сын Авраамов

— Придешь сегодня на спектакль? — Саша лениво пережевывал бутерброд, периодически сюрпая остывший кофе. Игорь оторвался от утреннего ритуала пролистывания новостной ленты в телефоне. — А что сегодня? Солнце, что периодически выглядывало из заполонивших небо облаков, слепило в окна сквозь незадернутые шторы. Пущенные по стенам солнечные зайчики лукаво предвещали собой отпускную пору и невыносимый жар московских улиц. Лето во всей своей красе штурмовым отрядом ворвалось в столицу и взяло ее в оцепление. А ведь шла всего лишь вторая неделя июня. — Сегодня Свидригайлов, — Маракулин улыбнулся с набитым ртом, но, встретив снисходительный игорев взгляд, стал жевать старательнее. На стол посыпались крошки. Прожевавшись Саша добавил, — последний блок сезона, все дела. Губы Игоря тронула мягкая улыбка. Несмотря на свои сорок с хвостиком Саша порой вел себя как самый настоящий мальчишка — чудил, дурачился — словно прожитые годы ровным счетом ничего не значили. Да и Балалаев, глядя на него такого, забывал, что им на двоих через пару лет стукнет целый век, пятую часть которого они существуют бок о бок. Эти общие годы не умалили сашиного очарования. Игорь, как и прежде, видел в Маракулине того юношу, что впервые повстречался ему в конце девяностых. И этому не мешали ни ставшие глубже мимические морщины, ни утерянная юношеская легкость движений. Хотя тут Игорь больше грешил на себя, а не на Сашу, все же лично ему профессия не диктовала никаких условий, и он волен был превратиться хоть в колобка. Однако помнится пару лет назад Саша стратегически посадил их обоих на диету, дескать еще чуть-чуть и всем известный Маракулин превратится в грушу, а ролей такого плана даже в детских спектаклях водится не особо много. Заверения Игоря о том, что никакая Саша не груша, а скорее Карлсон — в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил — вылились в маленький семейный скандал и принудительный переход на подножный корм. Благо приступ альтернативно одаренного ЗОЖа длился у Саши не долго и обоюдный рацион питания пришел в норму, благодаря чему Игорю перестали сниться свиные рульки, а Маракулин бросил загоняться на тему ставших внезапно тесными любимых джинсов. Зато сколько радости было, когда он все-таки в них влез! Игорь покачал головой собственным воспоминаниям. — Так придешь? — повторил свой вопрос Саша и выжидающе уставился на Балалаева. Тот вздохнул. Игорь уже не раз высказывал свое мнение по поводу постановки Кончаловского и видимо сегодня настало время сашину память обновить. — Ты же знаешь, я не фанат этого спектакля. На премьере твоей я был и мне хватило. Пусть мои девяностые остаются в девяностых… Саша поджал губы в некотором неудовольствии. — А как же ностальгия, романтика? — Саш, — Балалаев потянулся через стол и накрыл сашину ладонь своей, — единственная романтика в 90-х у меня была с тобой, а все остальное я даже под коньяк с Олексяком вспоминать не хочу. Так что давай-ка без меня. А сезон вместе в Оперетте закроем. Все равно Тартаковский просил присутствовать, будем вам про планы на будущее вещать. При этом Балалаев несколько мечтательно улыбнулся. Его ближайшее будущее выглядело как два билета на самолет, для себя и Саши, в ту же Италию. Так сказать, побаловать Маракулина в честь закрытия «Графа Орлова». Уехать куда-нибудь на побережье, давно ведь хотелось свозить Сашу на море, да все как-то не выходило — хоть похищай или выкупай Маракулина как невесту из коварных лап жаждущих его таланта театральных деятелей. А если надоест растекаться медузой на пляжах, то всегда можно арендовать машину и объездить весь итальянский сапог вдоль и поперек — от Неаполя до Ливорно. Игорь уже предвкушал этот легкий ветерок с привкусом европейских ценностей, как нынче стало модно говорить. Там можно будет на людях без зазрения совести взять Сашу за руку или обнять дольше, нежнее, чем полагается двум мужчинам в России. Вести себя свободнее друг с другом, так сказать самую малость опустить щиты и расслабиться. — Мое дело предложить, — пожал плечами Маракулин и потянулся за новым бутербродом, — ваше дело отказаться. — Тогда вечером увидимся, — Балалаев поднялся из-за стола, подхватывая со спинки стула пиджак, сунул мобильный в карман и быстро глянул на часы. Если повезет, то пробок уже не будет и на собрание акционеров он не опоздает. Хотя, как говорится, начальство не опаздывает, а задерживается. — Юра тебя в театр отвезет и вечером заберет, — Игорь обогнул стол и чмокнул Сашу в растрепанную макушку, — и посуду не забудь за собой помыть, а то опять до вечера стоять будет… Маракулин проворчал что-то недовольное с набитым ртом, но Игорь лишь привычно улыбнулся сашиному ворчанию, ласково скользнул ладонью по плечу и скрылся в направлении прихожей. Совещание привычно растянулось до обеда, хотя, казалось бы, какой смысл так тщательно обсуждать предварительный квартальный отчет, когда до конца квартала еще целых полмесяца. Но все же темы для обсуждений не ограничивались лишь налоговой отчетностью. С тех пор как Глибицкий оказался посвящен в теневую сторону бизнеса, остальные акционеры стали, не стесняясь, поднимать на совещаниях волнующие их патронов темы. Как председатель правления Игорь конечно же старался ограничивать количество подобных вопросов, ибо не дело это вытаскивать на всеобщее обозрение криминальную составляющую строительного бизнеса Москвы, но один против трех весьма влиятельных акционеров он мало что мог сделать. Едва были подведены итоги, Балалаев устало выдохнул. Быстрый взгляд на циферблат показал, что до встречи с Павловым, которую тот внезапно назначил сам, оставался примерно час. Минут двадцать на дорогу, а значит можно перехватить пару печенек в приемной. Благо новый секретарь умела делать кофе не хуже Лизаветы Петровны, что уже лет пять как ушла на покой. На выходе из конференц-зала Игоря поймал Глибицкий. Вид его в целом был несколько взволнованный, что сильно шло вразрез с тем спокойствием, коим он лучился все совещание. — Мне нужно с вами поговорить, — сказал он, понизив голос. Глаза его нервно бегали. — Максим, если это «особенная» проблема, то вы знаете где и когда меня искать, — отозвался Игорь в некотором раздражении, — а сейчас я хотел бы побыть в тишине. Марина, сделайте мне кофе… Глибицкий закусил губу и нахмурился, подбирая слова. — Все же я не могу утаивать подобное. Не знаю, как толком объяснить, — суетливо продолжил он, когда секретарь ушла выполнять поручение, — но это касается непосредственно вас. Вам известен некто Михаил Квашенников? Настала очередь Балалаева хмуриться. Прозвучавшее имя было ему не просто известно. В середине 90-х Квашенников, а точнее Миха Квашня, ходил у деда Абрама в шестерках. Выходец из Подмосковья, ровесник Игоря, толковый с виду парень, да больно дерзкий — проблем и вреда от него было больше чем пользы. Но дед сумел найти и этим его особенностям применение. Когда абрамов Садовод излишне замарался, да так, что органы не ровен час могли выйти на исполнителя, а следом и на непосредственного заказчика, самым логичным было избавиться от так глупо подставившегося Балалаева. Но Абраму было не с руки терять своего цепного пса, тем более это была единственная серьезная его промашка на тот момент. Поэтому прицеп на себя взял Миха. Игорь не знал, что именно пообещал ему за это Шик, но Квашня согласился на все. Может желал выслужиться, а может рыльце оказалось в пуху и таким способом он решил загладить свою вину перед сильными мира сего. И Абрам, не будь дураком, разыграл это дело как по нотам — навесил на Квашенникова такой букет, что тот получил 20 лет по совокупности приговоров и пошел по этапу как миленький. И если первые годы о нем еще было что-то слышно, то впоследствии Миха Квашня слился с безымянной толпой — стал одним из многих кирпичиков, что дед Абрам вмуровал в фундамент своей империи. Хотя не ему жаловаться — на греве да под защитой тюремных стен можно жить вполне себе свободно и вольно, пусть и звучит это как каламбур. Только вот что с ним стало после смерти деда — вопрос со звёздочкой. Тимурчик конечно выдавал определенные суммы на нужды сидельцев, но делал это без особого энтузиазма, никого особо не выделяя, да и делал это через третьи руки, предпочитая сам не светиться в стенах казенных домов. — Этот Квашенников приезжал ко мне в офис, — не дождавшись ответа, продолжил Глибицкий, — и спрашивал про вас… Секретарь принесла кофе, Игорь ее сдержанно поблагодарил, принимая чашку. — И что вы ему ответили? — он сделал осторожный глоток и вопросительно поглядел на собеседника. — Что я знаю вас только как председателя правления и, — Максим вдруг занервничал, — и больше ничего, я вам богом клянусь. — Ну зачем же клясться? — Балалаев со снисхождением усмехнулся, снова поднося чашку к губам, — я вам верю, Максим, не в ваших интересах заниматься разглашением чужих тайн. Глибицкий, словно двоечник на известной картине, потупил взгляд. И если бы Игорь так не торопился закончить навязанную ему беседу, то наверняка бы заметил муку не свойственную вечно самодовольному лицу Максима. Словно тот чего-то недоговаривал, опасаясь вызвать своими словами неудовольствие, а может даже и гнев, собеседника. — И если это все, что вы мне хотели сообщить, то я вас услышал, — Игорь передал опустевшую чашку материализовавшейся рядом Марине и посмотрел на часы, — а теперь прошу меня простить, но я действительно спешу. Спокойствие, которым Балалаев бравировал перед Максимом, быстро испарилось, стоило последнему исчезнуть из его поля зрения. Возвращение Квашенникова из мест не столь отдаленных в любых других обстоятельствах вряд ли бы взволновало Игоря, но вот чужой интерес к его скромной персоне настораживал. Ещё больше настораживал тот факт, что Квашня полез именно к Глибицкому, то есть он знал с какой стороны более безопасно заходить. Потому как обратись он к старым знакомым, Балалаев узнал бы об этом уже на следующий же час. Но Квашенников действовал осторожно, даже слишком. Единственно он не учел факта, что Макс побежит жаловаться на возмутителя своего спокойствия. И стоило бы вообще выбросить из головы всю эту ситуацию с бывшим товарищем, но только вот его фамилия вновь всплыла, на этот раз в беседе с Павловым, где-то между салатами и аперитивом. — Я бы хотел тебя предупредить, — Дмитрий откинулся на спинку кресла, — о тебе наводит справки некто Квашенников. И предвещая вопросы — нет, лично я его не видел, но последний месяц его стало как-то подозрительно много. У солнцевских он тоже разнюхивал. Не сам конечно, но там сразу смекнули и послали его нахер. Игорь задумчиво повертел стакан в руке, лёд жалобно звякнул. Он уже второй раз за день слышал о человеке, которого не видел с 90-х. Наверное стоило начинать беспокоиться. Интересно, приходил ли Миха к Тамирову? Балалаев тут же отмел эту мысль как неконструктивную — Тимурчик бы не стал умалчивать подобный визит. А значит Квашенников намеренно обходит стороной абрамовых людей. Боится? Шифруется? Но какой смысл ему скрываться? По-хорошему надо бы узнать, что сулил ему дед за столь долгую ходку, и держать ухо востро, а глаза открытыми. Потому как повышенный интерес Квашенникова к старым товарищам, чью вину он взял на себя, вызывал подозрение. — Дим, — Игорь сделал глоток и джин обжег горло, — будь другом, пробей-ка его по своим каналам. А то малявы, сам понимаешь, гонять слишком долго. — Не вопрос, — отозвался Павлов, — я и сам уже дернул пару ниточек, как знал, что ты попросишь. И если надо, то в целом можно и за жабры этого «следопыта» подержать. — Это уже лишнее, — отмахнулся Балалаев с легкой усмешкой, — за спрос денег как говорится не берут. Воду он пока не мутит, сидит вроде относительно тихо. Так что посмотрим, что про него другие скажут. Павлов цокнул языком и покачал головой. — Как знаешь, — одним глотком он допил свой аперитив и громко поставил опустевший стакан на стол, — но я бы на твоем месте поостерегся. Едва они распрощались с Дмитрием, Игорь набрал Юру. Тот взял трубку сразу, без задержек. — Слушаю, Игорь Владимирович! — бодро отрапортовал шофер. — Ну что там? — спросил пространное Балалаев, но Юрий быстро смекнул, о чем идет речь — годы верной службы не прошли даром. — Александра Леонидовича я в театр отвез. Все минута в минуту. Без опозданий. Игорь мягко улыбнулся в трубку, а после благодарно кивнул Спасу, что замер, придерживая дверцу автомобиля. — Цветы? — продолжил уже из салона Балалаев. — Как раз еду за ними. — отозвался Юра, — те, что обычно брать? Игорь покачал головой, потом опомнился, что собеседник его не видит и сказал уже вслух. — Нет. Там заказан букет на мое имя. Все уже оплачено. Заберешь и администраторам передашь, чтобы на сцену к поклонам вынесли. — Вас понял, — молодецки ухнул шофер и Балалаев усмехнулся. Наверняка Юрий, понабравшись всякого от Саши, еще и взял под несуществующий козырек, — я сообщу как Александр Леонидович из театра выйдет. — Добро, — согласился Игорь и, закончив звонок, расслабленно откинулся на спинку сиденья. Легкие фантазии на тему того, как вечером Саша в очередной раз будет смущенно ворчать на полученную от Балалаева охапку, до странного стремительно сменились мрачной задумчивостью. Все же мысль о Квашенникове не давала Игорю покоя. Было в его появлении и настойчивом интересе что-то смущающее, можно сказать даже тревожное. Вместо того чтобы повернуть домой Балалаев поехал на Зубовский — в конце концов некоторые вещи оставались неизменными и Тимурчика по-прежнему можно было застать именно там. Лёха встретил Игоря как радушный хозяин: — Какие люди! — он тепло и крепко обнял гостя. Можно даже сказать по-братски. — Давно ты ко мне не заезжал! — И тебе не хворать, Алексей Кириллыч, — подразнил его Балалаев. За прошедшие годы их взаимоотношения с Тимурчиком значительно улучшились. То ли сказывалась общая удаленность Игоря от воровских дел, то ли Тамиров окончательно уверовал в то, что Балалаеву ни звёзды, ни корона, ни все им сопутствующее, включая наследие деда Абрама, и даром не упало. Игорь вздохнул, и дружелюбная улыбка его несколько померкла. — Хотел бы я сказать, что это просто дружеский визит, но, к сожалению, это не совсем так. У меня к тебе разговор есть… — Я весь внимание, — Тамиров сверкнул золотым зубом и пригласил Балалаева пройти в кабинет. Дождавшись, когда Игорь удобно устроится в кресле, Леха протянул ему пузатый бокал. Балалаев благодарно кивнул, и грея коньяк в ладони задал вопрос сразу в лоб. В конце концов, ходить вокруг да около смысла не имело. — Помнишь Квашенникова? — Квашню? — крякнув, Тимурчик грузно уселся в кресло напротив, — так он заходил ко мне недавно. — Насколько недавно? — настороженно прищурился Игорь. — Да я помню что ли? — Леха почесал лысеющий лоб, — вроде в прошлом месяце, сразу как откинулся. Мне про него маляву передали де освобождается скоро, базар у него есть… — И чего он хотел? — А ты как думаешь, чего им всем обычно надо? — криво усмехнулся Тамиров, — требовал то, что ему от деда причитается. А я в душе не ебу чего ему Абрам двадцать лет назад наобещал. Дед, знаешь ли, меня в такие тонкости никогда не посвящал, для этого у него ты был, — он бросил на Игоря многозначительный взгляд поверх своего бокала, — так что я Миху нахер послал. Вид у Тимурчика сделался самодовольный и даже несколько гордый. Лёха откинулся на спинку кресла и посмотрел на Балалаева так, словно дожидался от него похвалы как прежде дожидался этого от Шика. Игорь же в задумчивости нахмурился. Что-то не складывалось. Вряд ли бы Квашенников, отсидевший за других и жаждущий за это обещанную награду, спокойно проглотил подобное отношение. — И он так просто ушел? — Игорь вопросительно поднял бровь. Довольство на лице Тамирова несколько уменьшило свою яркость. — Ну поорал конечно, — замялся он, — пальцы стоял тут гнул. Грозился непонятно чем. Но я его охраной припугнул, и он сразу скис. Я ж его знаю, он только на словах весь из себя крутой, а как до дела доходит — он сразу в кусты. — Это все? — Балалаев бросил на Тимурчика испытующий взгляд. Лёха нервно заерзал, отводя глаза. — По началу про тебя ещё спрашивал. Но я сказал, что ты теперь вроде как никто и звать тебя никак. Мол узелки ты затянул и не отсвечиваешь, а больше я и не знаю. Он вроде схавал и собственно завел свою шарманку про долги. Ну и я ему, мол, шел бы ты, Миха, на хуй, никто ничего тебе не должен. Пусть с Абрама на том свете спрашивает, коли так неймется. Сам на все согласился, а теперь предъявляет. После этого Квашня орать и начал. Дескать на другое он подписывался и с нас с тобой за это причитается… Игорь покачал головой. — Ну так и дал бы ему подъемные, как всем остальным. Может и заткнулся бы. — Я что, по-твоему, совсем дурак? — хмыкнул обиженно Тамиров, — его ж дед с рукой в общаке несколько раз поймал. Поэтому и предложил альтернативу: либо взять прицеп, либо стать удобрением в Подмосковье, после того как все вернет. У Абрама с этим всегда было строго, ну ты помнишь. А то, что дед Михе на полноценного строгача букет собрал, это уже не наши с тобой проблемы. Так что хер собачий Михе, а не подъемные. Все свои деньги он в девяностых у своих же наворовал. Пускай лапу сосет или что ему там больше нравится. — А контактов он никаких не оставил, на случай если ты передумаешь? — луч искусственного света переломился в бокале, и коньячная гладь стала отливать багрянцем. Балалаев прищурился на этот тревожно алый блеск и сделал небольшой глоток. — Я? И передумаю? — неподдельно удивился Тимурчик и тут же лающе рассмеялся, — да и нахрена они мне эти его контакты. Особенно после того как я четко дал ему понять, что, если он ещё раз ко мне сунется, мои ребята его под гжель распишут. Игорь поставил бокал на стол и отодвинул подальше — коньяк неприятно горчил, словно недоброе предчувствие в нем нечаянная почувствовалась медь. — Вдруг я бы решил с ним встретиться? — предположил Балалаев, складывая руки на животе, — все же он за мои грехи присел, так что с меня и спрос… — Да нафиг его, — отмахнулся Тамиров и бросил на Игоря насмешливый взгляд, — от моих дел Михе тоже будь здоров перепало, спасибо за это деду. Прицеп прицепом, но Квашня, почитай, жизнь свою этой ходкой у Абрама выкупил, так что не заморачивайся. Давай лучше нормально за встречу выпьем. А то как украли! На этих словах он снова от души рассмеялся, запрокидывая голову, обнажая начисто выбритое горло. Балалаев едва заметно поморщился. За спиртным и праздными разговорами заседали не особо долго. Игорево настроение не располагало к веселой попойке, да и вся эта ситуация с явлением Квашенникова действовала Игорю на нервы. Общий смысл действий Михи ему был понятен, но вот интерес, с которым тот упорно выискивал информацию о Балалаеве, выходил за рамки игорева понимания. И это откровенно Игорю не нравилось, это даже раздражало. Возможно стоило воспользоваться предложением Павлова и прихватить Квашню за жабры, задержать, так сказать, для профилактической беседы и расставить все точки над «i». Вышло бы не особо красиво, зато без лишней нервотрепки. Сейчас же оставалось только ждать. Либо очередного появление Квашенникова, либо информации от Павлова. Едва время подкралось к той отметке, за которой обыденно начинается второй акт в Театре Мюзикла, Игорь получил от Юрия короткое СМС, где тот отчитывался о передаче букета за кулисы. Благо проблем с этим давно уже не возникало — Юрино лицо примелькалось уже не в одном театре, а некоторые сашины поклонники по его присутствию вычисляли с какого выхода нынче будет являться страждущим сам Маракулин. Не обходилось конечно же и без курьезов. Однажды Саша со смехом рассказывал о том, что Юру, особо хитрожопые, приноровились использовать как штатного фотографа, дескать вот вам дядя фотоаппарат или телефон, сфотографируйте меня с кумиром. Вероятно, Маракулин надеялся, что эта история вызовет у Игоря улыбку, но Балалаев наоборот сделался хмур и даже несколько зол. Осторожно подбирая слова, медленно и вкрадчиво, словно маленькому ребенку, он объяснил Саше для чего именно к нему приставлен Юрий, что в его обязанности входит не только возить Сашу из точки А в точку Б, но и обеспечивать его безопасность. А то, что Юрий вместо того, чтобы выполнять свой прямой долг, занимается черт пойми чем, называется преступной халатностью. Для непосредственно отчитывания самого незадачливого водителя-телохранителя Балалаев уже не скупился на выражения, рвал и метал, грозился увольнением, если подобное еще раз повторится, и куда более суровой карой, если из-за халатности Юрия произойдет действительно что-то серьезное. Нагоняй перепал даже Спасскому, за то, что тот не следит за своими кадрами. Данила кивал, соглашаясь со всеми пунктами обвинения, и клятвенно заверил Игоря, что проведет для всех дополнительный ликбез, да и в целом будет лучше следить за своими сотрудниками. С тех пор Юрий взял за правило отчитываться перед Игорем даже в мелочах: Александра Леонидовича в театр привез-увез, Александр Леонидович захотел куда-то заехать, Александр Леонидович задерживается — общается с поклонниками, Александр Леонидович просил не говорить, но… и так далее. Саша поначалу обижался на по-своему тотальный контроль со стороны Балалаева, но Игорь ему бескомпромиссно разъяснил причины своих тревог, в очередной раз ссылаясь на свою местами не совсем законную деятельность. Маракулин для приличия поворчал недельку другую, но смирился с подобным положением дел, в конце концов Игорь своим всеведеньем его ни в чем не притеснял и лишнего не требовал, а с него вполне могло бы статься приставить к Саше дополнительную охрану, если не целый кортеж с автоматчиками. Коллеги, да и поклонники Маракулина вряд ли бы оценили вереницу черных джипов, набитых хмурыми людьми, часть из которых наверняка еще и ходила бы за артистом по пятам. Поэтому существование Юры с его должностными обязанностями и перманентной отчетностью стало компромиссом, устраивающим обе стороны так и не случившегося конфликта. Возвратившись домой, Игорь постарался выбросить из головы мысли о Квашенникове и сопутствующие им тревоги. Он уже давно зарекся тащить «работу» в их с Сашей квартиру. И дело было даже не в сомнительных бумагах или еще чем-нибудь таком, что могло бы бросить неприятную тень на публичную жизнь того же Балалаева или не дай бог Маракулина. Просто от Саши еще ни разу не ускользало чужое хмурое настроение и наверняка он, желая хоть как-то облегчить игореву долю, полезет с расспросами. А втягивать или каким-либо образом посвящать Сашу в эту грязь Игорю по-прежнему не хотелось. Тот конечно многое уже знал, а о прочем еще более неприглядном без сомнений догадывался, но Балалаев отчаянно желал Сашу ото всего этого оградить — старая, неизжитая годами размеренного благополучия, привычка. Ведь чем больше Маракулин будет знать, тем строже с него спросят, если Игорь вдруг пойдет ко дну. На кухонном столе осталась стоять сашина кружка с недопитым кофе, а в раковине лежали нетронутые с завтрака тарелки. Игорь вздохнул. — Просил же помыть за собой, — посетовал он вслух, но кружку все же присоседил к прочей грязной посуде, намереваясь, раз выпала такая возможность, отмыть ее от многочисленных наслоений кофейного налета. Мелкие домашние хлопоты, будь то приборка или мытье посуды, обладали удивительным медитативным эффектом, они отвлекали, они успокаивали. Балалаев удивился сам себе, когда вдруг вздрогнул стоило трели телефонного звонка прорезать вечернюю тишину квартиры. Скользкая, кружка выскочила из его пальцев. От удара о бортик раковины откололась ручка. Игорь покачал головой, мысленно сетуя на собственную неловкость. Сашина же любимая чашка. Хотя может и удастся приладить ручку на место, вроде скол достаточно ровный. Но ощупывая место повреждения Балалаев все же порезался. Так, досадная мелочь, но Игорю отчего-то стало неуютно. Телефон не прекращал звонить. Вытирая руки, Балалаев бросил быстрый взгляд на дисплей надрывающегося на столе мобильного. Юрий. Наверняка звонит, чтобы в очередной раз отчитаться — судя по времени Сашу неприлично задержали своим вниманием поклонники. — Слушаю тебя, — Игорь растер между пальцами выступившую каплю крови. — Игорь Владимирович… — голос Юры звучал непривычно нервно, — Александра Леонидовича нигде нет и на звонки он не отвечает… Игорь похолодел. Его подозрительные догадки чередовались с Юриными признаниями. Он спрашивал, и за каждым Юриным ответом у него падало сердце, словно он летел в пропасть. Голова закружилась, и Балалаев грузно опустился на стул. Юра говорил что-то еще, тараторил, оправдывался, но Игорь его уже не слушал. — Саша… — бессильно выдохнул он.