* * *
Громкий успех французской новинки, очаровавшей Москву если не всю Россию, щекотал нервы Вайнштейна изнутри, как бы намекая, что ничто не вечно под луной. Поэтому Александр заранее подсуетился и на встречу с Балалаевым пришел во всеоружии. Игорь уже сидел в ресторане, лениво листая до ужаса информативное меню, когда рядом нарисовался Александр, торопливым жестом стряхивающий попавшие на пиджак дождевые капли. — Ну и погодка, — сказал он, протягивая Игорю ладонь для рукопожатия, — Катерина чуть задерживается, но мы можем начать и без нее. Балалаев хмыкнул, поднимая уголок губ в кривой усмешке. — Вам так не терпится огорошить меня какой-то новостью? Или вы попросту желаете быть первым, кто ее озвучит? Вайнштейн развел руками и бесхитростно улыбнулся. — Того и другого помаленьку. — В таком случае все же стоит подождать баронессу, — Игорь протянул меню собеседнику, — а то выходит как-то не по-джентльменски. Вайнштейн одарил Балалаева задумчивым взглядом, но рвущийся с языка комментарий оставил при себе и сосредоточенно принялся разглядывать барную карту. Отсутствие Гечмен-Вальдек однако не помешало мужчинам сделать заказ и едва официант отошел от их столика, Александр откинулся на стуле и на губах его мелькнула лукавая улыбка. — Все же я не могу не спросить, — сказал он, прищурившись, — признайтесь, между вами и Катериной что-то такое есть. Балалаев чуть нахмурился. Беззаботная ничего не значащая беседа вдруг приобрела какой-то странный и весьма дурной оборот. — Это «что-то» называется спонсорский договор, — вежливо отозвался Игорь, — между мной и вами точно такой же имеется. Вайнштейн тихо рассмеялся. — Лукавите, — он шуточно погрозил собеседнику пальцем, — впрочем подобная скрытность мне понятна, Катерина ведь замужняя женщина… Игорь одарил Александра тяжелым взглядом. — Мне не нравится куда вы клоните, — ответил он резко, — во-первых, подобной сплетней вы оскорбляете вашу коллегу. А во-вторых, вы кажется забыли с кем разговариваете. Веселье покинуло лицо Вайнштейна, и он выпрямился на стуле. Неловкую паузу, возникшую за столом, сгладило явление официанта с приборами и напитками. — …я ни в коей мере не хотел вас задеть, — тут же затараторил Александр стоило им остаться одним, — но ваше с ней общение со стороны выглядит весьма провокационно… — И что же такого провокационного вы разглядели в обычной вежливой беседе? — Ваша вежливость, как мне возможно кажется, — ответил Вайнштейн, отмеряя каждое слово, — подает ложные надежды. Игорь задумчиво отвел взгляд. Он пытался припомнить хоть одну ситуацию, в которой мог быть воспринят двояко. Но на ум ничего не приходило. Балалаев никогда не позволял себе лишнего. Да, возможно порой он ходил по грани, но те времена были уже в прошлом. Имеет ли смысл щекотать свое эго, когда ты вполне доволен уже имеющимися отношениями, рисковать которыми нет никакого желания? И все же Игорь нахмурился — если некто посторонний, по типу Вайнштейна, углядел в деловом общении пусть и с женщиной, нечто предосудительное, то что во всем этом невольно мог увидеть Саша? А был ли он действительным свидетелем подобных сцен? Мозг Балалаева заработал с утроенной силой, перебирая крупицы воспоминаний. Но кроме пьянки у Тимурчика ничего крамольного не вспоминалось. Игорь тогда завалился нетрезвый к Маракулину на квартиру, благоухая не только импортным коньяком, помноженным на отечественную водку, но и приторно-сладкими духами девицы, имя которой Игорь тут же забыл, едва она отсела от него подальше. Саша в тот вечер долго хмурился, скрещивал руки на груди, но все же не требовал объяснений и молчаливо позволял Игорю распутывать возведенную защитную конструкцию и разглаживать губами глубокую складку, залегшую между сведенных в недовольстве бровей. Едва объявилась Гечмен-Вальдек, Балалаев невольно сделался холоднее, четко и в какой-то мере даже рьяно выдерживая границы бизнес-рамок, словно он не сидит сейчас в ресторане под мерный перестук приборов и шорох голосов, а в очередной раз принимает просителей в сумраке кабинета на Большой Никитской. И видимо даже выражение его лица стало не в пример строже, жестче, потому как прежде яркая улыбка баронессы заметно поблекла, а взгляд Вайнштейна сделался непривычно собранным. Впрочем, вряд ли Игорь полностью отдавал себе отчет в своих действиях, будучи всецело поглощенный тревогой мыслей о Маракулине. Презентация нового проекта, озвученная на два голоса, прошла как бы мимо игорева сознания. Он кивал и со всем соглашался. Новый французский мюзикл? — пожалуйста. Снова про любовь? — так людям вроде именно это нравится. Деньги? — обязательно что-нибудь придумаем и найдем. Когда он сел в машину, его странное сумрачное состояние не укрылось от вездесущего взгляда Спаса, который по обыкновению занимал сиденье рядом с водительским. Данила нахмурил узкий лоб, да так что кустистые брови почти соединялись на переносице. Иногда Балалаев порывался у Спасского спросить, что тот чисто по-человечески думает об Игоре, о его жизни, о его открытой в определенных рамках привязанности к молодому артисту. Но все эти порывы сами собой затихали и сходили на нет. Не то чтобы Игорь боялся услышать о себе нелицеприятную правду или быть подвергнутым осуждению со стороны телохранителя, просто он и без лишних вопросов понимал, что будь что-то Даниле, прямому как рельса, не по душе, он бы не смолчал и давно уволился. Но все же он который год продолжал обеспечивать игореву безопасность, словно верный пес, следуя за ним по пятам. Не друг в полной мере, а скорее боевой товарищ, которому не стыдно обнажить душу и доверить то, что дороже чем собственная жизнь. — Домой, Игорь Владимирович? — новый шофер нарушил плавный ход его мыслей. Сменщика Юрию выбирал Спас, и Игорь все никак не мог запомнить его имя: то ли Гена, то ли Гриша. — К Саше. Поедем к Саше, — выдохнул Балалаев, краем глаза отмечая как несколько разглаживается беспокойство на лице Спасского. Интересно, что он там себе надумал? Но Игорь лишь устало откинулся на спинку сиденья, вытягивая ноги насколько позволял салон. Наверное, стоило позвонить, поинтересоваться — а действительно ли Маракулин дома. Вдруг тот решил потратить свободный вечер на друзей или коллег. И будет Игорь, пугая соседей, куковать под его дверью, пока тот не соизволит объявиться. А может Саша и вовсе в квартире не один, а тут Игорь, как снег на голову. Очень некрасиво получится. В подъезд Балалаев проскользнул вслед за какой-то старушкой, галантно придержав той дверь. В лифт соваться не стал, взбежал на пятый этаж по лестнице словно ему все двадцать, а не стукнет через месяц другой круглые такие сорок. В длинной дороге, среди мелькающих улиц и встречных авто, он даже успел подзабыть, чего именно он от Саши хотел, притом, чтобы не по телефону, а лично, глаза в глаза. Но то безымянное терзало грудь и бередило душу. На языке вертелось дурное и покаянное «и как ты только меня терпишь?», подкрепленное почему-то мыслями о грядущем сорокалетии, а не всем тем кроваво-черным, что пузырилось за спиной. Оказавшись на нужном этаже, Игорь перевел дыхание и пригладил рукой растрепавшиеся волосы, потом вдруг вспомнил, что Саша не в восторге от его укладки и с молодецким уханьем растрепал их только сильнее. Он не дал себе времени на раздумья, втопил кнопку звонка, прислушиваясь к истошной трели по ту сторону двери, пока в груди заполошно билось сердце. Открыли не сразу, а чуть погодя. Балалаев успел напридумывать себе всякого, пока слушал как внутри квартиры замирали шаги — видимо Саша вглядывался в мутный дверной глазок — а после скрежетнул, проворачиваясь в замке, ключ. — Ты бежал что ли? — первое, что спросил Маракулин, несколько ошалело рассматривая всклокоченного и шумнодышащего Игоря. Волнение и удивление причудливо перемешивались на сашином лице. И Балалаев с небывалой жадностью впитывал каждую мелькающую эмоцию, каждую деталь, запоминая все новое и непривычное: начиная от синеватой тени щетины на щеках и заканчивая торчащими русыми вихрами. — Просто по лестнице поднялся, — моргнул Игорь, пока Саша с какой-то несвойственной ему торопливостью принялся приглаживать ураган на своей голове. — Впустишь? Маракулин замялся, неловко переступая босыми ногами на пороге, но все же шагнул вглубь тесной прихожей, открывая Игорю доступ: — Только у меня неприбранно… очень, — промямлил Саша и нервно закусил щеку изнутри. Сашино «неприбранно» Игорь видел уже не раз, вернее полагал, что видел, потому как именно небрежно брошенным «неприбранно» Маракулин каждый раз впускал его на свою территорию. Прежнее пахнущее хлоркой от надраенных полов «неприбранно» сильно отличалось от нынешнего типично холостяцкого: со сваленной на стул в беспорядке одеждой, нагромождением чашек и тарелок в раковине, хлебным крошкам на столе и прочими мелочами одинокого быта. И при этом сам Саша в растянутых шортах, в застиранной до бледности футболке с подранным краем, с небритым лицом и нечесанной головой до странного прекрасно вписывался в это окружение. Как дикая зверушка в свою естественную среду обитания. Игорь впервые видел его настолько домашним. Даже оставаясь на квартире у Балалаева, Саша словно бы старался быть лучше, держал некоторую выдуманную им самим марку. — Эх, Сашка, — выдохнул Игорь, приваливаясь плечом к дверному косяку. Мальчиковая, донельзя влюбленная улыбка, растянулась на его губах. А заполошное сердце, что еще не отошло от быстрого подъема, волнительно и сладко сжалось, — какие же мы с тобой оба дураки… Маракулин, который до этого не знал куда себя пристроить, подозрительно прищурился, хмуря лоб. — С чего это? — Столько лет знакомы, а строим из себя невесть что… — Балалаев прервался на мгновение, запирая за собой дверь. Он скинул с плеч пальто и вместо обыкновения по-простому повесил его за воротник на приоткрытую дверцу шкафа. После, наступая на пятки, он снял туфли, чуть задумался и следом стянул носки, запихивая их внутрь обуви, ступая по полу босыми ногами. — Ну грязно же… — сдавленно выдал Саша и дернулся в сторону обувницы, где лежали единственные в квартире приличные тапочки. — …а ты мне и с немытыми полами нравишься, Саш. Честно. Вообще любым нравишься, — Игорь подошел ближе, призывая Маракулина отбросить ненужную суету, — а тапочки я на самом деле терпеть не могу. Считай, только для тебя их у себя и завел. Ты ж мне вечно их подсовывал, вот и думал, что тебе так правильнее. Саша потупился, совершенно детским жестом комкая край футболки. — Пиво будешь? — невпопад спросил он, с настороженностью и некоторым вызовом заглядывая Балалаеву в лицо. — Я тут пару кассет с мультиками у Олега взял. Смотрят важные дяди диснеевские мультики? — И диснеевские смотрят, и советские, и пиво пьют, — Игорь улыбнулся шире, ласково проводя по сашиной колючей щеке, заново открывая для себя ощущение щетины под подушечками пальцев, — и бардак в квартире разводят, когда никто не видит. А с тобой, Саш, я вообще на что угодно согласен.* * *
Кабинет на Большой Никитской перешел обратно деду Абраму. И, казалось бы, выдыхай спокойно, но нет, Шик требовал от Игоря присутствия на всех сделках, на всех переговорах. Мол, смотри и учись, впитывай науку. И каждый раз, когда новый посетитель переступал порог абрамова офиса, Балалаев бледной молчаливой тенью стоял за плечом старого законника. То ли ангел-хранитель, то ли смущающий бес. «Абрам-младший» все чаще стало звучать в кулуарах, и теперь только ленивый не знал Игоря в лицо. Хорошо хоть «Садовод» по-прежнему оставался маленькой грязной тайной Василия Абрамовича и знание о его личности не выходило за пределы абрамова «сада». Неприкрытый фаворитизм со стороны Шика не вызвал ни у кого ни подозрений, ни сомнений. Давние питерские слухи наконец-то обрели под собой основание и вся воровская Москва пришла к единому мнению, что Тимурчик скоро останется совсем не у дел. Показательным также выступил тот факт, что дед Абрам стал брать Игоря на те разборки, на которые ранее ему путь был заказан. Метафорическая корона, дамокловым мечом повисшая над головой Балалаева, начала стремительно приобретать реальные очертания. Старый законник уже целенаправленно подталкивал своего ставленника в спину и, затаив дыхание, ждал, когда же тот наконец сорвется в яму, которую так старательно себе рыл последнее десятилетие. Скорость, с которой вдруг завертелись события, катастрофически Игорю не нравилась. Все шло к тому, что заветного ответа Василий Абрамович потребует еще до наступления весны, а значит время поджимало, уходя песком сквозь пальцы. После одной из затянувшихся деловых встреч на Никитской, Абрам попросил Балалаева задержаться, отметив наметанным глазом, что тот хоть и бравировал напускным спокойствием, но все же то и дело поглядывал на циферблат выглядывающий из-под левого манжета. — Ты, наверное, и сам понимаешь, что твое министерское ярмо вопрос уже решенный, — Шик повертел в пальцах коньячный бокал, янтарные блики причудливо заскользили по потревоженной алкогольной глади, — добрый друг получил некоторое внушение и вряд ли снова тебя побеспокоит. Да и не резон ему нынче. Ты теперь птица важная — высоко взлетел, не без моей помощи конечно, ему теперь не достать. А если все же попытается, то разговор с ним пойдет уже другой. Балалаев молча кивнул. Последняя защитная преграда на пути официального становления Игоря вором в законе обрушилась к ногам Василия Абрамовича как карточный домик. Время работало против него, и четкий, тщательно выверенный Игорем план вдруг пошел мутной тревожной рябью. Но опять же, если слишком торопиться, то станется и угодить в собственный капкан. — …осталось только одно, — продолжил Шик и вперил немигающий тяжелый взгляд в Балалаева, — с подружкой своей сам разберешься или мне помочь? Ты только скажи, и ребята мои быстро от тебя всяких принцесс отвадят. Игорь стиснул зубы и лицо его приобрело воинственные черты. Дед Абрам усмехнулся. — Вижу, что за больное задел… а ведь я столько раз тебя предупреждал. Так что прекращай свои глупости. Но так уж и быть, я не стану об это мараться. Сам все понимаешь и сам все сделаешь. Так что не вынуждай меня совершать то, о чем ты будешь жалеть до конца жизни, — старый законник подобрал губы и с кривой улыбкой буквально выплюнул последнее, — младший. Прилипшее как репей погоняло, сорвавшееся с уст Василия Абрамовича, как никогда сильно задело Балалаева. Шутки кончились и теперь уже официально. — Я вас понял, — чопорно ответил Игорь, — что-то еще? — А ты куда-то торопишься? — Шик в притворном удивлении вскинул брови, с его лица не сходила снисходительная усмешка, — к мальчику своему небось? Ну беги-беги пока еще можно… Вопреки предположениям деда Абрама Балалаев направился не к Саше, хоть изначально и намеревался лично встретить его после спектакля. Машина мчалась по Садовому, Игорь набирал на телефоне знакомый номер. — Лёха? Есть разговор, — он бросил взгляд на часы, — минут через пять буду на Зубовском. Только разговор этот не кабинетный. Автомобиль остановился на Большой Пироговской у центральной аллеи Сквера Девичьего поля. Лев Толстой застывший в граните неодобрительно взирал на замершего поодаль мужчину в тяжелом пальто. Зажглись фонари и облетевшие деревья отбрасывали тревожные длинные тени. Тимурчик вздрогнул, когда Игорь его окликнул. На дальней скамейке встрепенулась охрана, но Тамиров жестом показал, что все нормально. — К чему все это? — Лёха пожал протянутую ладонь. За минувший год, что они с Балалаевым оказались в одной связке, Тамиров несколько пересмотрел свое отношение к Игорю, но все же тот факт, что Абрам предпочел родному племяннику совершенного постороннего человека, его по-прежнему раздражал. — Как я уже сказал, есть разговор, — ответил ему Игорь и обернулся на Спаса, — Данила, иди с коллегами пообщайся. Тот, коротко кивнув, направился в сторону чужой охраны. Едва Спасский отошел, Балалаев окинул Тамирова задумчивым взглядом. — Давай пройдемся, — сказал он и неспешно повернул к боковой аллее. Тимурчик пошел следом. Под ногами шуршала последняя листва, редкие прохожие спешили по домам и вряд ли обращали внимание на двух прогуливающихся мужчин. — Я буду говорить на чистоту, — начал Игорь, — потому как не имеет смысла юлить. Ты же знаешь, чего именно добивается от меня дед? — Это всем известно, — Тимурчик спрятал ладони в карманы и зябко повел плечами. — Тогда ты должен прекрасно понимать, что это только вопрос времени, когда он совсем отстранит тебя от дел. Будешь сидеть в своей конторе и блядей важным дядям по указке подсовывать, как последний кот… Лёха зло осклабился. — Это ты мне пришел будущее мое обрисовать что ли? Еще не короновали, а ты пальцы гнешь? Рамсы случаем не попутал? Игорь фыркнул. — Мне все это надо столько же сколько и тебе — и даром не сдалось. Но воле Абрама ни ты, ни я, да и в целом никто ничего противопоставить не посмеет. Если конечно этот счастливчик не самоубийца. Но я, знаешь ли, на кладбище пока не тороплюсь. — Тогда о чем вообще базар? Балалаев нахмурился и нервно поджал губы. — У меня есть решение, — сказал он, не глядя в сторону Тамирова, — но я должен быть уверен, что ты не сдрейфишь. Я бы и сам все провернул, но время поджимает, да и после может начаться такое, что никому и не снилось. Для «после» мне как раз и потребуется твоя помощь… Алексей вдруг замер, кровь отхлынула с его полного лица, и он огромными глазами уставился на Балалаева. — Если я правильно тебя понял, — медленно начал он, — то решение, что ты предлагаешь, не по понятиям… — А я и не вор, чтобы их придерживаться, — раздраженно выдохнул Игорь, — главное найди подходящую кандидатуру, на кого все будет удобно повесить, а уж я позабочусь о том, чтобы ты наверняка остался при своем. Мне абсолютно не упали ни абрамовы «звездочки», ни его империя. Я хлебнул уже достаточно и больше не хочу. Но от Абрама, как ты и сам прекрасно знаешь, уходят только вперед ногами… — Балалаев шумно выдохнул, его плечи печально опустились, — я хочу жить, Лёш. Пусть не как праведник, но все же жить и без чужой указки. Да и на этих ваших воровских вершинах пиздец как одиноко… Тимурчик хмыкнул, потянул из кармана сигареты, чиркнул зажигалкой, закуривая, а после опомнился и протянул Игорю пачку. Тот без колебаний достал папиросу и повертел в пальцах. — Если придется, я готов и дальше выступать решалой — прикрыть, так сказать, твою жопу с этого направления. Бумажки все вестимо в общак — они мне не упали. Строительное тоже могу на себя взять, пока ты сам не вникнешь. Да там вникать-то не во что особо — все уже поделено, — Игорь сунул сигарету в рот, Лёха поднес огонь, — но на этом все. Больше никакой грязи. Ее мне на несколько жизней хватит… Лицо Алексея, прежде встревоженное, вдруг расслабилось и приняло такое понимающее выражение, что Игорь едва сдержался от того, чтобы попросту Тамирову врезать. — …последняя «прополка» значит? — спросил Тимурчик, затягиваясь и выдыхая дым в сторону, — это все из-за твоего этого… — он замялся и сделал неопределенный жест рукой, тлеющий уголек описал замысловатую фигуру. — Не знаю… — табачный дым скользнул в легкие, отравляя. Балалаев запрокинул голову и выдохнул тонкую струю в темнеющее небо, — я просто хочу завязать узелок. Окончательно стемнело. Стоявшая поодаль охрана молча курила. Молчал и Тамиров, размышляя. В кармане пиликнул входящим сообщением телефон. Игорь даже не потянулся за трубой, прекрасно зная, кто это может быть — Саша небось удивился, не обнаружив его в поздний час на квартире. — Ты чертовски рискуешь… — подал голос Алексей, едва дотлела сигарета, — и я даже не о деле. С чего ты взял, что я прямо сейчас не стукану деду? Балалаев устало улыбнулся: — Потому что ты не сука, Лёш, кем бы там Абрам ни хотел тебя выставить… а что до меня, — Игорь бросил бычок под ноги и затушил носком ботинка, — то мне, как ни крути, подыхать.* * *
— Ты в говне, — без обиняков изрек Олексяк и хлопнул пустой стопкой по столу. В Москву его занесли дела турецкие. Коли Игорь определил его работать по этому направлению, то Сергей взялся за дело со всеми имеющимися у него умом и отдачей. — Ну чем тебе «звездочки» не угодили? Никто ж не просит их бить, чай не на зоне! — Ты не понимаешь, Олесь, — Балалаев старательно захрустел корнишоном. — Я хочу быть сам себе хозяином. И «звездочки» мне в этом не помощники. С ними мне и в честный бизнес дорога будет заказана, и театральное все придется свернуть… — Уперся тебе этот театр, — хмыкнул Сергей, разливая еще по одной, — денежки должны работать, а ты благотворительностью занимаешься. Спонсором он стал… — Олексяк опрокинул в себя водку и поморщился, — вот у меня на примете две девочки есть, вот им однозначно не помешал бы спонсор, — Серега пошло усмехнулся и вдруг опомнился, — бля, забыл, у тебя ж теперь эта, как ее… Он начал щелкать пальцами, словно мерный звук щелчков мог простимулировать его пьяную память. — Саша, — подсказал Игорь с благостным видом, — у меня есть Саша. — Точно! Неведомая Сашенька! — крякнул Олесь, — а ничего что мы тут у тебя квасим? Сашенька тебя не заругает? Балалаев подтянул к себе тарелку с нарезкой, цепляя вилкой склеившиеся кругляши сервелата. — Я Сашу предупредил. Когда Олексяк под перезвон беленькой явился к нему на порог, Игорь действительно отправил Маракулину несколько сообщений, ибо звонить было бесполезно — никто не обратит на надрывающийся в гримерке телефон, если все дружно скачут по сцене, разыгрывая второй акт парижской драмы. И не то чтобы Балалаев отчаянно скрывал свою личную жизнь от старого товарища, но что-то ему подсказывало, что Олесь еще не готов к подобным откровениям. Осудить не осудит, но на слова не поскупится. — Предупредил это хорошо, — Сергей попытался наколоть на вилку маринованную помидорину, но та как пловчиха-синхронистка ловко кувыркалась в банке и не давалась. Олексяк плюнул на это дело и засунул в банку руку, — но по квартире твоей не скажешь, что у тебя тут баба живет. Ни обуви в прихожей, ни сто и одной баночки в ванной — не видно женской руки, короче. А точно ли существует «Сашенька» или ты мне просто голову морочишь? Нет чтоб честно сказать: «Серега, мне надоело ходить с тобой по блядям…» На этой оптимистичной ноте заскрежетал замок на входной двери, дернулась опускаясь ручка и спиной в квартиру ввалился Маракулин с продуктовым пакетом в одной руке и парой букетов в другой. — Игорь, — не оборачиваясь позвал он в сторону кабинета и принялся оттаптывать задники кроссовок, — я к чаю пирожных купил… Олексяк, наблюдавший эту мизансцену сквозь распахнутые двери гостиной, не донес стопку до рта. Игорь, наблюдающий то же самое, даже не изменился в лице. Он на автомате опрокинул в себя водку, поморщился и быстро зажевал кусок сыра. Избавившийся от обуви, Саша наконец-то соизволил оглянуться. Балалаев бы посмеялся над этой немой сценой, но ему было откровенно не смешно. — Саша, — устало протянул он, — ну я же просил чаще смотреть в телефон! Я тебе семь смс отправил… — Я чего-то не догоняю, — отмер Олесь, глядя на Маракулина поверх водочной глади, — то есть это и есть «Сашенька»? Игорь наградил Олексяка снисходительным взглядом, в конце концов они еще не так много выпили, чтобы Сергей окончательно утратил остатки логического мышления. — Бля буду, — выдохнул Олесь и с деланным спокойствием влил в себя содержимое стопки. Саша скорчил виноватое лицо. Балалаев вздохнул и в миг сделался серьезен. — Думаю ты понимаешь, что о некоторых вещах распространяться не стоит… — сказал он. Олексяк в ответ нахмурился и потянулся к бутылке. Взгляд его был по-прежнему прикован к Саше, замершему в прихожей. Игорь жестом поманил того в гостиную. Маракулин замешкался на мгновение, с опаской поглядывая на гостя, которого он видел в последний раз лет пять назад, но все же прошел в комнату и нерешительно замер у заставленного нехитрой закуской столика. Игорь отодвинул соседний с собой стул и, подавшись в сторону, мягко перехватил Сашу за ладонь, призывая сесть. — Как спектакль прошел? — буднично спросил Балалаев, когда тот неуклюже плюхнулся рядом. — Ну как прошел… — пробубнил Саша, рассматривая свои сложенные на коленях руки, — нормально прошел. Как всегда… — Голодный? Есть будешь? — Игорь в нехитрой ласке опустил ладонь Маракулину на плечо и тот заметно напрягся. Взгляд его испуганно метнулся от Игоря на Олексяка и обратно. — Я ж его знаю! — вдруг прервал свое тревожное молчание Сергей, — он с нами в ресторане был! Я еще тогда тебе сказал, что он мутный какой-то, а ты все «да не пидор он»… Саша под игоревой ладонью вздрогнул, посерел лицом и словно бы попытался сделаться меньше. Не такой реакции Балалаев ожидал от Саши, который бесстыже хвастал им перед своими друзьями. То ли Олексяк Сашу настолько пугал, то ли мнение давнего приятеля Игоря по какой-то странной причине являлось для него важным. В любом случае терпеть оскорбительные комментарии в сашин адрес Игорь был не намерен. На хмель, гуляющий в крови, он завелся с пол-оборота и, стиснув зубы, перевел бешеный взгляд на Олексяка. — Еще одно подобное слово, Олесь, — процедил он угрожающе, — и я не посмотрю, что мы друзья, и пятак твой тебе в череп вкатаю. — Ты «Садовода»-то не включай! — тормознул его Сергей, но спорить на всякий случай не стал, лишь налил себе очередную стопку и быстро ее употребил. — Саш, — Игорь попытался придать своему лицу некоторую мягкость, — там в холодильнике котлеты оставались, иди поужинай, а я с товарищем кой-чего обсужу. Маракулин резко вскочил, словно только и ждал этого момента, и, коротко кивнув в ответ, почти что выбежал из гостиной. Балалаев проводил его быстро удаляющуюся спину долгим взглядом и хмуро обернулся на Олексяка. Тот молча наполнил обе пустующие стопки. Выпили не чокаясь. Сергей снова полез в банку за помидором и причмокивая высосал тот из шкурки. — А я говорил, поосторожнее с этими твоими театрами, — сказал он, неодобрительно сверкая глазами, — дед в курсе? Игорь медленно кивнул, вылил остатки водки себе в рюмку. Следовало бы сходить за новой бутылкой, та как раз лежала в морозилке, но на кухне прятался Саша и как бы Игоря не понесло в пьяные утешительные монологи. — Я говорил, что ты в говне? Так вот беру свои слова назад. Тебе просто пиздец, Игорёк. Абрам тебе покоя не даст — сожрет тебя с потрохами. А учитывая, что он всерьез за тебя взялся, то и «Сашеньке» твоему тоже самое грозит, если не хуже. Если себя не жалеешь, то хоть пацана этого пожалей. — Ты меня еще жить поучи, — фыркнул Балалаев. Бешенство, вызванное словами Олексяка, схлынуло так же быстро, как и ударило в голову, оставляя после себя тяжелый мрачный след. Игорь криво, по-звериному оскалился, — а жалость свою знаешь куда засунь? А еще лучше для Абрама ее прибереги, ему нужнее будет.