***
— Я должен разобраться кое с чем. Вернусь через два дня. Обещаю. Он помнил лицо Нила: почти освободившееся от шрамов — остались лишь тёмные корочки, повлажневшие от слёз глаза цвета снега в океане, дрожащие потрескавшиеся губы и сдвинутые в немой мольбе тёмные брови… — Я тебе не верю. — покачал головой Эндрю. — И не надо. — кивнул ему Нил. — Не верь. Никому не верь. Просто… дождись меня, хорошо? — попросил Джостен, сжав его руки в своих. — Ты дождёшься меня, Эндрю? — Ты знаешь, что дождусь. — обреченно выдыхает Миньярд. — До встречи. — шепчет Нил, стараясь скрыть слёзы. Он притягивает Миньярда к себе и крепко стискивает в объятиях. Эндрю не может заставить себя поднять руки, чтобы обхватить спину Нила, обнимая его в ответ. Джостен прижимается губами к его шее, оставляя прощальный поцелуй. У Миньярда вырывается хрипящий стон. — Никому не верь. — шепчет Нил ему на ухо и разрывает объятия. Эндрю хватает его запястье и стискивает дрожащими пальцами. — Нет… — шепчет он и качает головой. — Не уходи. — Я вернусь. — шелестит Нил. — Два дня, Дрю. — Нет. — отчаянно всхлипывает Миньярд, качая головой. — Останься. Нил мягко обнимает ладонями его щёки. — Я должен уехать. Два дня, Эндрю. Сорок восемь часов, и мы снова увидимся. — Джостен подаётся к нему, соприкасаясь лбом и носом с Миньярдом. — Да или нет, Эндрю, чтобы поцеловать тебя? — Да. — выдыхает Эндрю ему в губы. Джостен целует его — жарко, глубоко, отчаянно. Он всхлипывает Миньярду в рот, заглушая боль злым поцелуем, отстраняется. — Нил… — В конце всё обязательно будет хорошо. Если ещё не хорошо, значит, это — не конец. Прощай. Он спускается по ступеням и забирается на заднее сиденье легковушки пепельного оттенка. Нил прижимает ладонь к стеклу, — пальцы у него отказываются выпрямляться, — царапает его ногтями. Эндрю запрокидывает голову, чтобы слёзы вкатились обратно. Небо сегодня застлано тонкими серыми облаками. Быть дождю. Эндрю ненавидел дождь. Он ненавидел всё без Нила…***
Эндрю с силой бьёт ложкой по ненавистной каше, которая пружинит, подкидывая её, и частички овсянки разлетаются в разные стороны, попадая в тарелку Кевина и тому под глаз. — Мне не надо пробовать, чтобы сказать, что ты — херовый повар. — Иди на хуй. — отозвался Дэй, тыкая в Миньярда ложкой. Эндрю бьёт его по руке, выбивая «оружие». Ложка взмывает вверх, Миньярд провожает её скучающим взглядом. Кевин обзывает его заковыристым французским ругательством и салфеткой стирает кашу с лица, приглушенно чертыхаясь. На несколько минут кухня погружается в гробовую тишину. Затем Эндрю слышит приглушенный стук в дверь — такой, словно неизвестный сомневается, хочет ли быть услышанным. Ники здоровается с кем-то и делает жест в сторону кухни, произнося: «Они там». Через десять секунд объявляется мрачная Даниэль Уайлдс. — У меня плохие новости. — Хуже, чем каша Кевина? — саркастично парирует Миньярд, впервые заговорив с ней. — Очень сомневаюсь. Вязкое ощущение подступающих тревог душит. Эндрю становится трудно дышать. Нил обещал вернуться через сорок восемь часов. Прошло уже более ста двенадцати. Значит ли это, что он переоценил свои силы? Значит ли это, что он влип? Значит ли это, что спасать его… — Нил… он… Эндрю мгновенно подрывается, переворачивая стул, округлившиеся янтарные глаза устремляются в нетронутую тарелку с гадко-серым варевом. — Что с ним? — глухо спрашивает Миньярд.***
Это было громом среди ясного неба. Он не поверил, конечно. Эндрю не мог поверить. Как в такое вообще можно поверить?.. — Несчастный случай. — прошелестел всхлипывающий голосок. Эндрю не поверил. Нил был осторожным, он не мог «просто упасть». Пусть он был пьян, пусть был накачан… он не стал бы подходить к краю, не стал бы обнимать руками перила и, перевесившись через них, глядеть на тёмную воду. Нил Джостен был вменяемым даже когда находился под кайфом. Кому, как не Эндрю, знать это. — Подозрение на самоубийство. Тоже враньё. Нил Джостен, которого он знал, любил жизнь. Он не хотел умирать. После всего, что он пережил, всё наконец стало налаживаться. У них всё было хорошо. Нил не стал бы совершать самоубийство. Их «ничего» только-только вышло на новый уровень доверия, на котором Эндрю не подрывается с кровати весь в холодном поту всякий раз, как Нил ворочается во сне. Он не стал бы обещать, что вернётся, если бы правда хотел покончить с собой.***
Эндрю стоял у железного стола, вытянув руку над укрытым белой тканью телом. Стена за его спиной была в ячейках с номерами — там лежали трупы, ожидавшие вскрытия или опознания. Квадратная дверца с номером 22487 сейчас была открыта. Но не потому что труп ожил, сбежал и сейчас бродит где-то, пугая людей синюшной кожей, пулей в башке или следами удушения на шее, а потому что сейчас он лежал на столе перед Эндрю и ждал опознания. Кисть дрожала. Он не мог заставить себя стянуть ткань с лица трупа — это было бы слишком для него. Кевин тронул Миньярда за плечо, заставив вздрогнуть. — Хочешь, я это сделаю? — шепотом спросил он. Кевин плакал, потому что Нил был его лучшим другом, человеком, который действительно понимал его, человеком, которому доверял. Плакал, потому что был уверен, что ошибки быть не может. — Тебе необязательно быть здесь, ты же знаешь. Наших с Дэн слов будет достаточно. Рука над простынёй сжалась в кулак, и Кевин Дэй заткнулся, но не отпустил плечо Эндрю. — Я хочу, чтобы ты съебался на хуй, Дэй. — прорычал Эндрю, брезгливо сбрасывая его кисть, словно та была пауком. Когда дверь за Кевином закрылась, Миньярд долго стоял, держа руки по швам — не мог найти в себе силы, чтобы совершить одно небольшое движение — откинуть простыню и убедиться в том, что тело, скрытое под ней, принадлежит кому угодно, но никак не его Нилу Джостену. Со свистом набрав воздуха в грудь, Эндрю протягивает руку и оголяет правую кисть трупа. Кожа на ней испещрена заживающими порезами. У многих могут быть такие шрамы, — убеждает себя Миньярд, — если он был садовником, имел кошек или доставал бейсбольный мяч из розовых кустов, мог поцарапаться. — Он медлит минуту, облизывает пересохшие губы и подтягивает простыню повыше, открывая запястье: кожа исполосована тонкими порезами охотничьего ножа. — У кого угодно могут быть такие шрамы, — думает Эндрю, чувствуя грызущего сердце червячка страха, но не может придумать ситуацию, в которой человек под простынёй мог получить их. Он оголяет предплечье. Округлые ожоги от прикуривателя, резаные раны — недавние, им не более месяца. Он знал каждый. Каждый шрам был ему знаком. Каждый был обласкан им не один раз и даже не два. Каждый шрам и ожог он целовал и гладил подушечками пальцев, каждый обводил языком, вызывая дрожь в горячем теле и срывая с губ нетерпеливые порочные стоны. Каждый он любил… Но есть среди них новички — по прикидкам Эндрю, их нанесли в тот промежуток времени, когда его не было рядом с Нилом… Пальцы проникли в раскрытую ладонь, ощупали её. Эндрю почувствовал на коже странную вмятину, перевернул руку трупа и увидел след от ключа, вдавленного в кожу. Не узнать его он просто не мог. Ключ от дома. Ключ от сердца Эндрю. Символ их привязанности и безоговорочного доверия. Они помнили каждую бороздку, каждую точку-вмятину. Помнили их порядок, их чередование. Могли безошибочно нарисовать ключ даже с закрытыми глазами. Нил держал его в своей ладони, когда умирал. Он не отпускал его, не отпускал Эндрю, не отпускал их «ничего». Нил Джостен отчаянно боролся, хватался за жизнь, за воспоминания, чувства, как утопающий — за соломинку. Миньярд погладил его ладонь, очертив вмятину от ключа. Его пальцы переплелись с холодными и мёртвыми. Эндрю сжал бледно-серую руку Нила, огладил подушечкой пальца тыльную сторону кисти, поднёс её к губам и поцеловал, прикрывая глаза и представляя кожу под губами тёплой и живой. На мгновение ему показалось, что под его губами забилась голубая венка, а кожа действительно согрелась. Эндрю распахнул глаза и откинул простынь с лица. — Нил, — позвал он, на секунду поверив, что тот может быть жив… Дрожащие пальцы огладили холодные, но ещё мягкие, не задеревеневшие щёки. — Ты не изменился. — прошептал Эндрю, не пытаясь стереть слёзы. — Ты всё тот же лис. И улыбка у тебя та же — насмешливая и упрямая. Теперь они тебя не достанут. — произносит он сквозь рыдания. — Теперь никто не сделает тебе больно. — пальцы зарываются в рыжие волосы — всё такие же мягкие, но испачканные грязью, пропитанные запахом реки и тины. — Тебе никто не навредит, упрямый ты ублюдок. Ты добился своего. Эндрю падает на колени, утыкается носом во влажные волосы. Он всё ещё чувствует их тонкий яблочный запах — запах Нила. Он целует щёки, изрезанные охотничьим ножом Нейтана Веснински. Целует шею с багровыми пятнами синяков, оставленными пальцами Балтиморского Мясника. Он прижимается губами к губам Нила и чувствует во рту Джостена вкус речной воды, а на его зубах — песок. Миньярд спускает белую простынь до стройных бёдер, к которым тесно прижимался на их с Мэттом кухне, припадает губами к избитой груди с кратерами пулевых ранений, с царапинами от крюка для мяса, с колотыми ранами от короткого ножа. Он целует порезы на его руках, загрязнённые речным илом. Эндрю забирается на стол, ложится слева от Нила и обнимает его поперёк груди. Левая ладонь лежит на солнечном сплетении. Миньярд уверен, что чувствует биение родного сердца, но это невозможно. Нил Джостен мёртв. — Но я чувствую твоё сердце… В помещение входит Ваймак. Увидев, чем занят Миньярд, он замирает у двери, отводит взгляд, чтобы не смущать блондина. — Нам пора. — Нет. — отрезает Эндрю, теснее прижимаясь к холодному телу. — Эндрю, им нужно провести вскрытие. — Подождут. — Проваливайте. — рявкнул грубый голос. Ваймак обернулся; в морг зашли двое: полицейский и судмедэксперт. Коп сунул большие пальцы за ремень форменных брюк, принимая доминирующую позу, док подошёл к столу и смерил притихшего Эндрю нетерпеливым взглядом, Ваймак остался стоять в дверном проёме, сложив руки на груди и стараясь сохранить суровость на лице. — Живо! Эндрю не шелохнулся. Полицейский сделал предупреждающий шаг к столу, но не произвёл на Дрю никакого впечатления. Миньярд оскалился, глухо зарычал и обвил левой ногой прикрытые простынёй бедра Нила. — Достаточно. — взмахнул рукой Ваймак. — Мы уходим. — Нет. — отрезал Эндрю. — Кевин. — позвал Ваймак. Дэй, оставшийся в коридоре, зашёл в помещение. Тренер коротко кивнул в сторону Миньярда. Дэй тяжело вздохнул и подошёл к столу вместе с ним. Снова скользнув взглядом по мертвенно-серому телу Нила Джостена, Кевин судорожно втянул в себя воздух и всхлипнул. Эндрю так тесно прижался к телу Джостена, что, казалось, они стали сиамскими близнецами с общим боком и брюхом. Ваймак стиснул правую руку Эндрю, Кевин, пытаясь не зареветь, — левую. Они отлепили сопротивляющегося и матерящегося Миньярда от мертвого тела и, стащив со стола, поволокли к дверям. — Пустите! — кричал Эндрю, отчаянно вырываясь. — Дэй, грёбаный предатель, я убью тебя! — он дергался и извивался, упирался ногами, тянул их в другую сторону, едва не сворачивая шею, ведь не отводил взгляда от холодного стола для вскрытий и тела Нила Абрама Джостена, лежащего на нём. Судмедэксперт подошёл к столу. — Нил! — Эндрю с силой рванул запястье из пальцев Кевина, и тот рухнул на пол. Высвободиться из рук Ваймака ему не удалось. Тренер рванул его к себе, заломил руки за спину и прижал грудью к стене. — Эндрю, хватит. — в шепоте слышались горькие слёзы. — Нил! Тренер, пустите меня! — Прекрати. — Его сердце бьётся! — Эндрю вывернулся из крепких рук и гаркнул это тренеру в лицо. — НИЛ УМЕР! — выкрикнул Ваймак, хватая его за грудки и с силой толкая в стену. — УМЕР, ПОНИМАЕШЬ ТЫ?! ОН МЁРТВ! Миньярд дёрнулся, словно ему отвесили пощёчину. Ваймак схватил его за шкирку и поволок к выходу. — Дайте мне попрощаться! — закричал Эндрю. — НИЛ! Его крик разносился по коридорам морга, выложенным зеленым и белым кафелем. Его слышали все и не слышал никто. По щекам безостановочно текли слёзы. Эндрю рвался из рук тренера, пока не услышал жужжание пневматической дисковой пилы и не увидел через уменьшающуюся щель плавно закрывающихся дверей как диск рассёк Нилу грудь и на белый халат судмедэксперта брызнула алая кровь…