сын Авраамов

К новому гастрольному туру «Ромео и Джульетты» Игорь намеревался присоединиться с самого начала. Поддержать не только рублем, но и личным присутствием. Но все пошло слегка не по плану, когда в конце недели позвонил Олексяк. Новости он спешил сообщить не самые приятные — центнер «хмурого» обещанный туркам изъяли вместе со всей партией при транзите. Обоих сопровождающих задержали. Прикормленные сотрудники омского наркоконтроля только театрально разводили руками, дескать операцию по изъятию спустили сверху и деталей не разглашали. — Тимурчику ты уже звонил? — Игорь сжал переносицу. Несмотря на то, что Тамиров получил контроль над воровским общаком и твердо стоял на ногах, как наследник обширной империи покойного деда Абрама, именно Балалаев, который год не позволял этой империи развалиться. И как бы ни было горько это признавать, но Шик был кругом прав, когда считал Тимурчика негодным для роли, которую он в свое время уготовил Игорю. Даже Митя, если опустить его несколько юный возраст (хотя Балалаеву было столько же, когда Абрам привез его в Москву), и то больше соответствовал опустевшему без деда месту патриарха. Но опять же, несмотря на острый ум и деловую хватку, Митя вечно лез наперед батьки в пекло, напрочь забывая о том, что свою жопу стоит прикрывать. — Ты ж сам сказал тебя первого вызванивать, если такая херня случится, — Сергей звучал собранно и спокойно, видимо уже сам навел шороху, прежде чем хвататься за мобилу. — Вечно эта херня не вовремя, — Игорь вздохнул. Срывать поставки это было ой как нехорошо, ладно если чуть задержать, тут еще можно договориться или обыграть. Но чтобы что-то задержать, нужно чтобы это «что-то» было — сто килограмм дури из воздуха не нарисуются, как и новые деньги на такой объем. — А она всегда не вовремя, — хмыкнул Олесь, — если что с узбеками я уже связывался — тридцать кило они организовать сумеют, а больше у них попросту нет. А если накинуть бабла за спешку, то уже завтра груз отправят. Только для этого дела я бы свердловскую тропинку организовал и энное время по ней бы ходил, пока на родине кипиш не утихнет или пока я крысу у себя не найду. — Добро, — отозвался Балалаев, — крысу Сойке потом сдай, он все красиво сделает. Он это умеет. И возвращаясь к нашим баранам, человечек в Свердловске есть? — Найду. И в случае чего сам за него отвечать буду. — Заметь, не я это предложил, — Игорь нахмурился, — а что, кстати, блат в городе? Может получится изъятую партию частично выкупить? — Думал уже об этом. Молчат мои менты. Затихарились, — Олексяк тяжело вздохнул, — да даже если и выгорит дело, то не раньше, чем все это добро на уничтожение повезут. А это минимум через месяц и только в случае если не станут затягивать. Балалаев задумался. Динамить турецких покупателей значит не только потерять их доверие, но и в целом позабыть про европейское направление. Свято место пусто не бывает — быстро найдутся и более удачливые поставщики. Но за пять лет, что Игорь от лица Тимурчика ведет дела с турками, это первая крупная промашка. Бывали разные форс-мажоры, но чтобы полное изъятие партии… — Как думаешь, месяц турки потерпят? — Понятия не имею, надо Альтшуллера дергать. Может мне в Берлин слетать? — вдруг предложил Сергей, — объясню ситуацию, выторгую нам время, а там глядишь и узбеки с новой партией подсуетятся… — Для начала со Свердловском разберись, потому что если и здесь херня случится — разговор у нас с тобой пойдет уже другой… Несмотря на важность момента, Олесь смешливо фыркнул в трубку. — Иногда, Игорёк, ты звучишь прямо как Абрам, — сказал он и добавил уже серьезнее с какой-то затаенной печалью, — только вот не знаю хорошо это или плохо… Игорь ничего не ответил. Он и сам бывало ловил себя на этой мысли. Вынужденное регентство сделало его жестче в отношении ведения дел и все чаще он спрашивал себя «а что бы сделал в этом случае Шик?» и еще ни разу не ошибся с ответом. «Абрам-младший» перестало звучать открыто, в воровской среде это прозвище стало неким подобием пикантной сплетни и тем самым превратилось в еще один маленький скелет в игоревом шкафу. Многие наверняка догадывались, что Тимурчик лишь удобный инструмент в руках более способного человека. Не марионетка в полной мере, а скорее некая ширма. И опять же всех это устраивало, в особенности Тамирова, который был и рад брать на себя ответственность лишь номинально, предоставляя Балалаеву право разбираться со всем самостоятельно. Лёха кичился своим статусом первого среди равных и должностью держателя воровского общака — чужие деньги грели ему душу. За прошедшие годы Игорь осознал это в полной мере. Казалось бы, смерть Абрама должна была снять с его шеи хозяйский поводок, да только вот тот оказался торжественно зарыт вместе с хозяином в землю, уходя метра на три в промерзлый грунт. Всему был предел и даже игореву терпению, поэтому с его подачи в Берлин был принудительно отправлен Тимурчик — он не хуже Олексяка знал толк в пьянках и девицах. Пусть сам умасливает турок, раз не смог предложить ничего дельного по решению проблемы. Да и с дурью он имел дел больше чем Сергей и Игорь вместе взятые — назвался груздем полезай в кузов, за свой статус и авторитет пояснять надо, как говаривал дед Абрам. И в целом эта поездка Алексею будет полезна — Балалаев давно уже намеревался минимизировать свое участие в наркотрафике. И дело было даже не в наркоконтроле на первом этаже дома, где он жил с Сашей, и не в добрых друзьях в штатском, что порой маячили на горизонте, а скорее в принципах, которые за десять лет, что Игорь, с благословения все того же покойного Абрама, пытался завязать, расшатались настолько, что это позволило ему вмешаться в сферы, в которые он когда-то божился себе никогда не влезать. К гастролям Игорь присоединился только в середине следующей недели. Самолет приземлился в Самаре едва рассвело. Город на Волге встретил Балалаева безветрием на едва присыпанных снегом улицах. Таксист, что вез его до гостиницы, болтал без умолку: про погоду, про политику, про вечно ленивые коммунальные службы. Игорь если и отвечал, то односложно, с легким любопытством разглядывая в окна просыпающийся город сашиного детства. Если честно, Игорь вообще боялся не вырваться — Тимурчик мог отказаться ехать к туркам, Олесь мог прошляпить в Свердловске последние 30 килограмм, да много что могло случиться. И вез бы тогда этот бойкий таксист не полусонного Балалаева, а кого-то другого, пока сам Игорь разгребал бы ворох дел где-нибудь в Кройцберге, на пару с Альтшуллером разыгрывая перед иностранцами пантомиму в духе бессмертного творения Ильфа и Петрова — утром деньги, вечером стулья. В десять утра несмотря на несезон в холле гостиницы уже царил легкий ажиотаж: кто-то сдавал ключи, кто-то спешил на завтрак в ресторан, кто-то неторопливо его уже покидал. Девушка-администратор с сонной ленцой вбивала в компьютер данные с игорева паспорта, сам Игорь мечтал если не о паре часиков сна, то хотя бы о чашке крепкого кофе — полтора часа полета хоть и прошедших в полудреме бодрости Игорю не добавили. Из зеркальной панели, украшавшей стену за стойкой ресепшена, на Балалаева посмотрел утомленный взлохмаченный мужчина с пробивающейся на щеках и подбородке щетиной. В первый момент лицо показалось Игорю незнакомым. Зеркальный двойник смотрел печально и строго, скрывая на дне зеленых глаз усталость от перелета и бессонной ночи. — Все никак не могу привыкнуть к вам без бороды… — раздалось из-за плеча. За разглядыванием собственного отражения Балалаев не заметил, как рядом появилось чужое — тонкое, женское. — Да я и сам, если честно, до конца не свыкся, — ответил Игорь и обернулся. Взгляд Оксаны лучился доброжелательностью, а на губах замерла сдержанная улыбка. — Зачем тогда сбрили, если не секрет? Балалаев чуть приподнял брови, несколько удивленный подобным любопытством, но на лице собеседницы застыл такой неприкрытый интерес, что сразу стало ясно, что без ответа она не уйдет. На подобное изменение во внешности Игорь решился спонтанно — в утро после похорон Абрама он долго разглядывал себя в маленькое зеркало в сашиной ванной, пытаясь отыскать в своих чертах целительный эффект свободы, о которой он так давно грезил. В какой-то момент он схватился за электробритву и вместо того, чтобы привычно убрать ей проклюнувшуюся за ночь щетину, вдруг побрился начисто, стирая со своего лица десятилетие московской жизни. После Саша придирчиво рассматривал его несколько помолодевший образ, даже не постеснялся ощупать, осторожно очерчивая пальцами прежде скрытые участки. При этом Маракулин никак не прокомментировал свои впечатления, только уточнил успеет ли он позавтракать прежде чем приедут грузчики. Зато его взгляд, полный принятия и молчаливой поддержки, говорил громче любых слов. — Захотелось перемен в жизни, — уклончиво отозвался Игорь, кротко улыбаясь собственным воспоминаниям. — И помогло? — не унималась Оксана, проникновенно заглядывая Балалаеву в лицо. Ответ вертелся на языке, но внимание Игоря отвлекла к себе девушка-администратор. С дежурной улыбкой та вернула ему паспорт и выдала ключи. Сдержано поблагодарив, Балалаев вновь обернулся к собеседнице, — впрочем не отвечайте, — продолжила она, — эти перемены вам идут… — Подлецу все к лицу, — сашин голос с затаенными ехидными нотками невозможно было спутать с чьим бы то ни было еще. — Доброе утро, Игорь Владимирович, — чрезмерно бодро отрапортовал идущий с ним рядом Олег. Видимо тем самым он попытался отвлечь внимание от сашиного комментария, что ему не особо удалось — прежде безмятежно-вежливое лицо Оксаны приняло несколько напряженное выражение. А вот судя по благостности сашиного, тот явно только что позавтракал и был чрезмерно этим фактом доволен. — Я уже много раз повторял, можно просто «Игорь», — Балалаев устало улыбнулся, Домрачеев в ответ скромно потупился. — А вас, Саша, мне как раз и надо, — Игорь перевел наигранно серьезный взгляд на Маракулина, — хотел переговорить с вами позднее, но сейчас будет даже сподручнее — на площадке вас уже ничего не будет отвлекать. Саша как по команде скорчил кислую мину, и Олег, наблюдая эту пантомиму, не сдержал лукавой улыбки, словно он увидел в развернувшейся в холле отеля короткой сценке нечто большее, чем было доступно остальным. И в этом была своя определенная истина — Домрачеев был одним из тех немногих, кто оказался посвящен в тайну сашиной личной жизни. Потрясения, как то вышло с Петей и Маратом, не случилось — Олег беззаботно принял эту правду, искренне порадовался за Маракулина, которого он долгое время мнил этаким одиноким волком от мира российского мюзикла, и даже поклялся (хотя его об этом никто не просил) нигде об этом не распространяться. Вот и сейчас он улыбался если не с умилением, то с затаенным пониманием происходящего. — Если про финансы, то это лучше к Славе… — уныло пробубнил Маракулин, продолжая исполнять свою роль в этом импровизированном спектакле. — Пойдемте, Саша, пойдемте, — Игорь подхватил дорожную сумку, — я вас не задержу. Саша закатил глаза, но все же поплелся как бы нехотя в сторону лифта. Уже в номере, когда дверь за ними обоими закрылась, Маракулин несколько ожил. С любопытством он оглядел чужую комнату и, не найдя ничего интересного, как, впрочем, и особо отличного кроме двуспальной кровати вместо двух раздельных, что красовались в номере, который он делил с Олегом, Саша плюхнулся на заправленную постель. — Я уж и не думал, что ты прилетишь, — сказал он, подперев щеку рукой и наблюдая за тем как Игорь аккуратно расправляет на вешалках сначала кардиган, а после снятую с плеч рубашку. — Сам удивлен не меньше, — отозвался Балалаев, щелкая пряжкой ремня на брюках, — насилу вырвался. Сказав это, он широко зевнул и потер заслезившийся глаз. Саша потеснился на постели, уступая Игорю половину. — Устал? — спросил Маракулин, когда тот устроился под одеялом. — Ночь не спал. Когда вы там на площадку выдвигаетесь? Саша бросил взгляд на наручные часы: — Часа через два, наверное, — ответил он задумчиво и решительно потянул через голову футболку. На вскинутую Игорем бровь он пояснил, — моя бабушка всегда говорила, что после того как плотно поел надо либо погулять, либо полежать, чтобы жирок завязался. Гулять меня что-то не тянет, так что составлю тебе компанию в лежании. Игорь усмехнулся: — Будильник поставь, а то проспим все на свете. — Ну и подумаешь. Сейчас напишу Славе, что могут выезжать без меня. Что я филармонию в родном городе не найду? — Маракулин фыркнул и полез за телефоном. Отправив сообщение, он скинул на пол джинсы и вертлявым ужом забрался под игорев бок. — А если будут спрашивать? — Балалаев дремотно улыбнулся, когда сашины губы мягко ткнулись в его щеку, а загребущая рука притянула ближе за плечо. — Скажу, что у меня с господином продюсером состоялся долгий и обстоятельный разговор. Или что меня унесло волнами ностальгии, и я отправился на прогулку… да кому какое дело, где меня носит! — возмутился Саша, — и вообще, спи давай, а то ты какой-то слишком болтливый для ночь не спавшего человека. — В его голосе вдруг появились лукавые нотки, — или это был коварный план, чтобы затащить меня в постель? Игорь тихо рассмеялся. — Ты сам в нее залез.

* * *

— Слав? — за час до спектакля Маракулин наполовину в образе влетел во вторую гримерку, где заседали Гнедак с Балалаевым. Принца Веронского в нем выдавала только серебряная краска в волосах, синие тени на веках да нижняя половина костюма. — Места в зале еще есть? А то у меня родственники вдруг очнулись всем скопом… Вячеслав задумался, что-то прикидывая в голове. — … в мае не захотели мол дача, картошка… — принялся оправдываться Саша, но Гнедак его перебил. — Сколько проходок-то надо? — Давай три! Остальные пусть в кассы идут. Нет чтоб раньше предупредить… Слава беззлобно хмыкнул и поднялся. — Сейчас организуем, — сказал он и вышел, оставляя Игоря с Сашей одних. Едва Гнедак вышел за порог, Маракулин принялся нервно грызть ноготь большого пальца. — Ну и чего ты так извелся? — голос Игоря — спокойный мягкий — прорезал тишину гримерной. Саша, принявшийся было мерить шагом тесноту комнатки, замер. — Да сам не знаю, — ответил он, вперив в Балалаева напряженный взгляд, — мама звонила дескать я рассказала вчера про спектакль тете Клаве, а тетя Клава бабе Маше… и понеслось… Игорь улыбнулся и протянул руки, призывая Сашу подойти ближе. Тот помялся мгновение на месте, скосил глазами на незапертую дверь, но все же подошел, позволяя Балалаеву подхватить себя за локти и в нехитрой ласке огладить предплечья. — Саш, всем хватит места или если что стульчики поставим. А если тебя вдруг так напугали знакомые в зале, так ты со сцены их и не увидишь даже, — ладони Игоря скользнули к запястьям и бережно обхватили сашины пальцы. — Увидеть не увижу, но суслик-то есть! — многозначительно выдал Саша и тут же судорожно выдохнул, когда Балалаев прижался губами к каждой его ладони поочередно. — Ты придаешь этому событию слишком большое значение. Больше десяти лет на сцене, а тут распереживался как дебютант… — Игорь улыбнулся шире, когда Маракулин закинул руки ему на шею и подшагнул еще ближе, втискиваясь между раскрытых коленей. — Мне нравится, как ты меня успокаиваешь, кажется это работает, так что продолжай, — беспокойство на сашином лице уступило место затаенному плутовству. — Да что ты говоришь… — протянул Балалаев, с нажимом проводя по чужим бокам, вызывая в Саше дрожь… …скрипнула полуоткрытая дверь, Маракулин резко дернул головой в ее сторону, Игорь проследил его испуганный взгляд, но ничего странного не заметил. — Сквозняк, наверное, — сказал он, привлекая Сашу ближе и тем самым возвращая себе его внимание. Маракулин нахмурился, уперся ладонями в чужие плечи. — Сейчас Слава с контрами вернется, — пробубнил он, пряча встревоженные глаза, и ловко выпутался из игоревых объятий — Игорь с некоторым сожалением вздохнул и позволил ему это. Когда Гнедак узнал, что у Балалаева на днях был день рождения, обычный поход в ресторан во славу окончания очередного гастрольного дня обернулся нескромным застольем. Слава исхитрился и выторговал для всей компании банкетный зал, в котором усадил Игоря во главу стола и как бы невзначай окружил женской половиной труппы. Каждый второй свой тост Гнедак посвящал имениннику, не забывая при этом повторять, что как же им всем несказанно повезло с продюсером. Балалаев в ответ на звучащие со всех концов стола поздравления скромно улыбался. А когда вынесли горячее и интерес товарищей артистов переключился с его персоны на вещи куда более актуальные, Игорь с некоторым облегчением выдохнул. Не то чтобы он был против подобного внимания, кто не любит комплименты и похвалу, только вот он бы предпочел отметить свои 45 куда более скромной компанией — после гастролей сходили бы с Сашей по устоявшейся традиции в ресторан в Нескучном или просто провели бы вечер дома с бутылкой вина и кинофильмом, до которого все никак не доходили руки. Приятные мелочи, мгновения нерастраченной нежности, коей не находилось места в будничном чаду. Если раньше Балалаев почитал за зло сашин график, перегруженный репетициями и спектаклями, то теперь он едва ли не любовно вспоминал эти дни, потому как после Саша усталый и довольный ежевечерне возвращался домой. А теперь, когда в их жизнь ворвались гастрольные туры, Маракулин мог по полмесяца проводить, где угодно кроме как рядом с Игорем. После первого такого турне, Балалаев даже пошутил, что теперь знает, как чувствует себя жена капитана дальнего плавания. Они оба тогда посмеялись над этой ремаркой, хотя прекрасно понимали, что в каждой шутке всегда есть только доля шутки. Вот и сейчас Саша — одновременно близкий и далекий — сидел по другую сторону стола в окружении коллег, смеялся над оброненной Фаттахом шуткой. Домрачеев, разделявший общее веселье, столкнулся с Игорем глазами, улыбнулся понимающе и боднул Маракулина плечом. Тот обернулся, на его губах замерла задорная улыбка, в глазах искрилось веселье, да и сам Саша казался словно бы моложе — вихрастый мальчишка со служебного крыльца студ.театра ГИТИСа. В подобные случайные моменты Игорь будто бы смотрел на Сашу новым взглядом и с замиранием сердца вновь и вновь отмечал как тот красив какой-то особенной мужской красотой. Как все в нем — каждая черта, каждый жест и взгляд, каждое слово — отзываются в Игоре томительным трепетом, который приносило ему чувство влюбленности в этого молодого мужчину. Саша улыбнулся шире, нежнее, взгляд его потеплел, он отсалютовал бокалом. Балалаев потянулся за своим, чтобы вернуть жест. — …вы совсем ничего не едите… — раздалось справа. Игорь сначала покосился на свою тарелку, где остывал распиленный на части стейк, а после обернулся на говорившую. Оксана с участием заглядывала Балалаеву в лицо, словно пыталась сказать что-то глазами, но увы Игорь не мог разобрать этого зашифрованного сообщения. — Аппетита особо нет, — отозвался он, поджимая губы в вежливой улыбке, и пригубил вина, что щедро ему подливал Гнедак, — видимо не отошел еще от раннего перелета. — То есть в клуб ты с нами не пойдешь? — вмешалась в разговор Наталья, чуть отклонившись на стуле. — Старый я уже для клубов, — Игорь усмехнулся. — Я постарше тебя буду, — не унималась Трихлеб с заговорщической хитрецой во взгляде, — а все же иду. Так что давай-давай. Молодежь вон на бис петь собирается. Когда еще тебе хором про волшебника в голубом вертолете споют? — Да я попросту усну, не дождавшись этого чудесного момента, — Балалаев конечно утрировал, но вечеринки и в самом деле были не его конек. — Так наши девушки не дадут тебе заскучать, — многозначительно выдала Наталья, — пока со всеми не перетанцуешь, они от тебя не отстанут. Правду говорю, Оксан? Оксана согласно закивала. — Давайте с нами, Игорь. Уйти вы всегда успеете… — она с таким воодушевлением и надеждой смотрела Игорю в глаза, что тот не нашел в себе сил отказаться. В клубе, как Наталья и обещала, прекрасная половина труппы, сговорившись, окружили Балалаева вниманием. Танцевать тоже пришлось да так много, что Саша шуточно предложил выдавать дамам талончики, чтобы они не путали очередность. Некоторые дамы шутку не оценили, зато посмеялся сам Игорь, в очередной раз увлекаемый под какую-то медленную композицию на танцпол. Саша улыбался ему вслед хмельной мальчишеской улыбкой. Сашин взгляд неотступно преследовал Игоря — выхватывал его в толпе танцующих, где он кружил новую партнершу; находил в полумраке около столиков, когда тот улучал мгновение для передышки — и встречая этот взгляд Балалаев безошибочно читал в нем все то, что Саша обычно припасал для моментов наедине. В последние годы Маракулин избавился от ребяческой привычки дурашливо эпатировать окружающих двусмысленными шутками, по крайней мере в отношении Игоря на публике он стал вести себя сдержаннее, и даже в присутствии людей знающих позволял себе немногим больше чем нежный взгляд или осторожное касание. Словно он отчаянно берег все личное от посторонних глаз. Уловив эти перемены в сашином поведении, Балалаев шутливо предположил, что тот стал его стыдиться. Маракулин в ответ на это обвинение устроил ему самый настоящий скандал и потом ходил оскорбленный в лучших чувствах целую неделю, для проформы выставив Игоря в гостевую спальню. Во хмелю же, все так тщательно скрываемое, рвалось наружу. Через глаза, через жесты — всем своим существом Саша тянулся к Балалаеву и жаждал его ответного внимания. Когда вся честная компания перебралась из клуба в гостиницу, чтобы отправить всех уставших по номерам, а самим продолжить шумный вечер уже на месте, Маракулин стратегически оказался рядом с Игорем и, плюхнувшись на низенький диванчик, прижался горячим боком. — Тебе чего-нибудь принести? — заботливо поинтересовался у него Балалаев, намереваясь прогуляться до бара как минимум за минералкой, но Саша не позволил ему подняться, утягивая за рукав обратно. — Посиди немного рядом, — несколько просительно сказал он и мотнул головой в сторону Домрачеева, — вон пусть Олег сходит… Олег! — громко позвал коллегу Маракулин, — граф Капулетти! Тот оторвался от изучения меню у барной стойки и потрусил в сторону разместившейся за столиком компании. — Коньяк у них в баре есть? — сразу в лоб спросил Саша. Олег перевел блестящий от выпитого взгляд на Игоря, словно спрашивал у того разрешения. Балалаев коротко, едва заметно кивнул, давая свое благословение на продолжение алкогольных возлияний. — Конечно есть, Саш, — улыбнулся Домрачеев. — Тогда коньяку! Игорь, будешь коньяк? — уважительное «выканье» растворилось в спиртовых парах и декабрьской ночи. Игорь мягко улыбнулся, вырываясь из плена серых глаз, обращая свое внимание на остальных сидящих за столом, которым ввиду общей усталости и опьянения было абсолютно до лампочки по кому там растекается нетрезвый Маракулин. — Ребят, как насчет коньяка? Александрин на пару с Ли синхронно закивали головами. Гнедак согласно крякнул. И даже оставшиеся в их обществе дамы на разные лады одобрили это предложение. — Олег, — обратился к Домрачееву Игорь, — если тебя не затруднит, возьми в баре бутылку на свой вкус и чего на закуску. И пусть на мой номер запишут. — Будет исполнено! — Олег шутливо взял под козырек и заторопился к бару. Когда в ход пошла уже вторая бутылка, Саша окончательно поплыл, что заметили как Балалаев, так и сидящая под боком Андрея София. — Кажется Саше хватит, — сказала она вполголоса. Александрин, тянувшийся в тот момент, за тарталеткой, перевел взгляд на Маракулина, который уже не стесняясь сложил голову Игорю на плечо и кажется был вполне доволен таким положением дел. — Сань, — позвал Ли, от чьего внимания тоже не ускользнуло хорошее состояние друга, — может тебя в номер проводить? Маракулин сначала нахмурился, соображая, чего от него хотят, но быстро расплылся в игривой улыбке. — Игорь Владимирович, — старательно артикулируя произнес он и оперся подбородком на чужое плечо, — а проводите меня в нумера… В ответ на подобное заявление вся компания прыснула, смеясь на разные голоса. Паясничество Маракулина не оценила только Оксана, на чей нечитаемый взгляд Игорь то и дело натыкался сегодняшним вечером. Вот и сейчас лицо ее изображало радостное оживление, когда в глазах застыло что-то неприятно холодное. — Видимо придется, — ответил Балалаев и для поддержания всеобщего веселья вкрадчиво добавил, — обсудим ваши будущие роли… Смех грянул с новой силой. Олег хрюкнул, чуть не подавившись коньяком, Вячеслав в шуточном неодобрении покачал головой. Игорь помог Саше подняться и даже придержал за талию, когда тот стал заваливаться в сторону. — Игорь, — окликнул Балалаева Гнедак, — тебя обратно-то ждать? Тот покачал головой. — Артиста вот уложу, да и сам на боковую отправлюсь. Чего и вам кстати желаю. — Хозяин-барин, — отозвался Вячеслав, — нам же больше коньяка достанется. Уже в дверях ресторана до Игоря долетел обрывок бородатого анекдота про продюсера. Грянула очередная волна смеха. Двери лифта закрылись и тот плавно пришел в движение. — Саш, — тихо позвал Игорь. Маракулин, пригревшись в его уверенных объятиях, казалось даже задремал, по крайней мере глаз размыкать он не стал, лишь хрипло хмыкнул в ответ, тем самым подавая признаки жизни, — тебя куда отвести? Саша поелозил щекой по игореву плечу. — К тебе, — ответил Маракулин, все же поднимая на Балалаева захмелевший взгляд, и добавил чуть капризно, — надоело засыпать одному: печально, холодно и одиноко… когда уже закончатся эти гастроли? Игорь хмыкнул, разделяя эти признания, и запечатлел на сашином лбу невесомый поцелуй. Саша расплылся в довольной улыбке. — Олег тебя не хватится? — Думаю он сильнее удивится, если обнаружит меня спящим на положенном месте. Так что нет, не хватится. Раздался звуковой сигнал, лифт остановился. Саша с некоторым сожалением отлип от Балалаева и нетрезво выплыл в пустой коридор. Игорь вышел следом, готовый в любой момент Сашу подхватить, если тот опять начнет заваливаться куда-нибудь в сторону. Но тот шел достаточно ровно, пусть и шатко, что навевало мысли о том, что он был куда как трезвее чем хотел казаться. У дверей в чужой номер Саша остановился и, привалившись к стене, в задумчивости наблюдал как Игорь возится с ключами. — Не включай свет… — сказал он, едва Балалаев потянулся к выключателю. — Хорошо… — Игорь прикрыл дверь, погружая маленькую прихожую в вязкий сумрак. Лязгнул на два оборота замок. Саша шумно вздохнул, подшагнул ближе, с каким-то доселе скрывавшимся собственничеством стискивая Балалаева в объятиях, вжимаясь в того всем телом. Игорь даже пошатнулся от подобного напора, впечатываясь лопатками в дверной косяк — ручка неприятно уперлась в поясницу. — Ты бы знал, как я завидую, — горячечно пробубнил Саша куда-то в игорев воротник, — танцуют с тобой, а я только смотри… — Это не зависть, Саш, — Игорь скользнул ладонями Маракулину на спину, — это называется ревность… Саша недовольный засопел. — Да как хочешь называй. Все равно неприятно. — Ну и дурак. Саша возмущенно вскинул голову, встречая в темноте смеющийся взгляд Балалаева. Но тот смеялся не над ним, не над пьяными нежностями и сентиментальностями, что рвались из нетрезвого Маракулина стоило лишь им остаться одним. Скорее его забавляла сашина необоснованная ревность. Она конечно льстила игореву самолюбию, но все же больше забавляла. — Сашенька, — протянул Игорь с лаской и поправил сашину сбившуюся челку, после обнимая ладонью его лицо, — куда ж я от тебя по своей воле денусь… — А если не по своей? — в полумраке тесной прихожей было практически не разобрать выражения сашиного лица, только глаза казалось мерцали затаенным ожиданием, или же Игорь попросту мог в мельчайших деталях представить себе этот его ждущий хмельной взгляд. — Глупости не говори… — выдохнул Балалаев, сминая чужие губы требовательным поцелуем. Больше вопросов у Саши не возникало.