Салем

Известия о новом убийстве устроили всеобщий переполох и не вызвали удивления только у Гейджа. Он единственный, кто воспринял звонок от Джеймса с сожалением, но без потрясения, будучи знающим, что вскоре это должно случиться. В тот момент он лишь переглянулся с Салемом, который отдыхал в своей новой лежанке, и со вздохом сказал ему: «скоро ты не только увидишь свою хозяйку, но и станешь частью полицейского расследования». На этот раз жертвой оказалась двадцатипятилетняя Клэр Принстон. Незадолго до того, как члены союза Крови были уведомлены о случившемся, в полицейский участок поступил звонок от девушки, которая душераздирающе плакала в трубку и несколько минут не могла внятно объяснить диспетчеру, где находится обнаруженный ей труп, что уж говорить о том, чтобы назвать причину смерти. Шериф Аркетт с офицером Роджерсом незамедлительно выехали на место преступления, которое на этот раз находилось внутри частного дома на Деверо-Стрит. Эта территория прилегала к северному району и славилась самыми крупными числами в статистике преступлений по Салему после центра города. Обычно было принято закрывать глаза на то, что вышеупомянутая территория исторически принадлежит вампирам. Местами не самый благополучный на фоне других спокойных участков, северный район идеально подходил для совершения и сокрытия преступлений. И южный, и северный районы считались спальными, но первый предназначался для более обеспеченных горожан. Разумеется, в каждом можно было найти как дома зажиточных владельцев, так и скромные жилища, давно требующие основательного ремонта. Но репутация рождалась из статистики. По дороге шериф с иронией заметил, что эта дьяволица явно обладает хорошей фантазией на разнообразные места и обстоятельства для своих преступлений. Её возвращения в целом никто не ждал, но о таком месте убийства, как жилой дом, уж точно никто не думал. На пороге одноэтажного дома, обшитого голубым сайдингом, их встретила девушка, которая представилась Эмили. Для погибшей Клэр она была сестрой. По свободному коридору полицейские вышли в гостиную, отделённую от кухни аркой. Аккуратность интерьера намекала на то, что владелица дома очень любила поддерживать чистоту в своём жилище. Уютные домашние растения в одноцветных горшках и полки, полные идеально ровно выставленных книг, резко контрастировали с беспорядком, который, очевидно, был устроен в ходе совершения преступления. В глаза бросился опрокинутый бархатный синий стул, потянувший за собой поломанный при падении торшер, выделялись брызги крови на настенной побелке и пушистом ковре. Глядя на это всё, глаза сотрудников полиции с лёгкостью воссоздавали реконструкцию драки — убитая явно активно сопротивлялась, хватаясь за шанс спасти свою душу. Безжизненное тело Клэр Принстон окоченело. Криминалисты засвидетельствовали, что смерть случилась прошлой ночью. Как раз тогда, когда за предыдущие два убийства из серии расплачивалась головой и душой Элоиза Бакстер, на самом деле невиновная. От осознания этого неприятно засаднило. Они были так свято уверены, что смотрят за наказанием убийцы, что теперь было непросто осмыслить новый виток не успевшего закрыться расследования. Принять, что им принесло успокоение наблюдение за смертью невиновной девушки, которую теперь уже было не вернуть также легко, как папку с делом из архива. — Как хорошо всего жилось полчаса назад, — мрачно прошептал Джеймс в адрес шерифа, с напряжением потирая пальцами переносицу. — Пока Вы слушаете заключение криминалиста, я свяжусь со спецотрядом и опрошу сестру погибшей для составления протокола. — Конечно, Джеймс. Так и сделай. — погружённый в тяжёлые думы, распорядился шериф. В комнате царила жуткая тишина, нарушаемая только приглушёнными рыданиями опустошённой сестры Клэр. Это сильно давило. Сделав несколько коротких звонков в коридоре, Джеймс вернулся в гостиную и обратился к Эмили со словами поддержки, осторожно подводящими к необходимости провести допрос. Шериф вновь вернулся к криминалисту, который дал предварительное заключение по делу. Согласно результатам первичного осмотра, на теле Клэр было несколько травм, полученных до смерти. В основном это были синяки — её не били, но хватали с ярым остервенением. Также криминалист поведал о незначительном порезе, украсившем указательный палец левой ладони трупа, и украдкой обратил внимание шерифа на лёгкий беспорядок, занимающий кухонное пространство. На столешнице осталась разделочная доска, полная недорезанного латука, а на плите стояла сковорода, залитая подсолнечным маслом. Поблизости можно было найти другие продукты, распакованные или же находящиеся в закрытой упаковке — как, например, филе индейки. Это указывало на то, что незадолго до смерти Клэр Принстон занималась приготовлением ужина. Криминалист не обозначил это важной деталью в расследовании, но шериф сделал некоторые выводы. — Клэр всегда была очень общительной и жизнерадостной, — сразу обозначила Эмили, глотающая слёзы скорби по старшей сестре. — Знаете, офицер… Мы были очень близки всё детство, почти никогда не ссорились. Сегодня мы должны были увидеться. Утром я написала ей, чтобы убедиться, не изменились ли её планы, поскольку… Поскольку она готовилась к свадьбе и к тому же удалённо работала в маркетинговой компании, занимающейся городской рекламой туристических экскурсий и музейных выставок. Её могли в любой день вызвать в офис для утверждения новых проектов… Офицер Роджерс внимательно слушал и тщательно документировал каждую деталь. К этому моменту шериф уже сидел возле него и тоже был погружён в полный трагической тоски рассказ плачущей Эмили. — Могла возникнуть необходимость перенести встречу, но она всегда была на связи и никогда не оставляла мои сообщения без ответа подолгу, — продолжала вещать Эмили, активно утирая с лица слёзы. — Я почти сразу поняла, что что-то не так. Единственный случай, в котором она могла долго не брать телефон в руки… Это когда она была со своим женихом, Чарли Робинсом. Он… Не любил, когда отвлекается на звонки и сообщения. Поэтому, прежде чем начать волноваться, я позвонила ему и спросила, не находится ли она рядом с ним. Но когда он ответил, что не может дозвониться ей со вчерашнего вечера… Я отпросилась с работы и приехала сюда так скоро, как смогла. Джеймс, конспектируя свидетельские показания, украдкой глянул на наручные часы. Шесть после полудня. На этот раз надеяться на горячие следы не стоило, труп пролежал на месте преступления немногим меньше суток. Впрочем, до сих пор и эти самые «горячие следы» не могли вывести их к настоящей преступнице даже тогда, когда они прибывали на место преступления достаточно оперативно. — Спасибо за Ваши показания, мисс Принстон, — поблагодарил шериф душевно. — Мы очень ценим Вашу помощь и соболезнуем Вашей утрате. Напоследок, я должен спросить, были ли у Вашей сестры враги… Прежде, чем криминалисты упаковали тело в чёрный мешок для транспортировки в морг, на место преступления приехала вынужденная вновь объединить свои силы сверхъестественная команда. На их лицах читалась смесь беспокойства и решимости. — Нет сомнений, погибшая была знакома с нашей преступницей, — заявил шериф уверенно, расхаживая взад-вперёд возле пробковой доски с прикреплёнными на булавки уликами. — Она впустила её в свой дом и, вероятнее всего, даже намеревалась угостить ужином. Возможно, наша преступница на этот раз не планировала убивать. Однако, Клэр имела неосторожность порезать палец во время готовки, и это, похоже, спровоцировало гостью. — Мы уверены, что именно так выглядит картина преступления, — прокомментировал Джеймс. — Иначе мы бы обнаружили труп на улице, как и два предыдущих. — Нельзя сразу отбрасывать идею, что она решила сменить тактику, — тем временем напомнил Эрин. — Это избавило бы её от лишних свидетелей. Но, согласен, Ваша история звучит гармонично. — Это действительно звучит правдоподобно, — задумчиво хмыкнул Гейдж, потирая подбородок. — Быть может, она посчитала себя достаточно устойчивой, чтобы вернуться к прежней жизни и восстановить общение со своими знакомыми, но это суждение оказалось ошибочным и трагично сыграло нам на руку. — Всё верно, круг подозреваемых значительно сужается. На теле погибшей нашли посторонние отпечатки, — обнадёживающе произнёс Джеймс, уронив на стол папку со свежим заключением криминалиста. — К сожалению, в базе данных их нет, однако, мы можем сравнивать эти отпечатки с отпечатками подозреваемых, которые появятся, когда мы установим круг общения убитой. — В кои-то веки хорошие новости. — фыркнул Форест лениво, очень недовольный придавившими его эго обстоятельствами. Твёрдо уверенный в виновности Элоизы, он, похоже, не ожидал оказаться здесь снова и так скоро. — Не очень. Всё-таки, пока что всё немного туманно, — метафорично высказался шериф, наконец остановившись за своим столом. — Сестра Клэр, Эмили, уверяет, что они были очень близки. Но девушка с именем Луиза ей не знакома. Это означает либо то, что Клэр вела двойную жизнь, либо то, что наша вампирша действует под другим именем и заметает следы. Ни то, ни другое не хорошо для расследования. — Но отпечатки — это уже что-то, — вздохнула Морана, стараясь отыскать слабый, но позитивный момент в расследовании. Салем, которого очень неохотно пропустили в участок, мурчал на её руках и наслаждался поглаживаниями. — Как мы будем действовать дальше? — Вернём усиление патруля и ночные дежурства для начала, — измождённо сообщил шериф. — Мы уже вызвали на допрос её жениха, он подъедет в ближайшее время. Попросим у него список всех, с кем общалась Клэр, и опросим каждого. Может, что-нибудь полезное выплывет. Пока что вы все можете быть свободны. Если что-то станет известно, Джеймс сразу же вам отзвонится. Как только посторонние покинули участок, Джеймс и Стивен остались вдвоём наедине с материалами этого дела. Джеймс упорно смотрел на доску, соединившую в себе улики, полученные от каждого убийства. Затем опускал глаза в свою папку, ставшую уже родной, и тяжко вздыхал. Чем дальше заходило это дело, тем крепче становилось недоумение общественности. Для народа обстоятельства дела гласили, что некая девушка с кафельными клыками лишилась рассудка на почве давления развращённой мистикой медиаиндустрии, и уверенная в подлинности своего мнимого вампиризма, бросилась совершать зверские убийства. Однако, в Салеме было достаточно людей, которые не за зря искренне верили в то, что мир обширнее, чем кажется. Возле церкви по утрам всё чаще собирался обеспокоенный народ, и кажется, будто новая эра охоты за нечистью была не за горами. Дело стоило закрыть поскорее, пока это не вылилось в нечто страшное — будет то бунт от горожан или визит бостонских федералов, у которых жажда крови и зубы в пасти поострее, чем у настоящих вампиров. Неожиданно появившиеся в деле зацепки сулили продуктивную работу, но допрос Чарли Робинса не привнёс в общую картину ничего нового. Его слова были практически идентичны с показаниями Эмили, но теперь у них, по крайней мере, был внушительный список имён. В него вошли друзья, знакомые, коллеги, одногруппницы и даже старые школьные подруги. К тому времени часы показывали уже восемь, а это значило, что рабочий день должен был быть закончен около часа назад. Шериф засобирался домой, а Джеймса не отпустила совесть, поэтому он решил задержаться подольше и покопаться в базе данных, чтобы проверить хотя бы часть женщин из списка. В городе постепенно начинало мрачнеть, и виной тому было не закатное солнце, уползающее с неба. Вышедшие из полицейского участка, несанкционированные члены расследования оказались сильно озадачены. Никому не хотелось верить, что триумфальная казнь Элоизы Бакстер, за которой все следили, затаив дыхание, оказалась совершенно бесполезна. Эта жертва не остановила убийства, только лишь на миг позволила поверить, будто все закончилось. Впрочем, Гейдж уже тогда знал, что это не так. Камень на его душе только потолстел, когда в доме зазвонил телефон, показавший на экране номер офицера Роджерса. Всё это время он находился в ожидании, глядя на тикающие часы с завидной регулярностью. Был он в своей лавке, разбирая на пару с Салемом пыльные коробки, или находился в своём доме, стирая пыль со всех горизонтальных поверхностей. Как только Гейдж увидел перед собой гордое лицо Фореста возле дома, в котором убили новую жертву, Клэр Принстон, он не сдержался. Подошёл к Форесту и грубо толкнул его в плечо, высказав целый десяток претензий. А Форест и был бы рад с ним поскандалить, но выглядел также расстроенно, как бывают расстроены дети, узнавшие, что Санта Клауса не существует. Это обесточило гнев Гейджа, поскольку он ожидал, что Форест станет биться в ответ. Элоизу было уже не вернуть. И Гейдж чувствовал, что в нём плещется злость, адресованная каждому, кто был в этом замешан. Включая него самого. Он почти готов был искупать свой грех так, как его учил отец — бить себя плетьми, стоя перед иконами, на которые вампирам смотреть противопоказано из моральных соображений. Он старался держаться и потому тайно, — даже от себя, — надеялся выплеснуть тяжёлые эмоции в стычке с Форестом, но сделать этого не вышло. Нет сомнений, теперь отречённая вампирша чувствовала себя всё более вольготно. Она, неуправляемая никем, спрятавшаяся в тени, получала свои собственные привычки, за которые ей никто не мог хорошенько дать по шее. Теперь она становилась чуть умнее и хладнокровнее. Наверняка, у неё уже было собственное убежище и какая-то слабая, но рабочая тактика, помогающая ей скрываться. — Это вздор. Что бы мы ни делали, она на шаг впереди, — возмущённо рассуждал Эрин, пусто глядя на дымящийся говяжий стейк, трогать который не было никакого аппетита. — Я уверен, что у неё есть опытный покровитель. — Как так вышло, что мы столь виртуозно прокололись? — не могла взять в толк Морана, неловко сидящая на краю одного с Эрином дивана. — Задай этот вопрос, глядя в лицо Фореста. — мстительно посоветовал Гейдж, совершенно не желая даже думать, что тот сидит рядом. — Заткнись, Кавелье. Взял моду спускать на меня всех собак, — в свою очередь, возмутился Форест. — У нас были неоспоримые улики, и я им следовал. — Столь ли неоспоримы они были, раз она оказалась не при чём? Ведь я предупреждал. Но меня слушать никто не захотел, — также злопамятно сказал Гейдж, своим тоном позволяя всем присутствующим почувствовать свою вину. — Мы только увеличили количество невинных жертв, а дело так и осталось стоять в мёртвой точке. — Без тебя тошно, — буркнул Форест побеждённо, но без желания прямо признать свою неправоту. — Давай, порыдай, обиженное дитя, уронившее в лужу конфету. Даже если бы мы не казнили Элоизу, мы бы и настоящую преступницу не поймали, так что умерь свой пыл. Элоиза — просто тряпичная кукла, набитая ватой. О её смерти скорбят только в музее, где больше некому за неё водить экскурсии. — Ты ведёшь себя омерзительно, — рецензировал Гейдж холодно, хотя изнутри был очень задет всеми словами, что услышал об Элоизе. — Если бы половина тёмного Салема не скопилась в поместье улюлюкать над оторванной головой, если бы эти усилия были брошены на расследование другой ветви дела, то… — То ничего бы не изменилось! — вспыхнул Форест, стукнув кулаком по столу так, что все немногие посетители ростбиф-кафе обернулись на шумных гостей с дальнего столика. — Замолчите оба, — строго велел Эрин, поочерёдно смерив их колющим взглядом. — Будьте добры оставить свои личные распри вне фокуса нашего внимания. Расследование преступления не терпит стычек и пустых разногласий. Мы должны работать сообща. — Было бы только с чем работать, — вмешалась Морана, бесстрастно мешая вилкой салат в одноразовой тарелке. — Остаётся лишь молиться, чтобы зацепки нашли нас. — Какое прекрасное мышление у юной леди, — усмехнулся Форест укорительно. — «Чтобы зацепки нашли нас». А ещё краше, чтобы преступница сама явилась на порог, скованная наручниками, и постыдно созналась в своих деяниях. А там, может, уже и голову сама снесёт на плаху, на почве угрызений совести свернув её с собственных плеч. — Морана права, — поддержал её Эрин. — Если чьи-то руки и скованы, то эти руки наши. Все потуги отыскать убийцу совершенно бесполезны, и остаётся лишь ждать, пока судьба пошлёт нам попутный ветер. — Загвоздка в том, что нам поручено вычленить иголку из стога сена, — согласился с ними Гейдж. — Это долгий и кропотливый процесс. Только иголка эта промазана радиоактивным веществом, которое отравляет воздух в сотнях ярдов от себя. И пока мы отыщем эту иголку, всё поле вокруг окажется выжжено радиацией. Погибнет урожай и сгинет скот, что здесь кормился. — Какая леденящая душу метафора, — прошептала Морана, поёжившись. — Если позволишь поддержать её, Гейдж… Ведь иголка, как многие металлы, тянется к магниту. Нам нужно отыскать нечто, что выступит в его роли, и тогда не придётся вручную перебирать целый стог. — Знание законов физики очень похвально, — всё ещё недовольный, скупо протянул Форест. — Но в метафорах летать проще, чем наяву, мисс Сибли. Сравните, каков настоящий магнит для настоящей иголки и каков наш условный «магнит» для нашей условной «иголки»? Я тоже могу налепить языком художество: для нашей вампирши магнит — это живая кровь. И если Салем — стог сена, то магнитов у нас гора выше крыши, и нам не понять, к какому именно решит прилипнуть иголка. Перебрать все магниты ничуть не легче, чем всю солому. — Поэтому… — трагически вздохнул Эрин. — Мы вручную перебираем целый стог, который становится лишь больше. Попробуй угадать, куда посылать патруль. Ведь теперь она орудует в северном районе, а по боле того — в домах, где люди привыкли ощущать себя наиболее защищёнными. — Я предпочту держаться мнения шерифа, — заявил Гейдж утешительно. — Это был единичный случай. Она продолжит искать жертв на улице. — Почему ты так уверен? — спросила Морана пессимистично, потайным образом искренне надеясь, что Гейдж сможет привести заслуживающий веры аргумент в ответ на этот вопрос. — Хотя бы потому, что ни один вампир не волен переступать порог чужого дома без приглашения хозяев, — аргументировал Гейдж. — Как ведьма, ты должна знать, что каждый дом огорожен энергетикой владельца — невидимым барьером. И эта энергетика способна свести с ума, так что зайти в чужой дом без приглашения для вампира равно самоубийству. Очевидно, Клэр Принстон знала Луизу и позволила ей пройти, за что и поплатилась своей жизнью. А ежели она, Луиза, была ей не знакома, то… Стало быть, Клэр имела слишком крупное сердце. Более крупное, чем её инстинкт самосохранения. — Если кто-то под покровом ночи впускает к себе в дом незнакомцев, то это уже естественный отбор, — категорично изрёк Форест, поддержав высказывание Гейджа. — Я никогда не хожу в гости с благими намерениями. Гейдж тоже. — Ложь, — отозвался Гейдж сразу же. — Мои визиты в чужие дома никогда не кончаются убийствами. По крайней мере, с шестьсот девяносто третьего года было так. — Дурные намерения определяются не только убиением. Просто чтобы ты знал. — огрызнулся Форест, повернувшись к Гейджу. — Меня искренне радует, что хоть что-то способно остановить вас. — когда тот повернулся в ответ, Эрин снова пресёк их беспочвенную перепалку. — Можем ли мы… К примеру, тайно снабдить пороги городских домов подкладами с вербеной? — призадумалась Морана, заставив вампиров почти синхронно трепыхнуться. — Совсем из ума выжила девочка. — крякнул Форест так сухо, будто одно только это слово, затолкавшись к нему в ухо, начало отравлять проклятую кровь. — Помимо того, что мне просто неприятно это слышать, — прямолинейно заговорил Гейдж. — Нет, мы не располагаем такими ресурсами. Речь и о вербене, и о времени. — …И о том, как странно будет, если кто-нибудь из жильцов заметит, как им пихают под порог траву, — договорил за ним Эрин. — А чисто статистически, если Вы, мисс Сибли, планируете защитить всякий дом, то таких случаев произойдёт достаточно, чтобы нас не только сняли с расследования, но и упаковали в белые рубахи. Хотя, признаться, задумка неплоха… Но слишком уж утопична. Он обронил короткий взгляд на округлое лицо Мораны, наделённое веснушчатыми щеками. Ему показалось очаровательным то, как она сморщила свой нос в недовольстве, вынужденная признать, что её абсолютно гениальная идея не имеет шанса воплотиться. Где-то между поездкой в участок и совместным посещением кафе они успели затоптать несуразный конфликт, случившийся прошлой ночью. Морана горестно раскаялась, честно объяснив Эрину, что была слишком встревожена для ведения диалога, а он понял и отпустил это как крохотного птенца, пожелавшего вылететь из ладоней в открытое небо.

*

Холодный ветер ласково ворошил печальные розовые кусты. Чернокаменная беседка, стоящая в саду поместья, прятала в себе круглый стол, на который легла скатерть. А на скатерти стоял фарфоровый чайник с цветочным орнаментом и родные ему изысканные чашки. Горячий, с лёгким дымком, британский чай был разлит по чашкам, в одной из которых чая почти не убывало. Ноэль чествовал этот напиток также, как свои благородные британские корни, а вот Гилберт угощался им совершенно беспристрастно. — Как думаете, скоро ли наши подопечные выйдут на след? — поинтересовался Гилберт неравнодушно. — Полагаю, так скоро, как позволят высшие силы, — неопределённо высказался Ноэль, не теряя оттенка положительного предчувствия в голосе. — Самое главное, что нашим приемникам это под силу. Не сомневайтесь, господин фон Лабарр. — Разумеется. — натянуто улыбнулся Гилберт. Его не одолевали радостные чувства, это ему было несвойственно. Обыкновенно, в комнате чуть-чуть темнело, когда её порог переступал Гилберт фон Лабарр. Он умел не только показать свой мрачный настрой, но и подарить его своим собеседникам. Казалось, один только Ноэль имел на это безотказный иммунитет и потому мог вести с ним чаепития в саду. Которым, всё же, бывало суждено заканчиваться и обычно довольно скоро. Кроме деловых и светских тем, у господ фон Лабарра и Кавелье не было общих точек соприкосновения для плодотворных бесед. Натянутые и не очень оживлённые, они высыхали крайне стремительно. Допив свой чай и глянув на импозантные наручные часы, собранные на заказ лучшим часовщиком Бостона, уже почти двести годов как усопшим, Ноэль засобирался по другим делам. Когда Ноэль покинул беседку и скрылся за пушистым можжевельником, Гилберт собирался было уйти точно также, но увидел, как к нему направляется мрачный, будто туча, Форест. Добравшись до беседки, Форест безо всяких тёплых приветствий сел против Гилберта, на бывшее место Ноэля, и пронзительно посмотрел в душу своему наставнику. Очевидно, нарушать молчание первым он не намеревался. — Чаю, душа моя? — деликатно предложил Гилберт, дёрнувшись от тяжёлого взгляда на своём лице как от севшей на щеку осы. — Да. — твёрдо велел Форест, став наблюдать за тем, как Гилберт берёт свежую чашку и наполняет её крепким травянистым напитком, чтобы поставить перед ним. — Сколько угодно. Ты ведь знаешь, я не выношу чай. — напомнил Гилберт, намекая, что Форест может выпить всё до дна. И зная, что он в любом случае сделал бы это, если бы пожелал. — Зачем ты всё время пьёшь его? — никак не понимал Форест, изящная ладонь которого перехватила изысканную чашку за ушко. — Составляю Ноэлю компанию. Из вежливости. — покорно пояснил ему Гилберт. — Ежели тебе предложат угоститься вербеновым пряником, ты тоже сделаешь это из вежливости? — хмурый, Форест только и мог, что заводить обвиняющие разговоры по мелочам. — Я полагал, тебе должна быть известна разница между вежливостью и патологической глупостью. — аккуратно сказал Гилберт. — Увы, я держусь иного мнения. — отверг его Форест. — Ты расстроен, душа моя? — догадливо уточнил фон Лабарр. — Нет, не расстроен. Я раздавлен, — драматизировал Форест с совершенно мученическим лицом. — Вдребезги. — Тому виной заварушка с судом и необходимость продолжать расследование? — Гилберт подождал ответа несколько секунд, и встретившись с молчанием, продолжил. — Не печалься. Если пожелаешь, то к закату в твоей конюшне будет новая лошадь. — Чего ради мне новая лошадь? Будешь дарить мне коней всякий раз, когда мне невмоготу улыбаться, и вскоре все лошади мира будут стоять в моей конюшне, — капризно отказался Форест, и когда Гилберт собирался было заговорить, вновь перервал его. — И золота мне не надобно. Ничего не хочу, а решишь настаивать — вырву тебе язык. — Ведь не могло тебя это разочаровать так сильно, — нахмурился Гилберт. — Быть может, Гейдж тебе надоедает? — Полагаешь, я бы не надоедал ему, заставь он меня оторвать твою голову? — Форест скупо хмыкнул, артистично дёрнув бровью. — Да плевать я хотел на него, на Гейджа. Мне даже немного льстит, что он подавлен чувством вины за своё театральное чучело. Однако, меня тревожит, что я был не прав. Ненавижу ошибаться. Ведь ты же не знал, что она не виновна? — спросил он вдруг испытующе, будто чувствовал сомнения. — Не знал, — честно ответил Гилберт. — Все мы ошибаемся. Однако, это происходит не случайно. Мне жаль бедняжку Элоизу. Тем не менее, я убеждён, что Гейджу полезно знать своё место. Он станет послушнее, ежели поймёт, что не имеет вольности строить совет, как ему то угодно. — Почему ты опять говоришь о Гейдже? Он здесь вообще не к месту, — спросил Форест с обвинением, задержав на собеседнике продолжительный взгляд, полный подозрения. — Если только тебе не хочется говорить о нём, верно? Тебе только повод дай вести о нём беседы. Не выносишь его более, чем уважаешь меня? Отвечай, пока я не решил, что ты тайно грезишь о нём. — Ни в коем случае, — поспешил оправдаться Гилберт и накрыл холодную руку Фореста своей, дабы звучать убедительнее. — Я к нему равнодушен также сильно, как обожаю тебя — то есть бесконечно. Однако, пока эту оплошность не обернули против нас, мы обязаны повернуть события в свою пользу. Мы слушались доказательств, в то время как Гейдж лишь не мог угомонить свою чёртову человечность, которую стыдно иметь, будучи в таком солидном положении при ордене. И тем не менее, Лестат намерен пустить свой гнев на тебя, ведь именно ты велел выдвинуть обвинение покойной мисс Бакстер. Чуешь, к чему я веду? Форест уронил настороженный взгляд на ладонь, что лежала поверх его. Затем медленно поднялся глазами по этой руке, достигнув лица Гилберта. Оно словно было отлито из воска. Фактурное, с острыми щеками и крупным носом, вздёрнутый кончик которого интересного контрастировал с горбинкой. Густая борода, аккуратно подрезанная на подбородке, разрасталась по шее и шла в бакенбарды. Форест находил нечто неописуемо притягательное в крепких мужских чертах. Хотя тёмные глаза Гилберта напоминали кофейную гущу и почти никогда не дарили никаких эмоций, Форест видел в них больше, чем кто-либо другой. И сейчас он мог заглянуть в эти глаза, чтобы попытаться отыскать в них ответы на свои вопросы, но видел лишь неопределённое колебание интригующего недовольства. Гилберт нередко заводил разговоры о том, что Кавелье, оба, ему не нравились. Форест был осведомлён о том, что Ноэль порядочно младше Гилберта, и разделял негодование последнего. Верность исчислялась наработанной, доказанной преданностью, не хитрой дедукцией, какой Ноэлю удалось покорить Лестата. И основываясь на том, что Ноэль в глазах де Шевреза имел больший вес, чем закоренелый друг Гилберт, Форест видел свою собственную обиду; не только за родственную душу, но и за себя самого. Ведь он не имел шанса показать себя также — как ему казалось. Форесту было неоткуда знать о том, что его перерождение было незаконным. Гилберт не хотел разделять с ним этой оплошности и по приезде в Салем успешно постарался принять весь удар на себя. Потому Форест не видел первопричин, только последствия, среди которых оказалось весьма предвзятое отношение к его персоне. Сын дипломата, бывший солдат и приемник высших ступеней потайной национальной организации, он бросил свою родину из-за новообретённой сущности и возлюбленного, отчаянно приехав туда, где у него не было ни голоса, ни имени. Сегодня Форест мог похвастаться некоторым влиянием, но он также чувствовал, что это влияние очень часто несправедливо несравнимо с тем, что имеет Кавелье. Но так ли много нужно было Форесту? Политические игры, по родной привычке, были ему увлекательны. Он считал важным быть частью влияния, иметь в своих руках некоторую власть и возможность устанавливать правильный порядок. Хотя за столетия под покровительством Гилберта он пресытился всеми возможными благами и пристрастился к физическим удовольствиям более, чем следовало, внутри продолжал пылать фитилёк азарта по отношению к тактическим наступлением и захватыванию необходимых для внутреннего комфорта высот. Его личность стала очень интересной инсталляцией. Во времена, когда был рождён Форест, не было места эстетическим забавам, лёгкой вульгарности и склонности к чревоугодию. Он воспитывался набожным патриотом, бойцом, неотвратимым мстителем. Чтобы выжить, Форест обязан был получить эти качества, научиться идти по головам и достигать своей цели любыми путями. Такая жестокость была противоречиво основана на добрых началах, и Форесту также стоило помнить о чести, достоинстве и факторе братства с родным народом, который сегодня был так далеко. Тем не менее, вампирская сущность изменила его, и на это у неё было достаточно времени. Он был падок на мелкие обиды и неожиданные эмоциональные всплески, особенно на это сыграло его новое воспитание, основанное на обилии внимания от наставника. Но хранить на душе тяжёлую боль ему не нравилось, он предпочитал находить для себя выход в отмщении, которым, в данном случае, Форест считал своё официальное становление на пост приближённого совета первородных вампиров. Да, Гейдж раздражал его всякий раз, когда попадался ему на глаза. Но глубинную ненависть в душе Фореста могла вызывать лишь обида за Гилберта. Ведь он видел, что тот не получил того самого «отмщения» за старые раны, и это Фореста огорчало. За своим дорогим наставником он готов был идти в любые тёмные уголки этого мира и ненавидеть любого, на кого тот покажет пальцем. Форест ничто так не ценил, как их ментальную связь, как всё, что Гилберт сделал для него, начиная с подарка в виде воскрешения и заканчивая правом голоса, которое он вымаливал для него у старших. Это подстрекало Фореста во всём беспрекословно следовать за фон Лабарром, и сейчас, немного сбитый с толку, он заранее готовился принять любое поручение. Форест бы оставил войну позади, в своём прошлом, но всё, о чём просил Гилберт, было священно. Ради него Форест уничтожил бы любое своё убеждение, предал бы любого своего друга и убил бы свою родную кровь, если бы у него таковая имелась. Он бы достойно принял свою смерть, если бы это было необходимо для блага Гилберта. Не было в мире ничего сильнее, чем его преданность старшему. — Я тебя понимаю, — покорно кивнул Форест без всяких внутренних колебаний. — Мы должны воспользоваться этой неразберихой, чтобы загладить случившийся конфуз и укрепить наше влияние. Однако, мне неясно, каковы средства для этой цели. — Пока что… Будет уместно наладить контакт, — осторожно начал Гилберт и пристально огляделся, чтобы убедиться, что разговор не имеет лишних ушей. — Быть может, познакомиться поближе. Обрати внимание, ведь я поддерживаю благосклонное общение с Ноэлем, вопреки тому, что его личность мне неприятна. — Ты полагаешь, у Гейджа могут быть какие-то компрометирующие тайны? — Форест сдвинул бровь ко лбу, задумавшись над словами старшего. — Брось, этот недоумок что чистый лист. Всё, что на нём появляется — всё видно, любое чёртово пятнышко. — Его сумасбродство никому не идёт на пользу, но ты должен осознавать, что Гейдж не является основным элементом моей цели. Он — лишь пешка, через которую удобно подорвать влияние Ноэля. Если вдруг выяснится, что его рука дала подопечному не то воспитание, его значимость ощутимо умалится в глазах Лестата, — последовательно разъяснил Гилберт, позволив Форесту окунуться в его мысли сполна. — Ноэль — вот, кого действительно следует подвинуть. Однако, он имеет хорошую поддержку своего самодурства, и имя этой поддержке — Гейдж. Быть может, находясь на одном уровне с ним, ты видишь в нём свою основную неприятность. Отрок питается тем, что ему даёт родитель, точно как и дерево растёт от корней. Так что в излишней дерзости Кавелье-младшего виноват не он сам. Ноэль считает, будто имеет право отмахиваться от вековых традиций и поступать так, как ему угодно. Вот и его протеже делает то же самое. Посему, душа моя, возвратимся к дереву, которое рождается от корней, а умирать начинает, напротив, с листвы. Форест молчаливо задумался. Метафора с деревом помогла ему понять многое, не говоря уже о длинной лекции, в которой Гилберт углубился во все волнующие его детали. Быть подхалимом и заминать своё мнение перед другими Форесту не улыбалось, но он лишь понятливо кивнул и заявил, что сделает всё возможное, чтобы достигнуть поставленной высоты в кратчайшие сроки. Он ещё не представлял, насколько масштабна эта операция, и сколько для её воплощения придётся сделать, но точно знал, что справится с этим ценой своей жизни. Ведь нужна ли Форесту жизнь, если в ней нет счастья для его возлюбленного?

*

Морана была тайно рада внеочередному ночному дежурству, несмотря на то, что сам факт возобновления убийств её не радовал. Однако, для неё это значило возможность получить больше занятого времени вне дома. На это время она могла не расставаться с Салемом, хотя гулять с ним по улицам и стоило аккуратно, чтобы кругом по обществу ведьм не поползли слухи о том, что мисс Сибли завладела собственным фамильяром. Она не знала, как преподнесёт Гвинерве и Бретте новость, которую стоило раскрыть как можно скорее — ведь чем дальше в прошлом полнолуние, тем дальше в прошлом обряд, факт проведения которого был очевиден. Тем не менее, Морана было строго убеждена, что верховным ведьмам необходимо узнать об этом именно от неё, а не от кого-нибудь другого, поскольку тогда ужас её тайны кратно увеличится. — Как думаете, мистер Каомханах, может ли фамильяр сам прибежать к ведьме? — отчаянно спросила Морана, глядя себе под ноги, меж которых путался кот. Перед ночным патрулём они решили не разъезжаться и провести время в компании друг друга. Им было, что обсудить, поэтому прогулка наедине оказалась уместной. Пока небо над Салемом смеркалось, их шаги направлялись к назначенной шерифом отправной точке, от которой начнётся ночное дежурство. — Полагаю, что не мне знать такие подробности, — опечалив её, ответил Эрин. — Если такие исключения имеют место быть, то именно в Вашем кругу о них говорят, мисс Сибли. — Отнюдь, в моём кругу я ничего подобного не слышала… — Морана тяжко вздохнула и мысленно слабо дала себе по губам, обругав свою личность за излишнюю болтливость. И всё же, говорить о наболевшем она не перестала. — Знаете, мне теперь кое-что известно о Мэри Сибли. Но я не совсем понимаю, что мне делать с этой информацией… — Знаете ли Вы себя, Морана? — спросил вдруг Эрин, чем девушку очень озадачил. — Быть может, именно с Вашей личности стоит начать расследование? Проговорить, что вам известно о своём происхождении, чтобы понять, чего не достаёт? Морана задумчиво свела брови и некоторое время не смотрела на Эрина. Он не торопил её, понимая, что в объективе целой жизни, пусть даже не очень долгой, сложно моментально сориентироваться на нужный курс. — Моё имя Морана Шарлотта Сибли. Я родилась двадцать пятого апреля тысяча девятьсот девяносто пятого года, в городе Салем. Моя мама, Мариэлла Сибли, умерла при родах, — проговорила Морана последовательно, притом чувствуя себя очень странно при пересказе собственной биографии. — Про отца мне ничего неизвестно, даже его фамилии, ведь мои родители не состояли в браке. Правда, я… Понятия не имею, какой была моя мама и каким является… Если он ещё жив, мой отец. — Вы только начали, Морана, а я уже слышу две вырванных страницы в лице Ваших родителей, — опечаленно отметил Эрин. — Разве можно позволить человеку вырасти, не зная своих корней? Теперь Вы добрались до информации о Вашей родственнице, почившей триста лет тому назад, но Вам по-прежнему неизвестно ничего о двух людях, которые, непосредственно, Вас сотворили. Почему? — Мою маму плохо знали в Ковене. Бретта рассказывала мне, что она пришла к ним в юном возрасте, заявив, что открыла в себе дар к магии… А всего через несколько лет она оказалась беременна мной, — пояснила Морана. — С отцом меня не связывают ради моей безопасности. Он не был связан с нашим миром, ничего не знал. И когда моя мама погибла, рожая меня, ему сообщили, что меня также не удалось спасти. В документах записано, что отец отказался от меня добровольно, и почти сразу же после этого меня удочерила Бретта. — Должен признаться… — выслушав её, неловко завёл Эрин. — Я слышал о Мэри Сибли из-за того, что она имела небольшое историческое значение для нашего рода. Но я не имел надобности углубиться в её семейное древо и теперь не очень понимаю, как у Мариэллы Сибли могли «открыться» способности ведьмы, если она получила их по роду. — Вот мы и обнаружили ещё одну загадку, — отягощённо пометила Морана и ещё раз проанализировала слова шамана. — Позвольте, Эрин. Вы упомянули, что она имела значение для вас, оборотней. Какое? — Скажем… Её кровью окроплена бумага, на которой написан договор Проклятой Крови, — Эрин поскрипел постыдной усмешкой, считая, что говорит о чём-то настолько очевидном. При этом ему было неприятно, что Морана этого не ведает. — Если бы в нём расписывались фамилиями, было бы сложнее скрыть это. Сегодня данный факт попросту забыт, и мне очень страшна мысль, что молодое поколение не интересуется именами личностей, повлиявших на такое важное событие, как союз вампиров, ведьм и оборотней. Морана помолчала. Её совсем не разгружала неспешная прогулка по Салем Коммон, где чуть меньше недели назад был найден труп первой жертвы, ставший отправной точкой для всех событий, имевшихся на руках сегодня. Но дело было совсем не в ощущении недавней трагедии. Теперь Морана была погружена в совсем другие вещи. — Для начала стоит побольше узнать о Ваших родителях. Кем они были и почему о них молчат. Возможно, отец действительно отстранён лишь потому что не должен догадываться о существовании ведьмовства, — мягко посоветовал Эрин, заставляя Морану ещё глубже погрузиться в яму своих противоречий. — Мне было бы интересно, чем жил мой родитель, если бы я этого не знал. Вероятно, этот факт вспомогательный, и дело Ваше, открывать ли для себя эту тайну. Но про Вашу маму узнать следует обязательно. — Вот только как же мне это сделать? — грустно усмехнулась Морана. — К кому обращаться за помощью? Ведь не к Бретте же, которая неспроста с раннего детства обучила меня не быть любопытной. — Если желаете, я могу составить Вам компанию в посещении городского архива. Данные о демографии там находятся в свободном доступе, так что, при поиске утерянных родственников рациональнее всего будет начать оттуда, — предложил Эрин вполне логично, и тут их взгляды пересеклись, поскольку Морана испытала благодарность за неожиданную поддержку и хотела безмолвно передать ему это чувство. — Там мы обязательно что-нибудь найдём. А если не найдём, значит, всё куда запутаннее, но в самом крайнем случае можно будет попытаться привлечь наших напарников. — Не думала, что Вы доверяете им, — Морана смущённо хмыкнула, поймав себя на том, как глупо пытается зашутить своё подавленное состояние. — Мне казалось, все вокруг для Вас предатели. — Я имею в виду не вампиров, а людей, — поспешил уточнить Эрин серьёзно, хотя тоже слабо улыбнулся, оказавшись подколотым юной ведьмой. — Я уверен, что шериф и офицер могут пойти нам навстречу, поскольку для них поиск утерянных предков куда нормальнее, чем интриги союза Крови. Хотя… Если уж мистер Кавелье благосклонно отреагировал на Ваши просьбы поделиться информацией о Мэри Сибли, и это не повлекло, — и не повлечёт, — за собой пагубных для Вас самой последствий, то… Не скажу, что можно доверять ему. Но этот поступок… Впрочем, забудьте. Эрину было слишком сложно сказать, что некие факторы в поведении вампира могут располагать его к себе. Он всё ещё был ослеплён своей злобой на вампиров, на каждого из них. Однако, теперь, без преувеличения, цель жизни Эрина, а именно разоблачение тёмных тайн ордена Клыков, немного отошла в сторону на фоне новых важных проблем. Таких, как Морана Сибли и её благополучие. Да, по молодости Эрин мечтал войти в историю под именем правдоруба, который сумел раскрыть всем членам союза Крови ужасающую правду о тайнах вампиров. Но чем дольше он жил на свете, тем отчётливее понимал, что ему не по силам противостоять заговору бессмертных монархистов. Теперь он был охвачен другой жаждой справедливости и надеялся, что сможет войти в историю хотя бы чьей-то жизни, раз уж не многих жизней сразу же. Вопреки тому, как звучала эта мысль, его побуждения, в кои-то веки, не были эгоистичным желанием ублажить свою честь. Он действительно хотел знать, что Морана нашла своё место в жизни следом за истиной, которая ей открылась — он надеялся, что в будущем сможет сказать о ней именно так, когда станет ей хорошим другом. Разговор вновь казался незавершённым. Они подошли к полицейскому участку, где сразу пересеклись с Джеймсом. Помимо того, что он выглядел уставшим, сейчас действительно не было необходимости беспокоить его по другим поводам, не касающимся расследования. — Никаких результатов. Мы ищем призрак! — в одной из рук Джеймса, что возмущённо распахнулись, был большой стаканчик с кофе. — Чарли Робинс назвал целый список её подруг, и среди них нет ни одной Луизы. Я готов почти официально заявить, что это имя вымышленное. Хуже будет только если взаправду выяснится, что Клэр вела двойную жизнь, и в одной из них было место для семьи и жениха, но не было места для подруги с именем Луиза. — Или если они действительно окажутся незнакомы, — сочувственно дополнил Эрин. — Известно, как давно Клэр жила на Деверо-Стрит? Быть может, Луиза была соседкой. Возможно, новой. — Или недавно устроилась к ним на работу? — вставила и Морана свою догадку. — Соседей уже опрашивали, ничего подозрительного не заметили. Хотя, возможно, стоит лучше отработать это предположение и обойти ближайшую местность, чтобы проверить всех жителей этой и соседних улиц. Версия с коллегами отпадает. Я уже запросил досье всех сотрудниц компании, которые могут попасть под подозрение. Так как я брал в расчёт, что имя вымышленное, а волосы могли быть перекрашены, основными критериями выступал пол и возраст. Всего три сотрудницы, и каждая из них явилась на допрос, — устало повествовал Джеймс, перечисляя все усилия, которые успел приложить к раскрытию дела за прошедшие пару часов. — Быть может, я не самый ловкий охотник на вампиров, но все они выглядят как самые обычные люди. Я даже навязчиво предлагал им угоститься пирожным и «невзначай» резал палец об лист бумаги или степлер, чтобы убедиться. Услышав о его методах расследования, Морана и Эрин удивлённо переглянулись, а затем по очереди посмотрели на пальцы Джеймса, на нескольких из которых оказались пластыри. Это выглядело так смешно, что оба с трудом сдержали на лицах своё уважение к Джеймсу. — Вы главное вампирам не рассказывайте об этой удивительной тактике, когда они подъедут, — не удержавшись от смешка, поиздевался Эрин. — Допустим, Вашего немногого опыта хватит, чтобы рассекретить столь молодую вампиршу этими фокусами. Однако… Джеймс проводил эту реакцию хмурым взглядом. Морана тоже не посчитала это исследование очень серьёзным, но поспешила заверить, что достаточно доверяет Джеймсу, чтобы поверить в невиновность опрошенных. — Уж поверьте, — едко начал Роджерс, продолжая размахивать стаканчиком кофе. — Я не совсем идиот. Может, я не специалист по нечисти, и мои методы неидеальны, но я всё-таки учился на свою профессию и работаю не первый день. Методы допросов и психология лжи мне известны. — Все вампиры — патологические лжецы, это у них в крови. В следующий раз Вам лучше использовать вербеновый оберег. Состояние вампиров сразу ухудшается, если в комнате чувствуется присутствие вербены, — посоветовал ему Эрин. — Поверьте, даже самый старый вампир от этой травы заметно меняется в лице. Не говоря уже о сбивчивой речи, нервозной неусидчивости и лихорадке. — Вот как, — Джеймс удивлённо взмахнул бровями, явно заинтересовавшись. — Быть может, Вам известно, где я могу достать такой оберег? — Вербена — довольно редкая трава в наших краях, — рассказала Морана. — Найти её очень сложно. Как в лесу, так и в местных магазинах. Но если хорошо поискать и приготовиться выложить крупную сумму, то Вы точно найдёте что-нибудь. — У меня есть некоторые запасы, — признался Эрин, чем удивил Морану, только что распинавшуюся о редкости этой травы. Она не подозревала, как сильна была накопившаяся неприязнь Эрина к вампирам. А она была сильна настолько, что в его домашнем огороде был целый куст вербены на тот случай, если понадобится сразу несколько отваров или оберегов. — К сожалению, мистер Бейкер запретил мне носить мой амулет при сотрудничестве с членами ордена во избежание лишних недопониманий. Однако, при следующей встрече я передам Вам небольшой подарок. — Это очень благородно с Вашей стороны, — поблагодарил его Джеймс. — Не могли бы Вы, в таком случае… Быть может, у Вас найдётся оберег и для шерифа? Я полагаю, что вампирша может быть непредсказуема. И когда мы всё-таки наткнёмся на неё… Мне хотелось бы быть уверенным не только в моей безопасности, но и в безопасности мистера Аркетта. — У шерифа такой оберег наверняка уже имеется, — поспешил поведать Эрин, и прежде, чем Джеймс успел обидеться на шерифа за его эгоизм, продолжил. — Думаю, что и для Вас он пытается подыскать подобный. Но мисс Сибли права — это не так-то просто. Вампиры делают всё возможное, чтобы искоренить вербену в наших краях. От выкорчевывания трав с корнями до массовой скупки украшений. Не будь я потомственным шаманом, тоже испытал бы проблемы с этим. — Во всяком случае, травы имеют срок годности и со временем теряют свои свойства, — напомнила Морана. — Мне кажется, лучше спросить у шерифа, не нуждается ли он в таком обереге. Если у вас, Эрин, действительно есть возможность подарить двум беззащитным перед вампирами людям спокойствие, то это очень хорошо. Ведь я могу наслать на вампиршу проклятие, а Вы можете перевернуться огромным волком и сразиться с ней в честной схватке, но шериф и офицер имеют при себе только пули, которые вряд ли смогут полноценно защитить их. Джеймс немного смешался, услышав, что его назвали беззащитным. Действительно, ещё неделю назад Джеймс считал себя одним из наиболее защищённых людей в городе. Ведь у него есть оружие и навыки его использования, опыт задержания с применением физической силы, теория и практика самообороны — он всегда готов противостоять нападению. Да и его должность отпугивает потенциальных преступников, поскольку срок за покушение или убийство полицейского крупнее, чем за преступление над обычным гражданином. Но сегодня Джеймс уже не был так уверен, что его жизнь в безопасности. Мало того, что Салем оказался совсем не таким тихим и спокойным, каким он его считал, так ещё и появилось некоторое осознание потусторонней силы, просочившейся в их людской мир. Благо, разговор дальше не пророс. На месте собрался отряд, и они, уже привычно, перебросившись необходимой информацией, снавигировали маршрут патруля. Тем не менее, Джеймс успел уловить в голове небольшой отрывок информации, вычитанной из папки. Почему-то он не обратил внимания на заметки о вербене. В них упоминалось, что это редкое для данного края растение, которое даёт человеку иммунитет на вампиров. Большое внимание уделялось описанию эффективного применения оберега. Радиус действия был не очень большим. Как упоминал один из авторов дневника, вербену можно принимать внутрь, чтобы на несколько дней превратить свою кровь в яд, отравляющий вампира. Но это он называл не слишком рациональным, поскольку длительность действия не оправдывала расхода столь нечастой гостьи здешних мест. К тому же, такое применение означало, что вампир может укусить человека и даже сделать несколько глотков крови прежде, чем отравиться ею. Наиболее эффективным считалось использование браслетов, подвесок или колец с внедрением пучка травы в амулет. Такое украшение было более долговечным и целостно обволакивало тело человека своей аурой, позволяя вампиру уже с расстояния вытянутой руки почувствовать угрозу. Самый большой диапазон действия оказывало применение букетов. Букет вербены мог сделать помещение очень неприятным для вампира, и чем свежее был этот будет, тем сильнее он распространял свои запахи вокруг. Но такое использование, на фоне предыдущего варианта, тоже не выигрывало, поскольку букет засыхает достаточно быстро, чтобы очень скоро вновь сделать помещение уязвимым перед детьми ночи. Джеймс очень опасался даже своих союзников. Он чувствовал себя крайне неуверенно в новом мире, в котором все, кроме него самого, ориентировались гораздо лучше. Разумеется, Роджерс не догадывался о том, что не один он чувствует себя потерянно. Такие существа, которые его окружали, по мнению самого Джеймса, не могли иметь кризисов личности и обычных житейских проблем. Поскольку он воспринимал их как что-то более потустороннее, чем здешнее, мирское, человеческое, хотя это было не так. Имея внутри сверхъестественное начало, они были заперты в человеческих телах и потому были практически вынуждены не только взаимодействовать с социумом людей, но и переживать обычные человеческие проблемы. Или, во всяком случае, испытывать простую человеческую боль. Даже вампиры, в большинстве своём, не были абсолютно бессердечны. Но это явно пища для размышлений в другой обстановке, которая Джеймсу казалась райской мечтой каждой бессонной ночью, проведённой в полицейском Форде, мерно курсирующем по пустым улицам. Казалось, за последнюю неделю он спал так мало, что скоро сон должен был стать для него выдумкой. Но, на удивление, Джеймс держался достаточно храбро и находил в себе силы, чтобы продолжать вести расследование. Патрулирование было вынужденной мерой, но никто не рассчитывал получить воодушевляющие результаты. Для большей эффективности, на этот раз было принято разделиться. Разумеется, хрупкая Морана оказалась в паре с Эрином, крепким волком, который смог бы защитить её в случае чего. Но в основном решили исследовать улицы поодиночке, поскольку каждый был достаточно силён, чтобы самостоятельно справиться с вампиршей хотя бы до того времени, пока не явится подмога. Возможно, это было несколько самоотверженно. Напарничество, даже не самое удачное, явно повышало шансы на успех задержания. Однако, отчаянные от тупиковых улик и недостатка кадров, они решили рискнуть и попытать удачу в тактике рассеянного поиска, который увеличивал площадь патрулируемой территории. Часть силы была отправлена в северный район, но больше всего внимания сосредоточилось в центре. Кто-то проверял парки и кладбища, а кто-то, как Гейдж, неспешно изучал зловещие тёмные переулки, измеряя слухом звенящую тишину, которую прерывали редкие порывы ветра, колеблющие спящую листву. Это спокойствие вводило в некий транс, и хотя Гейдж старался быть сосредоточенным, его мысли были заняты совершенно другим. Его терзала смерть Элоизы. И если с одной стороны это подпитывало его злость на Луизу, заставляя голос разума возносить в небо клятвы во что бы то ни стало поймать злодейку… То, с другой стороны, это также сбивало его с нужного настроя. Тем не менее, как бы Гейдж не погрузился в себя и свои попытки осмыслить, что Элоизы Бакстер больше нет, он не мог не услышать пронзительный женский крик, что прозвучал чуть меньше, чем в половине мили от него. Обострённый слух прирождённого хищника уловил сдавленное кирпичными стенами эхо и направил в мозг экстренный сигнал. Который, в свою очередь, заставил Гейджа сорваться с ног и на феноменальной скорости броситься к источнику страшного звука. Из-за того, что голос принадлежал девушке, Гейдж ещё острее ощутил потребность успеть помочь. Может, это была и не вампирша вовсе? — Никакой разницы, он должен спасти невинную жертву, попавшую в беду под покровом ночи. Однако, опасения оправдались. Завернув в практически лишённый света закоулок, Гейдж наткнулся на двух блондинок, одна из которых отчаянно и безрезультатно боролась за свою жизнь, а другая — стремилась насытиться чужой кровью. — Луиза! — вместе с окриком Гейдж сверхзвуковой тенью приблизился к преступнице и схватил её за руки, которыми она держала свою жертву в тисках. — Игра окончена. Немного рассеянная внезапным нападением, Луиза успела лишь отпрянуть от своей жертвы, которая, попытавшись бежать на трясущихся ногах, смогла только грохнуться наземь, едва ухватившись за кованое ограждение для смягчения падения. Гейдж не успел рассмотреть раненую девушку, но запах её крови стойкой дурью ударил в нос, и подпитанный резким скачком адреналина, Гейдж бесконтрольно выпустил свою тёмную сущность на волю. На мгновение его рассудок ослабел вместе с хваткой, и тогда Луиза матеро прицелилась в его горло, успешно подгадывая слабое место. Опыт вампирских спаррингов позволил Гейджу почти интуитивно увернуться и ответить на попытку нападения быстрым ударом в живот. Его нерассчитанная сила отбросила Луизу назад, и она с грохотом ударилась спиной о краснокирпичную стену одного из домов, что сделали эту узкую улицу таким соблазнительным местом для удачного преступления. Воспользовавшись смятением вампирши, Гейдж сорвал с пояса рацию и нажал на кнопку, транслирующую сигнал на тот конец связи. Но прежде, чем он успел хотя бы частично доложить о происшествии, насыщенная невинной кровью фурия, как не было удара, вскочила на ноги и бросилась в атаку. Рация, не дождавшись приёма от второй стороны, вылетела из его рук и пропала в темноте. Острые как бритва ногти Луизы очень по-женски кинулись в его лицо. Успев уклониться от большинства ударов, Гейдж всё же словил глубокую рану на свою щёку. Это не нанесло серьёзного урона, зато очень разозлило Гейджа, заставив его проматериться и ответить мощным ударом, отправленным прямо в сердце. Она отразила его атаку изящным поворотом, длинные золотые волосы развевались вокруг Луизы, когда она поразительно ловко уходила от его попыток захватить её. Их глаза светились алой яростью в ночной мгле, а клыки обнажались в угрожающем рыке, когда они кружили возле друг друга, пытаясь выиграть смертельную схватку. С губ Луизы капала кровь, которая давала ей сил вынести полученные увечья, а Гейджа брала непревзойдённая ярость, ведь он не мог обойти в бою совсем юную вампиршу, использовав свой опыт, длинною в несколько веков. Напряжённая битва изматывала обоих, и хотя силы Луизы были преумножены за счёт остатка её первородного безумия, каким страдали все новорожденные, Гейдж просто не мог выйти из схватки проигравшим. Бой достиг апогея довольно скоро. Драка длилась не дольше пары минут, но их движения были настолько точными и скоростными, что для обоих, казалось, словно прошло не меньше получаса напряжённой борьбы. Они оба были ранены друг другом и измазаны в почти чёрной крови. Ободранная одежда обнажала раны на руках и прессе, некоторые из этих ран не спешили затягиваться из-за переизбытка затраченных на сражение сил. — Ты не уйдёшь просто так, — шепнул ей Гейдж, заломив её руки за спину. — Слышишь, паршивая сучка? — …Она потеряла много крови, — вдруг совершенно спокойно произнесла Луиза, частично отдышавшись после насыщенного боя. — Как думаешь, есть ли у неё шансы выжить? И в этот момент Гейджа словно парализовало. Он продолжал крепко сжимать хрупкие на вид, но такие опасные руки Луизы, притом глаза его впервые показали человечность и посмотрели на совсем позабытую девушку. Она ещё дышала и даже была в сознании; нет, она мучительно колебалась возле ограды, обречённо пытаясь подняться на ноги. Даже в темноте Гейдж прекрасно видел, как кровь струится из открытой раны, небрежно разорвавшейся в тот момент, когда он схватил Луизу за приёмом пищи. — Я так понимаю, на подмогу никто не спешит, да? — Луиза точно понимала, что надавила в правильную точку. Она словно бы прекрасно знала, что Гейджу не плевать на человеческую жизнь, хотя, скорее всего, умысел Луизы лишь просил её ухватиться за последнюю возможность на спасение и прибегнуть к последнему из оставшихся вариантов. — Получается, что ты должен решить эту проблему один. И что же ты выберешь, дорогой? — по голосу вроде бы можно было определить смертельную усталость и попытки вытерпеть боль от полученных увечий, но притом Луиза, ощутив себя хозяйкой ситуации, расплылась в сладком чувстве превосходства и унижения сбитого с толку оппонента. — У тебя такие сильные руки, ты настоящий мужчина и к тому же редкий красавчик. Мне даже совсем не хочется сопротивляться. Знаешь, с кем-то вроде тебя я готова добровольно отправиться прямиком на суд. Вот только… Оставив её здесь, ты подпишешься под тем, что совершенно осознанно оставил её умирать. Ведь кто поможет ей, если не ты?.. Гейдж затрясся от злости и внутреннего противоречия, и Луиза ощутила это. Он знал, как важно прямо сейчас нейтрализовать преступницу. Речь была не о том, как Гейджа будут чествовать за её героическую поимку, а о том, что город очистится и станет безопаснее. Если он отпустит её, чтобы помочь пострадавшей, то уже следующей ночью, а может быть и этой, Луиза унесёт в могилу очередную невинную жизнь. Однако, представляя условные невинные жизни, и глядя на эту молодую девушку, которой придётся стать жертвой во благо… На эту девушку, которая была не где-нибудь в голове как цифра, а прямо сейчас, перед ним, наяву, истекала кровью, считая последние минуты своего сознания… Манипуляция Луизы сработала на отлично. Она сделала Гейджа виноватым в том, что девушка умирает от потери крови. Так нагло и прямо, но так метко. Наверняка, Луиза и предположить не могла, насколько точный удар нанесёт. Она словно знала о самой страшной слабости Гейджа. О его первой крови, о его последующих прегрешениях, о его нестерпимом бремени палача и о его недавнем убийстве. В этот критический момент Гейдж принял решение, руководствуясь своим состраданием и моральным долгом. Ведь он клялся себе, что будет искупать вину и помогать слабым. У него даже не было времени, чтобы взвесить варианты, поскольку счёт шёл на минуты. С тяжёлым сердцем он отпустил погоню, а вместе с ней и тяжёлую драку. Его хватка ослабла, крепкие пальцы слетели с тонких запястий, и Луиза победоносно ухмыльнулась ему в лицо, облизнув капельки человеческой крови со своих клыков. Цена победы не считалась с усталостью в её глазах, эту усталость затмил запал проигрыша соперника, который оказался сильнее физически, но слабее морально, и неотвратимо уязвил себя за это. В его глазах было не только поражение, но и обнажённое чувство вины за все свои поступки. Что бы он ни выбрал, он бы оказался прав и одновременно ошибся. — Ты заплатишь за это, — пообещал Гейдж прежде, чем она ушла. — Обещаю, с тобой я буду особенно безжалостен. — Очень надеюсь, что это не пустые обещания. Буду ждать нашей встречи, бесёнок. — кокетливо протянула Луиза, с игривостью облизнув клыки, будто чужое бессилие насытило её лучше всякой крови. Луиза отступила в тень, в секунду исчезнув из поля зрения в поисках утешения и выздоровления. Окроплённый кровью переулок снова погрузился в молчание, оставив на себе шрамы их жестокой встречи. Когда Гейдж добрался до раненой девушки, он быстро оценил её травмы. Её дыхание было поверхностным, кровь запятнала её одежду. Понимая, что время имеет решающее значение, он первым же делом набрал с мобильного на номер шерифа, максимально сжато и доходчиво доложив, на какой адрес требуется медицинская бригада и подкрепление. Объяснить всю ситуацию Гейдж не успел, но Стивен и без того понял срочность вопроса. Гейдж знал, что когда он скинул продлившийся около десяти секунд вызов, Аркетт бросил все свои силы на оперативное выполнение задачи. Одновременно с вызовом помощи, Гейдж оторвал от пострадавшего в схватке с Луизой пиджака кусок ткани, чтобы остановить кровотечение из раны. Его глаза застилал белёсый туман от дурманящего запаха заливающей асфальт крови и нервного напряжения, но он сделал всё так, как должен был. И кроме того не мог не отметить, что её лицо кажется ему очень знакомым. Девушка слабо осознавала происходящее. Либо тому виной было эмоциональное потрясение, либо слишком много крови вытекло из её организма, но всё, что делал Гейдж — пытался удержать её в сознании. Он бросал короткие взгляды себе за спину, туда, где исчез силуэт Луизы, и понимал, что она пропала бесследно. Сейчас, даже спустя две или три минуты, у Гейджа больше не было варианта передумать и погнаться за ней. Он оставался с пострадавшей девушкой, чувствуя, что сам уйдёт на тот свет, если её не удастся спасти, ведь тогда все его жертвы не наберут в общей стоимости ни цента веса. Вскоре издали послышался звук сирен, оповещающий о прибытии машины скорой помощи. Гейдж надрывисто дышал, ожидая приезда врачей, и смотрел в светлые глаза девушки, смотрящие на него в ответ. — Спасибо… Вы мой герой… — прошептала она обессиленно, свалив голову ему на плечо.