта история передавалась из поколения в поколение. Первыми, с чьих уст она слетела, были вампиры. Сегодня именно их новые ведьмы благодарили за подавляющую часть своих драгоценных знаний. Морана листала страницу за страницей и ненароком зачитывалась побочными заклинаниями, которые были ей сейчас совершенно не к чему. Но она знала, что сегодня, в тот день, когда ей удалось урвать себе этот фолиант, воспользовавшись волей случая и ссорой старших ведьм, у неё, возможно, есть единственная, уникальнейшая возможность ознакомиться с этими сокровенными знаниями. И завтра у неё такой возможности уже не будет. Книга вернётся на место и вновь будет бережно охраняться. Недолго думая, Морана взяла на себя смелость отфотографировать наиболее любопытные странички, притом наказав Уне «никому-никому» не рассказывать об этом. Морану также интересовал один необычный факт: некоторые листы были аккуратно извлечены из книги. Через раз, через три, перелистывая страницы, Морана отмечала, что вновь натыкается на тонкую волнистую бумажную ниточку между этих самых страниц. Вернувшись к оглавлению, которое вначале было пропущено, Сибли также имела случай приметить, что некоторые заглавия были грубо стёрты. И они полностью совпадали с номерами страниц, которые были украдены из книги. Это позволило подумать, будто верховные ведьмы всё-таки позаботились о том, чтобы наиболее ценная информация оставалась скрытой от лишних глаз. Быть может, на тех страницах находились слишком опасные заклинания? Морана тяжко вздохнула и посмотрела на Уну, крохотная фигурка которой мелькала между деревьев, собирающей в корзинку цветы и травы, негусто растущие возле вязов. Необычайное сочетание — секвойя и вяз вместе, бок-о-бок. Салемские леса поистине волшебны. Затем Морана, отвлёкшись от этой мысли, посмотрела на время. Ресурс, который был наиболее ограничен. И почему она никак не могла сконцентрироваться на нужном? Отвлекалась на истоки истории, количество страниц, соседство секвойи с вязом… Наверное, потому что открыть раздел «кладбищенская магия» было задачей нелёгкой. Вероятность на успех в таком сложном обряде не самая завидная. Морану успокаивало то, что у неё будет два спасительных фактора — поддержка опытного шамана и кровь вампира, которая, согласно одному из ведьминских постулатов, значительно усиливает любой магический очаг. Конечно, только при условии, что кто-то из вампиров любезно согласится одолжить немного своей драгоценнейшей крови. Вампиры, они народ очень своевольный, и способны отказать в услуге просто из принципа. Сами вгрызаются в вену случайному прохожему, чтобы обескровить до предела. Но со своей раны постараются не обронить ни капли этой ядовитой чёрно-бурой жидкости. Несмотря на то, что это совсем не вредно и уж точно не смертельно. Кладбищенская магия. Небосвод загорелся, и проводив солнце, выпустил луну королевствовать. Ночь, укрыв собой каждый уголок материка, укрыла и всякие таинственные деяния, которые собирались развернуться во власти земного спутника. Улицы утопали во тьме, редкие фонари не доставали до чернеющих кустов и крон деревьев, и светили в ночь только людские жилища, испещренные горящими окнами. Длинные холодные коридоры патологоанатомического отделения больницы отрисовались в бледно-синем оттенке. Мёртвая тишина расступилась перед отчётливым эхом шагов. Никто не шумел, но одного присутствия было достаточно, чтобы нарушить покой навечно уснувших. Загипнотизированный лаборант открыл перед поздними посетителями дверь в холодный зал, покрытый мраком. Помещение отличилось не только температурой, близкой к нулю градусов, но и тяжёлым душком спирта, хлора и формалина, притом со смесью сладковатого оттенка серы, вызванного компонентами органических разложений. Было видно, что работники больничного морга прикладывают все возможные усилия, чтобы содержать отделение в чистоте. Однако, этот морг — единственный в городе. Здесь оказываются абсолютно все его жители, чьё сердце по тем или иным причинам решило заснуть навсегда. Полностью истребить все сопутствующие назначению морга запахи невозможно, каковы бы ни были старания. Благо, сегодняшняя аудитория не отличалась неподготовленностью к специфике подобных мест. Удивительно было то, что Джеймс тоже оказался участником наметившегося действа. Никто не знал, каким волшебством шериф Аркетт сумел завлечь его сюда, но по лицу Роджерса было видно, что его тошнит совсем не от запаха трупов. Лаборант распахнул морозильную камеру, из которой вскоре выехал покойный Джереми Паркер на жестяной каталке. Колёсики заскрипели, спотыкаясь о промежности в кафельном полу, и как только тело оказалось посреди зала, Гейдж коснулся плеча лаборанта. Когда их взгляды встретились, медовые радужки глаз Гейджа наполнились кровью, словно оказались ранены. — Твоя помощь многого стоит. Можешь идти. — Спасибо, мой господин. Гейдж учтиво кивнул и проследил взглядом за молодым парнем, что, погружённый в транс, скрылся за дверью. В это время Морана неуверенно подошла к столу, на котором спал труп, и вместе с этим она обзавелась тенью по имени Эрин. Он, как и обещал, покровительски стоял рядом, но ничего не делал. — Ведите себя тихо. И отойдите в сторону, — Морана ещё секунду назад смотрела в лицо покойному, но сейчас её взгляд выстрелил в полицейских. — Вы можете его спугнуть. Слишком живые. Джеймс тихо фыркнул, но послушался. Он для себя решил сходить на этот спиритический сеанс как на показ нового фильма в кинотеатре. В конце концов, он просто не мог дождаться момента, когда у них ничего не получится. Его снедал интерес: как же именно это случится? Какими будут их лица, когда покойник останется лежать неподвижно? Или что должно произойти, какое ничтожное совпадение, чтобы они приняли это за знак и посчитали обряд успешным? Морана была не очень обрадована, услышав, что Джеймс присоединится к ним, потому что не хотела, чтобы на сеансе присутствовали люди. В её идеальном представлении этого действа, люди оставались как минимум за дверью. Включая шерифа, который теперь точно бы никуда не делся, имея обязанность сдерживать своего подопечного в узде. Ведьма и шаман — энергетический очаг, к которому привязывается покойный, чтобы вернуться в мир живых. Вампиры, по сути своей, неподдельные трупы, лишь умело изображающие нечто живое, и тоже не способны испугать мёртвого. Скорее даже наоборот — привлечь его, почувствовавшего, что возле энергетического очага уже есть нечто, находящееся на стыке линии горизонта между двумя мирами. А вот люди… Живые, настоящие, теперь совсем чужие для ушедшего в мир мёртвых. Морана тяжело дышала, слушая тишину в ушах, ощущая, как вместе с грудью вздымается прилипший к ней оберег, и пыталась успокоить свои нервы. Она знала: у них только один шанс. Не то духи разгневаются и проклянут их так, что потом будет не вылезти из ямы смертоносных неприятностей. Эрин тоже это знал, но был спокоен как море в штиль. Его присутствие почему-то успокоило Морану. Она чувствовала его силуэт за своей спиной, и вопреки тому, как сильно они не ладили, чувствовала от этого уверенность. Расстегнув холщовую сумку, Морана извлекла из неё охапку белых восковых свечей и попросила Эрина зажечь их. Она попросила именно его, потому что знала, что ему не придётся объяснять, как и где должны расположиться эти свечи. Она не ошиблась, подумав об этом, потому что шаман начал размещать свечи, предварительно одевая их в бронзовые подсвечники, в идеально правильное положение. Гейдж вызвался сделать небольшой посильный вклад в проведение мероприятия. Во тьме послышался скрип тёрки с красным фосфором, на головке спички полыхнул маленький огонёк, который передался каждому фитилю. В это время Морана вытащила из сумки маленький потёртый мешок, плотно перевязанный изношенной верёвкой. Когда эта верёвка распустилась, из мешка вылез пучок сушёного вереска. Крохотные розовые цветочки на пожелтевших стеблях больше напоминали капельки окрашенной акварелью воды. Вереск — растение, обладающее очень мягкой, прохладной аурой. Он принимает участие в огромном количестве обрядов, зачастую выступая проводником в транс, медитативное состояние, которое помогает раскрыть энергетические тайники в душе и воспользоваться силой как можно продуктивнее. У Мораны нашёлся и другой мешочек. Если первый был почти неосязаем, то сладкий бальзамический запах ладана вышел на свет раньше, чем сам ладан. Пока мешочек вереска лежал на отражающей поверхности стола, жёлтые капельки ладана посыпались в кадильницу, которую Морана, вновь без единого слова, протянула Эрину. Он понял, что должен окурить помещение. Ладан окрестит своим терпким шлейфом пространство, очистит его, создаст нужную незримую атмосферу, в которой дух покойного будет чувствовать себя в безопасности. Форест предпочёл отойти, посчитав этот аромат заведомо неприятным. Гейджу он тоже не нравился на подсознательном уровне, но зарытые в глубине оледеневшей души воспоминания о детстве, юности, человеческих годах, которые были прочно связаны с церковью, заставляли его любить навязчивый аромат ладана. Или, по крайней мере, реагировать на него более спокойно. При зажжении выяснилось, что в смеси был не только ладан, но и мирра. Такой дуэт смол лишь усиливал процесс очищения и успокоения. Морана, кинув короткий взгляд на стройные волны дыма, выросшие в воздухе, понадеялась, что делает всё правильно. Порой ей было сложно помириться с мыслью, что для такого тёмного обряда используются такие светлые травы и смолы. Но даже взывая к силам зла, было необходимо показать им свою благосклонность. Кроме того, основной упор делался на получение расположения конкретной души. Когда духи смерти соглашаются вытащить покойного из мира мёртвых, это только половина дела. Ведь покойный может отказаться принимать гостей, не пойти по перекинутому мосту, если тот покажется слишком шатким. И тогда уже становится не важно, какие дьявольские подношения получили слуги лукавого — они будут злы на то, что их побеспокоили за зря. — Мне нужна кровь, — Морана отвлекла внимательный взгляд от ступки, в которой замешала эмульсию из стёртых в порошок трав, масел и костей. И посмотрела на вампиров. На каждого по очереди, но на Гейджа особенно долго, предугадывая, что он пойдёт на это охотнее Лабарра. — Одного из вас. — На меня даже не смотри, — брезгливо открестился Форест и в довесок показательно загородил ладонью нижнюю часть лица, чем показал, что ему неприятна устоявшаяся в воздухе вонь. — Ещё только я с неопытной ведьмой своей кровью не делился. Привяжешь ко мне это приведение, и будет век за мной таскаться. Уже достаточно вокруг придурков. Эрин глухо фыркнул, оценив чужую манерность как хорошую шутку. Морана же оскорбилась, но вида постаралась не подать. Подобного ответа она ожидала от Фореста, потому в надежде уставилась на Гейджа и стала молиться, что Эрин не пробросит невзначай, что кровь вампира вовсе необязательна. Нет, в данном случае без неё ничего не выйдет. — Моя жизнь точно не станет хуже из-за одного маленького приведения, — добродушно сказал Гейдж, пожав плечами, приблизился к столу и с готовностью протянул своё запястье. — Действуйте, мисс Сибли. — Наблюдай. — Аркетт пихнул засыпающего от тоски Джеймса локтем, заставив встрепенуться. Джеймс неохотно послушал. В отсвете свечей было видно, как Морана берёт в руки блеснувший в полумраке своим полированным лезвием кинжал. Как свободной рукой перехватывает оголившееся от пиджака запястье Гейджа и как проводит, надавливает клинком, по его бледной точно ледяной джин коже, выпуская несколько жирных ветвящихся струй тёмной как смола крови в ступку. Гейдж притом не шелохнулся. Ему, конечно же, было больно. Но он сумел этого не показать, сконцентрировав ровный взгляд на соцветиях крови, разбавляющих сухую смесь в ведьминой ступке. Его руку на несколько секунд обожгло, импульс разлетелся по мышцам, но буквально через несколько секунд вспышка начала затихать, а рана стала затягиваться. Морана подала ему салфетку, и видя, что Джеймс наблюдает, Гейдж вскинул запястье вверх, стёр остатки крови кромкой белой ткани и продемонстрировал нетронутую никаким ножом кожу. В ответ на это Джеймс протёр глаза и этим позабавил всех присутствующих, помимо Мораны. Она уже была слишком сосредоточена. Травянистая эмульсия в своём аромате приобрела сладковатые нотки железа, необычно замешавшиеся с цветочными и маслянистыми запахами. Цвет мази тоже изменился, потемнел, побагровел, стал похож на окровавленный закат возле моря. — Это что ещё за фокусы… — изумлённо прошептал Джеймс. В его голове случилось затмение. Все прежние мысли выветрились, выкурились смесью мирры, ладана и горячего воска. Прикрыв глаза, почти можно было представить себя сидящим на скамье в церкви, возле поддувающей сквозняком открытой двери. Только вместо икон картины, прячущие за собой нечто более ужасающее, чем вера в светлое. Живые мертвецы и… Взаправду волк? А вместо привычной службы — чёрное заклинание на латыни. Распахнув веки, Джеймс увидел Морану, стоящей над толстой пожелтевшей книгой. Раскрытая, она была в её правой руке, будто поднос на локте официанта. А левая рука вознеслась к потолку, сложив пальцы в молитвенном жесте. Эрин встал ровно за её спиной и гипнотически замычал, дабы создать определённый ритм — он словно пытался отыскать нужную ему волну на радио. Голос Мораны стал заметно ниже и тише, почти перекликаясь с шёпотом. — Quid est, Diabolus… Videtur, Satan, — её бархатный голосок превратился в совсем иной, смешался с воздухом, стал един с ним. — Da mihi clavem quae fores reserat mundo mortuorum… Crede mihi cum aula intima tua… Джеймс панически сглотнул, ощущая тремор в коленях и руках. Почему-то голос юной красивой девушки теперь стал звучать очень жутко. Впечатление окропилось пролитой кровью, мраком, разбавленным одними лишь тусклыми свечами и нерастворимым дымом. Лежащим посреди стола трупом, безжизненное лицо которого было обтёрто этой зловонной мазью и истекало кровью. Кровь… Закрыв глаза, Джеймс пропустил часть ритуала, в которой Морана филигранно надрезала кожу вокруг овала лица покойного. Мазь она использовала как наметку, трафарет, на деле являвшийся своеобразным проводником энергии. Теперь с умершего можно было снять скальп, одна только грязно-красная мазь скрывала прожилки, мышцы лица, которые нехотя отсоединялись друг от друга, и от этой мысли Джеймса чуть не вырвало. Он вшился на своё место так, словно его отлили из бронзы. Не мог и рукой пошевелить, покуда она сама произвольно дёргалась на нервном подъёме. Это зрелище было слишком эпичным, а голос Мораны усиливался, раздваивался, и вкупе с завыванием шамана превращался в истинный вальс ужаса. — Quid est, Diabolus… Videtur, Satan, — упорно продолжала ведьма, пока вместе с баритоном шамана за окном усиливался ветер. — Fac cum servo tuo secundum misericordiam tuam, sanguine ductus, spiritu malo et viribus myriadibus tuis… Accipe oblationem meam, gratiam pro favore commuta. Шериф Аркетт держался достойно, хотя ему явно было не по себе. Джеймс же готов был бросаться на стены от тревоги, ползти по потолку, лететь пылью по воздуху. Часы пробили ровно три. Дым, украсивший помещение, вдруг стал ветром и осознал свою мощь. Точно ребёнок, получивший свободу в отсутствие родителей, стал делать всё, что ему вздумается. Рьяно распахнул окно, беспорядочно вздёрнул шторы с карнизом, уронил хлипкую ширму и хлопнул плохо закрытой дверцей. Но не потушил свечи. Джеймс боялся закричать и прикусил губу так, что кровь побежала по подбородку. Оба вампира тут же обернулись на него и этим лишь сильнее напугали. Роджерс прикрыл рот рукой и с ужасом наблюдал за тем, как Морана с треском отделяет кожу лица от головы убитого. Она читала заклинание всё громче, пытаясь пересилить свист ветра и загробный шёпот, ползущий вместе с ним по полу. — Venite ad me, spiritus mortuus, Satan ostendit tibi viam. Venite ad me, spiritus mortuus, Satan ostendit tibi viam… — Морана сильно напряглась, не только удерживая в сгибе локтя книгу, страницы которой бесцеремонно побежали под напором ветра, но и удерживая себя — она была настолько хрупкой, что будто бы могла свалиться с ног в любую секунду. — Venite ad me, spiritus mortuus, Satan ostendit tibi viam! Ветер стал понемногу стихать, свист в ушах, способный оглушить — сходить на нет. Свечи продолжали гореть. Вместе с тем внутри Джеймса нарастала внутренняя паника, его поразила тошнота и головная боль. Это значило, что обряд сработал, помещение наполнилось потусторонним духом, который и заставлял людей впадать в замешательство, едва способное удержаться внутри и не перелиться через край как вода, выходящая из берегов в шторм. Вопреки подозрениям, хуже всего было Моране. Несмотря на то, что её шею украсил защитный амулет, её собственная энергия нанесла ей беспощадный удар по нутру, вывернула его наизнанку. Она отпустила скальп Джереми, и тот самостоятельно повис в воздухе, вызвав очередную вспышку неверия в голове Джеймса. Сибли опустила книгу на стол, и теперь обе её руки были свободны, сомкнувшись друг с другом. — Джереми… Спасибо, что пришёл, — с усилием произнесла Морана, тяжело дыша. — Мы… Мы хотим знать, кто убил тебя. Лицо заговорило. Еле различимо, напугано, нервно. — Вы… Отправили… Меня… В ад… — Ты не попадёшь в ад, Джереми, — вновь повторяя его имя для укрепления связи, соврала Морана и с этими словами подвинула поближе к лицу тройку трюфельных конфет, которые дух не мог бы съесть, но должен был охотно принять подарком. — Пожалуйста, помоги нам, чтобы твоей душе стало проще упокоиться. — Я не хотел сюда возвращаться! Вы… Меня… Переживало и выплюнуло! — Джереми, пожалуйста… — отчаянно пролепетала Морана, не силясь и предполагать, что претерпел дух на пути сюда. Дорога между мирами нелёгкая. Она поняла, что Джереми явился сюда не по своей воле. Его не задобрило подношение, не успокоил ладан. Юный парень, убитый вампиром — неупокоенная душа, блуждавшая на границе. Ведь смерть произошла меньше суток назад, и его связь с миром живых ещё не остыла до конца. Высшие духи, духи смерти, попросту вытолкнули покойного, услышав, что его ищут. Наряду с тем его могло испугать и присутствие посторонних, не принимавших участие в обряде. — Отпустите… Меня… Его голос истончился. Отовсюду эхом послышался скорбный плач, надавивший на уши ведьме не хуже, чем скрежет лезвия по стеклу. От этого она тихо взвизгнула, болезненно согнувшись, и когда выпрямилась, очень разозлилась. — Ты будешь здесь, пока я не позволю тебе уйти! Говори, не то я прокляну твою душу! — надавила Морана отчаянно. Покойный закричал так, словно его ударили двумя перекрёстными чугунными цепями по спине. В его искажённом смертью голосе слышалось нечто, позволяющее представить алеющие полосы от пыточной порки на спине. — Мисс Сибли, позвольте, — небрежно прошептал Эрин севшим баритоном. Он обратился к Джереми. Спокойно, обнадёживающе, покровительски. — Jeremie, et ensemble. Animam tuam purificabo, familiam tuam defende. Anima tua requiescet. An veni domine visitare nos in pace. — Светлая девушка… Нежное лицо… Слёзы… Я хотел помочь… — как на духу заговорило лицо, подчинившись воле Эрина. — I whakamōhio ia i a ia ano ko Louise… Свечи потухли. Обрывок кожи шмякнулся на прикрытую белой тканью грудь трупа. В воцарившейся тишине почти можно было услышать как стучат зубы Джеймса, как ему сводит живот, как к его горлу подступает приступ рвоты, который он, перегнувшись через лавку, не смог удержать в себе. Шериф погладил его по скрючившейся спине, надеясь утешить. Ему тоже было тяжело. Такое он видел впервые, хотя и сумел выдержать пытку давлением потустороннего. Эрин же схватил первое, что попалось под руку, чтобы успеть схематично записать услышанное. — Что он сказал? — спросил Гейдж обеспокоенно. — Если это вообще были слова. Не звучит как латынь. — Язык мёртвых, — ответил Эрин, обеспокоенно поглядывая на Морану, которая часто дышала, прицепившись пальцами к учащённому пульсу на запястье. — Его начало тянуть туда. Он больше не мог говорить с нами. Мисс Сибли, Вы в порядке? — Да, — бездушно отозвалась Морана, едва сумев выровнять тон голоса. Она не была в порядке. Её растаскивали на куски неподвластные чувству зрения гиены. Её крутило, как на самой изощрённой карусели в парке развлечений. Земля уходила из-под ног, слух закладывало сердечным стуком. Она чувствовала, что исчерпала свой очаг полностью, отдала всю себя до последней капли, чтобы воплотить обряд в жизнь. И догадалась, что связь прервалась именно из-за этого. Ей просто не хватило мощи удержать покойника здесь, несмотря на её угрозы оставить его в этом мире на веки вечные. Если бы она продолжала упорствовать, то ушла бы следом за Джереми. Это было бы даже несколько иронично — умереть прямо в морге. — В таком случае, интересно, что же Вы ему такого сказали. — отскочило от зубов Фореста. — Я пообещал, что упокою его душу и позабочусь о том, чтобы защитить его семью. — перевёл Каомханах. — Сможете расшифровать его слова? — с надеждой спросил шериф, всё ещё приглядывая за Джеймсом, который в помешательстве утирал с губ рвоту рукавом синей рубашки. — Смогу. Но мне понадобится словарь мёртвых, который я должен взять у старейшин. Я предлагаю перерыв, — он вновь бросил короткий взгляд на Морану, которой явно было нехорошо, и сложив салфетку в несколько делений, упаковал её в карман. — Езжайте в Bill&Bob’s Roast Beef, они как раз открылись час назад. Я приеду, как только книга будет у меня. Его предложение было одобрено. Bill&Bob’s Roast Beef — довольно популярная в местных кругах фаст-фуд закусочная, красную крышу которой на пару с белой светящей как фосфор вывеской видно издалека. Громкие жёлтые буквы знакомы каждому жителю города. Заворачивая на Бридж-Стрит, сложно проехать мимо. В связи с востребованностью вредной фритюрной еды среди горожан, не так давно они открыли второе заведение на пересечении двух спальных районов, чтобы посетители заглядывали чаще. Заняв один из столиков за жёлтыми скамейками, в самом дальнем углу, они начали анализировать ситуацию. Шериф сел за стол последним, поставив на него жёлтый поднос, полнящийся едой. — Угощайтесь, — Стивен распечатал фирменный бургер заведения, ненароком выронив на стол измазанный в горчице лист салата. — Особенно Вы, мисс Сибли. Вам нужно набраться сил. — Спасибо, шериф. — Морана благодарно кивнула и всё ещё трясущейся рукой взяла с подноса салат с курицей, покрытой золотистой корочкой. Она стала уплетать его за обе щёки, стараясь подцеплять на вилку сразу и латук, и помидор, и курицу. Форест и Гейдж демонстративно посасывали молочные коктейли через трубочку, а Джеймс вовсе к еде не притронулся. — Почему ничего не едите, офицер? — поинтересовался Гейдж обеспокоенно. — Издеваетесь? — хмыкнул Роджерс, ковыряя резиновую подкладку, защищающую бортики стола. — После такого спектакля я ещё трое суток даже смотреть на еду не смогу. — Прискорбно. Учитывая, что полчаса назад Вы очистили желудок. — с издёвкой напомнил Форест и стукнул донышком пластикового стакана о стол. — Сами ешьте. — буркнул Джеймс потеряно, сложив локти на стол и прижавшись к ним щекой. — Не хочется пойти по Вашим стопам. — усмехнулся Лабарр, отведя взгляд к окну, за которым всё ещё властвовала ночь. — Разумеется. Наверняка, фаст-фуд слишком дешёвый для Вас, мистер Лабарр? — рыкнул Джеймс озлобленно, явно обходя любые зрительные контакты с этими непонятными существами. — Если всё было так просто, — мечтательно улыбнулся Гейдж, своей лучезарной улыбкой вселяя в Джеймса очень противоречивые чувства. — Мы питаемся кровью, Джеймс. У нас функционируют лёгкие, мозг, сердце, кровоток, но пищевод почти полностью атрофирован. В организме переваривается только жидкость. Еда, попадая в желудок, гниёт и выходит обратно через рот. Иногда можно побаловать свои вкусовые рецепторы, но исход будет не самым приятным. — Спасибо за урок введения в биологию. А то на сегодня мне было недостаточно мерзости, когда мисс Сибли сняла скальп с несчастного трупа… — травмировано буркнул Джеймс и обнял себя руками, отводя взгляд в сторону. Для того, чьё мировоззрение перевернулось с ног на голову в одночасье, он держался очень неплохо. Джеймс старался отвлекаться на то, что удерживает его в реальности, чтобы не возвращать к глазам картинку, где левитирующий обрезок кожи с тела убитого разговаривает с ними. Но это было сложно. Сразу на выходе он проглотил аж несколько успокоительных таблеток, потому понемногу расплывался за столом, избавившись от тремора и тошноты. Но морального напряжения таблетки пока что не сняли. Тем временем, шерифу и Моране аппетита было не занимать. Расправившись с цезарем, измотанная долгим днём ведьма принялась налегать на картошку и наггетсы, а Стивен охотно её в этом поддержал. — Можно ведь жевать еду и сразу выплёвывать её, — задумчиво предложил Джеймс куда-то в свой прижатый ко рту кулак. Похоже, он начинал немного серьёзнее относиться к происходящему и потому анализировал неизведанных доселе существ со всех сторон. — Это легче, чем дожидаться гниения продуктов и вызывать рвоту. — Это неэтично, — нестандартно возразил Гейдж. — Так делают только младенцы. — Рыгают едой тоже в подавляющем большинстве только младенцы, — холодно рассудил Джеймс, даже не подняв взгляда на своего собеседника. — Так и сколько же вам лет? — Двести двадцать шесть и… — ответил Форест, и не поворачиваясь к Гейджу, подвёл глаза в его сторону. — Он как плохая шутка. Ему за триста. Точно не помню сколько. — Триста пятьдесят два. — негромко огласил Гейдж, кратко закатив глаза. Каждое из чисел прозвучало для Джеймса подобно серому шуму. Он совсем ничего не ответил. Аркетт подумал, что его молчание уже можно считать прогрессом, ведь в любом другом случае Роджерс высказался бы о том, насколько глупо звучат попытки вампиров косить под вампиров. «Следы зубов девушки, пьющей кровь. Моментально заживающие раны. Труп, говорящий лицом, отделённым от тела и взлетевшим в воздух. Я сошёл с ума или мир сошёл с ума? И самое главное, что из этого хуже?» — критически размышлял Джеймс, постукивая пальцами по столу. — Вы считаете свой возраст от дня появления на свет или… От дня, когда стали вампирами? — вдруг стал расспрашивать Джеймс. — И какой из дней рождения предпочитаете отмечать? Форест отстал от молочного коктейля и паскудно захихикал, услышав подобные вопросы. Этим он показал, что отвечать, очевидно, не собирается. Гейдж тоже мягко улыбнулся, что стало видно по блеску в его глазах — ведь рот он прикрыл ладонью, посчитав, что насмехаться будет невежливо. — От рождения. Я бы сказал… Вступив в брак, вы не обнуляете срок своих отношений, верно? Но теперь вы считаетесь с обеими датами, — сравнительно пояснил Гейдж. — Что касается дня рождения… Полагаю, у каждого найдётся свой ответ на этот вопрос. Не всем людям нравится справлять этот праздник, а мы тоже когда-то были людьми и оставили при себе некоторые привычки. Я не люблю праздновать день своего рождения. Ни один, ни второй. Зато Форест… Гореть вам в аду, если не поздравите его, как минимум, самодельной открыткой. — Иди к чёрту, — услышав о себе, рыкнул Форест. — Никто не виноват, что ты вечно в трауре. Каждый день в году должен быть моим, а эти — тем более. — Ну и… Я коллекционирую игрушечные машинки. Реалистичные модели, — буркнул Джеймс неловко, почёсывая затылок. — В свободное от работы время. И чем же… Чем же вы предпочитаете заниматься, когда не пьёте человеческую кровь? — Скупкой и продажей антиквариата, путешествиями, коллекционированием вина и плюшевых летучих мышей… — перечислил Гейдж, пожав плечами. — Плюшевых?.. Летучих мышей?.. — переспросил Джеймс удивлённо. — Что Вам не нравится? Кажется слишком несерьёзным и современным? Бросьте, офицер. Я могу пропасть на сутки, если решу включить плэйстейшн, — усмехнулся Гейдж, втянув через трубочку немного молочного коктейля. — Я четырежды учился в университете, не считая того раза, когда ещё был человеком, дважды состоял в браке, владею пятью языками в совершенстве, ещё три знаю поверхностно. Китайский забросил, польский показался слишком неважным в военное время. Почему бы мне не пробовать всё подряд? Плюшевые летучие мыши довольно милые. — Я не американец, — добавился голос Фореста в довесок тому изумлению, которое Джеймс уже испытал. — Слышишь хоть тень акцента? Я живу здесь больше двух веков и на родном языке читаю только молитвы или национальную литературу. Английский очень липко лёг на язык, хотя первые пару лет я даже простой вопрос задать без ошибок не мог. — Не скучно столько жить? — категорично спросил Джеймс. — Вечность — это слишком долго. Я бы ни за что не купился. Может, с какой-то точки зрения это интересно… Но для меня маяться вечность и вдобавок питаться кровью — не самое привлекательное предложение. — Не скучно. — сухо отозвался Форест и почему-то посмотрел на Гейджа, а тот, что ещё страннее, посмотрел на него в ответ. Рассуждения Джеймса были интересными. Ни Фореста, ни Гейджа не спрашивали о том, хотят ли они быть вампирами. Такое редкость вымолить и ещё большая редкость — получить по собственному желанию. По иронии судьбы, этот дар, или он же — проклятье, зачастую получали те, кто меньше всего этого желал. В убыток желаниям тех, кто очень сильно жаждал стать вампиром. Форест знал это чаще всех остальных, но и Гейджу была знакома церемония прошения. Любой человек, прежде чем стать вампиром, должен быть одобрен Лестатом. Можно очень хорошо слукавить, сказав, что его оценка всегда исключительно трезва. Некоторые перспективные, талантливые личности были отвергнуты из-за малейшей прихоти де Шевреза показать, что в плохом настроении он непреклонен и даже потеплев свои решения не меняет. Другие были обращены зря и потом убиты — но то полдела, хуже всего было, когда неудачные образцы оставались висеть тяжким грузом. Разговор свернулся сам с собой. Стивен продолжал тихо переговариваться с Мораной, выдвигая разные предположения и теории о том, что всё-таки сказал покойный. Но делали они это достаточно тихо, чтобы казалось, что молчание заглотило компанию. Ещё несколько минут вспыхивали короткие диалоги, обделённые излишней эмоциональностью и смыслом. Обряд вышел тяжёлым не только Джеймса. Пожалуй, Кавелье и Лабарр пострадали меньше всего, но тоже не выглядели слишком энергичными. Оживились все только тогда, когда перед столом возник Эрин. — Она представилась Луизой, — вместо приветствия влепил Каомханах. — То, что он сказал, дословно переводится именно так. Все взгляды, пусть и разномастно эмоционально окрашенные, устремились на Эрина. Он отодвинул поднос с остатками еды и бумажной посудой, наклонившись, и вместо него уложил на стол пыльную толстую книгу с шёлковой закладкой. Другая страница оказалась отмечена листом, выкроив который, можно было прочитать слова, услышанные от покойника. — Вас только за смертью посылать. — осведомившись о времени, которое перевалило за четыре часа до полудня, фыркнула Морана. — Вы уверены в том, что перевели фразу правильно? — спросил Аркетт. — Более чем. Выяснилось, что я записал предложение с десятком ошибок, но старейшины помогли мне их исправить и расшифровать эту фразу, — проигнорировав замечание ведьмы, отчитался Эрин перед шерифом. — Он сказал, что она назвалась Луизой. — Значит, Луиза… — задумчиво произнёс Джеймс, пробуя это имя на язык. — Круг подозреваемых значительно сужается. — И даже сильнее, чем Вам кажется, офицер, — загадочно произнёс Форест, как только смог унять гневный скрип зубов. Экран его мобильника, лежащего на столе, полыхнул, и Лабарр сразу вызвал звонок на номер, находившийся на быстром наборе. — Доброй ночи, Берт. Ты, как и всегда, был прав. Надеюсь, Вам известно, где сейчас находится Элоиза Бакстер. Потому что мне не хочется дожидаться третьего убийства.