***
— О, это не трагедия Стайлза. Это триумф Стайлза. А я тот, кто разделит его с ним. Стайлз засмеялся, чувствуя, как от этого звука по их телу пробегает дрожь. Ногицунэ вторил его смеху, видя сокрушённое понимание Лидии, холодное неверие Скотта, голую решимость Киры и горячую ярость Эллисон. — Ты давно с ним был. — Казалось, у Скотта сжалось горло после этих слов, потому что он не смог больше выдавить ни слова, как бы ни пытался. Стайлз помнил, каким потерянным и уставшим был Скотт, пока Ногицунэ ходил за Стайлзом по пятам. Он не винил его за невнимательность. — Ты не понимаешь сути, Скотт. — Ногицунэ раздражался, но Стайлз постарался смягчить его эмоции предвкушением. — Божественный ход уже сыгран. Вам стоит отступить. Они, конечно, не послушались. Стайлз почувствовал, как Ногицунэ создаёт иллюзии Они, готовые расправиться с друзьями Стайлза в этом ненастоящем мире, где все раны были не более, чем наваждением. Он держал своё слово. Стайлз всегда сомневался, но Ногицунэ всегда его держал. — Я мог бы с ними поговорить. Ногицунэ почти моментально отмёл его идею, но вкрадчивый, неуверенный тон Стайлза остановил его. — И чего бы ты этим добился? Стайлз почувствовал, как веселье распирает его изнутри. Искусственность проецируемых им эмоций убеждала в своей истинности даже его самого. — Я не знаю… Хаоса? Ногицунэ засмеялся, наблюдая за тем, как кровь окрашивает девственно-чистый снег. Он не собирался соглашаться. Стайлз вздохнул, чувствуя давление и слабость от того контроля, которым он владел в отношении своих эмоций и мыслей. Позволять видеть Ногицунэ только то, что Стайлз считал позволительным, было утомительно. Это было сложно, страшно и утомительно. — Ты всегда казался Джокером для моего Бэтмена, — начал Стайлз немного отстранённо. Эмоции в его голосе было тщательно замаскированы, но Стайлз убедился, что всё ещё отчётливо слышны. — Они не просто враги. Борьба порядка и хаоса. Если умер один, второй будет обязательно скорбеть. Если одному предоставилась возможность убить другого, она обязательно будет проигнорирована. Но в конечном счёте… Бэтмен — такой же преступник, как и Джокер, но с некоторыми моральными принципами. А Джокер — созданный обстоятельствами злодей, желающий показать лицемерие мира, в котором ему не повезло жить. — Пугало то, сколько правды было в этих словах. Стайлз заставил себя вспомнить, зачем он всё это делает, и продолжить. — Я не хочу, чтобы ты мне доверял. На самом деле, не делай этого. Но я просто… Я тоже хочу быть. Ногицунэ долго не отвечал на это, безучастно наблюдая за сражением его друзей и Они. Стайлз с тревогой заметил, что не может ощущать его эмоций. — Джокер — приговор безумия, — вслух ответил Ногицунэ. Стайлз закатил бы глаза, если бы имел власть над своим телом. — Но я не безумец, Стайлз. Стайлз едва не задохнулся от нахлынувших на него ощущений, когда Ногицунэ отступил, позволяя ему взять контроль на себя. Они пошатнулись, параноидальный контроль Ногицунэ ощущался на самой поверхности, опьяняюще близко. Стайлз едва заметно, небрежно мазнул рукой по щеке, не привлекая к этому действию внимания ни единой мыслью. Он отогнал Они взмахом руки, привлекая к себе внимание потрёпанных в бою и уставших подростков. Они смотрели на него, и Стайлз впервые за долгие недели действительно видел их. Он едва успел подавить подступившие к глазам слёзы, вместо этого криво улыбнувшись и склонив голову набок — так, чтобы небрежный рисунок на щеке, оставленный там его рукой и подсыхающей кровью, был отчётливо виден. Глаза Лидии пробежались по нему, брови озадаченно поползли к переносице, но Скотт и глазом не моргнул, глядя на того, кого должен был считать Ногицунэ. Стайлз постарался, чтобы его лицо не дрогнуло, а отголоски надежды не добрались до Ногицунэ. Скотт осторожно сделал несколько шагов ближе, не разрывая зрительного контакта со Стайлзом. — Собираешься опять сказать что-то гнусное? Улыбка Стайлза стала шире. — Итана едва ли можно назвать живым, — размышлял он, поднимая руку и кладя её себе на шею. — А как поживает Дитон? — Он больше не может говорить, — мрачно поделился Скотт, и Стайлз проглотил чувство вины. Всё шло, как надо. Скотт видел его. Он понимал. — Миру будет лучше без его загадочной чуши, — издал смешок Стайлз. Ногицунэ одобрительно кружил в его сознании, остро ощущаемый, покровительственный, бдительный. — Он не заслужил того, что Ногицунэ с ним сделал. Стайлз засмеялся, чувствуя проблеск замешательства, идущий от Ногицунэ, и ловко поймал брошенный Скоттом шприц. Он воткнул иглу себе в шею и нажал на поршень в тот же момент, когда Ногицунэ понял, что происходит. — Стайлз! — закричал он, и они упали на колени. Болезненное чувство предательства, сожаления, печали, злости скрутило его в тугой ком агонии. Ногицунэ бился в нём, как бабочка билась бы в банке. Стайлз прикусил губу, желая не чувствовать, желая не сознавать. Руки Скотта обхватили его плечи, притягивая к себе и осторожно вынимая иглу из его шеи. Стайлз чувствовал, как огонь струится по его венам, выжигая на своём пути подавляющее присутствие лисьего духа. Он чувствовал, как Ногицунэ вынуждено отступает, прячется в глубине сознания, и сдерживал горькие слёзы. Это был его божественный ход. Напоминание Ногицунэ о том, что эмоции были слабостью.***
Красные линии расходились по коже, оплетая грудную клетку воспалёнными яркими молниями. Стайлз провёл по узору пальцем, давясь комом в горле и чувствуя сокрушительное поражение. Символ личности, нарисованный кровью на его щеке, стягивал кожу, напоминая об обмане, который Стайлз провернул под носом у Ногицунэ. — Тебе следует уйти, Скотт, — прошептал он, не поднимая головы. Всё было в таком беспорядке. Стоило ли оно того? Это был глупый вопрос. Глупый, такой глупый. Конечно, стоило. Оно всегда того стоило, если на кону были его друзья. Скотт промолчал и не ушёл. Стайлз не знал, что сказать ему, как убедить в том, что Стайлз не заслуживает спасения. Что его колебания, его неуверенность в выборе стороны, могли бы стоить им победы. Победы? Ха, была ли эта победа, если Стайлз не ощущал её сладкого, восхитительного вкуса? Он любил побеждать, и знал ощущение триумфа, охватывающее грудную клетку, вдохновляющее и неповторимое. Это не было победой. Не было полностью лишь ей. Он механически, едва понимая, что делает, натянул рубашку и прикрыл глаза, протягивая запястье в сторону лучшего друга. Ногицунэ бился в отдалённом уголке сознания, едва ли способный докричаться до смертного, который сумел его обыграть. Стайлз чувствовал его, и хотел избавиться от этого ощущения так же сильно, как хотел сохранить. Пальцы Скотта мягко сомкнулись на его руке, и Стайлз прикусил губу, чтобы не закричать. Он не заслуживал этой осторожности, этой трепетности, с которыми Скотт обращался с ним. Они молчали, стоя вот так, и Стайлз не решался оглянуться, чтобы посмотреть. — Ты сумел выбраться, Стайлз. Сумел предупредить меня, будучи одержимым. Ты обыграл его. — Скотт не понимал, он не знал всего. Он не знал, каких усилий Стайлзу стоило выбраться наружу и написать одно единственное сообщение, чтобы Скотт в нужный момент ему помог. Он не знал, сколько моральных сил пришлось приложить, чтобы предать того, кому Стайлз даже никогда не клялся в верности. — Я сделаю это, — тихо предупредил Скотт, и поднял запястье Стайлза к своим губам. Стайлз закрыл глаза и приготовился к боли.