* * *
Саша ошибался, считая, что Новый год Балалаев будет встречать тет-а-тет с бутылкой и магазинным оливье. Дед Абрам ежегодно устраивал новогоднее застолье, не сходка в полной мере, а скорее небольшой корпоратив для особо приближенных. И если до поры до времени Игорь умудрялся от приглашений увиливать или и вовсе быть на эти полусемейные полуворовские сабантуи незваным, то теперь ввиду его нового статуса присутствовать за столом Василия Абрамовича он был обязан. И оставалось только надеяться, что среди гостей не окажется достаточного кворума, чтобы Шик под бой курантов да в качестве широкого жеста не организовал Игорю «корону». Ходить в гости с пустыми руками Балалаеву не позволяло воспитание. Поэтому прежде чем отправиться на абрамову подмосковную дачу, пришлось объехать несколько алкогольных магазинов — в преддверии праздника купить правильный коньяк, чтобы уважить старика, оказалось весьма труднорешаемой задачей. Но на этом дары не заканчивались. Игорь понятия не имел насколько «семейной» будет встреча: будет ли это чисто мужской кружок, или Абрам действительно вознамерился устроить классическое новогоднее застолье «только для своих». В любом случае лучше купить скромный букет для хозяйки вечера даже если ее там не будет, чем прийти ни с чем. Нарине, женщину, что все негласно считали женой Шика, Балалаев видел только раз, еще в начале 90х и то мельком, но это не помешало ему сразу же ее узнать. Полная улыбчивая женщина, черноту волос которой уже разбавило благородное серебро. Удивительно как с возрастом черты супругов перемешиваются между собой, являя миру двух похожих словно кровные родственники людей. И если возрастные изменения в лице Василия Абрамовича Игорь наблюдал собственными глазами, не отмечая новых черт, то про Нарине он смело мог сказать, что ее долгая и преданная любовь к старому законнику сделала ее похожей на него как две капли воды. Только то были мягкие светлые черты, которые дед Абрам наверняка утратил еще в молодости. — Добрый вечер, — вежливо улыбнулся Игорь, — это вам, Нарине. С этими словами он протянул женщине простой, но изящный букет. Если жизнь с популярным артистом чему-то Балалаева и научила, так это придирчивому выбору цветочных композиций. Женщина, приятно удивленная подобным знаком внимания, улыбнулась скромной невероятно шедшей ей улыбкой. — Опаздываешь, — мягко пожурила она Игоря, принимая цветы и впуская его в дом. — Василий уже спрашивал про тебя. Но ты не бойся, — Нарине по-матерински погладила Балалаева по плечу, темные глаза ее лучились добротой, — другие тоже опаздывают. Ты проходи, проходи. Он в гостиной. Она еще раз улыбнулась Игорю и легонько подтолкнула его в спину, прежде чем удалилась вместе с букетом. Балалаев с минуту смотрел ей вслед, задумавшись о том, что именно все долгие годы удерживает эту женщину рядом с таким человеком как Шик. Совместные дети? Женская покорность? Игорь одернул сам себя — не ему об этом судить. В конце концов он понятия не имел даже о том, что заставляет Сашу оставаться рядом. Балалаев тряхнул головой, стараясь выбросить эти сентиментальные глупости из головы, и смело вошел в гостиный зал. Василий Абрамович обнаружился в кресле. Соседнее с ним место занимал Алексей, чье лицо приняло комически-недоуменное выражение, едва он заметил появление Игоря. — Что-то ты особо не торопился, — Шик медленно повернул голову в сторону Балалаева и окинул его лукаво прищуренным взглядом. Игорь перевернул запястье и взглянул на часы. Не так уж он и припозднился, учитывая, что остальные гости еще не объявились. — У меня имеется весьма уважительная причина, — пояснил он, выуживая из подарочного пакета бутылку коньяка, которую добывал едва ли не с боем. Уголок рта деда Абрама дрогнул в улыбке. — Умеешь же ты выкрутиться, Игорёк, — протянул он с плохо скрытым довольством и вгляделся в этикетку, — Лёха, метнись кабанчиком за бокалами. Тимурчик резво поднялся и несколько встревоженно посмотрел на Игоря, проходя мимо него в сторону столовой. — А ты присаживайся, — Абрам кивнул на освободившееся кресло, — в ногах правды нет. Дед поставил бутылку на разделяющий их столик и продолжил. — Давид приедет с бабой своей, Сойка обещался. Юрик с Митей тоже будут. Митю помнишь? — Шик усмехнулся, — так вот он женился, дурак. Жену свою сегодня показать привезет. Жаль Гия еще сидит, так бы все собрались. Кстати насчет Гии. Пора тебе, Игорёк. ближе к добрым людям становиться. После праздников поездишь со мной, рожей поторгуешь, грев кому надо передашь. Нужно чтоб сидельцы тебя знали, а ты их. И чтобы к тому времени с принцесской своей разобрался… К моменту, когда все собрались, время уже перевалило за десятый час. Василий Абрамович собрал вокруг себя родню, названых сыновей, доверенных крестников — маленький воистину семейный кружок. Женщины сидели с ними за одним столом, так что вероятность того, что Абрам примется говорить о делах стремилась к нулю. Да и чтобы за Игоря поручились мелкие рыбешки абрамова клана, Шику не было никакого резона — если он намеревается поставить Балалаева на самый верх, то и признавать его должны «олимпийцы». Нарине, сидящая по левую руку от старого законника, то и дело подкладывала Игорю салаты. Тот неизменно вежливо принимал ее материнскую заботу и улыбался. Чрезмерно домашняя мирная атмосфера бередила Балалаеву душу, но мысль о том, что он собирается пойти против по сути отца, не терзала его. Ведь несмотря на то, что проводником в криминальный мир для него стал Олексяк, именно Василий Абрамович со всей отеческой строгостью прививал ему воровскую науку. Да и оглядываясь назад Игорь мог сказать, что и чтил он Абрама едва ли не больше собственных родителей. Только вот сыновья любовь исчерпала себя. Не стала ненавистью в полной мере, но и привязанностью, граничащей с долгом, быть перестала. И именно сейчас под перезвон бокалов, бородатые анекдоты Давида, лающий смех Юры, подозрительно трезвое и от того угрюмое молчание Алексея и снисходительно-благосклонную улыбку деда Абрама, этот коктейль эмоций ощущался как никогда ярко. Потому как стоит лишь патриарху сгинуть, все эти «сыновья» с воистину ветхозаветной жестокостью вцепятся друг другу в глотки. И пока те будут рвать друг друга на куски, абрамовы враги станут делить его империю. Едва бой курантов ознаменовал наступление нового года, едва отзвучали все тосты, и классическая по такому случаю бутылка шампанского второй раз показала дно, Балалаев вышел на улицу. Ушедший год не радовал снегом, поэтому чернеющий в ночи сад с островками пожелтевшего газона да с укрытыми на зиму кустами казался чем-то вышедшим из страшной сказки. Долина смертной тени не иначе. Игорь достал телефон, обнаружив там три пропущенных вызова от Саши. Борясь с желанием перезвонить (сколько вообще сейчас времени в Таиланде?), он набрал небольшое поздравительное смс, в котором пообещал, что обязательно наберет Сашу с утра. — «Люблю. Скучаю» еще напиши, — Тимурчик вырос за плечом совершенно неожиданно, чем заставил Игоря вздрогнуть. В ответ на недовольный взгляд, Тамиров только фыркнул да потянулся за сигаретами. Алый огонек вспыхнул и погас, — дед на Рождество в Сочи собрался, к дочерям. Юрик и Митя сопровождать будут. Сказав это, Алексей затянулся и выжидательно посмотрел на Балалаева. — Я тебя услышал, — ровно ответил тот и добавил в сообщение пару улыбающихся скобочек. — Сколько он там пробудет я не знаю, — продолжил Тамиров, — у тебя ничего не срывается? — Если что, я переиграю, — телефон в руках мигнул, знаменуя отправку смс, Игорь убрал его в карман. — Мне Митя что-то не нравится, — протянул Алексей, — дед ему шибко благоволить стал… — А Юрик с его краснодарскими подвязками тебя значит не настораживает? — Балалаев наградил Тимурчика насмешливым взглядом. — Ну так это не его Абрам в Москву приволок как тебя когда-то. И амбиций у Мити не в пример твоим. — Не в пример моим, — передразнил Игорь и вдруг рассмеялся от абсурдности этой фразы. Впервые за весь вечер он смеялся от души и долго да так, что Алексей странно на него покосился. Отсмеявшись, Балалаев шумно выдохнул и, в попытке стереть прилипшую улыбку, провел ладонью по лицу, — ну насмешил, Лёш… Мы с тобой на святое замахнулись, куда уж амбициознее.* * *
За неделю, что Саша отсутствовал, Игорь казалось забыл, что такое покой. Привычное хладнокровие изменило ему и тревога — липкая, мрачная — крепко держала за горло. Как Тимурчик и сказал — Василий Абрамович в компании названных сыновей отбыл в Сочи. И если ранее удаленность Абрама от Москвы Игоря только радовала, то сейчас абрамовы разъезды призывали Балалаева всегда быть начеку. Потому как малейшая ошибка могла стоить ему жизни и возможно не только ему. Тугой узел сомнений и переживаний ослаб лишь с появлением Саши. Из отпуска Маракулин вернулся довольный и загорелый. С собой он привез корзинку местных фруктов, полный фотоаппарат впечатлений и спокойствие, которого Балалаеву так не хватало в последние дни. И той же ночью целуя бронзовую впитавшую в себя солнце чужой страны кожу, пропуская пальцы сквозь выгоревшие в едва заметную рыжину волосы, Игорь как никогда осознавал, что не будь в его жизни Саши, он бы давно уже сломался. Казавшееся ранее привычным одиночество теперь виделось Игорю неправильным и чуждым. Вор должен быть одинок, но разве можно желать быть одному, когда есть на свете Саша Маракулин, чьи серые глаза смотрят с насмешливым лукавством и в то же время так невыносимо нежно? Саша вернулся и его присутствие пьянило, как пьянит выпитая натощак рюмка. И опьяненный этим Игорь на мгновение забывал, что весь его мир может рухнуть в ближайшие дни. Вместо проведенного порознь нового года было решено отмечать старый, но без чрезмерного фанатизма в отношении застолья, скромно, по-домашнему. Кастрюлю оливье Саша настрогал без лишних вопросов и сделал это даже с некоторым энтузиазмом, но весь запал его иссяк едва Игорь предложил налепить пельменей. — Ну это же традиция, — сказал Балалаев, вымешивая тесто. Фарш, который, как полагал Саша, пойдет на полюбившиеся котлеты, давно томился в холодильнике, — разве ты никогда с семьей не лепил на Новый год пельменей? Маракулин нахмурился. Судя по его лицу, он пытался собрать воедино обрывки детских и юношеских воспоминаний, что перемежались запахом мандаринов и пестрыми огоньками гирлянды. — Может я лучше до магазина за этими пельменями сбегаю? — Саша скептически посмотрел на взмывшее в воздух белесое облако, когда Игорь щедро бросил горсть муки на стол. — Домашние все равно лучше. Так что давай, присоединяйся. Уже через полчаса Маракулин откровенно заскучал. Неожиданная домовитость Игоря, как и скорость с которой тот крутил «медвежьи ушки», конечно поражала, но вот сам процесс лепки Сашу не вдохновлял от слова «совсем». Бросив игореву затею на десятке криво слепленных пельменей, Маракулин, оставляя мучные отпечатки на черном пластике, включил кухонный телевизор и лениво переключал каналы, пока Балалаев в очередной раз принялся раскатывать вытащенной из бара бутылкой кружочки теста. — Саш, — позвал Игорь, не отрываясь от процесса, — а пельмень с сюрпризом вы лепили? Маракулин оторвался от созерцания кубка мира по биатлону и вопросительно вскинул бровь. — Мама моя копейку внутрь клала. Кому достанется сюрприз, тот будет целый год счастливый, — губы Игоря растянулись в ностальгической улыбке, — правда после того как, кто-то из гостей об эту копейку зуб сломал, пришлось перейти на более щадящие варианты: перец там горошек, ягоды… Помню, достался мне этот пельмень, а там клюква. Кислющая… Я мелкий чуть не плачу, а все кругом смеются, мол, быть тебе, Игорёк, самым счастливым. А я думаю, что же это за счастье такое, если от него рыдать хочется… Так лепить с сюрпризом или нет? Балалаев обернулся на Сашу, который снова принялся щелкать каналами: по ОРТ разворачивалась очередная бразильская драма, по НТВ непонятное ток-шоу, по РЕН-ТВ шел мультик, на котором Саша задержал взгляд чуть дольше, но все же переключил, по РТР — новости. Игорь не вздрогнул, когда диктор произнесла знакомое имя. Сменились кадры, демонстрируя ресторан на Большой Никитской в лентах полицейского оцепления, машины с мигалками, множество людей в форме, людей в штатском… — Игорь… — сашин голос прозвучал испуганно. Волнение и страх явственно читались на его побледневшем лице. Видимо он помнил и ресторан, и чужое громкое имя, и то, к чему привело прошлое его упоминание по центральным телеканалам. Балалаев устало вздохнул, и как ни в чем ни бывало продолжил свое монотонное занятие: потянулся за кружком из теста, устраивая его на ладони, отряхнул тот от налипшей муки, зачерпнул ложкой фарш… — Что ж, думаю обойдемся простыми пельменями, — ответил на свой же вопрос Игорь, залепляя края в полумесяц, — сюрпризов на сегодня достаточно.* * *
Прощание с Василием Абрамовичем вышло скромным. Ни цветов, ни венков, ни навевающего уныние оркестра. В связи с этим Балалаев уже предвидел идиотские каламбуры в заголовках криминальных новостей: похороны Шика прошли без шика… Траурная процессия въехала на кладбище, где уже собрались желающие проститься и выказать последнее уважение усопшему. Игорь был одним из тех, кто нес гроб. Тяжелый, тот впивался острым краем в плечо, тянул к земле, словно дед Абрам даже с того света желал оставить Балалаева при себе. Для Тимурчика эта ноша казалась непосильной, на него было жалко смотреть: посеревшее лицо, запавшие мутные глаза, трехдневная щетина. Любому присутствующему было ясно, что он не просыхал несколько дней и только остатки приличий вынудили его оторваться на сегодня от бутылки. Митя вернулся из Сочи, он сопровождал Нарине и ее дочерей. Женщины в траурных одеждах причитали и плакали навзрыд у открытого гроба — стоит отдать должное хорошей работе патологоанатомов, одна из снайперских пуль угодила Шику в лицо, но теперь можно было только гадать куда именно она попала. Игорь отвел взгляд от неподвижного словно маска лица. Скорбь затравленной серой крысой терзала и его. Ведь какие бы эмоции Балалаев ни испытывал к деду Абраму, тот все же был знаковой фигурой в его жизни: хозяин, наставник, названый отец. В памяти как нарочно всплыл их последний разговор, состоявшийся новогодним вечером. Василий Абрамович, изрядно подобрев от выпитого, медленно обвел присутствующих взглядом и увесисто хлопнул Игоря ладонью по плечу: «Жизнь не дала мне сына по крови, но свела меня с тобой. Я не мог желать лучшего». И на гуляющий в крови хмель Балалаев был до странного горд подобным признанием со стороны Абрама. Словно эти слова возвышали его над всеми сидящими за столом и над теми, кто за этот стол не был даже приглашен. Уже после, когда часть гостей разъехалась, а оставшиеся отошли ко сну, Шик напутствовал засобиравшегося к себе Балалаева: «Я бываю строг, — говорил он, неожиданно трезво заглядывая Игорю в глаза, — но лишь потому, что вижу в тебе себя. Ты станешь достойной мне заменой». Едва гроб опустили в могилу, толпа прощающихся стала редеть — первыми уехали Сойка и Митя, взявшийся опекать убитых горем женщин. Оба вора молча жали Игорю руку, а Сойка, глядя на земляной холм с простым крестом, украдкой смахнул слезу. Подходили к Балалаеву и другие, кого-то он знал лично, о ком-то только слышал. Слов соболезнований не звучало, лишь бесконечная череда рукопожатий, как немое выражение поддержки. Вскоре аллея опустела. Исчезли даже оперативники в штатском и вездесущие журналисты. Пасмурное небо тихо роняло снежинки и те таяли едва касались асфальта. У могилы деда Абрама обнаружился Тимурчик. Алексей застыл бледной тенью себя прежнего и упрямо смотрел на выбитые на шильдике даты. — Я до самого конца не верил, — хрипло произнес он, губы его дрожали, — одно дело говорить об этом, а другое — вот так вот… — Возьми уже себя в руки, — сухо одернул его Игорь, — тебе еще до хрена надо сделать, а ты расклеился и только как баба не воешь. Поезжай в ресторан, жми руки, принимай соболезнования. Докажи всем, что на тебя в это неспокойное время можно опереться. Ты же хотел унаследовать абрамову империю, так и веди себя как гребанный наследник. Тимурчик судорожно вдохнул. — А ты? — Я позже подъеду. Не хочу лишний раз мозолить добрым людям глаза, да и часто мелькать на оперативной съемке мне не стоит. А после поминок нам надо будет с тобой основательно поговорить о том, что делать дальше и как это делать. Алексей закусил полную губу и закивал головой как китайский болванчик, зябко кутаясь в свое короткое пальто. — Ты меня понял? — на всякий случай спросил Балалаев, перехватывая чужой взгляд. Тимурчик смотрел на него глазами побитой собаки. — Езжай в ресторан, — сказал Игорь уже куда мягче и утешающе похлопал Тамирова по спине, — побудь со своей семьей. Алексей еще раз кивнул и, развернувшись, нетвердой походкой направился к ожидающей его машине. — Вот мы и остались одни, — едва слышно произнес Балалаев, обращаясь к деревянному кресту и тому, кто лежал под ним. Но слова не шли. Да и не нужны они были вовсе. Игорь полез в карман пальто и достал оттуда невскрытую пачку Опала, взвесил ее задумчиво на ладони и подцепил ногтем тонкий пластик упаковки. Он прикурил сразу две сигареты, одну из которых вместе с пачкой положил на перекладину креста. В безветрии дым поднимался ровной сизой струйкой. Игорь затянулся. Крепкий дым скользнул в легкие, царапая горло. Ему никогда не нравилась эта марка — тяжелый смолистый табак, запах которого прочно въедается в кожу и волосы. Но когда сигарету предлагает дед Абрам, нельзя отказываться. Вот и Игорь никогда не смел. Пряная табачная горечь вертелась на языке и все не желала облекаться в слова. Сигарета догорала, оставляя пару затяжек до того, как тление доберется до фильтра. — На этот раз это действительно последняя раскуренная с тобой сигарета, — сказал Игорь, делая финальную затяжку и отправляя окурок себе под ноги. Наверное, стоило прощаться, но точка уже была поставлена и любые речи стали излишни. Балалаев расправил плечи, вгляделся в пасмурное небо и кажется впервые за долгие годы свободно вдохнул. Сразу покидать кладбище он не стал, неспешно свернул с первой линии вглубь, теряясь среди ухоженных оградок и гранитного моря памятников. Если честно Игорь не помнил номер участка, где располагалась могила что он искал, но ноги сами вели в нужном направлении. — Ну здравствуй, дядь Саш, — с выцветшей фотографии на почерневшем от непогоды кресте Игорю благодушно улыбался Саша Кофр. На похороны Балалаев по многим причинам явиться не смог, да и не поняли бы его, поэтому он стоял у могилы сейчас. — Полгода уже прошло, а ты все без памятника и куда только сокольническая братва смотрит. Игорь подошел ближе и присел на оградку, смахнув налипший на нее снег. — Без гостинцев я, — посетовал Балалаев спустя молчаливую минуту, — хотя постой… Он принялся шарить по карманам пальто и выудил оттуда пластиковый аленький цветок. Игорь вспомнил о нем, когда с утра собирался на похороны Шика. Эта алая искусственная фиалка уже который год как вместе с сашиной фотографией поселилась в книжном шкафу. Памятная безделушка, выкинуть которую не поднималась рука, каждодневно мозолила Игорю глаза, напоминая о том, что ради всего правильного и настоящего, что среди окружающей фальши так дорого сердцу, порой приходится идти на сделки с совестью. — Кругом ты был прав, дядь Саш. И про Абрама, и про поводок, — Балалаев вертел цветок в пальцах, — одного только не учел — любую цепь и порвать можно. Так что теперь я однозначно завязал. Ушла эпоха. Больше никаких хозяев. Игорь не стал рассиживаться. Он со вздохом поднялся и воткнул фиалку в наст у основания креста. Издалека ее можно было принять за каплю крови. — Вот и ты теперь при цветочках. А я пойду, наверное, мне еще через пол-Москвы до ресторана ехать. А памятник мы тебе поставим, — Балалаев провел ладонью по темному дереву перекладины, — и если потребуется сам на него скинусь, а то херня какая-то выходит, дядь Саш. Поминки и последовавшая за ними беседа с Тимурчиком растянулись едва ли не до ночи. Сидели на Зубовском в кабинете Тамирова. Алексей много курил, а Игорь цедил коньяк. Оставшиеся после смерти деда вопросы следовало решать на берегу, пока воровской бомонд еще в Москве. Тимурчик должен организовать сходку, заявить свое право на управление воровским общаком и предъявить всей криминальной России ответственного за убийство Абрама. И если с последним все выходило как-то слишком уж просто — в последний год Шик много кому наступил на хвост — то с признанием Тамирова как наследника деда Абрама могли возникнуть сложности. Привыкший прятаться за спиной родного дяди и плыть по течению, Алексей, даже будучи смотрящим по Москве, вряд ли мог считаться достойной заменой. И с некоторым сожалением Игорь принимал тот факт, что при всем желании, окончательно уйти от дел у него не выйдет. За спиной Тамирова должен стоять регент или серый кардинал, иначе найдется кто-нибудь резвый по типу Мити, кто начнет под Тимурчика копать и в определенный момент докопается и до Балалаева. А этого уж никак допускать нельзя — все, что закопано в абрамовом саду, навечно должно оставаться в земле. В первом часу Игорь доехал до Саши. После столь тяжелого дня возвращаться в пустоту квартиры в Щукино совершенно не хотелось — после общения с мертвыми жажда живого человеческого тепла ощущалась как никогда остро. Балалаев открыл дверь своим ключом и, стараясь лишний раз не шуметь, прошел в квартиру. Маракулин спал, свернувшись на краю расправленного дивана. Игорь как был в костюме растянулся рядом, давая себе возможность перевести дух. — Который час? — не размыкая глаз пробормотал Саша и заворочался в своем одеяльном коконе. — За полночь перевалило, — ответил Игорь и, раз уж Маракулин проснулся, он подгреб его ближе. Уткнувшись носом в лацкан пиджака, Саша шумно вдохнул осевшую на ткани смесь запахов. — От тебя сигаретами пахнет… — Маракулин приоткрыл один дремотный глаз, — как все прошло? — А как могут пройти похороны? Нормально прошли. Да и не важно это, Саш, — Игорь улыбнулся, устраивая подбородок на вихрастой макушке, — спи давай, а то завтра рано вставать. — Зачем рано? — Саша снова завозился, вытаскивая из-под одеяла руку, закидывая ее на Балалаева, тем самым прижимаясь крепче. — Грузчики приедут, — выдохнул Игорь. — Какие еще грузчики? — пробубнил Маракулин тому в шею и попытался было отодвинуться, чтобы заглянуть своему ночному визави в лицо, но Игорь не позволил, притягивая Сашу к себе на грудь. — Обычные. На газели и с коробками. Потому что ты ко мне переезжаешь.