сын Авраамов

Точка, которую так стремился поставить Игорь, неожиданно обернулась многоточием. Не то чтобы он был против, скорее все никак не мог вписать нового Сашу в свое уже имеющееся представление о нем. С одной стороны, за минувшие два года Маракулин отрастил крепкий эмоциональный панцирь, позволяющий ему держать лицо в любой ситуации, с другой — где-то под всей этой броней по-прежнему скрывался тот самый раненный чужой любовью Сашенька, вышедший под дождь осенью 99го. Чаще всего на долю Балалаева приходился именно первый — в таких случаях про себя Игорь называл Маракулина полным именем, тем самым подчеркивая обозначенную дистанцию. «Александр» держался с Игорем строго, в какой-то мере даже недоступно. Он снисходил до общения, демонстрируя всем и каждому, а возможно и самому себе в первую очередь, что это не более чем сиюминутная прихоть, каприз и что все может измениться в любой момент. «Александр» сам назначал встречи, присылая сообщением время и место, порой жестко нарушая игорево расписание. Балалаев молча подчинялся — ведь если он хотел хоть какого-то общения с Сашей, пусть даже такого однобокого, то ему ничего не оставалось кроме как принять правила игры и примерить на себя роль богатого любовника взбалмошного молодого артиста. Начиная с сентября Игорь неизменно по нескольку раз в неделю встречал утро в чужой квартире. Спас подсуетился и, хотя его об этом никто не просил, проверил всех сашиных соседей и даже хозяйку, с которой тот заключил договор аренды, а также всех ее ближайших родственников. Кроме этой самодеятельности ничего другого Данила выяснять не стал и вопросов лишних не задавал — Балалаев это оценил, в очередной раз отметив, что Спасский действительно серьезно подходит к своей работе. Игорь без утайки сообщил об этом небольшом расследовании Саше, но тот лишь с деланным безразличием пожал плечами. «Александра» любить было сложно, но не невозможно. Потому как в темноте спальни все его многочисленные щиты падали к ногам вместе с одеждой. В руках Игоря у Маракулина не получалось удерживать маску безучастия, и он становился прежним Сашей — жадно льнущим к касанию, без стыда отзывающимся на любую подаренную ласку. Игорь упивался этими метаморфозами и невольно сам забывался в сашиных объятиях, запирая в дальний ящик свое прошлое и настоящее, не разрешая даже тени всей той грязи ложиться с ними в одну постель. А на утро он позволял «Александру» выставлять себя за дверь, что конечно ранило, но не до такой степени, чтобы игнорировать новые встречи. В какой-то мере Игорь смирился с подобным положением дел. Единственное чего он опасался, что однажды эта показная расчетливость Маракулину приестся и тот едва ли поставит Балалаева об этом в известность, предпочтя молча вычеркнуть его из собственной жизни и тем самым сполна отыграться за старые обиды. Телефонный звонок застал Игоря посреди совещания, посвященного обсуждению кандидатур на роль нового директора в реорганизованном ранее дочернем предприятии. Выбирать приходилось с умом, потому как никто не желал повторения предыдущих ошибок. Заседали уже который час зарывшись с головой в личные дела сотрудников. Но по мнению Балалаева — переливали из пустого в порожнее, ибо каждый мечтал увидеть на теплом месте своего ставленника. Прямо как в старом анекдоте про конкурс в консерваторию на класс скрипки, где все же стоит принимать согласно талантам, а не происхождению. Звонок вывел Игоря из мрачной задумчивости. И если бы не имя, высветившееся на дисплее, то Балалаев бы его проигнорировал, предпочтя не сбиваться с мысли. Под вопросительные взгляды коллег он поднялся из-за стола и торопливо покинул переговорку, на ходу принимая вызов. — Саша, что случилось? — вероятно беспокойство в его голосе прозвучало слишком явно, потому что собеседник несколько растерялся. — А что-то должно было случиться? — вопросом на вопрос ответил Маракулин. — Обычно ты не звонишь, а значит для этого есть причина… — Меня утвердили на роль Фролло, в первый состав, — казалось бы радостная новость, но Саша произнес это таким тоном словно кто-то умер. Игорь нахмурился. Ни Вайнштейн, ни Гечмен-Вальдек, ни даже Тартаковский — никто не сообщил ему о том, что принято окончательное решение по составам. То ли они сразу принялись обзванивать кандидатов, чтобы все утрясти, то ли уведомление все же было, но принял его кто-нибудь из ассистентов, которым было в ультимативной форме велено не беспокоить господина Балалаева во время важного совещания. — Поздравляю, — осторожно протянул Игорь, — но судя по голосу, ты не очень этому рад… С той стороны трубки как-то странно фыркнули: — Скажи честно, ты к этому причастен? Балалаев опешил, его брови неиллюзорно поползли на лоб: — Саш, ты головой ударился? То, что я сидел в комиссии на нескольких кастингах, значит только то, что меня туда приглашали… — Игорь вздохнул и сжал переносицу, — но ты ведь мне не поверишь? Маракулин напряженно молчал. — Давай так, я через полчаса освобожусь и подъеду куда ты скажешь, потому что я бы не хотел обсуждать подобное по телефону… Саш, ау? — Я сам подъеду, — буркнул Александр спустя тревожную паузу. — Может за тобой машину прислать? — Не надо. Адрес свой диктуй. Игорь сделал медленный вдох и такой же медленный выдох. — Записывай, — произнес Балалаев, ловя запоздалую мысль, что, наверное, стоит предупредить консьержа о госте, на случай если Саша приедет к его дому раньше него самого. Наблюдать Маракулина в своей квартире было для Игоря необычно, но все же чувствовалась в этом какая-то правильность. Несомненно, хотелось бы видеть его тут почаще, только при других обстоятельствах и в несколько ином расположении духа. Александр пришел хмурый и подозрительный. Мяться на пороге он не стал и решительно прошел внутрь. Игорь было хотел помочь Маракулину раздеться, но быстро отбросил эту затею — в конце концов если к нему для выяснения отношений пришел не «Саша», то попыткой «поухаживать» за Александром можно невольно и обострить конфликт. Плавали — знаем. — Выпьешь чего-нибудь? — вежливо поинтересовался Балалаев. — Обойдусь, — отозвался Маракулин. Игорь вздохнул и, выдав неношенные еще никем тапочки, повел гостя на кухню. В отличие от Саши, он бы от горячительного не отказался, но, пожалуй, ограничится чаем. На правах хозяина Игорь все же поставил перед Сашей чашку и даже извлек из недр гарнитура сахарницу, которую пришлось завести в прошлый приезд Олексяка, ибо Олесь на дух не переносил несладкий чай, а кофе и подавно. Маракулин следил за этими манипуляциями сквозь настороженный прищур. — Это просто чай, — Игорь присел напротив, — не хочешь, не пей. Заставлять не собираюсь. Саша уставился на чашку как на врага народа и нахмурился еще больше. Балалаев цедил кипяток и терпеливо ждал. У него вообще вошло в привычку — ждать. Кажется, они с Сашей поменялись местами и теперь на его долю выпало это бесконечное ожидание у моря погоды. Интересно как долго оно протянется? — Ты приехал молчать? — игорева чашка опустела наполовину, Саша к своей так и не притронулся, хотя Балалаев видел, как тот едва придя с улицы зябко потирал пальцы, — Саш, мне бесконечно приятна твоя компания, но, к сожалению, мыслей я читать пока не научился. Так что пожалуйста назови свои претензии вслух. — Да нет у меня претензий, — буркнул Саша и отчего-то смутился, Игорь понял это по его стыдливо опущенному взгляду. — Если тебе важно знать, то я действительно не принимал участие в отборе кандидатов. Я на первый-то кастинг случайно зашел… — Да я сам уже это понял, — нехотя повинился Маракулин, — пока ехал, вспомнил, что на «Квазимодо» тебя там не сидело… — Вдруг он закрыл лицо ладонями и шумно выдохнул в спасительную темноту, — господи, я понятия не имею как с тобой разговаривать, как вообще с тобой быть! Балалаев хмыкнул: — До сегодняшнего дня тебя вроде все устраивало… — он флегматично отпил из чашки, несколько жалея о том, что там был не коньяк, хотя еще не поздно это исправить. Саша отнял руки от лица и одарил Игоря каким-то бешеным взглядом. — Да ни черта меня не устраивало и не устраивает! Я, черт побери, боюсь! Все показное спокойствие как ветром сдуло. Что-то внутри тревожно задрожало. Балалаев растерянно посмотрел на собеседника, не сразу находясь с ответом: — Меня? — спросил он враз севшим голосом. Саша нервно рассмеялся: — Если бы я тебя боялся, я бы даже на первую встречу не согласился, — он криво и как-то болезненно улыбнулся, — я боюсь, что все закончится как в прошлый раз. Что наступит день, и ты снова исчезнешь, а мне останется очередное пустое вранье. Маракулин потянулся к чашке с остывшим чаем. Пальцы его дрожали. — У меня не было выбора, Саш… — Выбор есть всегда. Беспокойство все никак не унималось. Игорь встал из-за стола и выплеснул остатки чая в раковину. Все же здесь требуется что-то покрепче. Балалаев выудил из шкафа початую бутылку коньяка — спасибо Сергею за неиссякающие запасы, правда так и алкоголиком не долго стать. — Мне тоже налей… — тихо произнес Маракулин, — можешь прямо в чай. Игорь слегка замялся, но просьбу выполнил. — Ты мог бы сказать все как есть, — гнул свою линию Саша и Игорь впервые за все их новообретенное общение вспылил. — И как ты себе это представляешь? — Игорь до побелевших пальцев вцепился в край стола, — я делал страшные вещи, Саш. Такие даже в кино не показывают. И мне придется их делать снова, не потому что я этого хочу или так надо, а потому что не получится иначе, — Балалаев грузно опустился на стул, словно весь выдохся. Он не стал говорить, что дед Абрам, зная об их связи, легко мог использовать Сашу как рычаг давления, и именно в этом была самая беда, — мне нечего было терять кроме своей головы, пока я не встретил тебя… Игорь залпом осушил чашку, поморщился то ли от коньяка, то ли от собственных слов и наполнил ее снова, пряча взгляд в мелкой коньячной луже. Надо было сразу все заканчивать. Не бередить душу ни себе, ни Саше. Остаться той стылой ночью в машине, а после делать вид, что никакого Александра Маракулина в его жизни не было. Только вот духу не хватило. И это был эгоизм чистой воды. Поэтому он как паразит присосался к чужой такой правильной, такой чистой жизни, лишь бы хоть на мгновение забыть кто он есть на самом деле. — Бежать тебе от меня надо и не оглядываться, — Балалаев тяжело вздохнул, — так что ехал бы ты лучше домой. Наберу Юре, он тебя отвезет… Маракулин фыркнул и упрямо поджал губы: — Никуда я не поеду. Даже не думай от меня отделаться. И вообще, — Саша подтянул к себе бутылку и разбавил свой адмиральский чай новой порцией коньяка, — надираться в одного в собственный день рождения так себе развлечение… Игорь криво усмехнулся. Он все думал, что за день такой дурацкий, а вот оно что оказывается. — Ну значит, с днем рожденья меня.

* * *

После памятного вечера в день его тридцативосьмилетия жизнь Игоря едва ли наладилась, но несомненно стала чуточку лучше. Маракулин оттаял, если так можно выразиться, перестал чрезмерно блюсти свои границы, раз за разом подпуская Игоря все ближе. И тем приятнее было наблюдать эти происходящие с Сашей маленькие перемены. «Александр» с его щитами конечно же никуда не делся, он всего лишь вручил Балалаеву ключи от прежде неприступной крепости. А Игорь решил не мелочиться и ни много ни мало выдал Саше звонкую связку от своей квартиры, тем самым прямым текстом сообщая, что желал бы видеть того у себя чаще. Маракулин сначала отнекивался от подобного «подарка», аргументируя это тем, что не готов сделать ответный, но Игорь махнул на это дело рукой. — Мне будет приятно знать, что ты можешь просто прийти ко мне. Без звонков и сообщений, оттого что захотел, — и он снова протянул Саше ключи, тот с неожиданной робостью принял их и кротко улыбнулся. Спал Балалаев удивительно чутко, хотя для его негласной профессии это весьма похвальная черта, поэтому из сна его немилосердно вырвало чужое присутствие в спальне. Некто присел рядом на постель и осторожно коснулся его головы, захватывая пальцами прядь волос. — Тебе идет с отросшими волосами, — тихо сказал Саша, не отнимая руки, и Игорь позволил себе расслабиться под его нехитрой лаской, — особенно когда ты их назад не зализываешь. — Значит отменю запись к парикмахеру, — хрипло отозвался Балалаев и поймал в темноте сашин взгляд. — Ты же собирался к себе после репетиции… Маракулин смешливо фыркнул. — Петя с Маратом меня в бар потащили, — Саша скользнул ладонью Игорю на щеку, а после склонился ниже и оставил на его губах легкий поцелуй с привкусом алкоголя. — Какие мы неожиданно ласковые… — улыбнулся Балалаев, впрочем, не сопротивляясь подобному вниманию, — случилось что-то хорошее? Саша вздохнул и поднялся, обходя кровать с другой стороны. Игорь сел выше на постели и зажег настенное бра. Часы на тумбе показывали второй час ночи. — Что ты делаешь завтра вечером? — вдруг спросил Маракулин, стягивая футболку, — хотя, наверное, уже сегодня… Игорь прикинул в голове расписание — если Вайнштейну не приспичит навести суеты по поводу завершившегося подписания договоров с артистами, то в целом он свободнее фанеры над Парижем. — А у тебя есть какие-то идеи, как скрасить мой досуг? — лицо Игоря приняло лукавое выражение. Но Саша вряд ли это заметил — он боролся со штаниной, которая не желала отпускать из плена его ногу. — Маркин обещал мне две контрамарки на завтрашний Норд-Ост, и сказал без пары не приходить, — победив в неравной битве собственные джинсы, Маракулин почесал голый живот и суетливо забрался под одеяло. Проворочавшись с минуту, он с задорной улыбкой обернулся на Игоря, — а Марат вообще весь вечер задавал мне очень странные вопросы. Кажется, они считают, что я влюбился и все не знают, как поделикатнее об этом расспросить. Игорь хмыкнул. — А ты? Влюбился? — он сказал это тоном шутки, как бы поддерживая атмосферу непринужденного веселья, но все в нем замерло в каком-то томительном ожидании. Из сашиной улыбки пропало озорство, уступив место мягкости и той теплой нежности, от которой у Игоря внутри что-то екнуло. Но Саша вдруг смутился сам себя и снова заерзал, пряча лицо. — Не смотри на меня, — пробубнил он куда-то в подушку, — пьяный я… Балалаев на мгновение растерялся от этого повисшего между ними невысказанного прямо признания. Сон как рукой сняло. В голове стало звеняще пусто, а сердце зашлось в груди с удвоенной силой. — Саша… — выдохнул он несколько потеряно, но тут же протянул руку, касаясь пальцами бледной спины, скользнул ладонью на плечо, обнимая, прижимая к своей груди вяло сопротивляющегося этому Маракулина. Сашин затылок пах табачным дымом, декабрьской ночью и чем-то невозможно родным. Игорь повел носом, вдыхая глубже эту смесь, запоминая. Целовать бы сейчас Сашу до одури, до беспамятства, ибо как еще выразить весь тот восторг наполнивший душу и тело. Кончики ушей у Маракулина самую малость заалели. — Свет выключи, я спать хочу, — буркнул тот ворчливо, но свои нелепые попытки вырваться из игоревых объятий прекратил. — Сашенька… Игорь безбожно опаздывал. Они договорились встретиться с Сашей у касс за полчаса до начала, чтобы без лишней спешки забрать оставленные его товарищами билеты. Но деловая встреча с Вайнштейном затянулась, приняв странный оборот. Александр, узнав, что спонсор мало того, что витает в облаках половину беседы, так еще и собирается посетить постановку прямых конкурентов, принялся причитать словно старая клуша, у которой на базаре увели кошелек. И если первые минуты Балалаева это забавляло, то спустя какое-то время он был вынужден продюсера осадить. А также напомнить ему, что вместо разговоров лучше заняться непосредственно делом — Вайнштейн еще был должен за «Метро». Сам мюзикл, на который когда-то были огромные планы, все же пришлось закрыть раньше срока. Труппе об этом объявили едва был отыгран третий из заявленных пятнадцати декабрьских спектаклей. Как бы ни полюбился спектакль зрителю, но зал уже едва продавался. Разговор, не без помощи Гечмен-Вальдек удалось вернуть обратно в деловое русло, но все же это потребовало некоторого времени и терпения, а также изрядной доли обаяния, чтобы уверить теперь уже Катерину в том, что на Норд-Ост Балалаев идет не более чем как простой смертный спортивного интереса ради. И что так или иначе врага надо знать в лицо, да и в принципе полезно посмотреть в каком направлении развивается индустрия. Когда все формальности были улажены, Игорь успешно вырвался из цепкой хватки продюсерского тандема, но к собственной неудаче собрал все вечерние пробки по дороге на Дубровку. В целом встречей он остался доволен: удалось даже выяснить примерную дату начала репетиций — приступить к ним собирались сразу после новогодних праздников, как раз приедет британский режиссер-постановщик, чтобы удержать высокую европейскую планку. Оставалось надеяться, что репетиционный режим будет не таким строгим как в «Метро», иначе видеть Игорю Маракулина только ранним утром и поздним вечером и то при условии, что ночевать они будут в одной квартире, а не в разных концах Москвы. «Водителя что ли ему нанять…» — мелькнуло в мыслях и тут же пропало едва авто свернуло с Симоновского вала на улицу Мельникова и в непосредственной близости показалось здание дворца культуры с огромным баннером спектакля на весь фасад. — Юра, на парковку не суйся, просто езжай прямо и высади меня около входа, — Игорь передвинулся ближе к правой дверце, готовый уже выскочить на полном ходу. Но благо это не потребовалось — Юрий дерзко остановил машину, не сворачивая к обочине, чем вызвал недовольство едущих следом. — Освобожусь часа через три, если не больше. В общем позвоню… — Балалаев уже закрывал дверь, как вдруг вспомнил, — и да, Спас, до завтра можешь быть свободен, вряд ли в переполненном театре что-нибудь случится. На это заявление Данила только скептически хмыкнул, но спорить не стал. Игорь быстрым шагом направился ко входу, где переминался с ноги на ногу озябший Маракулин. — Ты как всегда чертовски пунктуален… — беззлобно фыркнул Саша, — я тут едва не околел, пока тебя дожидался… — Прости, спешил как мог, — выдохнул Игорь, подхватывая спутника под локоть и направляя в сторону дверей, — погрелся бы в кассах или внутрь зашел. Кстати билеты забрал? Саша кивнул и продемонстрировал две карточки явно заполненные от руки. — Конечно не центр зала, но и не совсем уж галерка. Так что можно сказать приличные контры, — Маракулин широко улыбнулся и с показной галантностью протянул девушке-контролеру билеты. — Уже был здесь? — на полпути к гардеробу поинтересовался Игорь. — На премьерных показах, — отозвался Саша, утрамбовывая шапку в рукав, — даже билет купил… — На один вешать? — заочно усталая гардеробщица приняла из рук Балалаева пальто в нагрузку к сашиной куртке. — На один, — без задней мысли ответил Игорь и продемонстрировал Саше заветный номерок, который, впрочем, быстро спрятал в карман. Маракулин одарил спутника утрированно снисходительным взглядом и тут же пояснил: — Теперь придется тебе остаться со мной после спектакля. Я обещал ребятам заглянуть за кулисы… — Уже придумал, что им скажешь? — невинно спросил Балалаев, подразумевая этим вопросом конечно же свое присутствие. Со слов Саши он знал, что Маркин в какой-то степени осведомлен об их прошлых отношениях. Вернее, у Петра были какие-то свои подозрения, но до откровенного разговора между товарищами так и не дошло. А вот насколько тот был в курсе происходящего сейчас — неизвестно. Да и сам Саша толком ничего сказать по этому поводу не мог. — Пусть они сами думают, — фыркнул Маракулин, — не маленькие уже и легко сложат два и два без моей помощи… — Может мне лучше тебя в фойе подождать? — предложил альтернативу Игорь и с некоторым беспокойством покосился на Сашу. — Не «лучше», — отрезал тот хмуро и шумно выдохнул, — Маркин с Маратом мне плешь проедят если я припрусь один — это раз. Два — лучшая защита — это нападение. И три — лучше один раз увидеть, чем я в сказочники заделаюсь. Потому как отбрехаться от этой парочки себе дороже. О, третий звонок! Маракулин поспешил в сторону зала, но у самых дверей Игорь его остановил, цепляя за локоть: — Саш, ты об этом серьезно подумал? — игорев взгляд сделался тревожный и строгий. Балалаева не волновала возможная огласка, которая может произойти в театральной среде, его репутации уже ничего не повредит, да и рты он умел затыкать как никто другой. А вот Саша только-только получил серьезную роль в крупном проекте, в котором Игорь, увы, не последний человек. Как бы не вышло чего дурного. В сашиных друзьях он нисколько не сомневался, но мало ли какой оборот примет их занимательное воссоединение на театральных подмостках. — Я просто за тебя переживаю, — добавил Игорь так и не дождавшись ответа. — Не стоит, — улыбнулся Саша с оттенком легкой грусти, — я уже большой мальчик. Если лицо Маркина при виде Балалаева и вытянулось, то вышло это весьма изящно и малозаметно, в отличие от лица Абдрахимова, чьи глаза округлились, а брови поползли на лоб. Маракулин же делал вид, что все происходящее абсолютно в порядке вещей. — Марат, Пётр, — Игорь дежурно улыбнулся, протягивая старым знакомым руку, те на автомате ее пожимали, не до конца осознавая собственные действия. — Приятно снова видеть вас на сцене… Первым опомнился Петя. — А вот вас, Игорь Владимирович, мы увидеть никак не ожидали, — чуть крепче положенного сжал ладонь Маркин, с недоверием заглядывая Балалаеву в лицо. — Давайте уже оставим официоз, в конце концов столько лет знакомы… — лицо Игоря по-прежнему выражало добро и участие, но вот во взгляде мелькнула нехорошая тень, которая не ускользнула от сашиного внимания, как и опасная натянутость петиной улыбки. — Раз уж без официоза, — несколько грозно начал Пётр, — то мне, Игорь, есть что вам сказать… Марат перевел растерянный взгляд с Маркина на Балалаева и обратно, и, чуя в воздухе назревающий конфликт, объяснения которому у него не было, в поисках помощи уставился на Сашу. — Петь, не устраивай цирк, — произнес Маракулин устало и встал ближе к Игорю, откровенно демонстрируя чью сторону в случае чего он займет. — Мне лично потом все скажешь… Маркин в ответ на это нахмурился, но ладонь Балалаева все же отпустил и принял крайне спокойный вид словно и не было ничего. — Как вам спектакль? — прервал затянувшееся молчание Марат. — Весьма масштабно и очень интересно, — с умеренным энтузиазмом отозвался Игорь и жестом, откинул упавшие на лицо волосы, — я, честно сказать, ожидал другого, поэтому приятно удивлен. Это достойный отечественный конкурент французской классике… — Вы сейчас про новый проект театра Оперетты? — вклинился Пётр и странно покосился на притихшего Сашу, чье лицо приняло несколько напряженное выражение. Балалаев, заметив это, ободряюще опустил ладонь на сашино плечо. — А разве есть какой-то другой? Саша же наверняка сказал вам, что его туда утвердили, — Игорь мягко, с толикой гордости улыбнулся, чем только добавил Маракулину смущения. Но проявление публичной нежности было мимолетным, на лицо Игоря вновь наползла маска делового добродушия, — так что через полгодика мы с вами еще поборемся за внимание зрителей… — Кто с кем собрался бороться? — увлеченные словесным противостоянием мужчины едва ли заметили, как их общество разбавила дама. Игорь отпустил сашино плечо и чуть посторонился, впуская женщину в этот их тесный мужской кружок. — Да вот, Оксана, познакомься, представитель театра Оперетты, — с апломбом выдал Маркин, — шпион, можно сказать. — Ну почему же сразу шпион, — Балалаев любезно улыбнулся, переключая свое внимание, — скорее эмиссар. Игорь Балалаев, — представился он, аккуратно взял протянутую руку и, нежно сжав тонкие пальцы, чуть склонился в учтивом жесте. Оксана в приятном смущении улыбнулась в ответ. — Вы превосходно сегодня играли, — тем временем продолжил Игорь, узнавая в этой женщине актрису, что играла Марью Васильевну, — переживал драму вашего персонажа как свою собственную. У вас с Петром совершенно замечательный дуэт: «…в душе моей холодный снежный ком, но греюсь я последним угольком…», — напел по памяти Балалаев и поймал сашин скептический взгляд, — но полагаю, вам не только я об этом говорю. Игорь напоследок одарил даму обаятельной, но крайне вежливой улыбкой, и отпустил ее пальцы, которые та все не спешила отнимать. — Ну что вы, — кокетливо отозвалась Оксана, — всегда приятно слышать комплименты. Но кажется я помешала вашей беседе, так что я, пожалуй, пойду. Петя, Марат, до завтра… — кивнула она каждому и даже Саше, с которым была шапочно знакома, но так и не представлена официально, — приятно было с вами познакомиться, Игорь. — Взаимно, — ответил тот и проводил ее недолгим взглядом, впрочем, тут же выкидывая новое знакомство из головы. Следовало закончить на хорошей ноте общение с сашиными товарищами, а конкретно с Петром, который кажется знал куда как больше, чем полагал и рассказывал Саша, и теперь включил режим отца невесты, — так на чем мы остановились?

* * *

Декабрь выдался удивительно театральным. Не считая деловых поездок в Оперетту и сашиного приглашения на «Норд-Ост», в копилку Игорю добавилась гурвичевская «Великая иллюзия». Билет он приобрел совершенно спонтанно, посчитав символичным тот факт, что несколько лет назад ровно в тот же день он постановку пропустил, да и Маракулина цветами в премьерный показ так и не поздравил. Правда тот декабрьский вечер ознаменовался иным событием, которое Игорь вспоминал с неизменной теплотой. И если бы не пропавший «смутный» год, то 30 декабря можно было бы смело назвать «особой датой». Иллюзия действительно была великой — даже после смерти Гурвича, театр продолжал жить и давать спектакли. Хотя в фойе Балалаев поймал пару шепотков о том, что это последний полет «Летучей мыши». Вдаваться в детали даже не требовалось — Игорь и так был прекрасно осведомлен о финансовой ситуации театра-кабаре. Так что рано или поздно это должно было случиться. Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Игорь безусловно был рад видеть Сашу на сцене, как и всех остальных ребят, с которыми его свела некогда странная воля деда Абрама. Он мог бы даже, не жалуясь на память, назвать их всех по именам, включая музыкантов из оркестра. В конце концов, за два кратких года они стали ему по-семейному близки. Вдруг захотелось как встарь прокрасться за кулисы, чтобы, спрятавшись в дальнем углу у задника, тайком подглядеть волшебство, а после ловить усталые, но довольные улыбки покидающих сцену. Банально захотелось попрощаться. По-человечески. Игорь не смог себе позволить этого в прошлый раз, и к сожалению, не мог и теперь. Люба, гришина вдова, четко дала понять, что Балалаеву больше не рады. Поэтому он довольствовался тем, что сидел в дальнем ряду, скрытый от глаз артистов глубиной концертного зала. В антракте Игорь подговорил сидящую рядом девушку вынести на поклонах букет, что он приобрел для Маракулина — то была несколько пошлая охапка кремовых роз: зимой цветочные не балуют разнообразием, а бледный некричащий цвет все же прекрасно подойдет к сашиному финальному образу, если конечно ничего не изменилось. Интриги ради Балалаев сунул в букет записку, что будет ждать Сашу после спектакля и скорее всего у центрального входа, потому как он понятия не имел есть ли в «Космосе» вход служебный. Карточку он на всякий случай подписал, а то вдруг Маракулин решит, что у него завелся весьма настойчивый поклонник или поклонница — все же пальму первенства в этом вопросе Игорь желал удерживать лично. Заключительный номер уже близился к своему финалу. Еще чуть-чуть и мираж исчезнет, опустится занавес, а после опустеют кулисы, осиротеет сцена… Грусть, нежданная, навалилась на грудь, и Игорь печально улыбнулся, что никак не вязалось с задорным попурри, которым балет и артисты завершали спектакль. Казалось он только сейчас в полной мере осознал, что это последний раз когда «Летучая мышь» расправляет свои крылья. Ведь стоит занавесу упасть, как все закончится и развеется великая иллюзия. А что останется после нее? «Память», — подумал Игорь и проводил взглядом девушку, умчавшуюся к сцене с его букетом. Людей, пришедших с цветами, чтобы отправить в последний полет любимый театр, оказалось немалое количество — игорев букет казался каплей во всеобщем море. Балалаев смотрел на Сашу, тот принимал благодарности и улыбался куда-то в сторону, как на фотографии что Игорь бережно хранил все эти годы. Овации не смолкали, на сцену вытащили дирижера и аплодисменты грянули с новой силой. «Гриша был бы рад такому финалу», — улыбнулся собственной мысли Игорь, замирая на выходе из зала — ведь если покинуть спектакль за мгновение до окончания, то возможно он будет длиться вечно. В полной тишине сыпал снег. Сыпал крупными хлопьями, покрывая землю ровным белым ковром. Зрители покидали концертный зал, разбредались кто к метро, кто к парковке. Юрий грел машину, стоя за углом. Спасский тщательно выполнял свои прямые обязанности и топтался где-то между, пристально наблюдая за мелькающими лицами. Едва рассосалась основная масса, показались артисты — их выдавали полученные букеты и печать печальной усталости на опущенных плечах. Елену встретил муж, заботливо принимая ее пестрые охапки, вот в сторону метро выпорхнула стайка девочек из кордебалета и торопливо мимо промчался Михаил, а после Костя, Женя, Алиса… По старой привычке Игорю захотелось их окликнуть, поймать за хвост ускользающее мгновение единения с прошлым. Но сыпал, сыпал снег и заметал их следы. Балалаев поправил воротник и стряхнул с плеч и волос налипшие снежинки. Вышел Саша. Неловко придерживая одной рукой букет, он заозирался по сторонам, но быстро выцепил в окружающей белизне темный игорев силуэт. — Ну и к чему была вся эта конспирация? — Маракулин улыбнулся словно бы весь и демонстративно потряс свою бледную охапку, перехватывая ее удобнее. — Не хотел лишний раз нервировать Петра, — в тон ему ответил Игорь, — у меня сложилось впечатление, что он в тайне хочет набить мне морду. Саша фыркнул подобной формулировке и смешно поморщил нос, когда холодная снежинка упала ему на лицо. — Перехочет. Но я ему в голову не лезу, это сугубо его прерогатива. Ты не поверишь, он мне все мозги прокомпостировал за последнюю неделю… — Ну почему же, — мягкая улыбка коснулась игоревых глаз, — охотно верю. Петя чрезвычайно беспокоится о твоей судьбе. — О своей бы так беспокоился, — Саша перекатился с пятки на носок, — кстати, спасибо — красивые цветы. Девчонки все порывались их у меня отобрать, пришлось откупаться другими дарами. Зато не придется устраивать дома мавзолей. Записку твою, увы, съесть не успел, так что Маркин в курсе, что ты меня тут поджидаешь. И если ты сейчас не украдешь меня на своем черном воронке, то как бы Петя не реализовал это свое потаенное желание. А мне слишком нравится твое лицо в целом его состоянии. Балалаев рассмеялся и смех этот прогнал остатки ностальгической печали, засевшей в грудине болезненным осколком шрапнели. — А как же старая добрая прогулка до метро? — Холод же собачий, — лукаво парировал Саша, — да и идти тут не больше пары минут, а я, откровенно говоря, соскучился… С этими словами он шагнул ближе, опуская ладонь Игорю на грудь, плавным движением скользя за шею, призывая чуть наклониться. Розы, зажатые между ними, пахли до одури. Скрипнула шинами, выезжающая с парковки машина. Но все потерялось в тихой метели и не существовало ничего кроме темного серебра сашиных глаз и банального желания поцеловать так трепетно любимого человека. — …кажется мы сломали Марата… — выдохнул Балалаев чуть погодя и кивнул куда-то Саше за плечо. Маракулин обернулся на двери концертного зала, где соляным изваянием застыл Абдрахимов и напряженно хмурился Пётр. Саша снисходительно хмыкнул, а лицо его приобрело хитрые черты. — Как я уже говорил — лучше один раз увидеть. И пойдем, а то не май месяц. Да и Маркин довольно быстро бегает, так что воспользуемся общим смятением, — Маракулин довольный сощурился, — и судя по выражению его лица, мне придется прятаться у тебя все новогодние праздники…