IN FLAME

      В королевских покоях шторы были наглухо задернуты, а жарко натопленный камин оказался единственным источником света в спальне Хелейны Таргариен.       — Они опустошали! Они вырезали! Они захватывали под ложным предлогом, и все это восхвалялось, как создание империи, пока не осталось ничего, кроме пустынь... И они назвали это миром!       Хелейна кричала Алис в лицо, пока Эймонд и Алисента пытались успокоить дочь. Смерть сына оставила на хрупкой Зеленой королеве свой отпечаток безумия: ясные глаза её теперь полнились слезами, губы покрылись сухой коркой, а волосы лежали в беспорядочном переплетении длинных кос. Девушка сама заплетала их себе, безотчетно перебирая пальцами пряди, пока мысли её витали где-то далеко.       Но вот стоило только Алис зайти в её покои, принести успокаивающий отвар, приготовленный ей совместно с Герардисом, как Хелейна оживилась, быстрым движением отбросила покрывала и бросилась к гостье. Никто даже не успел опомниться, а среброволосая королева уже вцепилась мёртвой хваткой в плечи Алис и с губ её полились странные, фантасмагоричные речи.       — Серая птица, чёрные крылья... — королева приблизила своё лицо, настойчиво стараясь поймать взгляд Алис, и, осознав, что та её не понимает, повторила вкрадчивым шёпотом. — За ней идет безрукий, он накрывает своей тенью драконов... Накрывает тенью город. Покойник в цепях ждёт нас, твоя рука висит над ним...       Хелейна занесла над Алис руку и ударила кулаком в грудь. Не больно, скорее, как в балаганной пьеске, когда герою надобно показать смертельный удар противнику.       — Падают, падают... Падают отцовские узы! Падают на дно! Они тонут!       Эймонд вовремя успел перехватить запястье сестры, чтобы та не ударила сильнее и не опрокинула кипяток на себя или Алис. Хелейна дёрнулась, стараясь избежать прикосновений, но тут же поняла, что это бесполезно. Алисента прижала голову дочери к груди, желая успокоить, но на самом деле вызывая только ещё большее отторжение в душе Хелейны. Ей пришлось смириться и с объятиями матери, и с оравой служанок, заботливо вернувших её в постель.       — Поспите, моя королева, — баюкали они, впихивая бледную, почти прозрачную, девушку в кокон из одеял и подушек.       Алис видела, как та пытается увернуться от их назойливой заботы, от их вездесущих рук. Хелейне было бы легче остаться одной, окружить себя глухой тишиной, но Алисента ни в какую не желала покидать дочь.       — Она не в себе, — тихо объяснил Эймонд, забирая из рук Алис маленький чайничек и мимолетом касаясь её пальца чуть дольше, чем требовалось. Эти касания — все, что они оба могли себе позволить в присутствии других людей.       Рейнира вряд ли оценила бы этот союз. Алисента и подавно ужаснулась бы тому, что её сын, такой славный и добродетельный, предпочёл сойтись с ведьмой-отравительницей без отца и матери, непонятно откуда пришедшей. Сегодня они похоронили двух принцев — не лучшее время для скандальных признаний.       — О нет, Ваша Светлость, — так же шёпотом ответила Алис. — Она прекрасно понимает, о чем говорит, вот только мы её услышать не можем. У вашей сестры мудрости хватит на половину Вестероса.       — Она не спала больше суток, — возразил Эймонд, с горечью поглядывая в сторону сестры.       Сам принц тоже спал не больше трёх часов, однако с первыми лучами солнца немедленно поднялся с постели. Мысли его были заняты всего одной женщиной, и это была не Алис. Та Молчаливая сестра, что сидела в каменном мешке королевских тюрем, связанная по рукам и ногам и ожидавшая, пока за ней явится палач. Палача она и получит. Но только после того, как принц Эймонд и леди-ведьма потолкуют с ней наедине.       Алис подошла к столу вслед за Эймондом и налила в крошечную чашку немного желтоватого отвара, отчего по комнате тут же разлился терпковатый запах древесной коры.       — А Рейнира до сих пор не пришла в себя после того, как подействовало маковое молоко. Спит так, что сама на покойницу похожа... — начала было она, но принц не позволил ей договорить.       — Мне все равно. Круг лиц, до которых мне есть дело, весьма узок. Твоя королева в него не входит.       — Как видимо, и понятие вежливости не входит в круг твоих достоинств, — тем же отстраненным тоном, заметила Алис. — Мёд?       Оба одновременно потянулись к небольшой округлой пиале, в которую догадливый мейстер Герардис налил прозрачный липовый мед. Эймонд сам отмерил нужное количество и окунул ложку в напиток, надеясь, что отвар покажется Хелейне чуть менее горьким. Это, пожалуй, все, чем он может помочь сестре сейчас.       Оба торопились, но показывать своё нетерпение перед скорбящим не желали, потому движения их были нарочито медленными, выверенными, и оттого ещё медленнее. Эймонд не желал демонстрировать матери, что мысленно он уже стоит в пыточной, и что лучшее утешение для мужчины — это месть. А Алис полагала, что ей запретят и близко приближаться к узнице, едва только узнают о намерениях. Редким женщинам позволялось вести допрос. Пожалуй, даже всего одной — Тианне при дворе Мейгора.       — Мы так до зимы простоим, — вздохнула Алис, когда принц плавно, как во сне, отложил ложечку.       — Уйдем через минуту, — заверил Эймонд, поддевая маленькую чашу двумя пальцами снизу, чтобы сестре было удобнее взять её в руки.       Пока Хелейну уговаривают пригубить успокаивающий отвар, пока девушка нехотя делает несколько крошечных глоточков, пока Алисента взбивает высокие подушки, королевская фрейлина явственно ощущает себя тут чужой. Никому нет дела до того, как там Рейнира и её сыновья. В этих покоях отныне отдельных мирок, сосредоточенный только на нуждах Зелёной королевы.       — Пора.       Одним словом принц пробуждает Алис, отгоняя тоскливые мысли. Эймонд уже было потянулся взять её под локоть, но в последний момент отдернул руку, ощущая на себе зоркий материнский взгляд. Ему казалось, что Алисента обо всём догадывается и просто ищет удобный момент, чтобы поставить выбор Эймонда ему в упрёк. Не лучший момент для новых открытий, так что оба выходят из покоев на подчёркнутом расстоянии друг от друг.       Алис считала каждый шаг до двери, желая поскорее покинуть это сонное царство. Почти у самого выхода, она обернулась, сама не понимая для чего, и Хелейна тут же ухватилась за эту соломинку. Девушка вырвала свою руку из рук матери:       — Раз, два, три, четыре... — она пружинисто отгибала пальцы после каждой произнесённой цифры. — Тебя помнит Рея Ройс.       Каков удар! Прямо в цель.       Двадцать три года Алис не возвращалась к той, первой своей ошибке, после которой их с Деймоном едва не обвинили в убийстве, и вот, поглядите-ка.. Прошлое идёт за ней по пятам, сколько бы имён она не сменила.       Девушка сделала вид, что не понимает, о ком идёт речь. Спокойно поклонилась и выскользнула за дверь вслед за Эймондом, прекрасно осознавая, что сегодня на ней появится ещё одно клеймо убийцы.

***

      На первом ярусе королевской тюрьмы их уже поджидал тюремщик. Мужчина был высоким, с седеющей бородкой и блестящей, идеально гладкой лысиной, лицом напоминавший скорее добродушного хозяина таверны, нежели сурового стражника.       — Миледи, какая честь! — он первый поприветствовал своих благородных гостей, припав губами к руке Алис. — Денёк-то какой, да? Самое время спрятаться от дождичка!       Эймонд смерил его презрительным взглядом так, что улыбка на мгновение пропала с приветливой физиономии мужчины. Но тут же тюремщик спохватился, втолкнул входную дверь, пропуская принца в подземелье, а затем широким жестом пригласил войти и Алис. Та слегка поклонилась в ответ.       Тюрьмы вообще не отличались гостеприимством. Кто захочет попасть в подземелья, где свет льётся только из крошечных окон над потолком? Но второй ярус показался Алис менее приятным, пусть даже и отстраивался для знатных пленников. За одной из решёток, в самом углу, сидел септон Юстас, схваченный прямо на коронации и до сих пор прибывающий в парадном облачении.       Там было теплее, свет факелов освещал одиночные камеры, а пахло свежей соломой и влажной землёй. Но все же было нечто угнетающее в этом закрытом пространстве… Слишком тихо, как будто и нет вовсе замка над ними, не ходят сотни придворных по оживлённым садам и коридорам. Точь в точь, как в недрах корабельного трюма. Эймонд заметил, как её передёрнуло от давних воспоминаний, и решил видимо, что Алис передумала. Он остановился, преграждая ей дорогу, заслоняя путь вниз собственным телом:       — Если не уверена, то лучше иди обратно. Я не горю желанием оказаться в твоих глазах монстром, но отступать тоже не намерен. Жалости во мне нет.       Алис мрачно посмотрела на него, выпрямила спину, не желая выглядеть чувствительной дамой, при первой же возможности грохающейся в обморок:       — Во мне жалости тоже нет. Ты монстр, а я, вроде как, королевская фрейлина. И что из этого страшнее, зависит только от интонации.       Эймонд прищурил глаз, пытаясь высмотреть в лице девушки хоть каплю сомнений. Что бы она ни говорила, Алис — женщина. И сердце у неё мягкое, как масло, а если пленница это заметит, то начнёт просить её о милосердии. И Алис заступится. Вот только милосердие никогда не являлось сильной стороной Эймонда Таргариена. Впоследствии, он никогда не забудет то перевоплощение, которое произошло прямо на его глазах…       — Идём, — поторопила его Алис, а затем добавила уже громче, чтобы септон Юстас наверняка тоже услышал. — Если вырвем язык девчонке прежде, чем заставим говорить, то в запасе есть ещё один претендент.       Это не было правдой. Никто не позволил бы ей покушаться на жизнь старого септона, который уже рассказал всё, что мог. Но Алис сочла, что нужно нажать на все рычаги, пусть даже такие дешёвые и очевидные, как запугивание.       На третьем ярусе располагались каменные мешки, похожие больше не хилые высохшие колодцы. Она заглянула в один из них просто ради любопытства, чтобы понимать, чего избежала, когда ускользнула из Королевской Гавани после смерти короля Визериса. Уж Отто Хайтауэр не упустил бы случая засунуть её туда.       — Это творение Мейгора Жестокого, — заметив её интерес, объяснил тюремщик. — Сколько народу там перемерло!       — Восхищаетесь или осуждаете? — уточнила Алис.       — Леди, эта тюрьма меня кормит, —радостно улыбнулся мужчина, засунув за пояс большие пальцы рук. — Чем больше ярусов, тем больше медяков мне платят из казны.       «Ну, тут и не поспоришь» — подумала девушка, спускаясь ещё ниже в подземелье, там, где располагалась пыточная.       Эймонд шёл последним, держа на весу широкий факел и готовясь в любую секунду перехватить Алис, если вдруг та споткнется на узкой лестнице. Волнения принц не выказывал, лишь заглядывался по сторонам, рассматривая выщербленные стены и низкий, отчего-то влажный, потолок. Когда он случайно коснулся стены плечом, на его кожаном дублете остался мокрый след.       Сама пыточная была довольно маленькой, с узкими полками для разнообразных молотков, щипцов и ножниц. Все разных размеров: от крошечных, которыми, должно быть, ломали зубы, до огромных и тяжёлых, которыми Алис не то, что воспользоваться не смогла, она бы даже подняла их с трудом.       Эймонд пробежался взглядом по инструментам, легконько провёл по ним пальцами, точно примеряясь, взвесил в руке «кошачий коготь», изучил механизм «башмаков с шипами». Затем подошёл к толстой верёвке с хитрыми переплетениями узлов, продернутой через металлическое кольцо на потолке.       Алис усмехнулась — такие приспособления она уже видела в борделях... Вот только сейчас это была не игрушка для возбуждения богатеньких щеглов, а настоящая дыба.       Холодно здесь не было, скорее наоборот, тепло распространялось по всей темнице от небольшой жаровни в самом углу и от шести факелов, расставленных вдоль стен. Ещё немного и станет невыносимо душно, воздух раскалится до предела, комната наполнится вонью человеческого ужаса.       Девушка отступила поближе к стене, занимая привычную роль молчаливого наблюдателя. В своём чёрном платье она практически затерялась в комнатушке, слившись с тенями. На бескровной коже её играли блики, отбрасываемые жаровней, отчего лицо приобрело какое-то жуткое выражение, точно из страшных древних легенд. Чёрные глаза стали похожи на глубокие омуты.       — Ну-с! — воодушевленно хлопнул в ладоши тюремщик, решив, что самое время развеять гнетущую атмосферу. — Все готово, чистенько, прибрано. Инструментики смазал, там щипцы только немного скололись, ну да это ничего, так ведь, милорды?       Женщина, бывшая некогда Молчаливой сестрой, вдруг подняла голову и улыбнулась широкой, безумной улыбкой. Все это время изменница стояла прикованной к двум деревянным балкам, слушая, как рассуждают об уготованной ей судьбе. Она повисла на цепях, свесив голову на грудь и глядя на вошедших исподлобья.       У дверей стояли четверо стражников в чёрной, непривычно простой форме. Из оружия при них были только пики, да и те больше для порядка, нежели для защиты. Пыточных дел мастера. Редкие, практически ненужные должности, особенно при мирном правлении последнего монарха.       Пропустив своего принца и леди первыми, они шагнули следом, тут же плотно прикрывая за собой дверь.       — Стойте, стойте! — испуганно заголосил тюремщик. — Я выйду, потом начнёте!       Высокий, мускулистый на вид проводник, вмиг растерял всю свою уверенность и ловкой змейкой шмыгнул обратно на лестницу. Алис усмехнулась, заметив испуганное выражение на его широком морщинистом лице. Пытки, по всей вероятности, в его обязанности не входили.       Едва только закрылась дверь, как один из «чёрных мастеров» шагнул к полкам, легко подкинул в руке серпообразный маленький нож и выжидающе обернулся к Эймонду.       Принц догадался, что от него ждут дальнейших распоряжений. Он сцепил руки за спиной и медленно выдохнул:       — Два.       — А как же вопросы? — ехидно уточнила рыжеволосая женщина, вновь расплываясь в улыбке. В речи её явственно слышала иноземный акцент.       — Два, — повторил Эймонд, и на этот раз приказ его исполнили без промедления.       Послышался хруст, точно от порванного пергамента, короткий женский рык и вот уже в руках палача лежали два окровавленных ногтя.       — Начнём с простого, — сообщил Эймонд, глядя на пленницу. — Откуда ты?       — Поим'ей себ'я в зад. — выдохнула та сквозь зубы.       — Два, — скомандовал Эймонд и процедура повторилась.       Алис удивилась чужеродности ее выговора. Гласные тянулись слишком долго, неизменно пропадая в гортани, ударения расставлены невпопад, будто бы женщина пыталась говорить на всеобщем по правилам диалекта. Подстраивая интонацию под валлирийское звучание. За долгие годы она забыла свой родной язык, а вот новый так и не освоила.       Когда ответа не последовало, Эймонд терпеливо выждал несколько мгновений, а затем повысил ставки:       — Четыре.       Алис машинально сжала руки в кулаки, пряча свои собственные ногти от маленького серпа, сверкающего в свете факелов. Ей захотелось отвернуться, все инстинкты внутри кричали, что живое существо подобной боли не заслуживает, но тут же Алис вспомнила Джоффри. Малыша, которого она сама принимала у Рейниры, а затем рассказывала ему небылицы про Пестрые горы. Мальчика, чье тело она лицезрела сегодня утром, закутанное в белый саван и пропитанное погребальными маслами. Смерть обезличила его, превратила в восковую куклу.       Желание мести вновь взяло верх, когда девушка вспомнила, как они вдвоём летели в Королевскую Гавань на драконах, визжа от восторга и рассекая густые облака. Детский смех все ещё звучал в её ушах. С холодной ясностью Алис поняла, что ненависть в её сердце перевешивает сострадание. И всегда будет перевешивать.       — Тирош! — звонко выкрикнула женщина, после того как стражник в очередной раз направил на неё серп. —Йа из Тироша, одноглассый выродок!       — Очень хорошо, — похвалил Эймонд, пропуская последние слова пленницы мимо ушей. Ни одно оскорбление не смогло бы отвлечь его в эту минуту. — У тебя осталось ещё двенадцать ногтей, советую отвечать с большим энтузиазмом, потому что затем придёт время фаланг. Как давно Тирош планировал нападение?       Прежде, чем рыжеволосая женщина ответила, у нее вырвали ещё четыре ногтя. На пол дробно закапала кровь, стекая по запястьям и локтям тирошийки, прочерчивая неровные полосы на белой, почти голубой от недостатка солнца, коже.       — Много л'ет назат, — прошептала та, дыша глубоко и быстро, точно пробежала много миль. — Почт'й двадцать… После того, как ваш Пороч'шный принс забрал наши Ступени…       — Для чего вынашивать этот план столько лет? Какова цель?       — Можешь всье пальцы мне обломать, последыш! — внезапно захихикала женщина. — Йа готова к смерти, йа готова к мучениям. Меня теб'е не сломать!       «Спроси про короля» — мысленно посоветовала Алис, и Эймонд словно услышал её. Лицо принца заострилось пуще прежнего, он не выказывал ни единого своего чувства, продолжая задавать вопросы с той же спокойной уверенностью.       — Это вы отравили моего отца, короля Визериса?       Девка только набрала в рот побольше слюны и плюнула, что есть сил, ему под ноги. Плевок до принца не долетел, но вот стражнику повезло меньше. Мужчина в чёрной форме с любопытством оглядел вязкую слюну, стекающую по манжету, раздосадованно вздохнул и вытер руку о серые лохмотья пленницы.       Ещё прежде, чем Эймонд отдал приказ, стражник уже знал, что нужно делать. Раз отсутствие ногтей эту тварь не пугает, посмотрим, что она скажет, когда лишится пальцев.       — Снимите с неё туфли, — скомандовал принц, пока дознаватель перебирал инструменты в поисках добротного увесистого... молотка.       Алис заметила, как участилось у Эймонда дыхание, да и сама она почувствовала, как её замутило от предстоящей сцены.       Один сильный меткий удар, и кости треснули, как сухие ветки. Женщина выгнулась дугой, сжала зубы так, что едва не откусила себе язык, а затем обмякла на цепях. Сколько бы не уверяла тирошийка, что готова принять любую боль, но тело её не соглашалось с разумом. Когда та придёт в себя, то волей-неволей захочет избежать дальнейшего допроса, а значит, начнёт говорить.       Но поистине многие недооценивают тирошийскую упрямость. Молчаливая сестра годами взращивала в себе фантастическую верность своей родине, а аскетичный образ жизни только закалил её дух.       Когда её привели в чувство, вылив ведро ледяной воды на голову, женщина проморгалась, уняла дрожь, сотрясавшую её искалеченное тело, а затем оскалилась:       — Давай и вторую, допрый мал'чик! Я люблю симметрию.       И Эймонд не заставил бы себя долго упрашивать! Алис уже видела, как принц открыл было рот, готовый отдать приказ раздробить и правую ступню гадины, но тут девушка впервые подала голос из своего теневого укрытия:       — Подожди, — мягко спросила она, склонив голову на бок. Молоток завис в воздухе, тирошийка зажмурилась в ожидании неминуемого, а Эймонд слегка повернул голову, всматриваясь в чёрные провалы глаз своей любовницы. — Позволь я задам вопрос.       Она хотела сказать ему, что не стоит так быстро переходить к конечностям, начать стоит с менее фатальных увечий, иначе сердце женщины может не выдержать. Она умрёт прежде, чем выскажет хоть что-то полезное. Но предупредить об этом вслух означало бы помешать своему собственному плану. Алис придётся отыграть роль до конца, а Эймонду придётся согласиться с ролью ведомого.       — Оставьте нас, — попросила Алис, плавно ступая на свет и собственноручно забирая из рук стражника молот. — Добрые сиры, подождите нас да дверью.       Трое мужчин в чёрной форме удалились без лишних вопросов, задержавшись только чтобы вручить проржавевший ключ от оков пленницы. Та, в свою очередь, делала вид, что вовсе не удивлена и ни капли не боится, но Алис интуитивно почувствовала сомнения, закравшиеся той в голову. Они друг друга вспомнили. Встречались уже много лет назад, в тот день, когда на свет появился Джоффри Веларион.       Алис деловито убрала с лица женщины мокрые медные пряди, убеждаясь, что да — она не ошиблась, именно эта девка шарилась в её покоях.       — Узнала меня? — спросила она. — Мужчины привыкли к грубой силе, никакого изящества. Я могу предложить кое-что другое.       — Огнепокл'нница, — пропела тирошийка. — Йа бы выпила чаю, моджешь принести.       Эймонд усмехнулся подобной самоуверенности. В иной день Алис не преминула бы ответить колкостью на колкость, но сейчас лишь терпеливо кивнула:       — А ты кому поклоняешься? Творцу узоров, своей родине или своей семье? Как должно мучительно покинуть Тирош и поселится в чужом краю, в унылой Септе. Провести остаток жизни в молчании... На такое способны только самоотверженные люди. Столпы вольного города, на которых и держится Тирош со времён независимости. Дай угадаю, ты — дочь из купеческой семьи, так?       Алис сделала вид, что задумалась, рассматривая кровавые подтеки на железных цепях.       — Нет, не купеческая, — продолжила она рассуждать, в то время как пленница ощутимо напрягалась. — Купцы ни за что не пожертвовали бы таким ценным товаром, но вот Архонт... Нет, Архонт меняется, хотя власть остаётся. Ты из рода Турдосов, верно? Луизио Турдос — твой отец или дядя? Я немного путаюсь в родословных.       Женщина не ответила, лишь тёмно-синие глаза её забегали по камере. Алис, к собственному удивлению, поняла, что не ошиблась.       — Политический советник, как я помню. А после его смерти на ухо Архонту стал нашептывать его внук — Мариз Турдос. Милейший юноша, как мне сообщил верховный жрец Красного храма. Вы с ним похожи, знаешь? Надо полагать, перед своим изгнанием ты успела родить.       Это было правдой только отчасти. Да, мальчишка действительно занял пост политехнического советника, Алис узнала об этом совершенно случайно от почившего лорда Тарта, но внешность его и уж тем более родство она и предположить не могла. Хорошо, что врать она наловчилась сносно.       — Итак, сын. Теперь понятно, для кого ты стараешься, я ценю материнскую преданность...       — Ты врешь, мерцкая вьедьма! — с ненавистью выплюнула тирошийка. —Продолжай болтать св'ой сказки!       — У нас есть всего два варианта, милая. Первый, — Алис вскинула одну руку ладонью вверх. — Ты расскажешь нам все, что мы хотим узнать, а потом мы обменяем тебя на Корлиса Велариона. Знать за знать — выгодное предложение. Или. — тут она подняла вторую руку, точно демонстрируя весы.       — Я выжгу твои внутренности и ты умрешь.       — Убивай!       Другого ответа они и не ожидали, но Эймонд, который до сих пор не догадался о замысле своей любовницы, гневно поджал губы. Если Алис думала, что чем-то лучше простого каленого железа, то сильно ошибалась. Любой палач мог сделать такое же предложение, но Алис ещё не закончила:       — Ты думаешь, это случится один раз? Да брось… — по тону девушки было понятно, что ей скучно. — Ты ведь знаешь, какие слухи ходят за мной. Ты знаешь, на что способны жрецы Р'Глора. В Тироше ведь стоит храм, так вспомни, какие вещи в нём творятся.       — Ты слишком болтлива! — хохотнула пленница. — М'нье плеват, что вы там диелаете.       — Я сожгу твою печень, — пояснила Алис. — Сожгу твои легкие, а когда ты издохнешь, я подарю тебе Последний поцелуй и помолюсь Владыке. Мой бог милостив, он дарует тебе вторую жизнь. А потом третью. И четвёртую. И так будет продолжаться, пока ты не сломаешься и не начнёшь умолять меня отправить тебя к сыну. Начнем прямо сейчас.       Алис вдруг резко припечатала рыжую женщину ладонью в грудь и замерла, глядя прямо той в глаза. Спустя несколько мгновений послышалось шипение, как будто на раскаленную сковороду бросили кусок сала, а затем тирошийка взвыла, задергалась, пытаясь отстраниться от Красной ведьмы. Железные цепи загрохотали, когда та судорожно вцепилась в них ранеными пальцами, пытаясь разорвать звенья.       Алис с удовольствием втянула омерзительный сладковатый запах горелой плоти. Улыбнулась так, что у Эймонда зашевелились волоски на затылке. Странное чувство, похоже на то, которое он испытал в детстве при первом их разговоре, зарождалось внутри. Ему было жутко, хотелось уйти подальше от этой женщины и, в то же время, захотелось грубо смять её губы в поцелуе. Укусить до крови. Навсегда приковать к себе.       — А вот тут находится печень, — Алис оторвала руку от почерневшей груди пленницы и провела пальцем вниз. — Хочешь увидеть её? Сейчас покажу…       — Это мы отравили! — выпалила женщина, прежде чем второй ожог украсил её кожу. — Короля! Да, мы.       — А Лейну Веларион кто из вас отравил? — успел вставить Эймонд прежде, чем темницу наполнил счастливый девичий смех.       Алис Стронг радостно хлопнула в ладоши, озаряя улыбкой и принца, и тирошийку, и обоим показалось, что девушка слегка... Сумасшедшая. Нет, не слегка. Королевская фрейлина вдруг предстала перед ними совсем в ином свете, растеряв всю свою рассудительность и спокойствие.       — Только послушай, какой у неё чудесный голос, когда она не сквернословит! Скажи что нибудь ещё, моя дорогая!       Тирошийке впервые стало действительно страшно.       — Короля нучно было устран'ить... Когда дорнийская девчьонка соберёт армию, нам было велено дать смертельную дозу…       — Постой, постой! — прервала её Алис, изящно приложим пальчик к губам. — Мой спутник задал тебе вопрос. Давай обо всём по порядку.       — Мы н'е трогали Велиарионов!       — Она врет, — отрезал Эймонд и Алис весело закивала.       — Ты врешь.       Руки вновь накалились, оставляя отпечаток волдырей на бледной коже тирошийки.       — Прикаса н'е было! — взвизгнула женщина. — Только король! Её девка убила! Сестра или кто там…       — У Лейны Веларион был только брат, и он точно не травил сестру. — поцокала языком Алис, слегка наматывая прядь рыжих волос на палец и тут же сжигая их.       — Девка у н'ее в слугах ходила. С золотыми волосами…       Алис замерла, когда в голове наконец-то сложилась единая картина. Джулин сучка Вудман! Вот почему она оказалась под колпаком у Колченогого, вот почему никто не смог найти отравителя, вот что за леди покупала на рынках яды. Мышка-фрейлина — последняя, на кого могли пасть подозрения.       — Дальше, — тихо приказала она.       — Ты клянешься, что отправишь мен'я к сыну? — спросила тирошийка. Пот струился по её лбу, боль затмевала разум, но все же женщина отказывалась сдаваться.       — Клянусь Владыкой, что отправлю тебя к сыну. Почему Веларионы перешли на вашу сторону?       — У н'их не было выбора… Наш адмирал нашёл заложника. Дурак сам приехал в Лис, надеялся, ч'то там его н'е признают.       Эймонд и Алис переглянулись, не представляя, кого могла захватить Триархия, чтобы Корлис и Рейнис согласились на предательство короны.       — Что за заложник?       — Мал'енький морской конёк, — ухмыльнулась женщина. — Их сын.       Ведьма остолбенела, как громом поражённая, по лицу её разливалась смертельная бледность. День оказался богатым на потрясения, и Алис уже не была уверена, что хочет продолжить допрос и узнать ещё какую информацию. Ей уже хватило. В темнице резко стало жарко и душно. Настолько, что перед глазами заплясали яркие искры. Все чувства Алис обострились до предела, и за короткое мгновение, она отчетливо увидела, как над Рейнирой, Деймоном и их детьми нависла угроза. Женщина на троне, у которой нет ни одного законного наследника… Маленьких Визериса и Эйгона всю жизнь будут преследовать слухи о незаконнорождености, как это случилось и со старшими мальчиками. И хуже всего, что не она одна это слышала.       — Лейнор… мёртв, — спустя, кажется, целое столетие наконец произнёс принц, однако фраза прозвучала скорее как вопрос, а не как утверждение.       — Тогда Велиарионы прис'нали сыном кого-то другого. Кого-то, точь в точь, похожьего на Лиэйнора. Триархия воз'мьет ваш городишко, посадит на трон морских коньков и вс'е ваше королевство до скончания в'еков будет платить нам налог за мирную жизнь. Дорнийская шльюха расграбит вел'икие Дома и больше ни один ваш лорд не соберёт себе армию… Вас используют, как дойную корову.       — Наши драконы превратят вас и вашу армию в пепел, — заметил Эймонд. — Всадник Морского чуда... Кто он? Лейнор?       — Йа не знаю, кто этот мучщина… Знаю только, что он сам к нам пришёл.       Алис решила, что про Хью Молота она обязательно расскажет ему, лишь бы только добиться обещания держать рот на замке и не рассказывать Зелёным о воскресшем Лейноре Веларионе.             Девушка надеялась, что у принца хватит ума не мутить воду в недавно подписанном мирном соглашении. Пока что им хватает и прочих врагов.       — А чего хочет Алиандра Мартелл? Зачем вступила в Союз с Триархией?       — Шльюха жаждет славы... Мой отьец вливал в Дорн тонны золота, чтобы в нучный мом'ент она отрезала Корольевскую Гаавань от Штормовых и Сападных земель. Но вы ведь и сам'и неплохо справились, так веть? Расдробили земли, посеяли смуту… Мы только этого и ждали!       — Прекрасно, — отрезала Алис, жёстко прерывая поток яда, что сочился из уст тирошийки. — Последний вопрос: в городе есть ещё предатели? Кого вы успели впустить за ворота?       Чтобы получить ответ на это, Алис пришлось повторить всю процедуру прижигания. На этот раз чёрный отпечаток ладони остался на пухловатой шее женщины.       — Йесть... — прохрипела она, едва не теряя сознание. — Сатаились в городе, как крысы… Вам их тьеперь не найти... А я поньятия не имею, в какую задницу они забил'ись.       — Ну вот и отлично! — Алис обернулась к Эймонду. Взгляды их встретились, и можно было с уверенностью сказать, что поняли они друг друга без слов. Одна мысль на двоих.       Одноглазый принц достал из ножен валирийский кинжал.       — Ты покльялась м'не! — взвилась тирошийка, — Сказала, что обменяешь мен'я. У нас был уговор!       — Мариза Турдоса зарезал бордельный мальчишка. Ещё месяц назад, — с улыбкой пояснила Алис. — И сейчас ты отправишься к нему. Всё, как я и обещала.       Едва только она успела договорить, как Эймонд крутанул кинжал в пальцах, лезвие описало в воздухе полукруг, а затем пригвоздило женщину в деревянной балке, войдя ровно в ямку между ключицами. Та даже понять ничего не успела. Только вскрикнула, заметив, что остриё направлено на её горло, а затем зашлась кровавым кашлем.       Когда Эймонд потянул кинжал обратно, на лицо его брызнула алая кровь, оросив косой линией щеку и подбородок. Он отступил назад, встав плечом к плечу в Алис, и они ещё несколько минут наслаждались видом захлебывающейся тирошийской шпионки. Головы у обоих кружились, не то от нахлынувшего удовлетворения, не то от густой духоты, сердца гулко стучали о ребра.       Эймонду показалось, что он пьян до беспамятства, настолько яркими стали краски вокруг и смешались мысли.       Он не смог сдержать прежний порыв — жёстко ухватил Алис за подбородок, притягивая к себе и впиваясь поцелуем. Болезненным поцелуем на грани насилия. Оба скорее кусались, чем дарили удовольствие, но именно это сейчас им и нужно было. Никаких пауз, никаких перерывов, никакой передышки, их языки сталкиваются в таком бешеном ритме, что захватывает дух.       Алис была уверена, что ещё немного, и они вплавятся друг в друга, как жидкая сталь. Все нервы оказались словно оголены. Чувствительны настолько, что легчайшее касание, вибрация воздуха, вздох заставляли вздрагивать. Она до крови прикусила мягкую нижнюю губу принца, тут же слизывая выступившую кровь и размазывая остатки по их лицам.       Эймонд задыхался от желания взять ещё больше, углубить поцелуй, на который Алис отвечает с отчаянной страстью, вгрызаясь в его плоть с тихим стоном.       Они здесь одни… Никто их не увидит. Ещё несколько секунд, и он бы так и сделал, наплевав на то, что за дверью их слушают трое стражников, а возможно и тюремщик тоже… Ещё несколько секунд, и он взял бы Алис, как того требовало его тело. Но прерваться их заставили три требовательных удара кулаком в дверь.       — Что?! — злобно прорычал принц, не выпуская девушку из объятий.       Какое-то время за дверью молчали — тюремщик гадал, а не поплатится ли он своей головой, если сейчас же не уберётся подальше. Но затем все же решился:       — Принц-консорт собирает Совет. Требует леди Алис к столу переговоров. Знаете... Поговаривают, будто мейстер Герардис объявил утром о приходе зимы…