С каждым что-то не так

В маленькой квартирке стоит оптимальная температура воздуха, идеальная влажность для свободного дыхания, затянувшаяся тишина, от которой за месяц съёмок Ли Джено даже отвык. Он сидит на диване перед телевизором, сжимает в ладони пульт, так и не решаясь. Мужчина смачивает языком пересохшие от напряжения губы, и всё же давит на большую красную кнопку. Экран моментально откликается на его команду, включает какое-то развлекательное шоу про айдолов, так что Ли некоторое время наблюдает за их играми и шутливыми спорами. Ему не смешно от их шуток, ему не интересны их песни. Он просто смотрит на людей, наблюдает их, угадывает обман и напряжение в скулах, ловит предупреждающие взгляды и чувствует взаимные шпильки. Ищет свою модель поведения, ищет образец, ищет типаж — просто ищет чего-то своего. Усредненного и понятного. Потому что в жизни Ли Джено до сих пор куча всякого непонятного происходит буквально каждый день. Мутный Ли Донхёк с засосами на шее, глазами навыкат и тремя стаканами кофе. И если кажется, что один — для друга На, а второй — для Джено, то нет: ассистент режиссера пьёт сразу три порции через три трубочки, параллельно беседуя с кем-то по телефону, посылая собеседника далеко и надолго, не стесняясь прохожих и укоризненного взгляда с трудом успевающего за ним Ли. Следующий мутный герой в жизни Джено — Ким Донён. Он нормальный, но… Он просто нормальный, чем и выбивается из всех этих актёров, режиссёров, продюсера и директора киностудии. Обычный дядька Ким Донён, который периодически притаскивает с собой дочку, занимает её, и девочка послушно отвлекает только свободных людей. Они слишком нормальные, слишком правильные. Даже как-то не верится. И сам На Джемин. Который смотрит. Не просто «смотрит», а наблюдает, отслеживает каждое движение Джено, всегда оказывается рядом. Так что Ли приходит к выводу, что этому человеку от него явно что-то нужно. Только вот — что? Совсем непонятно. Может, Джено бы и хотел отдать Джемину желаемое, но, не зная, разве он рискнёт предложить? Сделать этот шаг? Даже если любопытство снова и снова рвёт в клочья, Джено не сможет. Ему просто по-человечески страшно, и не уверенно. О какой уверенности может идти речь при таком взбалмошном коллективе? Вот Ли Джено и ищет что-то похожее у своих телевизионных коллег. Наблюдая за другими актёрами, мастерами по телевизору, Джено хочет найти что-то для себя: для себя, ставшего взрослым и — вроде как — зрелым уже. Но мало понимает. Ярко одетые люди, много смеха, мерцания синего экрана: смотреть шоу на хинди, не зная хинди, радоваться танцам, чтобы через пять минут узнать, что разыгрывалась сцена похорон — вот как оно ощущается для Джено. Джено уходит в интернет, где можно найти привычный ему текстовый формат интервью и новостей. Так много теряется, но какой-то смысл остаётся. Этот смысл надо подобрать и обработать под себя, чтобы не выглядеть «плохо», чтобы не вызывать дополнительных вопросов, чтобы сохранить достаточно честности и не вывалить случайно своё сердце на трибуну. В какой-то момент мозг начинает распухать от перегруза, так что Ли скатывается на пол: на полу как-то привычнее, уютнее. Так чувствуешь себя униженным, но будто свободным. Мужчина растягивается по ковру и разглядывает красивую люстру; она, действительно, любопытного дизайна: завитки и висюльки. Пылесборники, подумать только. Он, кстати, своего рода, тот же пылесборник. Такая же красивая люстра, которая… Которую откопали эти двое: Ли Донхёк и На Джемин. В последнее время вся жизнь Джено держится на этих двух, как на черепахах. А черепахи — до самого низа, и никого не подпускают, идут уверенно, тащат человека за собой, не спрашивая его мнения. У Ли есть какое-то своё мнение. Что-то подобное. Но прежде его мнения никто не спрашивал, а теперь Джено скинули с «домашкой», пожелали удачи и проследили, чтобы он заперся тут. Замечательное решение проблемы. Почему всё в его жизни решается таким простым образом? По крайней мере, у Джено есть время. Много времени, за которое он может узнать своего «врага» чуть лучше. Фыркнув, Ли возвращается к телевизору, с трудом справляется с включением поисковика, находит один из сериалов На Джемина, долго мнётся перед тем, как включить первую серию, но всё-таки нажимает на «play» и выпадает из мира на четыре серии. История повествует о людях будущего, которые давно живут на колонизированной планете, позабыв о разрушенной ядерной катастрофой Земле. В кадрах нет сложных декораций, многое показано набросками, ни куска компьютерной графики, но достойная картинка — идеальное воплощение теории Скрябина в кино*. Джено думает об этом слишком долго для того, чтобы начать волноваться. Все фильмы На Джемина успешны, узнаваемы, и сам он — личность неординарная. А значит, Ли Джено точно будет мелькать, о нём будут писать, просить интервью, его будут искать. Его будут хотеть. Прежнее спокойствие и желание расслабиться улетучиваются меньше, чем за секунду, мужчина подскакивает со своего места и кружит по комнате. Думает, много и сложными, тревожными конструкциями. У Джено сейчас нет ничего, кроме заячьего сердца, которое прежде было больше и крепче: вмещало в себя океан любви, было храбрым, делало своего хозяина настоящим человеком, делало его личностью интересной и сильной. Сейчас же от Ли остался маленький трусливый крольчонок, нуждающийся в помощи. Которая почему-то не решилась сказать ему хоть одно слово. Хотя бы одного слова было достаточно перед тем, как он заперся в своей квартирке, занимая себя «ящиком» третьи сутки подряд.        Но почему-то продюсер фильма долго смотрел на Ли Джено, и также долго молчал. Он выглядел шокированным, а потом просто сбежал от актёра к главному герою. Не зная, что теперь делать, Джено подошёл к единственному знакомому человеку в конференц-зале и спросил на ухо, чтобы казаться вежливым: — А что, если Сяоцзюнь просто молча ушёл? — Что, бля? — Донхёк поднял на него голову и очень пристально оглядел мягкий бежевый костюм своего подопечного, пренебрежительно хмыкнул, — Прям вот вообще — ни слова не сказал? — Да, — актёр пожал плечами. И Ли Донхёк отправился прояснять ситуацию, чтобы через пять минут вернуться и развести руками: — Он сказал, что ему нечего сказать тебе. Ты и сам разберёшься, что к чему. — Но я не знаю, что должен говорить, — растерялся тогда Джено, пытаясь ухватиться за последнюю свою соломинку. — А мне похуй, — ответила ему «соломинка», возвращаясь к планшету и переписке. Вот и поговорили. Продюсер Сяоцзюнь смолчал. Ли Донхёк забил. А Ли Джено остался один на один со своей проблемой. Которую как-то надо было решать.        Одно утешало: эта самая проблема была в сотню раз меньше другой проблемы Джено. / — Знаешь, дровосек после сруба узнаёт о возрасте дерева по кольцам, — Джемин сидит на полу под стеной, пока Донхёк мотыляется из стороны в сторону, что-то листая на рабочем планшете, — Хорошо, что люди — не деревья. Некоторым стоит считать год — за два. Кто-то в месяц теряет десять лет. — Тебя всё не отпускает твоя нимфа? — фыркает ассистент, замирая над режиссёром, — Есть предложение на работу. У них готов сценарий, весь стафф, есть финансирование, нужен режиссёр и актёры. Что скажешь? — Пусть вышлют сценарий, что за вопрос вообще? — хмыкает На, но тут же продолжает, — И всё же: дровосеки. Сначала срубил — потом узнал. Как тебе такая ирония? Может, ты только что погубил самое древнее дерево на планете? Уничтожил что-то ценное? И как ты себя чувствуешь после подобного? Это ощущается величием или скорбью? — Есть современные методы определения возраста деревьев, дебил, — не отвлекаясь от печатания. — Мне нужна другая аналогия, — фыркает Джемин, добавляя безутешное, — Блять. Завтра — последний день съёмок, дело станет за монтажом, обработкой звука, началом рекламной кампании. Будет много маленьких и бесполезных, но важных, энергозатратных дел. — Джем-а, — Джихё склоняется над Джемином, демонстрируя острые коленки в капроне, — Кажется, тебе стоит развеяться? Донхёк спешно ретируется. С некоторых пор он не лезет в маленькие эксперименты своего друга, а Джихё — одна из этих самых. Иногда Ли становится страшно от того, что творится в голове На, иногда он даже думает, что их секс на первом курсе был долгим сценарием этого уёбка, которому Донхёк по глупости последовал.        Донхёк даже не догадывается, насколько прав в своих предположениях. Джемин пишет сценарии. Всегда. Круглосуточно. Он думает ими, мыслит сценами, разгадывает героев, разбивает на щепки и наблюдает за горением каждой лучинки по отдельности, никогда не устраивая пожаров и не привлекая внимания. «Вся жизнь — игра, и все мы в ней актёры» — писал Шекспир, вроде как, если был такой человек**. Так или иначе, эта фраза настолько идеально описывает состояние На Джемина с его лет пятнадцати, что он уже не мыслит себя иначе, чем на постоянных съёмках, чем в разных ролях разным персонажем. И людей рядом он зовёт не иначе, как «персонажи», на всякую хуйню, происходящую с ним, Джемин реагирует лишь вскинув брови и наблюдая: а что будет дальше, а какие были первопричины, кому это надо было и что из этого можно сделать, чтобы получить красивый хэппи-энд, или болезненно-прекрасный бэд. Мужчина живёт музыкой, словами, смотрит сквозь и — вглубь. Но Джихё поблекла, потеряла свои цвета, музыку, её реплики стали пресными, типовыми, клишированными. Она неинтересная, сквозь неё теперь — прозрачно, на неё — нет смысла.        Поднявшись на ноги, На кивает: — Слушай, Джихё, прости, что так выходит, — мужчина прикрывает глаза — и без того знает, как она отреагирует, вплоть до слова, которое она сейчас скажет, не дав ему договорить. — Джем-а? Чёрт, Джемин же точно знал. Она не спросит: «Что?», не улыбнётся глупо, не испугается — он точно знал, что она назовёт его имя, моргнёт и стрельнёт глазками на Донхёка. — Джихё, пока мы не начали чего-то серьёзного, давай расстанемся? Он даже точно знает, что она растеряется. Не даст пощёчины, не расплачется, не обидится. Скучно. Пора выводить этого персонажа из своей жизни. С ней было интересно некоторое время, это был приятный опыт общения с творческой девушкой, пара хороших свиданий. Но не больше. Кан Джихё не тот человек, с которым хочется долго, и не тот человек, с которым можно создавать что-то особенное вместе. На Джемин хочет свою команду мечты. Кого-то живого и сложного, динамичного. Кого-то, кто не как он. Ким Донён подошёл идеально. Он стабилен, но развивается в своём русле. Этот человек способен удивлять, ловко справляясь с ролью человека-советчика в жизни самого На: Донён старше, опытнее, спокойнее и куда более материалистичен. И Ли Донхёк - полностью непредсказуемый персонаж, который, разгадав однажды Джемина, теперь соблюдает дистанцию между ними, изредка позволяя себе участвовать в его экспериментах. Он тоже очень важен. А сейчас Джемину важен ещё и Ли Джено. Случайное лицо из рекламы, которое пропало на десять лет, а теперь вот — нашлось. За мягкой улыбкой на этом лице прячется куча проблем и какая-то своя трагедия. Настоящая трагедия, а не неоплаченные счета, «меня бросила девушка», или что-то в этом роде. Скорее всего, Джено плоский, как персонаж. Но он умеет играть этой картонкой и гнуть её по своему усмотрению в причудливые формы. Талант от Бога, выдрессированный с детства. И, скорее всего, Джено сам это прекрасно знает, поэтому осторожен и… Учится. Оглядывается вокруг. И учится. Приятно иметь дело с развивающимся персонажем, с которым всегда надо быть осторожным, который будоражит своим существованием, который думает своей собственной головой. Джемин хочет Джено только сильнее. И даже не замечает, как это желание плавно стекает в несколько иную плоскость. / Джемин выключает телефон, когда видит входящий от Донхёка. Он переводит взгляд на дверь перед собой и ещё какое-то время собирается с мыслями. Боится ошибиться и узнать, что за картонкой стоит настоящий Джено, более живой, с бесконечно фрактальными гранями, а не теми шестью кубическими. Боится потеряться там, потому что уже падает в эту Бездну. Осознавая это пока ещё эфемерно, Джемин попробовал пристать к себе ещё разок на тему: «Почему Ли Джено?». Он рисовал овалы и треугольники, пытаясь выстроить какую-никакую логическую связь, но вдруг понял, что вмешивается интуиция и предчувствие — а На ненавидит всё, что не подчиняется логике. Но во времена, когда всё такое простое: еда, комфорт, секс и сами люди — всё это однобокое, скучное…. В такие вот времена душа требует чего-то сложного, необъяснимого…. Нелогичного. И есть в Джено кое-что логично нелогичное. Кое-что озвученное, но непонятное. Джемин пришёл сегодня, чтобы получить ответ на свою догадку. Это было не так уж и сложно, но это было секретом для всех остальных. Это было шатко с того момента, как На положил поверх их сцепленных ладоней свою вторую и упомянул Соми. Уже тогда в голове режиссёра родилась идея, и потом она росла, развивалась, формировалась и пару раз искренне хотела погибнуть от нелепости и…. Нелогичности. Джемин давит указательным пальцем на кнопку звонка, догадывается, что Джено смотрит в глазок, без вопросов открывает и застывает на пороге. Одетый, расчёсанный, без резкого неприятного запаха. — Привет, — улыбается режиссёр, проходя в квартиру, снимая обувь на коврике и оглядывая прихожую, плавно переходящую в зал-кухню. — Что-то произошло? — Ли идёт следом за гостем, сжав левое запястье правой рукой перед самым пахом. — Ещё нет. Но очень скоро — да, — улыбается Джемин, разглядывая порядок во всём жилом пространстве актёра, радуясь этой черте нового персонажа своей жизни, — Ты готов к своей второй волне популярности? — А разве это не будет Им Сонхёк? — с надеждой спрашивает, но читает по глазам отрицательный ответ, обходит кухонный остров и садится на один из высоких стульев, — Я не готов. Думаю: зачем только согласился. — Потому что тебе это нравится, и ты хорош в этом мастерстве. И нигде кроме, — простодушно хмыкает На, усаживаясь напротив, вытягивает руки по столу и роняет щёку на плечо, — Я знаю, что ты тоже наблюдаешь за мной. Тебе нравится? Тебе страшно? Непонятно? — Непривычно, — Джено опускает взгляд. Он любит мягкую и комфортную одежду, хотя не против ощущать колючую шерсть, терпеть мозоли в неразношенных кроссовках, когда же человек перед ним — отождествление решительности даже в деталях стиля, которые отсутствуют, не давая никакой подсказки. Ни одной. — Облегчу тебе задачу: мне просто снова захотелось потешить своё самолюбие. Что это я откопал Ли Джено, обмыл, обтёр и дал роль. А потом сохранил его образ до седых седин, обеспечивая наш тандем ежегодными премиями и баснословными гонорарами. Джемин улыбается и бездумно рассказывает именно то, что чувствует и о чём думает. Однако это не сбивает Джено с толку. Его дежурную улыбку срывает другое заявление На: — Проблема исполнения этой моей мечты в том, что Ли Джено боится женщин. И рано или поздно пресса узнает об этом. Когда это случится, я не знаю, что буду делать. Подскажешь, или ты ещё не думал об этом? Стыдно взрослому мужчине вот так бояться женщины. А в мире шоу-бизнеса — это настоящая катастрофа. Джено понимает, что Джемин прав, но ничего не может ему сейчас предложить. — Я хочу, чтобы мы стали друзьями, которые хотя бы знают, что можно сделать в случае непредвиденной ситуации. Джено поднимает голову на Джемина, недоверчиво рассматривает всю его фигуру. Он таких людей ещё не встречал. Стоит сказать, что Ли уже позабыл, какими были прежние режиссёры, специализирующиеся на работе с детьми, подростками. Чёрт, Джено только сейчас понимает, что ничего не знает о жизни творческих людей. Особенно о таких: имеющих власть над ним. Да, Джено вдруг начинает бояться Джемина. От этого На зависит безопасность Ли, его комфорт, здоровье и жизнь. Кажется, что Джено перегибает? Нет. Он решил, давно для себя решил, что если его найдут не во Вьетнаме, а даже в какой-нибудь Африке и глуши российской Сибири, он найдёт способ покончить с собой и всеми своими страданиями разом. Он думал об этом много раз. У парня было достаточно времени на то, чтобы распланировать всё до деталей, разыграть несколько эпизодов. В двадцать три Джено даже сохранил в своём телефоне номер похоронного агентства, чтобы самому себе оформить проводы. Подумать только. Джено зависим от Джемина. Он стал зависеть от него, как только Донхёк нашёл Ли. Вот так просто решаются судьбы человеческие. Ли ниже склоняет голову и зажимает ладони бёдрами: — Ладно. Мы можем дружить. Но я бестолковый друг. — Ли Джено, — выпрямляется Джемин, укладывая локти на стол, — Ты — бестолковый друг, который так и не предложил мне хотя бы чаю. — Правда? — теряется Ли. Он и быт — это две не пересекающиеся прямые. А потому мужчина наскоро поднимается на ноги, начиная суетиться по кухне, предлагает тарелку риса своему гостю, достаёт соусы из холодильника и часто-часто оглядывается. Потому что Джемин смотрит на него из-под своей дебильной чёлки, листая что-то в телефоне только ради прикрытия. Они оба знают, что это игра, но продолжают делать вид, что так и надо. Джено судорожно выдыхает перед тем, как сделать глоток чая, пока сидящий напротив Джемин с аппетитом ест рис и фасоль с отдельной тарелочки. Обстановка как-то разряжается, становится легче дышать и кажется, что сейчас самое время для признания Ли: — Я посмотрел все твои фильмы и сериалы. На переводит на него удивлённый взгляд — не ожидал. — И как тебе? — По-разному. Но мне нравятся цветовые решения, по которым можно угадать обстановку и сцену, что будет происходить. Хотя «Полосы орбит» удивили меня, — оживает Джено. — Чем удивили? Джемин откладывает приборы, чуть склоняет голову к плечу и во все глаза смотрит на этого персонажа, слушает его во все уши. Не то чтобы режиссёр На не выслушал уже с полсотни комментариев подобного рода от разных критиков — и того же Донхёка — но сейчас это не критика, а простое обывательское мнение. Ладно, чуть более профессиональное обывательское мнение, и… На самом деле — это впечатления, что-то личное. И делясь подобным, Джено будет раскрываться, показывать одну из своих «не рабочих» сторон. То, чего Джемин и хотел. — Резкие цвета, разность от типичных представлений и неоновые оттенки. Глазам больно в большинстве сцен. Хотя это футуризм, и ты можешь экспериментировать. Но тогда — музыка слишком простая. Хотя нет: игра на гитаре в тридцатом веке вышла очень душевной! — он щёлкает пальцами, сверкая глазами через восторженный прищур, даже не надеясь на ответную реакцию, просто желая поделиться впечатлениями об увиденном, дать свой комментарий. Режиссёр признаётся в ответ: — Я не смотрю готовое. Джено шире раскрывает глаза и промаргивается: — Как это? — Мне надоедает одна только работа над всем этим, потом я забываю, что было полгода назад. И мне неинтересно смотреть, как это вышло. Не знаю, — отодвигается от стола, — Просто не смотрю. Хоть убей. И телек этот тупой тоже не смотрю. Но спасибо, что решил узнать меня ближе. Мне это важно. / Вспышки камер, истерики журналистов. Удивительно мягкий бордовый костюм и белая рубашка оберегающе обнимают всё тело Джено, пряча его от этого мира. Мужчина часто скачет зрачками по людям вокруг, по камерам, успевает кому-то улыбнуться и помахать ладонью. Сидящий в центре стола пресс-конференции На Джемин фиксирует на подкорке каждый жест каждого своего актера. И ему нравится, какую мину держит Им Сонхёк, позволяя фотографировать себя — очень интересный персонаж, такой же напыщенный индюк, как сам Джемин. Однако больше всего вопросов не к нему, и даже не к первой красавице сериала, не к сценаристу Ким Донёну или научному консультанту. Больше всего вопросов летит в Ли Джено, который игнорирует их все рабочей, но удивительно добродушной улыбкой. — На Джемин, где Вы нашли настоящего Ли Джено? — На Джемин, как Вы уговорили сняться в своём сериале самого улыбчивого ребёнка индустрии? — На Джемин….?! — На…?! Естественно, что вопросы стали сыпаться на Джемина, который отвечал строго выборочно на то, что подготовил заранее во избежание любых эксцессов. И теперь мужчина решается оборвать линию приставаний к второстепенному персонажу: — Господа и дамы, почему вы не видите, что прежний «самый улыбчивый ребёнок индустрии» давным-давно вырос, стал мужчиной? Мне обидно, как человеку, слышать подобное. Подумайте о его достоинстве и будьте вежливы. В конце концов, вы оскорбляете этими словами не только его, но и актёров, сыгравших главные роли. Они сидят тут, между прочим, переживают о выходе сериала больше Ли Джено. Кто-то открывает моей работой свою карьеру: обратите внимание на этих людей, оцените их таланты по заслугам и дайте дорогу молодому поколению. На какое-то время воцаряется до жути безупречная тишина. Журналисты растеряны ответом, один только Донхёк за баннером усмехается: ни минуты не сомневался в Джемине.        Сразу после конференции На хватает своего самого проблемного актёра под локоть, мигом вставая в круг охраны, ведёт их к машине, за рулём которой сидит прежняя Кан Джихё, удивительно легко принявшая предложение режиссёра о разрыве (Джемин знал, что так всё и будет, скучно). Девушка уверенно вывозит их за город, теряясь на трассе меж других машин и не позволяя особо пронырливым журналистам догнать их. Только тут Джемин пытается отцепить от своей руки крепко вцепившиеся пальцы Джено. Однако Ли смотрит в подголовник перед собой, будто сверля взглядом шевелюру костюмера. Проследив за направлением его взгляда, На скатывается спиной по сидению: — Джихё, милая, включи радио и отвези нас куда-нибудь перекусить, хорошо? — Это будет мне оплачено? — улыбается Кан, не отрываясь от дороги. — Окей, — усмехается режиссёр. Девушка останавливается у первой же закусочной на дороге, спрашивает: — Господа хотят пройти в кафе, или мне взять на вынос? — На вынос, — улыбается Джемин. Оставшись наедине с Джено, он поднимает на того счастливо искрящий взгляд и вдруг дёргается всем собой: — Жребий брошен, Ли Джено! Смотри, какая игра! Как сейчас всё будет крутиться-вертеться! А мы ещё даже на экраны не попали. Мир Джено схлопывается в точку. Он скучал по этому, ему не хватало людей, их взглядов, камер. Но ему странно видеть такое количество женщин вокруг. «Мир принадлежит мужчинам»*** — пел кто-то в прошлом веке, не учитывая, что женщин больше количественно, а с этой вашей эмансипацией ещё и качественнее, жестче, опаснее. Понаразводилось хищниц, бизнес-вумен и прочей нечисти. Едва пытаешься выставить щит и что-то сделать, как в лицо летит аргумент о слабом поле и беззащитности, а последним гвоздём в крышку гроба — «заявление об изнасиловании». Только думая об этом, Джено начинает дышать чаще. — Джено? — напрягается Джемин, поднимаясь с кресла, перехватывая ладони актёра своими, — Ли Джено? Ли оборачивается на режиссёра, фокусируется на нём взглядом: — Один — зелёная рубашка, два… — на На нет больше ничего примечательного, а смотреть вперёд и ловить взглядом вещички госпожи Кан явно не поможет мужчине прийти в себя. — Давай выйдем, — Джемин переваливается через Джено, толкает дверь авто и выталкивает соседа прямо на асфальт, переступает через него и устраивается рядом на корточках, — Давай ещё раз посчитаем, хорошо? Давай. — Один — машина, два — диск, три — камень… — Ли куда свободнее бегает зрачками по окружающей среде, но это всё равно плохо помогает привести мысли в порядок. Кислорода становится меньше и меньше. Хочется убежать отсюда прямо сейчас. Закрыть глаза и проснуться в деревне, чтобы сегодняшний день был просто страшным сном, чтобы чужие голодные взгляды были только кошмаром, только плодом его воображения. — На самом деле кактусы не накапливают влагу, — неожиданно говорит На. Так что Джено теряется: какие, к черту, кактусы? Он оборачивается на режиссёра и хватается за горло двумя ладонями: дыхание всё не приходит в норму, а скоро подойдёт эта женщина — она увидит его слабым, беззащитным и… — У золотой рыбки память длится три секунды. Джемин улыбается: факты-хуёвинки, вот зачем они были нужны ему всю сознательную жизнь — отвлечь одного парня от панической атаки. А с чего она началась-то? Да хер его знает. Нормально же Джено держался на пресс-конференции, на автомате прошёл до машины и спокойно даже уселся рядом. Почему теперь-то? — В горячем шоколаде нет шоколада. Кошки спят большую половину своей жизни. В Антарктиде всего одна река. Есть страх страха. Это когда ты боишься чего-то бояться. Забавно, не правда ли? Джено переводит непонимающий взгляд на улыбающегося режиссёра, задаваясь одним вполне конкретным вопросом: что за ахинею ему тут впаривают? Он вдруг начинает злиться: неужели у этого На Джемина всё такое простое, неужели он не понимает, как Ли тут помирает прямо на месте, неужели он так и дальше будет сыпать непонятными словами о шоколаде и — подумать только — реке в Антарктиде! Джено начхать на этот заледеневший континент! — Я боюсь насекомых. Отравиться чем-то несъедобным. Попасть в автокатастрофу: они случаются в разы чаще, чем падают самолёты… Ты успокоился? А то уже память подводит, — Джемин чуть дёргает головой, возвращая им рабочий режим. И Джено продолжает неплохо функционировать. Моргает и как-то… Замедляется. Он обрабатывает ворох случайной информации, почти переводит взгляд на автомобильные колёса, размышляя о всякого рода катастрофах, всё ещё кружа вокруг Антарктиды и единственной там реки. — Не бойся, я не оставлю тебя наедине с юбкой, — добавляет На, постукивая актёра по плечу, становится на ноги и кивает, — Давай уже подниматься, Джихё не страшная. Эмоциональная, долго соображающая, но очень старательная и сексуально пассивная. Я даже не знаю, чем именно тебя пугают эти прелестные создания. Но Джихё не стоит бояться. — Спасибо, — шепчет Ли, также поднимаясь на ноги, цепляясь за крышу машины. Он напряжённо смотрит, как к ним приближается Джихё: она идёт бодро, шагая от бедра, держит ярко-красный поднос двумя ладонями и улыбается во все тридцать два — девушка из рекламы, не иначе. Она что-то говорит Джемину, тот отвечает и передаёт в ладони Джено завёрнутый в бумагу хот-дог, становится плечом к плечу к актёру, оттесняя в сторону Джихё. Но ей не так важно, кто где стоит: костюмер продолжает о чём-то беззаботно болтать, иногда смеётся. — Ты ешь, ешь, пока можно, — Джемин чуть наклоняется к Джено, шепчет, продолжая смотреть на свою бывшую и кивать на её слова, — Видишь, её рот сейчас слишком занят, чтобы кусать всяких мальчиков. Ли вдруг прыскает на это и качает головой из стороны в сторону: получилось забавно.