сын Авраамов

Ночь прошла без сна. Игорь поднял на уши всю контору Спасского, отправив Данилу сотоварищи обшаривать каждый сантиметр в Театре Мюзикла и с пристрастием просматривать все видео с камер наблюдения какие только найдутся. Только вот ясности произошедшему ничего из этого не принесло. Согласно записям, Саша вышел из гримерки, попрощался с коллегами и отправился в сторону служебного выхода, но до вахтового журнала так и не дошел, пропав где-то по дороге. Спас лично прошел тем же маршрутом и оказалось, что на этом пути найдется с десяток если не больше слепых зон, позволяющих при должной сноровке просто испариться. Сашин телефон предсказуемо не прозванивался. На любые звонки механический голос в трубке сообщал, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Но Игорь с каким-то маниакальным упорством продолжал названивать да слать сообщения во все доступные Саше мессенджеры. Вдруг случится чудо и хоть одно из многочисленных посланий Маракулин увидит. Но чудес не бывает. Когда одна из социальных сетей с жестокостью палача резюмировала, что Александр Маракулин был в сети день назад, Игорь, влив в себя литр кофе, лично отправился на Пушкинскую площадь — следовало сообщить, что сегодня Саша на сцену не выйдет. Балалаев не стал ничего выдумывать, да и объяснять тоже ничего не стал, просто поставил дирекцию перед свершившимся фактом — Маракулина сегодня нет и точка. На счастье или на беду заменой Саше на вечерний спектакль выбрали Абдрахимова. Игорь столкнулся с ним в одном из коридоров, артист специально нагнал Балалаева едва было сообщено о внезапных перестановках в составе. — Игорь Владимирович! — Марат все никак не мог избавиться от привычки звать Балалаева по имени и отчеству, — с Сашей что-то случилось? Я ему звонить пытался — не отвечает. Игорь упрямо поджал губы и понадеялся, что выглядит не настолько хреново насколько он себя ощущал. — Заболел, — не моргнув глазом выдал он, — отключил телефон и спит. Абдрахимов недоверчиво прищурился. Балалаев буквально чувствовал, как чужой сканирующий взгляд ощупывает его с ног до головы, находя бреши в его привычной броне. — А если честно? — понизив голос, спросил Абдрахимов и выжидательно уставился на Игоря. — Саша мой друг, я беспокоюсь о нем. Мне вы можете не врать. Балалаев тяжело вздохнул. И с чего он решил, что подобный дилетантский блеф сможет кого-то одурачить, в особенности одного из сашиных друзей? — Ты не видел вчера за кулисами никого постороннего или подозрительного? — вопросом на вопрос ответил Игорь. Марат сначала нахмурился в задумчивости, но уже спустя мгновение его глаза удивленно распахнулись. — Где Саша? — едва ли не шепотом произнес он. В волнении его взгляд все метался по серому от недосыпа лицу Балалаева. — Я не знаю… — выдохнул Игорь. Плечи его тут же поникли, словно что-то тяжелое навалилось сверху, и он едва мог это нести. — Он вчера не вышел из театра. Поэтому повторю свой вопрос — ты видел кого подозрительного? Марат тут же завертел головой в молчаливом отрицании. — Я могу спросить у других, — нашелся он и быстро добавил, — не в лоб конечно же. Я понимаю, что распространятся об этом видимо не стоит. Игорь кивнул. Шумиха, как ни крути, только все испортит. — Ты все правильно понимаешь, — сказал он и полез в карман за визитницей, — вот тут мой номер. А это, — Игорь чиркнул на обратной стороне карточки номер Спасского, — телефон главы моей охранной службы. Он сейчас занимается поисками Саши и будет лучше, если вся информация будет поступать к нему на прямую. Марат не глядя сунул протянутую визитку в карман. — Я позвоню, если что-нибудь узнаю, — сказал он. Несколько помедлив, Марат положил руку Игорю на плечо и крепко его сжал, — не волнуйтесь, с Сашей обязательно все будет хорошо. Других вариантов и быть не может. Я уверен в этом. Балалаев слабо улыбнулся. Хотел бы он обладать таким же непробиваемым оптимизмом, как и Абдрахимов. Только вот в отличие от Марата, Игорь прекрасно знал на что способны его враги и конкуренты. В конце концов, их понятие о морали было столь же зыбко, как и у него самого. Да и чего греха таить, по молодости Балалаев не раз оказывался на их месте. И теперь видимо настало время платить по счетам. Чертовски страшно было представить, сколько там уже набежало — наверняка целой жизни не хватит расплатиться. Игорь стиснул зубы, на скулах заиграли желваки. Если потребуется, он все отдаст, по миру пойдет или сам шею подставит, лишь бы Саша не пострадал, лишь бы те, кому Игорь перешел дорогу оказались милосерднее, чем когда-то он сам. Стоило догадаться, что Абдрахимов поделится тревожной новостью с другим своим закадычным товарищем. Не известно, как Маркин попал в закрытый двор. Возможно его впустил консьерж, которому он успел примелькаться, будучи сашиным гостем, может зашел за кем-то следом, а может попросту перелез через забор, хоть это и трудно было представить. Но так или иначе Петр оказался там, когда Балалаев выходил из машины. Видимо сказалась бессонная ночь и душевный раздрай, потому как Игорь даже не заметил, как к нему подлетел Маркин. С рычанием тот схватил Балалаева за грудки, встряхивая как пыльный мешок, и больно приложил спиной о едва захлопнувшуюся дверцу. — Как ты позволил этому случиться?! — зло выплюнул Петр, — я давно говорил Саше, что ничем хорошим это не кончится и вот… Он успел еще раз встряхнуть Игоря, прежде чем к тому на помощь пришла охрана. Спасский вместе с шофером насилу оттащили Маркина. Спас, несмотря на существенную разницу в росте, ловко заломил Петру руку и поставил его на колени, предупреждая любую попытку вырваться усилением болевого захвата. В груди Игоря набатом билось встревоженное сердце. Сам он, найдя спасительную опору в корпусе машины, переводил дыхание и несколько отупело смотрел, как подобно разъяренному медведю бьется в чужой хватке Маркин. В любой другой момент, Балалаев бы и сам попытался дать ему отпор, не дожидаясь телохранителей. Разобрались бы по-мужски, как вероятно давно того желал Петр. Но сейчас, все что мог делать Игорь, это безропотно выслушивать обвинения. И если бы Маркин успел ударить, Игорь бы не стал сопротивляться, может быть даже подставил другую щеку. Лишь бы вытравить это жгучее чувство вины из груди. Конечно же он был виноват. Кругом и везде. Его образ жизни, его негласная профессия — все, в чем он когда-либо был замешан, привело к текущей ситуации. Игорь и сам это прекрасно понимал, более того именно этого он всегда и страшился — черная тень его прошлого, болото, из которого он, казалось бы, выбрался, затянуло, поглотило непричастного к этому Сашу. — Да пустите вы меня! — взревел Маркин, дернулся было в сторону, но тут же скривился от боли. Балалаев тряхнул головой и постарался взять себя в руки: поправил сбившийся костюм, пригладил ладонью растрепавшиеся волосы. — Спас, отпусти, — ровно сказал он. Данила в ответ нахмурился и одарил Игоря тяжелым взглядом, подразумевающим все, что он думает о подобном решении, но захват снял. Петр поднялся с колен и, неприязненно морщась, повел плечом. Снова бросаться на Игоря с кулаками он не стал, стоял насупившись. — Надо обратиться в полицию, — уверенно заявил Маркин, мрачно взирая на Балалаева. — Нельзя. — О своей шкуре печешься! — тут же оскалился Петр и даже было дернулся вперед, но рядом с Игорем тут же предупредительно оказался Спасский с рукой на пистолете. — Спас, убери, — отмахнулся от телохранителя Балалаев и устало покачал головой. — Если бы полиция могла что-нибудь сделать, я бы уже туда обратился. Но к сожалению вмешательство органов сделает только хуже. Саша — это единственное, что у меня есть, все, что мне действительно дорого, — выдохнул Игорь, — и я обязательно все исправлю, чего бы это мне не стоило. — Если Саша пострадает, я… — угрожающе начал Маркин. — Я сам себе этого не прощу, — глухо отозвался Балалаев, — уже не простил… Мучительно тянулось время. Непривычная пустота и тишина квартиры, где буквально все дышало Маракулиным, давили и оглушали. Игорем всецело завладело какое-то отупение. Сначала он бесцельно бродил из комнаты в комнату, с маниакальной жаждой саморазрушения подмечая то небрежно оброненные Сашей вещи, то многочисленные памятные мелочи, что тот тащил в дом. Их дом. Понимая, что лучше от блуждания по комнатам не станет, Игорь попытался отвлечься. Но за что бы он ни брался, в напрасном стремлении унять тревогу, все уже через несколько минут становилось неважным и пустым. Новости, которые монотонно сообщал диктор по телевизору, будто бы не долетали до него. Книга, что уже месяц лежала на прикроватной тумбочке как ненавязчивое чтение перед сном, замерла на все той же странице — Игорь не мог вникнуть в смысл слов. Балалаев то и дело хватался за телефон, проверял соцсети и входящие звонки в тщетной надежде заметить хоть какое-то изменение, но все было глухо. Он даже было вознамерился починить разбитую вчера кружку. Клей и ацетон обнаружились в сашином кабинете. Игорь специально выделил Маракулину пустующую пятую комнату под личное пользование — маленький островок имени Саши, его увлечений и всяких занимательных вещиц, что надарили ему поклонники. Тут были и глупые мягкие игрушки, и поделки, даже портреты разной степени мастерства. Заметив один, Игорь невольно улыбнулся, но улыбка его быстро приобрела печальный оттенок. Саша как-то радостно пытался всучить этот «шедевр» Балалаеву. Шутил, что тот должен повесить его у себя в офисе вместо портрета президента, пусть все любуются и преисполняются чувством прекрасного. Или еще лучше — пусть висит в домашнем кабинете прямо напротив рабочего стола, чтоб Игорь, за день насмотревшись на это произведение искусства, уже к вечеру как в первый раз поражался красоте и неповторимости оригинала. Балалаев тогда в не менее шутливой форме отказался от столь ценного дара, предпочтя всем бездушным копиям подлинник, чем безмерно польстил Саше. Впрочем, избавляться от причудливого портрета Маракулин не стал, оставил среди прочих на случай, если Игорь все же передумает. Говоря все это, Саша улыбался, лукавые глаза его смеялись… …болезненно кольнуло в груди, заныло за ребрами. Игорь зажмурился и шумно потянул носом воздух. Не хватало еще самому расклеиться. Он должен оставаться собранным, не терять самообладания. Он должен быть сильным, пока Саша не вернется домой в целости и сохранности. От затеи со склеиванием кружки все же пришлось отказаться — у Игоря дрожали руки. Балалаев снова принялся размышлять о том, кому бы хватило знаний и наглости похитить Маракулина из театра в центре столицы. В том, что его именно похитили, сомневаться уже не приходилось. Саша не стал бы вот так вот исчезать. Если Игорь еще мог бы усомниться в его чувствах на свой счет, то любовь Маракулина к актерской профессии была абсолютно устоявшимся фактом — Саша просто не посмел бы куда-либо деться, когда у него три недели сплошняком идут спектакли. Да он даже заболевать умудрялся ровно между блоками, чтобы не дай боже расстроить своего зрителя внезапной заменой. Итого выходило следующее: Сашу похитили, выкрали у Игоря из-под носа и теперь играют в молчанку, мотая Балалаеву нервы и наверняка забавляясь происходящим. То есть похититель знает наверняка, кем для Игоря является Маракулин и что он для него значит. Так что это несомненно четкий и спланированный удар, а главное хорошо организованный. Значит злоумышленник обладает определенными связями, что позволили ему найти хороших исполнителей. Это конечно сужало круг возможных имен, но все же недостаточно — их по-прежнему оставалось слишком много. Пробивать всех и каждого — уйдет уйма времени, а Игорь не желал тратить ни одной лишней минуты. О личной жизни Балалаева знали лишь немногие, но так как он давно уже Сашу ни от кого не прятал, то при должной сноровке и наблюдении легко можно было сложить два и два. Да и тот факт, что квартира в которой проживал Игорь на деле принадлежала Маракулину, тайной за семью печатями не являлся — простой запрос в единый госреестр и снова можно заниматься элементарным сложением. А доведись кому-нибудь стать свидетелем моментов более чем просто дружеских, которые порой допускал на публике Балалаев, то вопросы о том, какого именно рода взаимоотношения объединяют известного артиста музыкального театра и крупного предпринимателя, а по совместительству еще и спонсора этих самых музыкальных театров, отпадали сами собой. Игорь закрыл лицо руками. Он слишком расслабился за последние годы. Решил, что раз легального в его жизни стало куда как больше чем криминального, то и спроса с него не будет. Только вот правила игры оставались прежними — у мести как известно не бывает срока давности. Главное выждать подходящий момент. Вот кто-то и дождался, когда Садовод даст слабину, размякнет от спокойной жизни, позволит себе чуть опустить наращенные на абрамовой службе щиты и тем самым невольно продемонстрирует самое дорогое и сокровенное. А тут уже дело за малым: собрать недостающую информацию, составить план и приступить к его реализации. По крайней мере сам Игорь поступил бы именно так. Из бесхитростных размышлений Балалаева отвлек телефонный звонок. С надеждой он бросился к мобильному, но это оказался всего лишь Спасский. — Игорь, мы проверили всех сотрудников театра, устроившихся в последние два месяца, — деловито начал он, — согласно вахтовому журналу только пятеро из них вчера были на работе. — И? — нетерпение сжигало Балалаева изнутри, и он даже не старался его замаскировать. — Трех я уже обзвонил. Ничего нового они не сказали. Рядовые люди. Но мои ребята на всякий случай пообщаются с ними лично. — А оставшиеся двое? Данила, что было ему не свойственно, тяжело вздохнул. — Телефоны оставшихся не в сети. Имена я их узнал. Один работник сцены, второй монтажник. Все в один голос твердят, что они трудолюбивые и исполнительные. Нареканий со стороны начальства не было. Даже на перекуры и то меньше остальных ходили, — Игорь беззвучно выругался. Спас тем временем продолжил, — я уже пробиваю их по своим каналам, но не уверен, что выйдет что-то дельное. Если это профессионалы, то имена, как и все документы, могут быть липовыми. Сейчас поеду по адресам, что те указали в трудовом договоре. Проверка лишней не будет. — Хорошо, — Балалаев кивнул сам себе, — держи меня в курсе. Данила на мгновение замолчал. — Ты бы поспал, — невпопад выдал он чуть погодя. В голосе его прорезалось беспокойство. Игорь печально усмехнулся. Вот и Спасский уже начал его жалеть. — Не могу я спать. — Лучше урвать пару часов сейчас, ведь когда мы их вычислим, точно будет не до сна, — резонно заметил Спас и добавил, — да и Александр вряд ли оценит подобное геройство с твоей стороны. Балалаев дернулся словно от пощечины. Владевшее им бессилие мгновенно трансформировалось в тихую ярость. — Да что ты можешь знать, — глухо прорычал он в трубку. — Я пятнадцать лет с тобой работаю, — спокойно отозвался Спас, — да и до этого не мало повидал. Самобичевание в подобной ситуации излишне, оно не поможет ни тебе, ни Александру, а будет только на руку похитителям. Отдохни, Игорь. Пара часов ничего не решит. Тебе нужна ясная голова и трезвый расчет. Не терзайся попусту. Я позвоню, если что-нибудь выяснится. Спасский сбросил вызов, а Балалаев еще с минуту отупело пялился в экран. Данила был конечно же прав, но от его правоты хотелось взвыть раненным зверем и метаться по комнате словно запертый в клетку тигр. Только вот тигром себя Игорь отнюдь не ощущал, скорее домашней зверушкой, которую отчего-то оставил хозяин, пообещавший вскоре вернуться, но обещания так и не сдержавший. Оставалось только выть от тоски да глупо верить, что все обязательно переменится. Едва Балалаев сварил себе очередной кофе в компанию рюмке с успокоительным, телефон ожил снова. На этот раз звонил Павлов. И если бы не вчерашняя просьба Игоря, то подобной частоте бесед с Дмитрием можно было бы и удивиться — Дмитрий Павлов весьма ценил свое время. — Да, Дим, слушаю, — устало поздоровался Балалаев. — Я по поводу вчерашнего звоню, — чуть растягивая слова, отозвался Павлов, — пришел ответ по Квашенникову. Из колонии, да и вообще. Информация не то чтобы дельная, но явно не для телефонного разговора. Как насчет завтра пересечься? Например, за обедом. У меня как раз будет время между встречами. Игорь опрокинул в себя рюмку с корвалолом и поморщился. Не коньяк, но привычными «успокоительными» средствами баловаться было не с руки. Вдруг придется куда-нибудь ехать, что-либо решать. Голова должна оставаться ясной, как сказал Спас, и алкоголь тут точно не помощник. Балалаев бросил быстрый взгляд на часы — время близилось к ужину. И мысль о том, что этот вечер, как и следующую за ним ночь, он снова проведет в тревожном одиночестве, болезненно уколола где-то у сердца. — Может лучше встретимся за ужином? Через час, на обычном месте. — Так не терпится послушать что я скажу? — Павлов усмехнулся в трубку. — Но воля твоя конечно. Да и сегодня тебе явно везет, у меня выдался свободный вечер. Только давай заведение сменим. У меня друг в Замоскворечье клуб держит. Кухня, бар — все в наличии. Для широкой публики они открываются ближе к ночи, так что пообщаемся без лишних ушей. — Мне подходит, — без заминки ответил Игорь. — Вот и отлично. Значит через час. Записывай адрес. Телохранитель Павлова узнал гостя еще на подходе, буркнул что-то своим в гарнитуру и придержал перед Игорем массивную дверь. — Прямо по коридору и сразу вниз. Дмитрий Борисович вас ожидает. Балалаев коротко кивнул и вместе со своей охраной прошел внутрь. Павлов сидел на высоком стуле у длинной барной стойки и накручивал на вилку мудреные спагетти. Перед ним стоял уже наполовину пустой стакан с каким-то коктейлем. В дальнем углу суетился бармен, смешивая по всей видимости следующий напиток. — Я начал без тебя, — Дмитрий шумно втянул макаронину и, жуя, улыбнулся, — жрать хотелось зверски. Меню кстати справа от тебя лежит. Пока Балалаев взбирался на барный стул и вчитывался в перечень блюд, Павлов окинул его быстрым оценивающим взглядом. — Вчера ты выглядел как-то иначе… опрятнее что ли… тяжелый день? — хмыкнул Дмитрий и пару раз щелкнул пальцами в воздухе, подзывая бармена, — Эй, как там тебя? Налей нам чего поприличнее. Игорь отложил меню в сторону и всем корпусом обернулся на собеседника. — Что там по Квашенникову? Павлов скорчил лицо в неудовольствии. Вытерев рот салфеткой, он в один глоток осушил свой коктейль. — Ну вот зачем сразу о делах, Игорь? — покачал головой Дмитрий, — пожрать хоть чего закажи. Ты ж вроде за ужином встретиться предлагал. Балалаев устало вздохнул. Спорить с Павловым было себе дороже. — Что там у тебя? — Игорь покосился на чужую тарелку. — Макароны, — отозвался Дмитрий, вдогонку к спагетти накалывая на вилку половинку черри и торжественно отправляя все это в рот. — Мне тоже самое, — бросил Балалаев бармену, едва тот появился в поле видимости. Молодой человек кивнул, а после поставил на стойку два тамблера и тренированным около театральным жестом разлил в них виски на два пальца. — Что-нибудь еще? — Бутылку оставь и иди погуляй, — фыркнул Павлов и задумчиво прищурился на Игоря. Тот рассеянно крутил кольцо на безымянном пальце. У Саши было точно такое же, только в белом золоте. Игорь подарил его Маракулину на пятнадцать лет их отношений как дополнение к другому, что Саша уже несколько лет носил на цепочке на шее. На этот раз Балалаев даже угадал с размером и Саша, на радость или в пику всем сплетникам, стал гордо украшать им левую руку, дескать левая рука ближе к сердцу и пусть все думают, что хотят. Он улыбался и говорил, что даже завел в гримерке специальную коробочку, куда убирает кольцо на время спектаклей, а то многие его коллеги в суматохе не раз теряли свои цацки. А Маракулин слишком уж дорожил игоревыми подарками, чтобы из-за своей же глупости потом обвинять в пропаже театрального барабашку или еще какую-нибудь мифическую живность. В свою очередь Балалаев свое кольцо носил уже седьмой год не снимая. И Саша как-то с довольством заметил, что теперь на пальце Игоря наверняка имеется тот самый след, по которому женщины безошибочно вычисляют мужчин, скрывающих свой матримониальный статус. Эта маленькая ремарка тогда вызвала у Игоря улыбку. Снимать ставший привычным аксессуар он конечно же не собирался, но если вдруг доведется, то ему нравилось думать, что даже в отсутствии кольца излишне интересующиеся его личной жизнью заметят, что он несвободен. Что у него есть его Саша. Балалаев вздохнул и потянулся к оставленному барменом виски. С пары глотков ничего не будет, а может благодаря им даже удастся после подремать. — Я так понимаю, ужин был всего лишь предлогом, — между делом обронил Павлов, пододвигая к себе свой стакан и осторожно пригубил его содержимое. И судя по выражению лица качество напитка Дмитрия не особо устроило. Он приподнялся, чтобы притянуть к себе бутылку, и вчитался в этикетку. — Не знаю как ты, — обратился он к Игорю, — а я пожалуй налью себе чего-нибудь другого. С этими словами Дмитрий соскочил со стула, зашел за барную стойку и принялся перебирать доступный алкоголь. — Что до Квашенникова, — сказал он, выкручивая дозатор и принюхиваясь к содержимому одной из бутылок, — арестован в 95-м, осужден годом позже на двадцать лет строгого режима. Отсидел от звонка до звонка. В конфликты ни с администрацией, ни с другими заключенными не вступал. До 2004-го можно сказать жил как в санатории на полном обеспечении. Но видимо из-за январских событий того года отношение к нему несколько изменилось. Причин называть не буду, думаю тебе они известны лучше, чем мне. Выбрав наконец напиток, чья этикетка и запах полностью устраивали его придирчивый вкус, Павлов плеснул немного в чистый стакан, повертел тот в ладони и сделал медленный задумчивый глоток. — Сойдет, — резюмировал Дмитрий и наполнил стакан уже в достаточном объеме. Игорь же вкуса не чувствовал, вернее в этот момент он не придавал ему особого значения, хватит и того, что напиток достаточно алкогольный, чтобы за несколько глотков притупить неуемную тревожность. — Так вот, — Павлов, прихватив бутылку, отправился на свое прежнее место, — 2004 год. Санаторно-курортные условия для Квашенникова заканчиваются. Администрация больше не идет ему навстречу. Казалось бы, стоит возроптать. Но нет, наш герой продолжает быть образцово-показательным заключенным и при этом ему все еще разрешается не работать. Балалаев задумчиво поджал губы. По всему выходило, что Квашня, несмотря на ухудшение своего положения, масть все же не сменил. То есть даже выделяемого Тимурчиком на нужды сидельцев было вполне достаточно чтобы не ссучиться. Но видимо не для Квашенникова, иначе с чего бы ему везде вынюхивать про старых товарищей, что встали на место Абрама. И по-хорошему Квашню стоило бы поставить на первое место в списке подозреваемых, только вот за месяц сложно обрасти достаточным количеством связей и при этом нигде не засветиться. — Про круг его общения на зоне что-нибудь известно? — Игорь перевел взгляд со своего стакана на собеседника. — Тут я пас, — развел руками Павлов, — про тюремную изнанку у своих спрашивай. Могу сказать точно, что в камере с ним никого левого не сидело, все сплошь абрамовы люди. Вернулся бармен. Принес приборы и заказанную Игорем пасту. — Гуляй дальше, мальчик, — бросил ему Дмитрий, а когда тот вновь скрылся обратился уже к вяло ковыряющему в тарелке Балалаеву, — вкратце я тебе ситуацию обрисовал. Если хочешь деталей, то все доки у моего человечка на выходе. Папочку у него забрать можешь, но вряд ли откроешь для себя что-то новое. — Я тебе что-то должен? — спросил Игорь. Павлов усмехнулся и отсалютовал ему стаканом. — Свои люди — сочтемся. Уже в машине Балалаев пробегал глазами по бумагам, что предоставил ему Дмитрий. Тот не солгал, сказав, что ничего нового в них Игорь не обнаружит — все то же самое, что было пересказано только сухим канцелярским языком: выписки из личного дела, имена сокамерников, разрешения на свидания… Игорь набрал на телефоне Тамирова. — Лёха, мне нужна характеристика на Квашню от его сокамерников, — без предисловий начал Балалаев. — Да сдался он тебе… — Тимурчик зевнул в трубку и причмокнул губами, — за двадцать лет там дохрена народу сменилось, половина из которых наверняка уже по другим ИК сидит. — Мне нужно знать с кем он общался, и кто к нему на свиданки ездил, — чеканя каждое слово, произнес Игорь. Тамиров фыркнул. — Да небось баба какая-нибудь с воли или родня. Не отсвечивает этот додик и ладно. Вот не похер на него… — Лёха, — прорычал Игорь, теряя терпение, — раз я сказал «надо» значит «надо». Вопросы потом задавать будешь. Тимурчик напряженно засопел, видимо обдумывая какую-то мысль. — Раньше утра все равно ничего известно не будет, — выдохнул он, уступая, — а пока еще со всех спросишь, неделя как минимум уйдет… — Я знаю, ты можешь провернуть все это быстрее, — невольно Игорь крепче сжал пальцами трубку, — у тебя на всё про всё два-три дня. Не больше. Я ясно выразился? Повисло молчание. — Звучишь как Абрам… — тихо заметил Алексей и словно бы задержал дыхание в ожидании ответа. Балалаев вздохнул, встречая свой хмурый и жесткий взгляд в зеркале над приборной панелью. — Потому что я и есть он. Я все еще «младший». Во дворе Игоря уже ожидал Спасский. — Докладывай, — на ходу бросил Балалаев. — Все адреса фиктивные, как я и предполагал, — Данила подстроился под чужой шаг, — в квартирах проживают другие люди, за определенную сумму готовые оформить временную регистрацию кому угодно. В лицо они, вестимо, никого не помнят и не знают. — Что еще? — Пробил через знакомых в органах паспорта. Что первый, что второй числятся утерянными. Так что и с этой стороны заходить бесполезно. Игорь, это однозначный тупик. Поможет только ориентировка, и то мне кажется они сейчас сидят и не высовываются или уже давно не в Москве… Балалаев сжал кулаки. Саши нет уже сутки, а он ни на шаг не продвинулся в его поисках. Не хотелось даже и думать о том, чем все это может обернуться, но мрачные мысли против воли лезли Игорю в голову. Разговор с Павловым, зацепки обнаруженные Спасским — все оказалось пустое и не добавило ясности. Подобное бессилие Игорь ощущал только в кажущемся теперь далеким октябре 2001 — столько силы в его руках, столько власти, но от них нет никакого прока. — Игорь Владимирович, — окликнул Балалаева консьерж — приятный немолодой мужчина. Он работал в этом доме лет пять если не больше. Неизменно вежливый, ответственный. Спас его когда-то проверял, кажется тот был то ли списанный контрактник, то ли бывший мент — Игорь уже точно не помнил. — Вам тут курьер оставил. С этими словами мужчина протянул подошедшему Балалаеву непрозрачный пакетик размером с ладонь, в таких часто приходила Саше всякая мелочевка с алиэкспресс. Игорь покрутил его в пальцах — никаких опознавательных знаков кроме наклейки с адресом и получателем на пакете не было. Подцепив ключом заклеенный край, Балалаев быстро вскрыл посылку и вытряхнул на ладонь содержимое. Кольцо белого золота. Внутри ободка еще был плохо отполированный след от спайки — в прошлом году Саша относил свое уменьшать. Игорь побледнел. Данила отреагировал мгновенно. — Когда ушел курьер? — налетел он на консьержа, тот даже попятился. — Да и пяти минут не будет. Вы с ним едва разминулись. — Как выглядел? — Парень обычный такой, не русский, — продолжал консьерж, — на машине приехал. По камерам можно посмотреть. Да и охрана наверняка номера записала. Что случилось-то? Спас проигнорировал чужой вопрос и принялся раздавать приказы в гарнитуру. — Игорь, — он опустил руку Балалаеву на плечо, тем самым отвлекая его от созерцания сашиного кольца, — я сейчас в комнату к охране. Посмотрю, что на записях. Найдем курьера — найдем и отправителя. Я буду держать тебя в курсе. А пока лучше поднимись к себе. Игорь как болванчик покивал головой, сжимая ладонь в кулак. Двигаясь словно сомнамбула, он добрался до квартиры и едва потянулся за ключами, как коридор огласила мелодия входящего звонка. С экрана улыбался Маракулин. — Саша! — вырвалось у Балалаева, стоило принять вызов. С той стороны динамика хрипло рассмеялись. — Не узнал, не узнал… верно, значит, говорят — богатым буду. А еще говорят, что долг платежом красен. Правда ж, брат-садовод? — собеседник явно забавлялся, — у меня есть то, что нужно тебе. А у тебя — то, что было обещано мне. И если ты уже получил мою посылку, то наверняка понял, что шутить я не намерен… Игорь проглотил вставший в горле ком. — Что с Сашей? — Пока ничего, — со смешком отозвался неизвестный, — но это зависит только от тебя.